Лена, - скажите,  пожалуйста,  Слепаки
здесь живут?
   - Живут, - кивнула старуха, - проходите.  Лена  удивилась  -  прежде  чем
открыть  дверь,  старуха  не  спросила  "Кто  там?".  И  сейчас  ничего   не
спрашивает, впускает в дом незнакомого человека.
   - Вы Раиса Даниловна? - Лена нерешительно шагнула в  темные,  застеленные
чистыми половичками сени.
   В  доме  пахло  свежевымытым  деревянным  полом,  вареной   картошкой   и
лекарствами.
   - Я сестра ее, - сказала старуха, - ты ботинки-то  сними,  я  полы  мыла.
Пройди в залу. Рая! - позвала она негромко. - Здесь девушка к тебе.
   Лена послушно расшнуровала свои высокие ботинки и,  осторожно  ступая  по
влажным половикам ногами в тонких колготках, вошла в приоткрытую дверь.
   То,  что  старуха  торжественно  именовала  "залой",  представляло  собой
небольшую, идеально убранную комнату, увешанную  старинными  фотографиями  в
резных рамках. Между двумя окнами был  красный  угол,  в  котором  теплилась
лампадка под темным ликом Казанской Божьей Матери.
   Посредине, под широким оранжевым абажуром с бахромой, стоял круглый стол,
совершенно пустой, покрытый белоснежной вышитой скатертью. За столом  сидела
старуха в таком же белом платке, с таким же сухим резким лицом, как  у  той,
что открыла дверь.
   -   Здравствуйте.   Вы   Раиса   Даниловна?   -   Лена   остановилась   в
нерешительности.
   - Я Раиса Даниловна, - кивнула старуха, - что стоишь? Проходи, садись.
   Лена села за стол напротив хозяйки.
   - Моя фамилия Полянская. Я из Москвы, -  начала  она,  чувствуя  на  себе
тяжелый взгляд выцветших голубоватых глаз старухи. - Тринадцать лет назад  я
присылала вам журнал со стихотворением вашего сына Василия. Вы, наверное, не
помните?
   - Помню. - Старуха продолжала смотреть все так же тяжело и пристально.
   - А как дела у Василия? - спросила Лена и улыбнулась.
   Больше всего ей хотелось сейчас встать и уйти. Ей было не себе  под  этим
тяжелым, пронизывающим насквозь взглядом.
   - У тебя дело к нему или просто  любопытствуешь?  -  В  выцветших  глазах
мелькнула странная усмешка.
   - Я... Понимаете, я журналистка. Я  пишу  статью  о  том,  как  сложилась
судьба поэтов-самоучек, стихи которых когда-то печатались в нашем журнале, -
сказала Лена первое, что пришло в голову.
   - Это Василий-то поэт? - Старуха рассмеялась тихим скрипучим  смехом,  но
глаза ее остались серьезными.
   - Да, - кивнула Лена, - он писал интересные стихи.
   - Рая! - послышался голос из-за стены. - Картошка стынет.
   - Поужинаешь с нами? - спросила хозяйка.
   - Спасибо...
   Лена  растерялась.  Никак  нельзя  сказать,  что  ее  приходу  рады.   Но
приглашают ужинать. Ей столько приходилось общаться с  людьми  -  с  сотнями
людей, самых разных. Но ни с кем еще она не чувствовала себя так  странно  и
неловко, как с этой незнакомой старухой. Казалось, она  видит  все  насквозь
своими выцветшими холодными глазами и знает, что про статью Лена наврала.
   Послышалось шарканье, в комнату вошла та, что  назвалась  сестрой.  Молча
поставив на стол большую эмалированную миску, накрытую  льняным  полотенцем,
она удалилась и через минуту вернулась с тарелками и вилками. Она  накрывала
на стол молча, ни на кого не глядя. Кроме  картошки,  были  соленые  огурцы,
хлеб и квашеная капуста.
   - Что не ешь? - спросила Раиса Даниловна.  -  Не  бойся.  Поешь  сначала,
потом я тебе все расскажу, что нужно.
   -  Спасибо,  -  улыбнулась  Лена  и  стала  разминать  вилкой   Дымящуюся
картофелину.
   - Огурчика возьми, домашнего засола, - подала голос ее сестра.
   - Простите, как вас зовут? - обратилась к ней Лена.
   - Зоя Даниловна, - представилась та и улыбнулась. Улыбка у нее была живая
и теплая. Лене стало хоть немного спокойней. Огурцы действительно  оказались
очень вкусными, квашеная капуста с клюквой весело хрустела на  зубах.  Через
несколько минут Лене стало совсем спокойно, даже уютно, хотя Раиса Даниловна
не спускала с нее своих странных глаз.
   Потом пили чай с привкусом мяты и лимонника, и только после второй кружки
Раиса Даниловна произнесла:
   - Ты убийцу ищешь. Я знала, рано или поздно  кто-то  станет  его  искать,
настоящего-то убийцу. И не милиция с  прокуратурой,  а  кто-то  вроде  тебя.
Только ты должна знать. Был всего один человек, который хотел доказать,  что
муж мой покойный, царствие ему небесное, - старуха трижды перекрестилась  на
красный угол, - что Никита мой невиновен. Был  всего  один  человек,  и  его
убили. Он сам из Тобольска был, в милиции работал. Тоже царствие небесное, -
она опять трижды перекрестилась.
   - Старший лейтенант Захаров, - тихо сказала Лена.
   - Правильно, - кивнула старуха, - Захаров.  Целая  группа  работала,  там
были и из Тобольска, и из Хантов, и наши тюменские,  всего  человек  десять.
Никиту моего взяли, когда он у ларька пытался продать  какие-то  побрякушки.
Он их в кармане ватника своего нашел. На бутылку не  хватало,  вот  к  пошел
продавать. Тут его и взяли. А он-то как раз летом в Тобольск ездил к шурину,
там шабашка подвернулась. Последнее-то убийство было в Тобольске.
   - В июне восемьдесят второго? - спросила Лена.
   - Да, в июне, перед самой Троицей.
   - Скажите, Раиса Даниловна, кроме побрякушек и того, что ваш муж  в  июне
находился в Тобольске, какие еще были улики?
   - Кровь совпала.
   - Группа крови? - уточнила Лена. - Группа крови вашего  мужа  была  такой
же, как у убийцы?
   - Да. И еще - свитер у нас нашли за печкой. Чужой свитер, светлый  такой.
И на нем пятна кровавые, застиранные, но не совсем. Сказали, вышло у них  по
экспертизе, будто это кровь девочки убитой. А в  свитер  был  нож  завернут,
небольшой такой, с пластмассовой ручкой. Сказали, это орудие убийства.
   - Раиса Даниловна, - Лена почувствовала неприятный холодок в животе, -  я
понимаю, прошло много лет. Но вы  случайно  не  помните,  как  выглядел  тот
свитер?
   - Шерсть светлая, но не отбеленная. Ворот такой, резиночкой,  обычный.  И
узор простой, вроде ромбиков.
   - Связан вручную или на машине?
   - Вручную. Такие свитера когда-то хакаски, которые из Абакана  приезжают,
на рынке продавали. И на нашем, и в Тобольске.
   - Кто из чужих, незнакомых людей бывал у вас в доме  незадолго  до  того,
как арестовали вашего мужа? - спросила Лена, почти не надеясь на удачу.
   - Женщина приходила, деньги  принесла.  Сказала,  от  Комитета  советских
женщин,  помощь  матерям  заключенных  к  Новому  году.  Пятьдесят   рублей.
Квитанцию дала, чтобы я расписалась.
   - Вы точно это помните? Ведь столько лет прошло? - удивилась Лена.
   - Я потому запомнила, что никогда такого не  было.  Я  об  ,  комитете  и
слыхом не слыхивала, что есть такой.  И  у  соседки,  у  Варвары  Строговой,
спрашивала, у нее Андрюшка  тоже  сидел  тогда.  Но  к  ней  нет,  никто  не
приходил, денег не давал.  Я  думала,  одной  мне  такое  счастье  выпало  -
пятьдесят рублей по тем временам было много. Мы с Никитой  впроголодь  жили,
он все пропивал.  Я  еще  в  церкву  пошла,  этому  самому  комитету  свечку
поставила и Васе посылку справила к Новому году на те деньги. А женщина была
запоминающаяся, очень страхолюдная.
   - То есть как, страхолюдная? Некрасивая?
   - Мало сказать, некрасивая. Я еще подумала, это ж надо с  таким-то  лицом
родиться, бабе-то. Одно слово, урод, а не женщина. Но культурная,  вежливая,
одета хорошо. И квитанция настоящая, с печатью.
   - Вы рассказывали следователю о ней?
   - А то? Все подробно рассказала!  А  мне  тогда  сказали,  мол,  ты  ври,
Даниловна, да не завирайся. Мы,  мол,  тебе  сочувствуем  -  мало,  что  сын
единственный сидит, так теперь муж... Но будешь врать -  и  сама  сядешь.  В
общем, не поверил никто. Только вот Захаров потом  пришел  один  вечерком  и
стал про ту женщину подробно спрашивать. Все записал. А толку? Через  неделю
он к себе в Тобольск уехал, там  его  и  зарезали.  Вот  ведь  матери  горе!
Хороший был человек...
   - Простите, Раиса Даниловна, ваш муж сильно пил? Он состоял  на  учете  в
наркологическом диспансере?
   - И в наркологическом, и  в  психдиспансере.  Везде  стоял.  Он,  не  тем
помянут будет, как выпивал, зверел, бывало. И с похмелья всегда злой ходил.
   У Лены голова шла кругом. Она забыла про время. Только тогда, когда Раиса
Даниловна рассказала все, что могла рассказать, Лена взглянула на часы.  Без
четверти одиннадцать! Саша наверняка уехал. Придется ей одной добираться  до
гостиницы.
   - Раз уж ты здесь, помоги-ка мне, - обратилась к ней Зоя Даниловна, -  на
кровать надо переложить Раю. Обычно я сама, но раз ты здесь...
   - Да, конечно. - Лена встала.
   - Вот справа возьми, так, под коленки... Рая, ты за шею то обними ее. Вот
так. И меня другой рукой. Ну, поднимаем!
   Даже вдвоем переносить человека с  парализованными  ногами  со  стула  на
кровать было очень тяжело.
   - Как же вы одна справляетесь? - тихо спросила Лена Зою Даниловну,  когда
та пошла проводить ее в сени.
   - Привыкла уже, - пожала плечами старуха, - сейчас-то лучше. Хоть руки  у
нее работают.
   - Давно это?
   - Одиннадцать лет. Как узнала она, что приговор  приведен  в  исполнение,
что нет больше Никиты, так и хлопнулась на пол. Больше не вставала.
   - Скажите, Зоя Даниловна, откуда она могла узнать, зачем я пришла?
   - Она всем одно и то  же  говорит.  Кто  приходит  -  из  собеса  ли,  из
поликлиники, с почты, со сберкассы - так она уставится  своими  глазищами  и
через два слова спрашивает, ты,  мол,  убийцу  настоящего  ищешь?  Некоторые
пугаются, особенно если девочки молодые. Врач-то говорит, мания у ней. Тихое
помешательство. Ан видишь, выходит, дождалась она. Ты ведь и вправду  убийцу
ищешь? Сама-то небось из милиции?
   - Нет, -  покачала  головой  Лена,  -  не  из  милиции.  Я  действительно
журналистка.
   - Да уж понятно, - старуха поджала губы, - не хочешь, не  говори.  Пытать
не стану.
   Лена уже зашнуровала ботинки, надела куртку.
   - Зоя Даниловна, а где Василий? - спросила она. - Как у него дела?
   - Да, видать, неплохо, - старуха заговорила  совсем  тихо,  приблизила  к
Лене жесткое сухое лицо, - деньги высылает регулярно, хорошие деньги. На  то
и живем. И на продукты хватает, и  на  лекарства.  Сам-то  в  последний  раз
появился года два назад. Одет был хорошо, возмужал, здоровый стал  как  бык,
не узнать! Ничего про себя не рассказывал. Переночевал ночь,  матери  кресло
на колесиках привез, складное, легонькое такое. Вот как тепло  станет,  буду
ее опять на улицу возить. Еще шаль привез пуховую, два платья теплых, а  мне
пальто - богатое такое, с меховым воротником.  Мне  и  носить-то  его  жаль,
висит пока. И денег оставил много. Ежели вдруг  появится  Вася-то,  говорить
ему про тебя? - Ему можно, - кивнула Лена, - но больше, пожалуйста, никому.
   - Да уж, понятное дело, - старуха многозначительно поджала сухие губы,  -
болтать мы с Раей не станем. Да и не с кем нам, разве что,  Бог  даст,  Вася
приедет... У меня-то своих детей нет. Один он у нас с Раей,  один  на  двоих
сынок. А твои-то живы родители?
   - Нет, - покачала головой Лена.
   - Сирота, значит?
   - У меня муж, дочке два годика.
   - С кем же дочку-то оставила?
   - С соседкой. У нас соседка хорошая, очень мне помогает.
   - Ты сама, как дите, худенькая, и личико тоненькое. Лет сколько тебе?
   - Тридцать шесть.
   - Это ж надо, - покачала головой Зоя Даниловна, - ни за что бы  не  дала.
На вид девочка совсем. Не страшно тебе убийцу-то искать?
   - Страшно, - улыбнулась Лена, - очень страшно. Но, если не  найду,  будет
еще страшней.
   "А я действительно ищу убийцу? - спросила себя Лена, выходя из калитки  в
заснеженный двор. - Да, ищу. И мне действительно очень страшно".
   Фонари не горели. Улица была пуста.  Лена  огляделась,  надеясь  все-таки
увидеть Сашину машину. Она даже не помнила, в какую сторону  идти.  Она  уже
хотела было вернуться в дом и спросить Зою Даниловну, как лучше добраться до
старого центра, ходят ли  автобусы,  но  тут  услышала  тихий  автомобильный
сигнал. Вспыхнули и погасли фары. Сашин "москвичок" ждал ее, примостившись в
узком проходе между хрущобами. Лена обрадовалась ему как родному.
   * * *
   - Она была у матери Слепака.
   - У кого?!
   - У матери Василия Слепака. Просидела там три часа.
   - А потом?
   - Потом я отвез ее в гостиницу.
   - О чем говорили по дороге?
   - Она спрашивала, не знаю ли я  случайно,  где  находится  психдиспансер,
обслуживающий  район  Малой  Пролетарской.  Я  обещал  завтра   рано   утром
подбросить ее туда.
   - Ты спросил зачем?
   - А как же! Она мне все с чистыми глазами объяснила. Сказала, что недавно
переводила для своего журнала статью  какого-то  американского  психолога  о
серийных убийцах. Очень заинтересовалась этой  темой.  Хочет  сама  написать
что-нибудь. А у нас, мол, в Тюменской области, в  начале  восьмидесятых  был
какой-то серийный псих, убивавший  девочек.  Вот  она  и  решила  совместить
полезное с полезным, поднабрать здесь фактурки для будущей статьи.
   - Да, очень ты меня удивил... Очень. А как насчет "хвостов"?
   - Вроде нет. Но все еще впереди, если она будет продолжать в том же духе.
У нас любопытных не любят.
   - Сам-то что думаешь?
   - Рано пока думать. Вы там через свои каналы посмотрите все, что есть, не
только по Слепаку, но и по отцу его. А я  по  своим  каналам  поработаю.  На
всякий случай.
   - Слепак-старший был тем самым маньяком, который в свое время фигурировал
под именем Тихий. Расстреляли его одиннадцать лет назад.
   - Ну, память у вас!
   - Не жалуюсь. Но в архив схожу. На всякий случай. У тебя пока все?
   - Вроде да.
   - Вроде или точно?
   - Понимаете, мать Слепака перенесла инсульт одиннадцать лет назад. У  нее
ноги парализованы и с головой не в порядке. Там,  правда,  еще  тетка  есть,
сестра матери. Но из нее клещами слова не вытянешь. Говорят, тоже не в  себе
старуха. Я вот думаю, о чем же ваша мадам с двумя сумасшедшими  бабками  три
часа беседовала? Где и когда она с ними  успела  так  близко  познакомиться?
Откуда адрес узнала? Вообще, интересная она женщина...
   - Да, интересней, чем я ожидал.
   - Так, может, мне раскрыться?
   Думаю, она тебя сама раскроет. Или уже раскрыла. И чего теперь?
   Продолжай вести ее. Глаз не спускай. Так раскрываться или нет?
   Это уж как карта ляжет. В случае чего можешь  от  меня  привет  передать.
Докладывай все подробно, каждый день.
   Майор Иевлев нажал кнопку отбоя и  уставился  в  стену  кабинета.  Такого
поворота он никак  не  ожидал!  Накануне  отлета  Полянской  он  связался  с
тюменской ФСБ и попросил понаблюдать за журналисткой  с  американцем  только
так, на всякий случай, только  потому,  что  был  человеком  добросовестным,
предусмотрительным и не хотел брать грех на душу, если  вдруг,  вопреки  его
расчетам, что-нибудь случится с легкомысленной женой полковника МВД.
   Но Елена Николаевна оказалась вовсе не такой  легкомысленной.  Оказалось,
что дело тут не только в любви и ревности. Все значительно  серьезней.  Судя
по тому, что доложил  тюменский  "наружник",  Полянская  решила  заняться  в
Тюмени частным  расследованием.  Возможно,  это  каким-то  боком  связано  с
Волковым и Градской... Очень даже возможно. А любовь  и  ревность  -  только
камуфляж, игра в поддавки.  Интересно,  кто  из  них  троих  главный  игрок?
Градская, Волков или Полянская? Или они играют на равных?
   На сегодняшний день ему было известно,  что  Вениамин  Волков  родился  и
вырос в городе Тобольске. Там же родилась его жена, Регина Градская.  И  там
же в июне 1982 побывала Полянская вместе со своей подругой Ольгой  Синицыной
и ее братом  Дмитрием,  тем  самым,  который  повесился  недавно...  А  ведь
Полянская рассказывала ему о Синицыне. Она ведь ненавязчиво предлагала некую
свою версию взрыва коляски, но тогда казалось, что все это чушь собачья, что
она фантазирует, притягивает за уши разные события, не имеющие друг к  другу
ни малейшего отношения.
   Получилось, как в том анекдоте. Она ему кивала-кивала,  а  он  не  понял.
Вероятно, кто-то еще  ее  не  понял.  Вот  и  решила  она  заняться  частным
расследованием.
   - Надо лететь,  -  задумчиво  сказал  себе  Иевлев,  -  обязательно  надо
посмотреть дело Слепака-старшего.
   Он решил вылететь в Тюмень завтра вечером. От предчувствия большого  дела
и большой удачи у него чесались руки.
   Глава 30
   Лена открыла окно в номере и закурила. Она  думала  о  том,  что  сказать
завтра утром в районном психдиспансере. Станет ли вообще  кто-нибудь  с  ней
говорить? Есть ли смысл туда идти?
   Предположим,  в  ноябре  -  декабре  восемьдесят   второго   кто-то   мог
просмотреть карты больных, стоявших  на  учете  там  наверняка  есть  группа
крови. Сам убийца? Вряд ли. Для него это было  бы  слишком  рискованно.  Или
нет? В любом случае он должен был либо иметь знакомых в  этом  диспансере  и
как-то серьезно обосновать свое странное желание заглянуть в картотеку, либо
у него был какой-то  иной  доступ  туда,  официальный.  У  кого  может  быть
официальный доступ?  У  сотрудника  милиции,  прокуратуры,  у  психиатра  из
другого района или города. Ведь не подпустят же к картотеке  кого  попало...
Конечно, человек посторонний может что-нибудь сочинить, но в таком случае он
рискует, что  его  запомнят  и  разоблачат.  Нет,  убийца  не  стал  бы  так
подставляться.
   К Слепакам приходила женщина. Предположим, светлый свитер ручной вязки за
печку сунула она. Тогда вполне логично, что она же имела доступ к картотеке.
Жена Волкова психиатр... Нет, опять не сходится.  Раиса  Даниловна  сказала,
что женщина была "страхолюдная".  Регина  Градская  -  настоящая  красавица.
Изменила внешность? Да, это логично. Женщина многое может изменить  в  своей
внешности.  Но  она  не  сделает  себя  настолько  некрасивой,   чтобы   это
запоминалось как главная ее черта.
   "Ладно, оставим пока Волкова и Градскую в покое, чтоб не путаться.  Будем
считать, что у нас есть уравнение с двумя неизвестными. Икс и Игрек. Мужчина
и женщина. Сначала это уравнение  надо  составить,  а  потом  проверить  его
верность, заменив Икс и Игрек  Волковым  и  Градской.  Но  это  потом,  пока
рано...
   Итак, женщина Игрек стала сообщницей маньяка Икс, помогла ему  подставить
пьяницу, подкинуть  улики.  После  того  как  арестовали  Слепака,  убийства
прекратились... Он больше не убивал? Она что, вылечила его?"
   Лена вдруг вспомнила, что психолог Кроуэл писал в своей статье, что часть
маньяков и половых психопатов поддается лечению гипнозом,  что  эти  больные
весьма внушаемы, и известны случаи, когда гипноз и  психотерапия  делали  их
полностью здоровыми. Если болезнь связана не с органическими патологиями, не
с шизофренией, олигофренией и  тому  подобным,  то  всегда  есть  надежда...
Однако эта надежда никому не  нужна.  Она  существует  только  теоретически.
Злодеев,  серийных  убийц,  признанных  вменяемыми,   не   лечат.   Общество
избавляется  от  них.  И,  наверное,  правильно  делает.  Хотя  американский
психолог Дэвид Кроуэл с этим не согласен...
   Лена плохо разбиралась в психиатрии и сейчас пожалела,  Что  не  взяла  с
собой  журнал  со  статьей  или  компьютерную  распечатку  своего  перевода.
Конечно, одной статьи мало. Надо бы поговорить с профессионалом. Но  где  же
его возьмешь? Ведь не в местном же  психдиспансере!  Надо  бы  хоть  учебник
почитать. Учебник психиатрии...
   Стало холодно. Лена закрыла  окно,  накинула  куртку.  Но  все  равно  ее
знобило. Она вспомнила, что учебник психиатрии читал Митя.  Значит,  он  шел
тем же путем. И чем это кончилось?
   Лена взяла эмалированную кружку, вылила в унитаз  кофейную  гущу,  помыла
кружку и кипятильник. Чтобы согреться,  надо  было  выпить  чаю.  В  боковом
кармане сумки должна быть пачка  земляничного  "Пиквика"  в  пакетиках.  Она
положила ее в последний момент, не на дно вместе  с  кофе  и  сахаром,  а