реулков, остановился,
снял кепку, очки и резко повернулся к Лене лицом.
   - Здравствуйте, Веня, - сказала она спокойно, - я очень рада вас  видеть.
Но, к сожалению, сейчас я спешу. - Она быстро взглянула на часы. Было  ровно
одиннадцать.
   - Лена, вы спешите на планерку? Не волнуйтесь, никакой планерки нет.  Вас
не вызывали в редакцию.
   - То есть?.. - Она осторожно дернула дверную ручку.
   - Не пытайтесь открыть дверь, все заблокировано. Я попросил позвонить вам
домой совершенно постороннего человека, моего звукорежиссера. Ее голос похож
на голос секретарши Кати, особенно по телефону. Я сказал, что хочу разыграть
одну  хорошую  знакомую.  Простите,  я  не  мог  придумать   иного   способа
встретиться с вами.
   - Зачем? - спросила Лена еле слышно.
   - Мне надо было вас увидеть - не из окна машины,  а  близко.  Не  бойтесь
меня. Хотите кофе?
   - Хочу.
   Он достал из "бардачка" термос и две большие кружки, налил Лене  и  себе.
Кофе был крепкий, сладкий, с густыми сливками.
   Лена глотнула и почувствовала, как стучат зубы о стенку фаянсовой кружки.
   - Если у вас есть мой телефон и вам  понадобилось  со  мной  встретиться,
почему вы просто не позвонили сами мне домой? Зачем такие сложности, Веня? -
Она постаралась улыбнуться. - Зачем вы заблокировали двери и почему я должна
вас бояться?
   - Когда-то я повел себя с вами не лучшим образом, -  медленно  проговорил
он, - я думал, вы не захотите со мной встречаться.
   Он сидел к  ней  вполоборота.  Его  лицо  показалось  ей  вдруг  каким-то
растерянным, жалким, почти детским.
   - Веня, прошло четырнадцать лет. Мы с вами взрослые люди, далеко не юные.
Вы, насколько я знаю, весьма преуспели в жизни, вы миллионер, суперпродюсер,
владелец великого и могучего концерна "Вениамин", вас знает  вся  страна.  А
ведете вы себя как маленький мальчик.
   - Да, Леночка. Прошло четырнадцать лет. Но мне кажется, это было вчера. Я
помню до сих пор, как пахли твои влажные волосы после бани, помню вкус твоих
губ, ощущение твоей кожи под ладонью. Если бы ты не оттолкнула  меня  тогда,
все сложилось бы совсем иначе.
   "Он сумасшедший, - с ужасом подумала Лена, - у него дрожат руки.  У  него
совершенно безумный, блуждающий взгляд".
   - Разве у тебя все плохо сложилось? - Она старалась  говорить  как  можно
спокойней и ласковей. - Веня, не криви душой. Ты богатый, знаменитый, у тебя
жена-красавица.
   - Я один на свете. Она меня не любит. И никто не любит.  Она  сделала  из
меня куклу, зомби... Леночка, если бы ты не оттолкнула меня тогда...
   - Веня, очень вкусный кофе. Ты сам его варил?
   - Тогда ты сказала, что в кухне что-то горит. Сейчас говоришь про кофе.
   - Прости. Ты хотел сказать мне что-то важное?
   - Да. Ты можешь меня поцеловать и погладить по голове? Пожалуйста, просто
поцелуй и погладь по голове. И все, больше мне ничего от тебя не надо.
   Он нажал на какой-то рычаг и спинка его сиденья резко  откинулась  назад.
Лена вздрогнула. Он оказался совсем близко, взял  у  нее  из  рук  кружку  с
недопитым кофе, наклонившись, поставил ее на пол.
   "Господи, что же мне делать?  -  в  панике  думала  Лена.  -  Главное  не
испугать его, не насторожить, не дать почувствовать, как мне страшно..."
   Она осторожно провела ладонью  по  его  белобрысой  лысеющей  голове.  Он
поймал ее руку и припал губами к ладони.
   - Леночка, не бросай меня... Мне очень плохо.
   - Веня, ну почему именно я? - спросила она тихо. -  Вокруг  тебя  столько
женщин, значительно красивей меня,  моложе.  Тебе  стоит  пальцем  поманить,
побежит любая, на край света.
   - Да, они побегут за моими деньгами, связями и властью, - эхом  отозвался
он.
   - Но ведь у тебя есть жена! Она любит тебя - не за деньги и связи.
   Он прижал ее ладони к своим щекам и посмотрел ей в глаза.
   - Ты тоже меня не любишь, - произнес он печально, - но ты могла бы любить
так, как мне нужно, как мне хочется.
   - Откуда ты знаешь? Возможно, у нас и не получилось бы ничего. Это только
кажется, что с другой женщиной было бы лучше, но одно дело - роман; и совсем
другое - долгий брак, совместный быт. Поверь мне, надо радоваться тому,  кто
рядом с тобой...
   Она не успела договорить. Он впился губами в ее губы с такой жадностью  и
силой, что стало больно.
   Какое-то древнее, неясное, спасительное чутье подсказало Лене, что нельзя
сейчас вырываться и сопротивляться. Она не отвечала на поцелуй,  терпела  из
последних сил. Как только он оторвал свои губы от  ее  губ,  она  сказала  -
спокойно и ласково:
   - Веня, послушай меня, пожалуйста. Четырнадцать лет  назад  меня  напугал
именно такой вот напор, такая стремительность. Дай мне  время,  не  повторяй
старых ошибок. Ты ведь не хочешь, чтобы я опять испугалась  тебя?  Тогда  не
спеши, не гони так. Я никуда не денусь. Я тоже не могла забыть тебя все  эти
годы, но то, что трудно в двадцать один, в тридцать шесть еще  трудней.  Дай
мне привыкнуть к тебе. Неужели ты хочешь, чтобы у нас все произошло вот так,
в машине, в грязном переулке? Неужели этого ты ждал четырнадцать лет?  Мы  с
тобой не подростки, у нас у обоих семьи.
   Она говорила и осторожно гладила его по  голове,  баюкала,  утешала,  как
ребенка. Она заставляла себя верить тому, что говорит, боясь, что он  сумеет
почувствовать любой, даже самый тонкий оттенок фальши.
   - Я теперь понимаю, что ошиблась тогда, четырнадцать лет назад. Но у  нас
еще есть время исправить ошибку. Мы будем  с  тобой  спокойны  и  осторожны,
чтобы никого не ранить - ни твою жену, ни моего мужа. Хорошо?
   - Да, - прошептал он, - как ты хочешь, так и будет...
   - Ну вот, - она тихонько поцеловала его в лоб, - я больше не боюсь  тебя.
Я тебе верю, мне с тобой  хорошо  и  спокойно.  Сейчас  мы  выкурим  еще  по
сигаретке и поедем.
   - Куда? - Его голос перестал быть хриплым, руки успокоились.
   - Я должна была после планерки, которую ты выдумал, - она улыбнулась, - я
должна была заехать в детский магазин и купить весенние ботинки для  дочери.
Кстати, у тебя есть дети?
   - Нет, - он вытащил пачку сигарет, они закурили,  -  моя  жена  не  любит
детей. Она их никогда не хотела.
   - А ты?
   - Не знаю. Я не думал об этом. В  какой  магазин  ты  хочешь  поехать  за
ботинками для своей Лизы? Расскажи мне о ней. На кого она  похожа,  на  тебя
или на твоего мужа?
   - На нас обоих, -  уклончиво  ответила  Лена.  -  Здесь  есть  поблизости
"Детский мир". Совсем рядом.
   - А потом?
   - Потом, Веня, мне надо домой. С Лизой сидит няня, я должна отпустить  ее
не позже половины второго.
   Лена надеялась, что он останется ждать в машине  и  не  войдет  с  ней  в
магазин. Но он вошел и не отходил от нее ни на минуту. Она выбирала  ботинки
для Лизы  и  как-то  механически  думала  о  том,  что  без  примерки  может
ошибиться,  пятнадцатый  размер  маловат,  а  шестнадцатый  -  велик.  Ножка
двухлетнего ребенка растет со страшной скоростью, за месяц на полразмера.  У
Лизы именно сейчас формируется походка,  ботиночки  не  должны  жать,  но  и
сваливаться тоже не должны...
   Она рассматривала одну пару обуви за другой так сосредоточенно, словно не
было ничего на свете важнее детских ботинок.
   Когда она направилась к кассе, он вытащил бумажник, но оказалось,  что  у
него только доллары и кредитки. К счастью,  в  этом  магазине  по  кредиткам
расплачиваться нельзя было...
   - Твой муж так мало получает? - спросил он, взяв  у  нее  из  рук  легкую
коробку.
   - Почему?
   - Потому, что ты покупаешь одежду для ребенка в  таком  вот  магазине,  -
спокойно ответил он.
   - Обычный магазин, - пожала  она  плечами,  -  в  других,  где  принимают
кредитки, продается все то же самое, но в пять раз дороже.
   Пока они шли к машине, он держал ее за руку.  На  этот  раз  ей  пришлось
сесть на переднее сиденье, рядом с ним.
   - Почему ты вышла замуж за милиционера? - спросил он по дороге.
   - А чем милиционер хуже других?
   - Ничем, - согласился он. - Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?
   - У нас нормальная семья... А ты любишь свою жену?
   - А как ты думаешь? - усмехнулся он.
   - Кто она у тебя? Я имею в виду - по специальности.
   - Врач. Психиатр.
   - Как ее зовут?
   - Регина.
   - Наверное, очень сильная и властная женщина?
   - Давай не будем сейчас о ней говорить, - попросил он, - давай  поговорим
о тебе. Я хочу знать,  как  ты  жила  эти  четырнадцать  лет,  что  с  тобой
происходило. Я хочу знать о тебе все.
   - Хорошо, Веня, я расскажу тебе. Но не  сразу.  Четырнадцать  лет  -  это
очень много, это почти целая жизнь.
   Они уже подъезжали к Лениному дому.
   - Когда мы увидимся? - спросил он, останавливая машину у подъезда.
   - Я позвоню тебе.
   Он достал из кармана визитку и подчеркнул два из пяти номеров.
   - Это сотовый и кабинетный. А я могу позвонить тебе?  Что  сказать,  если
твой муж возьмет трубку?
   - Конечно, можешь, - улыбнулась она, - если мой муж  возьмет  трубку,  ты
просто поздороваешься и попросишь позвать меня к телефону.
   Прежде чем выпустить из машины, он еще раз впился  в  нее  своим  жадным,
болезненным поцелуем. Лена  вдруг  испугалась,  что  кто-нибудь  из  соседей
пройдет мимо, заглянет в машину, нагло вставшую у самого подъезда, и  узнает
ее. "Измена - это как воровство, - думала она, целуясь  с  Волковым,  -  это
хуже воровства... Хотя изменой здесь и не пахнет".
   Влетев в подъезд, она бросилась вверх по  лестнице,  пробежала  несколько
пролетов и, остановившись  на  площадке  между  этажами,  прижалась  лбом  к
холодной кафельной стене. Она стояла так до тех пор, пока не  услышала  звук
отъезжающей от подъезда машины. И  только  после  этого,  глубоко  вздохнув,
спокойно поднялась к двери своей квартиры.
   Глава 23
   - Я из уголовного  розыска,  -  Мишаня  Сичкин  протянул  охраннику  свое
удостоверение.
   Тот изучал тщательно и молча. Наконец, не сказав  ни  слова,  отступил  и
пропустил Мишаню в дверь.
   Редакция журнала для мужчин с  многозначительным  названием  "Дикий  мед"
занимала один этаж четырехэтажного  панельного  здания  на  окраине  Москвы.
Когда-то здесь был  детский  сад.  Во  дворе  еще  стояли  качели,  лесенки,
сказочные домики.
   - Здравствуйте, где я могу найти Ирину Сергеевну  Москвину?  -  обратился
Мишаня к размалеванной, стриженной почти наголо девице,  которая  сидела  за
компьютером в приемной.
   - До конца коридора, направо, -  ответила  девица,  не  отрывая  глаз  от
экрана.
   - Ирка, следи за лицом! - гремел раскатистый бас из-за приоткрытой  двери
в конце коридора. - Голову держи, держи, я сказал! Улыбайся! Да  не  скалься
ты, как дворняжка на кота! Ласковей, Ира, ласковей!
   Мишаня  осторожно  заглянул  в  дверь.  Посреди  большой  комнаты,   ярко
освещенной софитами, на полосатом матраце полулежала грудастая блондинка. На
ней не было ничего, кроме  распахнутого  ефрейторского  кителя  с  какими-то
значками и медальками и фуражки, кокетливо надвинутой на одну бровь.
   Спиной к двери у штатива с фотоаппаратом прыгал приземистый  коротконогий
мужик в черных джинсах.
   - Вам кого, молодой человек?  -  спросила  девица.  Она  первая  заметила
Мишаню и обратилась к нему так спокойно, словно была полностью одета.
   - Извините, - Мишаня кашлянул,  -  я  из  уголовного  розыска.  Мне  надо
поговорить с Ириной Москвиной.
   - Документик покажите, -  обернулся  к  нему  фотограф.  Мишаня  протянул
удостоверение.
   - Ирина Москвина - это я, - сообщила девица. Лениво поднявшись с матраца,
она скинула с себя  китель,  сладко  потянулась,  разминая  затекшие  мышцы.
Фуражка упала на пол, фотомодель пнула ее босой ногой и  прямо  так,  в  чем
мать родила, направилась к Мишане, застывшему у двери.
   - Чем обязана? - спросила она  серьезным,  официальным  голосом.  -  Все,
Жорик, гаси свет. Перекур. Ко мне, видишь, из милиции пришли.
   - Ирина Сергеевна, я должен задать вам несколько  вопросов,  -  промямлил
Мишаня, не зная, куда девать глаза.
   - Задавайте, - разрешила красотка.
   - Куда можно пройти, чтобы спокойно побеседовать? - спросил Мишаня, глядя
в сторону. - И, простите, вы не могли бы одеться?
   - Ах да! - спохватилась фотомодель. - Пардон, привычка.
   Она исчезла за ширмой в углу комнаты и появилась  через  Минуту  в  белом
махровом халате до пола.
   - Пройдемте в соседний кабинет, - пригласила она Мишаню.
   - Это надолго? - спросил коротконогий фотограф.
   - Минут  на  двадцать,  -  пообещал  Сичкин.  Соседний  кабинет  оказался
крошечной комнатой, уставленной  ящиками  с  какой-то  аппаратурой.  В  углу
примостились журнальный столик и два кресла.
   - Ирина Сергеевна, - начал Мишаня, усаживаясь, - вы были знакомы с певцом
Юрием Азаровым?
   - Вот оно что, вы насчет этого... Да, я была знакома с Юркой.
   - Как давно и насколько близко?
   - Нас Вероника Роговец познакомила, полгода назад.
   - Вероника - ваша подруга?
   - Да.
   Ирина достала из кармана  халата  длинные  коричневые  сигареты  "Мор"  с
ментолом, Мишаня вытащил свой  "Ротманс",  щелкнул  зажигалкой,  давая  даме
прикурить.
   - Скажите, в  последнее  время  у  них  с  Азаровым  не  было  каких-либо
серьезных конфликтов, ссор?
   - Я не люблю влезать в чужие дела, - пожала плечами Ирина.
   В отличие от своей подруги и коллеги Вероники  Роговец  эта  девица  вела
себя вполне естественно. Ей было совершенно все равно, какое она  производит
впечатление. На вопросы она отвечала вежливо и  флегматично,  не  размахивая
ресницами, не выпячивая нижнюю губу. Она просто сидела  напротив,  курила  и
спокойно глядела Сичкину в глаза.
   - Я понимаю, - кивнул он, - и все-таки вы сами сказали, Вероника  -  ваша
подруга. Наверняка она делилась с вами какими-нибудь проблемами.
   - Да, Ника любит потрепаться. Она много чем делилась.
   - Про ссоры с Азаровым рассказывала?
   - Они серьезно не ссорились. Так, поцапаются иногда  по  мелочи.  Знаете,
Ника как газировка. Пены много, но оседает быстро.
   - А вообще у нее есть проблемы в отношениях с мужчинами?
   - У Ники? - Ирина засмеялась. - Да никаких  у  нее  проблем.  С  чего  вы
взяли?
   -  Мне  кажется,  у  женщины,  которая  постоянно  прибегает  к   услугам
психотерапевта, должны быть проблемы, - задумчиво пробормотал Мишаня.
   - А, это вы про Градскую? - догадалась Ирина. - Я, честно говоря, тоже не
понимаю, зачем  Нике  это  понадобилось.  Она  прямо  свихнулась  на  всякой
мистической фигне, только и слышно: "карма", "астрал". Книжки стала читать.
   - Кстати, с Градской вы знакомы?
   - Мельком.
   - Вам приходилось с ней общаться, разговаривать?
   - Ну так, здрасьте - пока, - она равнодушно пожала плечами. - На тусовках
разных иногда встречаемся,  она  меня  то  узнает,  то  мимо  смотрит.  Сами
подумайте, кто я и кто она.
   - Но ваша подруга общается с Градской довольно тесно, - напомнил Миша.
   - Ника вышла совсем на другой уровень, - усмехнулась Ирина.
   - Простите, я плохо разбираюсь  в  шоу-бизнесе,  возможно,  я  задам  вам
глупый и бестактный вопрос. Выход, как вы выразились,  "на  другой  уровень"
зависит от чего - от характера, везения, внешних данных?
   - От дурости.
   - То есть?
   - Не понимаете? - Ирина устало вздохнула и выбила еще  одну  сигарету  из
пачки. - Чем выше уровень, тем короче жизнь. Как только поднимешься на  пару
ступенек выше, сразу шлеп - и труп. Хорошо, если не ты, а кто-то  рядом.  Но
завтра уже ты...
   - Скажите, как вам кажется, Вероника сильно переживает смерть Азарова?
   - Ну, переживает, конечно. Поплакала даже.
   -  В  разговорах  с  вами  она  не  высказывала  никаких   предположений,
подозрений - кто мог это сделать?
   - Ну, знаете, - Ирина презрительно хмыкнула, - Ника дурочка, конечно,  но
не до такой степени. Такие вещи не обсуждаются.
   Мишаня прикусил язык. Вероятно, в этом кругу не сомневались, что  Азарова
прикончили друзья тех отморозков, про которых он давал  показания.  А  стало
быть, для Москвиной разговор на эту тему исключен. Вякнешь - не доживешь  до
завтра.
   "Ладно, - решил Сичкин, -  раз  не  обсуждаются  такие  вещи,  так  и  не
будем..."
   - Ирина, вы сказали, что встречаетесь с Градской на разных тусовках.  Вот
когда и где вы видели ее в последний раз? Можете вспомнить?
   - А чего вас Градская так интересует? - прищурилась Ира. -  Она-то  здесь
при чем?
   - Знаете, чтобы раскрыть убийство, приходится  прощупывать  массу  разных
людей, которые большей частью оказываются вовсе ни при чем. Вот  я  и  хожу,
сплетни собираю, - Мишаня улыбнулся устало и доверительно, - самому противно
бывает. Но ничего не поделаешь, такая работа. Так вы можете вспомнить, когда
и где в последний раз встречались с Градской?
   - Поганая у вас работа, - сочувственно покачала головой  Ирина,  -  но  у
меня не лучше. Градскую я видела около месяца назад на презентации  Юркиного
альбома в клубе "Статус". Там еще скандальчик небольшой вышел.
   - А какой именно?
   - Да ерунда. И вспоминать нечего, - махнула рукой Ирина.
   - Ну все-таки, интересно, какие скандальчики бывают  на  презентациях?  Я
ведь сам никогда на них зван не бывал и вряд ли буду.
   - Ну, прорвался какой-то псих, стал  приставать  к  Волкову.  Охрана  его
вывела за две минуты. Вот и весь скандал.
   - А кто был этот псих? Не знаете случайно?
   - Вроде певец или композитор. Точно не знаю. Если вам так интересно, вы у
Ники спросите.
   Веронику Роговец Мишаня нашел в оздоровительном центре "Фея" на  Каширке.
Она  крутила  ногами  педали  какого-то  хитрого  тренажера   и   вовсе   не
обрадовалась визиту нудного опера с Петровки.
   Он и сам был не рад, что притащился в такую даль, в другой конец  Москвы.
Он еще недогрипповал, ходил со сбитой аспирином  температурой.  Голова  была
тяжелой, и соображал Мишаня туго. Скорее всего  скандал,  случившийся  месяц
тому назад, не стоил выеденного яйца и к убийству Азарова отношения не имел.
   -  Ну,  ввалился  какой-то  придурок,  -  цедила  сквозь  зубы  Вероника,
продолжая старательно крутить педали, - стал чего-то орать Волкову в лицо.
   - А вы сами видели этого человека?
   - Видела.
   - А раньше вы его встречали где-нибудь?
   - Вроде мелькал где-то, на  прослушивание  приходил,  что  ли?  Да  какая
разница?
   Мишаня сам толком не понимал, чего он так привязался к этому  несчастному
неизвестному  скандалисту?  Зачем   мучает   вопросами   забывчивую   потную
фотомодель, которая сидит верхом  на  тренажере  и  мысленно  посылает  его,
настырного опера, куда подальше.
   - То есть это был не совершенно посторонний человек?  Не  просто  пьяница
или сумасшедший с улицы? - не унимался Сичкин.
   - Ну не помню я! - разозлилась Вероника и закрутила педали еще  яростней.
- Мало ли всяких неудачников вокруг "Вениамина" сшивается?
   - То есть этот человек был певцом или композитором?
   - Ну не слесарем же! -  фыркнула  Вероника.  -  Волков  отшил  очередного
лабуха, тот напился и пришел отношения выяснять.
   - И как же он их выяснял? Неужели  драться  полез?  -  сделав  испуганные
глаза, спросил Мишаня.
   - Да нет, орал что-то.
   - Матом?
   - Нет, он не матюгался. Он просто  обозвал  Волкова  убийЦей,  ну  в  том
смысле, наверное, что талант его убил.
   - А может, вы и фамилию этого  лабуха  сумеете  вспомнить?  -  безнадежно
спросил Мишаня.
   - Да я  и  вашей-то  фамилии  не  помню,  хотя  с  вами  уже  раз  десять
встречалась. А к Волкову на прослушивание толпы ездят. Я ж говорю,  случайно
видела того  парня.  Мы  клип  снимали,  Волков  сидел  в  студии.  А  потом
секретарша заглянула и говорит, мол, пришел какой-то... не помню,  в  общем,
фамилию назвала. Волков даже съемку остановил, сказал, мод, перекур, ребята,
без меня не продолжайте. И пошел  в  свой  дурацкий  зал.  А  нам,  конечно,
любопытно стало - из-за кого это Волков  остановил  съемку.  Ну  вот,  мы  с
Юркой, оператор и еще ребята  стали  по  очереди  в  зал  заглядывать,  даже
послушали