что было сказано?
   - Повести их немножко, - детина вжал голову в  плечи,  даже  ростом  стал
ниже, - и "жука" поставить.
   - Правильно, - кивнул лысый, - повести. А ты что натворил? Ты зачем полез
шмонать номера?
   - Ну так... Я ж как лучше хотел, в натуре... Слышь, Кудряш,  может,  это,
короче, подкинуть взад ту тюльку?
   - О Господи! - Лысый выразительно закатил глаза к потолку. - Тюльку!  Это
называется тальк. Тальк. И на банке написало, большими красивыми буквами.
   - Так ведь не по-нашему. И мало ли, что написано.  Не  станут  же  писать
"чума" или "дурь". Я увидел белый порошок, ну решил,  это  самое,  проверить
надо, в натуре.
   - Слушай, Клятва, ты вправду такой идиот? Или дуру мне  здесь  гонишь?  -
вздохнул Кудряш.
   Детина по кличке Клятва не знал, как ответить на этот вопрос. Он искренне
не  понимал,  в  чем  провинился.  Вещи  в   гостиничных   номерах   важного
американского  старикана  и  его  переводчицы  сами  просились,   чтобы   их
прошмонали. Сумки были открыты нараспашку, и он.  Клятва,  аккуратно  сложил
все на место. Если уж он зашел в номера, чтобы "жука" поставить, так  почему
бы заодно не протрясти вещички? И  жестянку  с  белым  порошком  не  заныкал
по-тихому, а принес Кудряшу, в руки отдал. Откуда ж ему было знать, что  там
какая-то фигня, присыпка для подмышек?
   - Ладно, - махнул рукой Кудряш, - иди,  не  отсвечивай.  Можешь  отдыхать
сегодня.
   Он со вздохом улегся на топчан, и молчаливая красотка  массажистка  опять
принялась за дело.
   - Вот, Нинок, с кем приходится работать, - пожаловался  Кудряш,  -  таких
ведь даже не научишь ничему. Новое поколение, мать их... И зона уже  не  та,
тоже не учит,  только  портит  неокрепший  молодняк.  Тупеют  они  нынче,  в
зоне-то. Тупеют и развращаются. Там ведь тоже все решают деньги, а не закон.
Не то что раньше.
   Нина зачерпнула немного массажного крема из открытой баночки, растерла  в
ладонях и принялась разминать дряблые, жирноватые плечи Кудряша.  На  плечах
красовались вытатуированные генеральские погоны.
   - И посоветоваться не с кем, - продолжал Кудряш, - никому нельзя  верить,
ни единой душе. Вроде везде есть свои люди. Столько денег трачу на  стукачей
и не пользуюсь почти. Но попробуй перестань  их,  оглоедов,  кормить...  Ох,
лучше  и  не  пробовать.  А  хорошо  бы,  Нинок,  мне  самому   такого   вот
профессора-консультанта нанять,  -  мечтательно  вздохнул  он.  -  В  лучших
университетах Америки и Европы целые факультеты  открыли,  чтобы  таких  вот
психологов, сыскных псов, выращивать. Но наши-то гебуны хороши! Здорово  их,
видать,  трясут  сверху,  если  они  профессора  из  Штатов   выписали   для
консультаций.  Уж  не  про  меня  ли  консультироваться   станут?   Спасибо,
предупредили старые друзья. Вот только не знаю я, что мне с этим профессором
делать. И с девкой, переводчицей. Девка не простая, ох не простая.  Навещала
она двух интересных старушек, ужинала с ними, чай пила и часа три  о  чем-то
беседовала. Вот куда надо бы "жучка" поставить... Да кто ж знал? Ох, задачка
получается, Нинок. Не промахнуться бы. Как думаешь, киска, что делать-то?
   Нина быстро постукивала ребрами ладоней по его спине. Ее мягкое  округлое
лицо не выражало ничего, кроме спокойной сосредоточенности. Полные губы были
чуть приоткрыты. Кудряш  повернул  голову  и  встретил  ласковый,  преданный
взгляд. Глаза у девушки были небесно-голубого цвета,  удивительно  яркого  и
чистого.
   Кудряш, сладко покряхтывая, перевернулся на спину и, протянув руку, нежно
похлопал массажистку по круглой щеке.
   - Ну,  иди  сюда,  киска,  помоги  мне  расслабиться.  Девушка  понимающе
улыбнулась и стала не  спеша  расстегивать  пуговицы  белого  халатика,  под
которым ничего  не  было.  Когда  ее  теплые  влажные  губы  заскользили  по
волосатой, покрытой  шрамами  и  наколками  груди,  Кудряш  закрыл  глаза  и
прошептал:
   - Ох, Нинок, мог бы - женился на тебе. Такая вот мне нужна,  чтоб  ничего
не слышала и всегда молчала... такая вот, глухонемая красавица...
   Сотовый телефон, валявшийся возле топчана, затренькал совсем некстати. Не
открывая глаз, продолжая хрипло, быстро постанывать, Кудряш зашарил рукой по
полу, нащупал трубку.
   - Сняли "жучка", - коротко сообщила трубка.
   - Кто? - выдохнул Кудряш.
   - Либо очкарик, либо сама девка.
   - Где они?
   - В Загоринскую поехали, сказали, мол, к староверам.
   Может, туфта? Они сначала поговорили, а потом "жука" сняли.  Может,  это,
на понт берут?
   - А ты проверь. У самого-то очкарика тачку оборудовали?
   - Не получается пока.
   - Ладно, продолжайте вести их. Но не светитесь. У старух пост стоит?
   - А как же! Двое.
   - Поставьте третьего. И еще, скажи Бондарю, пусть подберет жиронду  самую
лучшую, чтоб по-английски говорила. Лучшую, понял?
   Нажав кнопку отбоя. Кудряш уронил  телефон  на  ковер  и  мягко  прикусил
губами розовое нежное ушко, в котором посверкивал холодным  огнем  небольшой
бриллиантик чистейшей воды в старинной платиновой оправе.
   * * *
   Майклу действительно удалось разговорить загоринских староверов. В  дома,
правда, не пускали, но на улице беседовали охотно.  Лена  опять  механически
переводила, не  вдумываясь  в  смысл  разговора.  Она  давно  заметила,  что
синхронка обладает коварным свойством изматывать так,  что  к  вечеру  глаза
закрываются и коленки дрожат от слабости.  А  пока  работаешь  -  хоть  пять
часов, хоть десять, усталости не чувствуешь, включается автопилот.
   Девяностолетний старик по имени Афанасий  рассказывал,  сидя  на  лавочке
перед калиткой своего двора, трагические истории  о  том,  как  преследовала
раскольников всякая власть, и царская, и советская. Император Николай Второй
был первым самодержцем, который поклялся на Библии  не  трогать  староверов,
оставить их в покое. Но покой этот, как известно, продлился совсем недолго.
   Все  цари,  кроме  последнего,  преследовали  раскольников  за  то,   что
крестятся двумя, а не тремя перстами. Советы стали расстреливать их  за  то,
что они вообще крестятся. А теперешняя власть, хоть и  терпимо  относится  к
вере, зато собирается долбить нефть на местах  священных  старых  скитов.  И
неизвестно, что хуже.
   Лена давно заметила двух молодых людей в распахнутых  дорогих  дубленках,
которые то и дело мелькали сегодня в самых разных и  неожиданных  местах.  У
обоих был одинаково равнодушный, скучающий вид,  оба  исчезали,  как  только
чувствовали, что на них смотрят.
   До  Загоринской  их  провожала  новенькая  серая  "Нива"  с   заляпанными
номерами. Она ехала на почтительном расстоянии, потом  исчезла  куда-то,  но
Лена знала - эта машина проводит их назад, в город, и за рулем будет один из
двух молодых скромников.
   - Тебе привет от майора Иевлева, - быстро прошептал Саша  сегодня  утром,
когда они вышли из  гостиницы  на  свежий  воздух,  -  в  машине  ничего  не
обсуждаем. Поговорим потом. "Хвостов" не бойся.
   - А их много? - так же шепотом спросила Лена.
   - Посчитаем по дороге.
   - Может, сменим маршрут? - предложила Лена. - Они успели  услышать,  куда
мы сегодня едем.
   - Ни в коем случае, - покачал он головой.
   - Почему?
   - Потому, что так проще сосчитать "хвосты". И вообще, не стоит из-за  них
нарушать планы и огорчать старика.
   С момента этого быстрого, очень тихого разговора прошло шесть  часов.  За
это время им с Сашей так и не удалось поговорить еще раз.  Но  "хвосты"  они
сосчитали. Собственно, "хвост" был один, и состоял он из  двух  молодцев  на
серой "Ниве".
   Обедали они в маленьком кооперативном  кафе  на  окраине  поселка.  Кроме
капустного салата и жареной картошки, ничего вегетарианского  там  не  было.
Цыпленок табака,  который  заказала  себе  Лена,  оказался  старой  жилистой
курицей. Два молодца, сняв свои дубленки, нагло уселись за соседний  столик,
и это вовсе не улучшало аппетит.  Однако  Саша  съел  свою  огромную  порцию
пельменей с удовольствием и опять дочиста вытер тарелку хлебной корочкой.
   На обратном пути Майкл задремал. У Лены  тоже  слипались  глаза.  "Что-то
здесь не так, - думала она, - откуда такое пристальное  внимание?  Я  только
сходила  к  матери  Васи  Слепака...  Но   обыскали   номера   и   поставили
подслушивающее устройство еще до этого. Тальк  могли  принять  за  наркотик.
Надо сказать Саше, чтобы  он  проверил  номер  Майкла.  Возможно,  там  тоже
всадили какую-нибудь штучку. Но в любом случае они  должны  уже  обнаружить,
что в банке вовсе не кокаин. Когда Майкл сказал про банку с тальком, я сразу
подумала, что местная наркомафия могла принять нас за каких-нибудь  курьеров
или что-то в этом роде. Я даже успокоилась немного, ведь если бы здесь  меня
вели люди Волкова, они бы вряд ли позарились на яркую жестянку. Да и вообще,
зачем им было рыться в вещах? А эти, в "Ниве", вовсе не такие скромники. Они
ведут нас почти открыто. Прямо почетный эскорт..."
   - Возможно, в машине и не было ничего, - сказал Саша, когда  они  наконец
приехали. - Ты продержишься еще полчаса?
   - В каком смысле? - удивилась Лена.
   - В том смысле, что я бы не отказался от чашки твоего гениального кофе.
   - Ты думаешь, в моем номере теперь можно спокойно поговорить?  Вдруг  там
есть еще какая-нибудь запасная штучка?
   - Нет, - улыбнулся Саша, - теперь  уж  точно  нет.  Пока  мы  катались  к
раскольникам, там каждый сантиметр проверили.
   - Когда же ты успел сообщить?!
   - Фирма веников не вяжет, - хмыкнул Саша. За стойкой  сидела  уже  другая
администраторша.  Она  отдала  ключи  и  вежливо  поздоровалась,   даже   не
заикнувшись о том, что  после  одиннадцати  посторонних  не  должно  быть  в
номерах.
   - Мы так и не зашли к директору! - вспомнил Майкл.
   - Но мы все равно уезжаем завтра вечером, - заметила Лена.
   - Да  уж,  понятно,  тебе  лишь  бы  не  выяснять  отношений  со  всякими
официальными лицами. Любишь ты уходить от конфликтов.
   Майкл еще немного поворчал, пожелал всем спокойной ночи  и  отправился  к
себе.
   - Слушай, а у тебя  покушать  ничего  нет?  -  спросил  Саша,  когда  они
остались вдвоем. - На меня всегда по ночам жор нападает.
   - По-моему, он на тебя и днем нападает, - заметила Лена.  -  Должна  тебя
огорчить: кроме чая, кофе и сахару, у меня ничего нет.
   - Ну, тогда угощай кофейком. И вот что я тебе  скажу.  Закрывай  ты  свою
частную сыскную контору, Ленка. Это может плохо кончиться.
   Лена расшнуровала ботинки, сунула ноги в тапочки и уселась в кресло.
   - Какую контору, Саша? - спросила она.
   - Ладно, не прикидывайся. Уж со мной-то не надо в эти игры  играть.  Я  к
тебе в докторы Ватсоны наниматься не собираюсь.
   - Саша, я не прикидываюсь. Все это время я у тебя на глазах.  С  чего  ты
взял, будто я играю в Шерлока Холмса?
   - А зачем ты в гости на Малую Пролетарскую ходила?
   - А зачем вообще ходят в гости? Я всего лишь навестила  двух  беспомощных
старух. У одной парализованы ноги.
   - И откуда  ты  их  знаешь,  этих  божьих  одуванчиков?  Как  ты  с  ними
познакомилась?
   - Эй, ты что, допрос мне устраиваешь? А где санкция? И вообще, в каком ты
чине, служивый?
   -  Старший  лейтенант  Волковец,  Федеральная  служба   безопасности,   -
представился Саша и извлек из кармана куртки удостоверение.
   - Очень приятно, - хмыкнула Лена и внимательно изучила красную книжечку.
   - Допросов я тебе устраивать не собираюсь, конечно, - Саша быстро спрятал
удостоверение в карман, -  но  предупреждаю  всерьез.  Завязывай  с  частным
сыском.
   - Может, мне вообще извиниться перед Майклом и улететь  в  Москву?  А  ты
подберешь ему другого переводчика. Только учти, он не согласится.
   - По-хорошему, я бы вас обоих домой отправил, - задумчиво произнес Саша.
   - На каком основании?
   - На таком, что вашу безопасность здесь ни я, ни мое ведомство  и  вообще
никто гарантировать не может. Нет у нас таких средств,  чтобы  приставить  к
вам вооруженную охрану.
   - А если я тебя утешу и скажу, что бабушки  эти,  с  Малой  Пролетарской,
всего лишь мать и тетка моего старинного знакомого  Васи  Слепака?  Как,  ты
утешишься или нет?
   Саша вытаращил глаза так, что очки съехали на кончик носа. Даже жаль  его
стало.
   - Ну хорошо, - вздохнула Лена, - Вася  Слепак  когда-то,  в  незапамятные
времена, отсидел за какую-то юношескую глупость. В колонии с  ним  случилась
беда - его опустили. Я с ним  познакомилась,  когда  с  группой  из  журнала
выступала в колонии. Это  было  страшно  давно,  ты  тогда  еще  был  совсем
маленький. Так вот, я  пробила  публикацию  одного  его  стихотворения.  Мне
хотелось хоть немного приподнять опущенного человека. И  журнал  я  прислала
его маме. Потом мы какое-то время переписывались с Васей. И вот,  оказавшись
в Тюмени, я решила - из любопытства, из прочих простых человеческих чувств -
навестить Васину маму. Это что, похоже на частный сыск?
   Дело было не в том, что Лена не доверяла этому  худому,  вечно  голодному
фээсбэшнику. Она просто устала пересказывать одну и ту же  историю,  которая
обрастала сложными и путаными подробностями с каждым днем. Она не  хотела  в
который раз увидеть насмешку  и  непонимание  в  чужих  глазах.  Ей  надоело
доказывать, что она не сумасшедшая фантазерка.
   - Ну, удалось тебе удовлетворить здоровое  любопытство?  Ты  узнала,  как
поживает старинный знакомый? - спросил Саша после долгой паузы.
   - Нет. Он давно не появлялся у своих старушек. Должна тебя  предупредить,
что и в  Тобольске  я  буду  ходить  по  гостям.  Ведь  ты,  как  я  поняла,
собираешься отправиться туда с нами. Кстати,  тебе  там  что,  новую  машину
выдадут?
   - Ну, это  мои  проблемы,  -  усмехнулся  Саша.  -  Так  кого  именно  ты
собираешься навестить в Тобольске?
   - А вот это, - усмехнулась в ответ Лена,  -  мои  проблемы.  К  обыску  в
номерах, к пропавшему английскому тальку и к двум молодцам на "Ниве" это  ни
малейшего отношения не имеет.
   Лена взяла кружку и отправилась в ванную, налить воды для кофе. Когда она
вернулась через минуту, Саша стоял у двери.
   - Знаешь, поздно уже, - сказал он, - завтра я ведь опять буду целый  день
таскаться с вами по городу. А вечером  мы  отправимся  в  Тобольск.  Кстати,
будет проще, если мы поедем туда не на поезде, а на моей машине.
   - Хорошо, - кивнула Лена, - надо обсудить это с Майклом. Спокойной ночи.
   Майкл отнесся к предложению отправиться в Тобольск на  Сашиной  машине  с
большим энтузиазмом. Поезд шел всю ночь, а по  шоссе  можно  было  добраться
часа за три-четыре.
   - Но в поезде мы хотя бы выспались, - заметила Лена. Они были с  утра  на
ногах - посетили  краеведческий  музей,  запасники  Центральной  библиотеки,
пообщались с профессором-этнологом из  местного  педагогического  института.
Усталые "хвосты" следовали за ними неотрывно, и Лена  внутренне  радовалась,
что ничегошеньки интересного за этот длинный день  они  заметить  не  могли.
Саша был мрачноват, но вежлив.
   - Вот видишь, - усмехнулась Лена, когда они поздним  вечером  выехали  из
города, - я мирный, добросовестный переводчик. Не более того. А  ты  уверял,
что твоя фирма веников не вяжет.
   - Это ты к чему? - Саша недоуменно поднял брови.
   - Это я к тому, что наши "хвосты" нас не оставляют сегодня ни на  минуту.
Стало быть, твоя фирма ничего про них не выяснила.
   - Так как же мы выясним без твоей помощи? Ты же у нас главный детектив.
   -  Насколько  мне  известно,  чин  детектива  существует  в  американской
полиции. Но там он далеко не главный. Ниже сержанта.
   - Ладно, я тоже смотрю боевики, - хмыкнул Саша.
   - Чины американской полиции  ты  должен  был  в  своей  фээсбэшной  школе
изучать, а не по боевикам.
   - Прекрати свои подколки. Мешаешь машину вести.
   - Ладно, извини. Слушай, мы правда сможем доехать за три часа?
   - Если заносов на шоссе не будет, сможем.
   - А если будут, мы попросим наших милых провожатых расчистить. Они небось
измаялись от безделья.
   - Ты зря веселишься, - покачал он головой, - мы выяснили,  кто  за  тобой
ходит. Самый крутой человек в области, можно сказать, хозяин тайги.
   - Хорошо, - улыбнулась Лена, - веселиться  не  буду.  Сейчас  зарыдаю.  А
случайно не выяснили, что ему надо?
   - Вот походишь по гостям  в  Тобольске,  авось  он  сам  тебе  расскажет.
Кстати, сегодня ночью Иевлев прилетает. И сразу отправится в  Тобольск.  Вот
тогда я и сдам тебя ему с рук на руки, пусть сам с тобой разбирается.
   - Слушай, а что ты так  напрягаешься?  Ну  зашла  я  в  гости  к  бывшему
уголовнику. Так он ведь наверняка  стал  сейчас  честным  и  законопослушным
гражданином.
   Саша ничего не ответил. Он внимательно всматривался во мрак  заснеженного
шоссе. Оно петляло вдоль  железной  дороги.  Со  всех  сторон  была  глухая,
бескрайняя тайга.
   Глава 32
   В Москве опять стало холодно. Март уже перевалил за  середину,  но  весна
как  будто  раздумала  начинаться.  К  ночи  небо  совершенно  расчистилось,
высыпали яркие звезды. Волков вел старый черный "Мерседес" по пустому шоссе.
Теперь он ездил только на этой машине, один, без шофера,  без  охранника.  В
последнее время ему вообще хотелось одиночества. Иногда  он  ловил  себя  на
том, что думает вслух, разговаривает с Леной,  воображая,  будто  она  сидит
рядом. Ему везде чудился ее тонкий силуэт, ее запах, ему мерещился  звук  ее
низкого, глубокого голоса. Он считал дни до ее возвращения.
   Сейчас,   после   долгого,   тяжелого   дня,   наполненного    встречами,
переговорами,  глупой  музыкой  и  чужими,  холодными   лицами,   он   решил
отправиться ночевать не в городскую квартиру, где ждала  его  Регина,  а  на
дачу, в Переделкино. Ему хотелось тишины, покоя, последнего мягкого снега  и
чистого, чуть морозного воздуха.
   Его познабливало слегка, но он не придавал этому значения. Он вел  машину
и произносил про себя длинный монолог, обращенный к Лене.
   "Того, что я заработал, хватит нам с тобой на  всю  оставшуюся  жизнь.  У
меня есть небольшой дом в Греции, на чудесном острове Крит, у  самого  моря.
Мы будем жить там. А когда подрастет твоя дочь, мы  отправим  ее  учиться  в
Америку или в Англию - куда захочешь. Мы  состаримся  вместе,  мы  не  будем
расставаться ни на день, ни  на  час,  ты  всегда  будешь  рядом.  Ты  скоро
поймешь, что все ерунда и тлен по сравнению  с  моей  любовью.  Тебе  только
кажется, что твой муж любит тебя. Поверь, он утешится очень  быстро...  А  я
смогу стать хорошим отцом для твоего ребенка. Я уже люблю твою Лизу,  потому
что она - часть тебя... Сегодня я  перевел  приличную  сумму  в  швейцарский
банк, в один из самых надежных в мире. Это наши с  тобой  деньги,  это  наше
будущее. Я оставлю жене концерн, это главное для нее. Она тоже утешится.  Ты
не хотела, чтобы кому-то было больно из-за нас. Никому не будет больно".
   Подъезжая к дому, он не заметил, что на втором этаже, В кабинете  Регины,
горит свет. Охранник, как всегда, дремал в будке. Кухарка вышла навстречу  с
улыбкой.
   - Регина Валентиновна сказала, что не будет ужинать без вас,  -  сообщила
она весело.
   Он вздрогнул. Озноб усилился, к нему прибавились головная боль  и  ватная
слабость.
   - Ну вот, - сказала Регина, поцеловав его в лоб, - у тебя температура. Ты
все-таки  умудрился  подцепить  этот  ужасный  грипп,  хотя   эпидемия   уже
закончилась.  Давай-ка  быстренько  в  постель.  Людмилка,  -  крикнула  она
кухарке, - сделай чаю с лимоном и липу завари.
   - Я думал, ты в Москве, - проговорил он заплетающимся языком.
   - А я чувствовала, что ты поедешь сюда. Ну, пошли в  постельку.  Давай  я
тебя уложу.
   На градуснике было тридцать девять. Регина сама  сняла  с  него  ботинки,
стянула брюки, развязала галстук.
   - Как же ты вел машину с такой температурой? Неужели не мог позвонить?  Я
бы прислала шофера или сама бы за тобой приехала.
   Только сейчас он почувствовал, как  ему  плохо.  Озноб  сменялся  сильным
жаром, бросало в пот, ныли сразу