Венечка, я хочу, чтобы ты сосредоточился. Все это очень серьезно. А  ты
отключился в самый ответственный момент. Завтра ты начнешь  опять  биться  в
истерике, вздрагивать при появлении очередного сопляка журналиста, зеленеть,
шептать: "Регина, я умираю!" Веня, об этом уже говорят, это уже  обсуждается
вовсю. Завтра утром у тебя прямой эфир на  ОРТ.  Где  гарантия,  что  ты  не
сорвешься?
   - Я не сорвусь, - сказал он спокойно и твердо, - можешь не волноваться.
   - Откуда такая уверенность? Еще вчера...
   - Регина, я не сорвусь в прямом эфире, - повторил  он  и  взглянул  ей  в
глаза.
   Секунду они молча смотрели друг на друга, и  Регина  вдруг  с  удивлением
поняла, что нет, он и правда не сорвется. Что-то случилось  с  ним.  С  того
проклятого дня, когда появился в зале для прослушиваний Синицын,  Регина  ни
разу не видела своего мужа таким спокойным и уверенным.
   Час назад, тщательно обшарив салон старого  "Мерседеса",  она  нашла  там
одинокую дамскую перчатку, черную, кожаную, маленького размера. Перчатка эта
могла налезть только на очень тонкую руку.
   - Венечка, - прошептала Регина и осторожно коснулась губами  его  губ,  -
как я люблю, когда ты такой...
   - Какой? - спросил он, чуть отстраняясь. Но она не ответила. Она медленно
и нежно скользила губами по его груди, расстегивая пуговицы рубашки, одну за
другой. Сначала он сидел как изваяние, с застывшим и  отрешенным  лицом.  Но
все-таки ей удалось расшевелить его. Он закрыл глаза, она почувствовала, что
сердце его забилось чаще, руки и губы ожили.
   Он никогда еще не был так нежен и нетороплив. Все происходило  словно  на
замедленной кинопленке. Они упали на толстый ковер, прямо в гостиной,  забыв
о том, что не заперта дверь  и  в  любой  момент  может  войти  кухарка  или
горничная. Регине показалось,  что  время  остановилось.  Она  с  удивлением
поймала себя на том, что впервые за многие годы ей  не  надо  контролировать
своего мужа, не надо быть настороже и следить за его состоянием, особенно  к
финалу, когда он начинал дышать быстро и часто и руки  его  в  любой  момент
могли потянуться к ее горлу. Впервые она могла  расслабиться  по-настоящему,
ибо все эти годы даже в постели она оставалась  врачом,  а  он  пациентом  -
опасным и непредсказуемым.
   И она расслабилась. Ей стало хорошо, как никогда в жизни. Она шептала ему
какие-то быстрые, бессмысленные слова, он что-то  шептал  в  ответ,  она  не
прислушивалась...
   Глубоко дыша, не чувствуя ничего, кроме сладкой,  летящей  слабости,  она
открыла глаза и увидела его лицо. Его веки были плотно сжаты, рот приоткрыт.
   - Лена... - произнес он медленно и внятно.

   Майкл не спал. Он смотрел телевизор, то и дело щелкая пультом управления,
перепрыгивая с одного канала на другой. Он не понимал ни слова,  но  хохотал
до слез. Особенно  забавляла  его  русская  реклама,  сделанная  по  образцу
американкой, но с точностью до наоборот. Шоколадки и шампуни рекламировались
актерами с такими омерзительными лицами и голосами,  словно  кто-то  нарочно
отговаривал покупать, Употреблять и вообще пользоваться чем бы то  ни  было.
Это было похоже на антирекламный терроризм.
   "Русские так торопятся наверстать упущенное, - думал старый профессор,  -
что забывают  о  здравом  смысле.  Они  несутся  сломя  голову  вдогонку  за
капитализмом и демократией, как маленькие дети, разбивая колени и  локти  на
бегу..."
   Почувствовав, что глаза слипаются, он взглянул на часы. Было без четверти
два. Майкл выключил телевизор, принял душ и,  отправляясь  спать,  вспомнил,
что надо закрыть нижний замок. Он подошел к двери, протянул руку, и  в  этот
момент ему показалось, что за дверью кто-то есть. Он услышал тихий скрежет в
скважине верхнего замка.
   - Лена? - громко позвал он. - Это ты? Скрежет прекратился. Стало тихо.
   - Кто здесь? - Майкл прильнул  к  дверному  "глазку",  на  площадке  было
пусто.
   Кроме двух замков, была еще задвижка.  Майкл  щелкнул  ею,  потом  быстро
закрыл дополнительный замок. В верхней скважине опять что-то заскрежетало.
   - Если вы грабитель, я вызываю полицию! - громко предупредил профессор.
   Разумеется, никакого ответа не последовало. Майклу стало не по себе.
   "Какая полиция? - подумал он. - Я не знаю номера, я вряд  ли  там  кто-то
говорит по-английски". Человек за дверью стоял и не уходил.
   - Уходите сейчас же! Слышите?
   "Если он и слышит меня, этот странный грабитель, то вряд ли  понимает,  -
решил Майкл, - вряд ли он владеет иностранными языками. Интересно, он так  и
будет стоять под дверью? Я ведь не могу лечь спать, не  убедившись,  что  он
ушел".
   - Если вы решили ночевать у этой двери, я действительно вызову полицию, -
сказал он громко. - Вы, вероятно, думаете, что я не сумею сделать этого, так
как не говорю по-русски. Ошибаетесь. Я найду способ, - все это было  сказано
скорее для самоуспокоения, чем для устрашения неизвестного за дверью.
   Послышался собачий лай. Щелкнул  замок,  Майкл  сопя  припал  к  дверному
"глазку". Из квартиры напротив вышел мужчина с толстым боксером на  поводке.
Последовал  звук  двигающегося  лифта.  Собака  еще  раз  гавкнула,  мужчина
произнес  несколько  слов  по-русски.  Грохнула  дверь   лифта,   и   Майклу
показалось, что мужчине ответил женский голос. Или вообще никто не  ответил?
Просто  хозяин  обращался  к  своему  псу.  Пространство  возле   лифта   не
просматривалось через "глазок "В любом случае, - подумал старый профессор, -
если кто-нибудь и стоял у  двери,  то  сосед  с  собакой  наверняка  спугнул
злоумышленника".
   На всякий случай он подошел к кухонному окну, которое выходило во двор. В
ярком фонарном свете Майкл разглядел мужчину с собакой и высокую  женщину  в
темном пальто. Она вышла из подъезда  вместе  с  мужчиной  и  направилась  в
противоположную сторону.

   Когда  Регина  услышала  из-за  двери   английскую   речь,   она   нервно
усмехнулась. Она представила себе, какой получился бы конфуз,  если  бы  она
все-таки  вошла  в  квартиру  со  своим  пистолетом,  но  вместо   Полянской
обнаружила бы там пожилого американца.
   "Ньюйоркец, с высшим образованием", - механически отметила она про  себя,
слушая испуганные обещания вызвать полицию и осторожно вытаскивая отмычку из
замка. Она едва успела убрать руку со связкой  отмычек  в  карман  пальто  и
шагнуть к лифту. Из квартиры напротив вышел мужчина с боксером.
   Она вызвала лифт. Боксер дернул  поводок,  оскалился  и  гавкнул.  Регина
вздрогнула.
   - Гарри, нельзя! -  прикрикнул  на  пса  хозяин.  -  Не  боитесь,  он  не
кусается, - обратился он к Регине, вежливо пропуская ее вперед.
   - А я и не боюсь, - ответила она и попыталась улыбнуться.
   В лифте было зеркало, и собственная улыбка показалась  Регине  натянутой,
какой-то резиновой.
   "Надо взять себя в руки, - думала она, -  да,  у  меня  опять  ничего  не
вышло. Идея была неплоха - просто войти в  квартиру  и  выстрелить  в  упор.
Просто войти и выстрелить... Если бы это было так просто! Можно считать, мне
повезло. Если бы этот смешной американец не подошел к  двери  именно  в  тот
момент, когда я пыталась ее открыть, мне пришлось бы как-то откручиваться  и
я бы очень здорово засветилась. А возможно,  пришлось  бы  убить  совершенно
постороннего  человека,  иностранца.   Нет,   определенно,   каждый   должен
заниматься своим делом. Хватит играть в эти бандитские игры, надо обратиться
к профессионалу. Теперь у меня есть для этого вполне  уважительная  причина:
мой Волков втюрился в какую-то бабу, и  вполне  естественно,  что  меня  это
раздражает. Собственно, так оно и есть. И выдумывать ничего не надо".
   Глава 24
   Майор ФСБ Николай Сергеевич Иевлев переживал гибель  знаменитого  вора  в
законе Дрозда как личное горе. Без малого два года потратил майор  на  этого
авторитета. Дрозд сделался для него почти родным.  В  сейфе  у  майора  было
достаточно материалов, чтобы подвести известного авторитета под вышак. Но об
этом, кроме Иевлева, не знал никто.  Николай  собирал  материалы  на  Дрозда
осторожно и незаметно.
   Два  года  назад   Дрозд   заказал   родного   брата   майора,   молодого
преуспевающего коммерсанта Антона Иевлева. Повод для заказа был  пустяковым:
просто  пересеклись  взаимные  интересы,  и   авторитет   не   счел   нужным
договариваться с бизнесменом. Ему было проще оплатить киллера, который легко
и чисто шлепнул Антона в подъезде.
   Дрозда считали неуловимым. Он всегда садился по мелким статьям, и все его
"ходки" кончались досрочными освобождениями. Никто  не  сомневался,  что  по
знаменитому вору в законе давно плачет вышак, но  доказательств  никогда  не
хватало. Их не могло хватить, ибо везде - в прокуратуре, в ФСБ, в МВД и даже
в Государственной Думе, были у Дрозда  свои  люди.  Майор  Иевлев  прекрасно
понимал это, а потому копал под авторитета очень тихо и осторожно.
   Заслуженный вышак уже явственно замаячил  на  горизонте,  но  тут  Дрозда
прикончили отчаянные отморозки в  подмосковном  ресторане  "Витязь".  Майору
Иевлеву было вовсе не  все  равно,  каким  образом  примет  положенную  пулю
авторитет Дрозд. Врожденное чувство справедливости требовало, чтобы пуля эта
была законной, государственной, заверенной приговором суда, а не бандитскими
разборками.
   Когда Иевлев  узнал,  что  дело  о  перестрелке  в  "Витязе"  вея  отдел,
руководимый полковником  МВД  Сергеем  Кротовым,  сердце  его  вздрогнуло  и
затрепетало.  Разумеется,  опер  Михаил  Сичкин  вовсе  не  горел   желанием
поделиться с майором ФСБ материалами дела об  убийстве  Азарова.  Он  сказал
ровно столько,  сколько  должен  был  сказать  по  законам  межведомственных
отношений. Ни словом больше. Но этого было вполне достаточно.
   Иевлев и раньше догадывался, что перестрелка не была  обычной  разборкой.
Был у нее вполне конкретный заказчик.  За  безвременной  кончиной  Дрозда  и
нескольких его людей стояла чья-то сильная рука. А теперь, когда  в  коляску
маленькой  дочери  полковника  Кротова  подложили  взрывное   устройство   с
дистанционным управлением, у Иевлева отпали последние сомнения  в  том,  что
Дрозда убрали по указанию сверху, а вовсе не в пылу случайной разборки.
   Кто-то давал понять полковнику Кротову и его людям, что не стоит  глубоко
копать. Этот кто-то действовал грубо и убедительно.  Вероятно,  Кротова  уже
предупреждали.  Но  он  не  внял  предупреждениям  и  уехал  в  Лондон.  Его
предупредили еще раз, не словами, а действием. Вероятно, расчет строился  на
том, что жена моментально позвонит в Лондон, перепуганный полковник  прервет
командировку и, примчавшись в Москву, сделает все необходимое, чтобы дело  о
перестрелке и об убийстве певца Азарова зашло в тупик.
   Иевлев был убежден, что вовсе не случайно коляска взорвалась до того, как
в ней оказался ребенок. Жену полковника хотели не  убить,  а  только  сильно
напугать.  Однако  странная  женщина  Елена  Николаевна  Полянская  хоть   и
испугалась, но мужу сообщать о взрыве не стала, решила поберечь  его  нервы.
Возможно, ее попытаются напугать еще раз. И  те,  кто  это  сделает,  весьма
интересовали майора Иевлева.
   Он решил,  что  в  Тюменской  области  Полянская  должна  находиться  под
постоянным, пристальным наблюдением. Вполне возможно, что во второй  раз  ее
напугают именно  там,  а  не  в  Москве.  Хотя  оттуда  значительно  трудней
позвонить в Лондон...
   * * *
   Было пятнадцать минут третьего ночи. Майкл забыл открыть задвижку, и Лене
пришлось долго трезвонить в дверь, Чтобы разбудить его. Ольга стояла рядом и
уговаривала подать ночевать к ней.
   - Лучше ты у меня останься, - сказала Лена, услышав наконец  шаги  Майкла
за дверью, - у тебя ведь нет сил опять садиться за руль.
   - Новая зубная щетка найдется? - спросила Ольга.
   - Найдется, - кивнула Лена, - и халат, и тапочки, все найдется.
   - Ладно, уговорила.
   Майкл стоял на пороге в трусах и футболке. Он по-детски тер глаза и зевал
во весь рот.
   - Кто-то пытался открыть дверь, - сообщил он таинственно и серьезно, -  я
пригрозил, что вызову полицию.
   - Мнительный вы человек, Майкл, - покачала головой  Ольга,  выслушав  его
рассказ до конца, - насмотрелись по  телевизору  о  разгуле  преступности  в
России, и теперь вам везде мерещатся бандиты. Может, кто-то дверью ошибся?
   - Значит, ты видел, как  из  подъезда  вышла  высокая  женщина  в  темном
пальто? - уточнила Лена.
   - Да, двор освещен достаточно ярко, - кивнул Майкл, - но вполне возможно,
эта женщина просто так выходила из подъезда. То есть вовсе не  она  пыталась
открыть дверь.
   И тут раздался телефонный звонок.
   - Да, - вспомнил Майкл, - тебе постоянно звонил какой-то мужчина,  но  он
не говорит по-английски. Я только понял, что он просит Лену.
   - Я слушаю, - устало произнесла Лена, взяв трубку.
   - Прости, я соскучился, -  услышала  она  тихий  голос,  который  тут  же
узнала, хотя никогда прежде не говорила по телефону с этим человеком.
   - Веня, уже очень поздно.
   - Я знаю. Но я не могу уснуть, не поговорив с тобой хоть немного.  Скажи,
то, что было сегодня утром, мне не померещилось?
   - Нет, Веня, тебе не померещилось, - прижав трубку  к  уху  плечом,  Лена
сняла сапоги, достала тапочки из стенного шкафа для Ольги и для себя.
   - У тебя усталый голос, - сказал Волков, - я не спрашиваю  тебя,  где  ты
была так поздно. Я правильно делаю?
   - Да, Веня. Ты делаешь правильно, - эхом отозвалась Лена.
   Майкл между тем отправился  спать.  Ольга  закрылась  в  ванной.  Лена  с
телефоном прошла  в  кухню  и,  усевшись  с  ногами  на  кухонный  диванчик,
закурила.
   - Я люблю тебя, - тихо говорила трубка, - я не  могу  без  тебя  жить.  Я
никому никогда  не  говорил  таких  слов  и  ничего  Подобного  в  жизни  не
чувствовал.
   - А где сейчас твоя жена? - спросила Лена.
   - Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
   - Ну, вряд ли ей приятно слышать то, что ты сейчас мне говоришь.
   - Она не слышит. Ее нет дома.
   - А если она узнает? Ей ведь будет очень больно.
   - Как и твоему мужу...
   - Да, ему тоже будет больно, - механически согласилась Лена.
   - Что ты делаешь завтра? Я смогу тебя увидеть?
   - Вряд ли. Ко мне приехал профессор из Нью-Йорка.  Заутра  я  буду  целый
день показывать ему Москву.
   - Это он подходил к телефону? - догадался Волков.
   - Да.
   - Сколько ему лет?
   - Шестьдесят два года. Нет, Веня, к Майклу ты можешь меня не ревновать.
   - Я тебя ко всему миру ревную, - признался он с тяжелым вздохом. - Знаешь
что, давай завтра вместе покажем Москву твоему американскому профессору.  На
машине ведь удобнее.
   Лена задумалась. При Майкле Волков вряд  ли  решится  полезть  к  ней  со
своими нежностями. Они ни на секунду не останутся вдвоем. Взрывчатка и  пули
в этой ситуации тоже исключаются. Или почти исключаются... А главное, может,
хоть что-то прояснится наконец?
   - Хорошо, Веня, - согласилась она, - только у меня к тебе  одна  просьба.
Майкл не должен догадаться о том, что мы... что у  нас  с  тобой  намечается
роман.
   - Да, конечно, я буду вести себя как  твой  старый  добрый  знакомый  или
сослуживец. Как захочешь, так  и  буду  себя  вести.  К  которому  часу  мне
подъехать?
   - К двенадцати. Мы спустимся во двор. Спасибо тебе.
   "Все это очень странно, - подумала Лена, положив трубку, -  жены  Волкова
нет дома. Это не значит, что она была здесь  и  пыталась  открыть  дверь.  И
все-таки дома ее нет. А Волков ведет себя так, словно действительно влюблен.
Он готов возить по Москве незнакомого американского  профессора  ради  того,
чтобы провести со мной рядом  несколько  часов.  Что  ж,  вполне  разумно  -
изображать влюбленность, быть  рядом  и  не  спускать  глаз.  Но,  с  другой
стороны, он ведь очень занятой человек. У него  наверняка  есть  возможность
приставить ко мне профессиональных наблюдателей. А он действует  на  пару  с
женой. Зачем же им самим трудиться? Неужели информация,  которой  я  владею,
настолько опасна для них, что они ни к кому не могут обратиться за  помощью?
При их-то деньгах и связях? И почему, владея столь опасной информацией, я до
сих пор  жива?  Если  они  действуют  вместе,  зачем  она  пыталась  сегодня
проникнуть в квартиру? Он звонил весь вечер и знал,  что  меня  нет  дома...
Ведь не приснилось же Майклу, что кто-то пытался открыть дверь?  А  если  не
она, то кто?
   Нет, я не разгадаю этот ребус,  пока  не  узнаю,  что  же  происходило  в
Тобольске четырнадцать лет назад. Что  такое  мы  видели,  но  не  заметили?
Возможно, за Волковым тянется из тех лет какая-нибудь  грязная  криминальная
история. И мы трое стали косвенными свидетелями.  Митя  видел  больше  всех,
Ольга могла вообще ничего не заметить, а я... Вот меня  сейчас  и  проверяют
"на вшивость" - что я помню, что видела, связываю ли  Митину  смерть  с  той
давней, непонятной историей. Митя все  вспомнил,  понял,  пришел  с  этим  к
Волкову - возможно, если бы он решился на шантаж, остался бы жив. Или нет? В
любом случае он выложил то, что вспомнил.  И  его  убили.  Не  просто,  а  с
инсценировкой. Здесь вообще все непросто, голова идет кругом.
   Из всего этого следует, что они ни в коем случае не должны  узнать,  куда
именно  я  улетаю  завтра  ночью.  Это  во-первых.  А  во-вторых,  мне  надо
продолжать игру, предложенную Волковым".
   В том, что это игра, Лена не сомневалась ни на  секунду.  Ей  было  очень
страшно, страх мешал  думать.  Возможно,  она  поступает  неправильно.  Надо
позвонить Сереже и попросить вернуться раньше. Она не справится с этим одна.
И никто не поможет. У кого еще искать защиты, как не у собственного мужа? Но
убить могут и при нем. Если захотят - убьют. Значит, пока не решили? И  есть
надежда... А может, Ольга права, сумасшедший Волков воспылал  страстью,  его
жена  боится  потерять  его  вместе  с   огромными   деньгами   и   пытается
предотвратить роман, который еще не успел начаться? Митя и Катя здесь  вовсе
ни при чем? А она, Лена, пытается ухватить за рост некую призрачную историю,
которой вовсе не было. на гоняется за призраком. Или призрак - за ней?
   - Ну, ты надымила! - прошептала Ольга,  выскользнув  из  :ной  в  Ленином
старом халате. - У тебя есть увлажняющий крем?
   - В спальне, на туалетном столике.
   - Слушай, хватит  тебе  ломать  голову!  -  Ольга  уселась  на  табуретку
напротив  Лены  и  вытянула  из  пачки  сигарету.  -  Расскажи  Волкову  про
художества его драгоценной супруги. Скажи: милый, я так люблю тебя, но  твоя
злодейка-женушка пытается меня убить; милый, мне страшно, защити меня!
   - Ага, он защитит! - усмехнулась Лена. - Он та-ак защитит... Оль, у  меня
к тебе просьба. Если кто-нибудь, под любым предлогом, попытается выведать  у
тебя, где я, пожалуйста...
   - Эй, Полянская, - возмущенно перебила  ее  Ольга,  -  ты  за  кого  меня
держишь?
   - Прости, не обижайся. Я так устала...
   - Я серьезно тебе советую рассказать  все  Волкову.  В  любом  случае  ты
увидишь его реакцию и что-то прояснится. Хотя, на  мой  взгляд,  все  и  так
ясно. Я вспомнила сейчас, как у него, бедного,  четырнадцать  лет  назад  от
волнения пошла кровь из носа, он так страдал из-за тебя,  так  переживал.  -
Ольга усмехнулась. - А знаешь, я до сих пор не  переношу  вида  крови.  Если
кто-то из моих мальчишек разбивает коленки, мне плохо делается.
   - Да, на нем был светлый свитер, - медленно проговорила Лена, -  и  бурые
пятна крови...
   Перед тем как лечь спать, Лена поставила будильник  на  девять  утра.  Ей
надо было позвонить соседям  из  квартиры  напротив.  Хозяин  боксера  Гарри
обычно уходил на работу в половине десятого.
   * * *
   Для того чтобы пройти в отделение кардиологии,  Мишане  Сичкину  пришлось
долго уламывать сначала лечащего врача, потом заведующего отделением.
   - Галину Сергеевну нельзя тревожить, - упорствовала лечащий врач, - она в
тяжелом состоянии, инфаркт, знаете ли...
   - Но ведь ее уже перевели из