о  у  врожденных  убийц  особое
строение черепа, низкий лоб, сплющенный нос, необычная форма ушей.
   - Интересно... И что, к этой теории относились  серьезно?  Низкий  лоб  и
форма ушей могли стать уликой для судей?
   - Насчет судей не знаю, но в журналистике и литературе,  в  том  числе  и
русской, очень серьезно об этом спорили. Эта теория  Достоевскому  покоя  не
давала. И у Бунина такой рассказ есть, "Петлистые  уши"...  Потом  еще  было
нечто подобное с почерком, с формой рук,  ногтей.  В  общем,  это  близко  к
хиромантии. Знаете, человека всегда  тянет  к  определенности,  хочется  все
узнать заранее, по полочкам разложить, рассортировать.  Удобно  ведь,  чтобы
преступник  отличался  от  нормального  добропорядочного  гражданина  чем-то
внешним, конкретным, чтобы у него был какой-нибудь особенный злодейский  нос
или хотя бы почерк. Недаром раньше каторжников клеймили.
   - Вот видите, Леночка, вы сами себе противоречите,  -  грустно  улыбнулся
Волков, - вы сказали так уверенно, будто я не  похож  на  человека,  который
может убить. И тут же говорите, что по внешности судить нельзя.
   - Нельзя. Но я и не сужу. Я просто говорю, что мне кажется...
   - А вы могли бы убить медведя? - спросил он.
   - Нет.
   - А если бы он на вас напал?
   - Не знаю, - покачала головой Лена, - не знаю и знать не хочу.
   - Почему так категорично?
   - Мне совершенно не хочется представлять, что было бы, если  бы  на  меня
напал медведь. Я очень надеюсь,,  что  ничего  подобного  в  моей  жизни  не
произойдет.
   - А человек? - спросил Веня совсем тихо. - Если бы на вас напал  человек,
вы могли бы его убить? Ведь это реальней, чем медведь... Вот представьте: на
вас нападает грабитель, насильник, маньяк. Вам очень страшно. Сейчас он  вас
убьет. Или вы - его... Вы спасаете себя  ценой  его  жизни,  но  становитесь
убийцей. Суд вас оправдает, вы защищались,  он  нападал.  Но  вы  все  равно
перешагнули в своей душе ту  грань,  которая  отделяет  убийцу  от  обычного
человека. Вы почувствовали вкус чужой смерти.  Я  это  говорю  к  тому,  что
зарекаться нельзя. В жизни бывают всякие неожиданности. Убийцей может  стать
каждый.
   Лицо Волкова было совсем близко. Он уперся ладонями в  стену  тамбура,  и
Ленина голова оказалась между его руками. Он смотрел ей в глаза пристально и
тревожно.
   - Веня, уж не вы ли собираетесь на меня нападать? -  улыбнулась  Лена  и,
поднырнув под его руку, распахнула дверь вагонного коридора. - Надо  поспать
хоть немного. Я устала.
   Не оглядываясь, она быстро пошла к  купе.  Поезд  сильно  дернулся,  Лену
качнуло на ходу, и тут же рука Волкова крепко схватила ее за локоть.
   - Простите меня, Леночка, - выдохнул он ей в ухо,  -  я  затеял  дурацкий
разговор.
   - Веня, - сказала она, отстраняясь и высвобождая  свой  локоть,  -  я  не
люблю, когда мне дышат в ухо.
   * * *
   В Тобольске Волков не расставался с ними  ни  на  минуту,  ездил  на  все
выступления, водил по городу, устроил экскурсию в деревянный кремль.
   Дни были такими насыщенными, что все  трое  к  вечеру  еле  держались  на
ногах, едва дойдя до своих коек в гостинице, проваливались в сон.
   Волков устроил их в лучшие номера старинной купеческой гостиницы. Митя на
этот раз жил один, без соседа. У Лены и  Ольги  был  шикарный  двухкомнатный
"люкс" с холодильником, телевизором и огромной ванной. Правда, горячей  воды
тоже не было. Но Волков повел их в настоящую русскую баню.
   - Это что-то типа элитарного партийно-комсомольского  клуба,  -  объяснил
он, - у вас в Москве начальство развлекается в саунах,  а  у  нас  в  Сибири
предпочитают русскую парную.
   - Никогда не видела  голой  партийной  элиты,  -  хмыкнула  Ольга,  -  ни
московской, ни сибирской.
   - Не думаю, что ты много потеряла, сестренка, - пожал плечами Митя.
   - Должен вас предупредить, что парная там одна, общая. И предбанник тоже,
- сообщил Волков, - но вы не волнуйтесь. Заходить в парную можно по очереди.
   - А мы и не волнуемся, - пожала плечами Ольга, - мы не  сомневаемся,  что
вы, Вениамин,  в  неприличное  место  нас  не  поведете.  Мы  вам  полностью
доверяем. Правда, Лен, мы ему Доверяем?
   - Конечно, - слабо улыбнулась Лена.
   - А ваша партийная элита женского и мужского пола по  очереди  заходит  в
парную или все вместе? - поинтересовался Митя.
   - Отдельно, - засмеялся Волков, - конечно,  отдельно.  В  укромном  тихом
месте на берегу Енисея стояла большая изба-пятистенка. Из трубы  валил  дым.
Дверь открыла полная румяная женщина в белом халате.
   - Здравствуйте, Вениамин Борисович, добро пожаловать. Все готово.
   - Привет, Зинуля, познакомься, наши гости из Москвы.  Стены  внутри  были
бревенчатые. Посередине стоял низкий дубовый стол, вокруг  него  -  огромные
глубокие кресла, у стен - широкие лавки, накрытые крахмальными простынями.
   - Вениамин Борисович, вы кликните, когда  самоварчик  нести.  Девочки,  -
обратилась банщица к Ольге и Лене, - вы можете там  у  меня  переодеться.  А
мужчины пускай здесь.
   Она провела их в небольшую уютную комнатку, где тихо работало радио и  на
табуретке кипел большой электрический самовар.
   - Скажите, Зина, а почему нельзя было сделать  отдельно  женскую  баню  и
мужскую? - поинтересовалась Лена. - Все-таки это неудобно, когда вместе.
   - Так это ж не общественная баня, а партийная,  -  авторитетно  объяснила
Зина, - здесь начальство, а не простой народ.
   - А начальство у нас что, бесполое? - хихикнула Ольга.
   - Так сюда, как правило, одни  мужчины  приезжают,  -  недоуменно  пожала
пухлыми плечами банщица, - а если девчат  привозят,  то  таких,  которые  не
стесняются.
   - Это что ж, - присвистнула Ольга, - типа бардака, что ли?
   - Почему бардака? Сюда солидные люди ездят, партийные. И  наше  городское
начальство, и  из  области,  если  кто  с  проверкой,  комиссия  там  какая,
обязательно посещают. Как же русскому человеку без баньки-то?
   Закутавшись в простыни, Ольга  и  Лена  прошмыгнули  через  предбанник  в
парилку.
   - Только недолго! - крикнул им вслед Митя. - Нам тоже хочется.
   - Странный какой-то  этот  Волков,  -  сказала  Лена,  нахлестывая  Ольгу
душистым березовым веником, - возится с нами, как с  партийным  начальством,
принимает по полной программе, ни на минуту не покидает, прямо как нянька.
   - А чего ж плохого? Надо спасибо ему сказать. Разве мы с тобой  в  Москве
попарились бы в такой  вот  баньке?  Это  ж  тебе  не  грязные  Сандуны,  не
Краснопресненские, где стены склизкие, хлоркой воняет и грибок-ногтеед можно
запросто подцепить. А здесь все чистенько, все на высшем уровне.
   - Нет, спасибо ему, конечно, и все-таки  он  странный.  Знаешь,  ночью  в
поезде я вышла покурить в тамбур, и он полез  ко  мне  с  какими-то  мутными
откровениями.
   - Хочет он тебя. Аж пыхтит, так хочет. Все эти провинциальные комсомольцы
падки на московских девочек.
   - Перехочет, - усмехнулась Лена, - обойдется.  Тоже  мне,  провинциальный
Дон-Жуан!
   - Все, - поднялась Ольга с банной полки и сладко, с хрустом потянулась, -
теперь давай-ка я тебя веником оттяну как следует, покажу, как это делается.
   Когда  все  четверо  сидели  в  предбаннике,  распаренные,  закутанные  в
простыни, и пили крепкий, с травами, чай, Митя внезапно спросил:
   - Лен, ты помнишь, когда мы в поезде  ехали,  у  Вениамина  такая  штучка
выпала, белое сердечко с розочкой?
   - Помню, - удивленно кивнула Лена.
   - Ну вот! - обрадовался Митя. - Я же говорю, носил ты  сердечко  на  шее.
Ничего мне не показалось!
   - Митька, отстань от человека! - махнула рукой Ольга. - Что ты привязался
со своим сердечком? Может, это талисман,, подарок любимой девушки.
   - Нет, мне все равно, кто что носит на шее, просто  я  хочу,  чтобы  Лена
подтвердила - не померещилась мне эта штучка спросонок, я же не сумасшедший,
глюков у меня пока еще не было, - не унимался Митя. -  А  Вениамин  говорит,
будто мне показалось.
   - Митя, прекрати! - строго сказала  Ольга,  и,  взглянув  на  окаменевшее
бледное лицо Волкова, добавила: - Вы простите его, Веня,  он  у  нас  жуткий
зануда.
   После бани, по дороге к гостинице, Волков пригласил их к себе в гости.
   - Идите вы вдвоем с Митей, - шепнула Лена Ольге на ухо, - мне не хочется.
   - С ума сошла? Это же он ради тебя нас  приглашает!  Нельзя  так  обижать
человека, - ответила Ольга громким шепотом.
   - С чего ты взяла?!
   Волков шел сзади, но был ближе, чем они думали.
   - Леночка, Ольга права. Я ведь должен показать вам шкуру убитого медведя,
иначе вы будете считать меня болтуном.
   Они оглянулись. Он смотрел на них, растерянно и виновато улыбаясь.
   - Комсомолец, неужели ты сам подстрелил медведя? - спросил Митя.
   - Да, - кивнул Волков, - только шкуру сдирал не сам. Охотников попросил.
   Он  жил  один  в  двухкомнатной  квартире.   Добротная   пятиэтажка   для
комсомольско-партийной элиты была только что  отстроена.  В  квартире  пахло
краской и обойным клеем. Мебели почти не было. В одной комнате стоял большой
письменный стол, несколько стульев. По углам высились стопки книг. В  другой
была только широкая низкая тахта, аккуратно застеленная клетчатым пледом,  и
старинный платяной шкаф. На полу перед тахтой лежала толстая  жесткая  шкура
бурого медведя.
   - Ничего  себе!  -  покачала  головой  Ольга.  -  Даже  глаза  стеклянные
вставили. Веня, вам не страшно? Этот мишка  как  будто  смотрит  и  говорит:
"Зачем ты меня убил, комсомолец?"
   - Честно говоря, иногда бывает не по себе, -  опять  та  же  растерянная,
виноватая улыбка...
   - Веня! Я с тобой дружу! - послышался крик Мити из соседней комнаты. -  У
тебя есть почти  вся  "Библиотека  поэта"!  Он  вошел,  держа  в  руках  два
темно-синих томика.
   - Слушай, дашь мне  в  гостиницу  до  отъезда?  Хотя  бы  Мандельштама  и
Ахматову? Головой отвечаю.
   - Прости, брат, не могу, - развел руками Волков, - эти  книги  я  сам  не
выношу из дома и другим не даю. Можешь здесь почитать,  можешь  еще  прийти.
Хоть жить оставайся, но с собой не дам.
   - Ну, в общем, я тебя понимаю, - вздохнул Митя, - я бы тоже не дал.
   - Большого обеденного стола у меня пока нет, - сообщил Веня. -  На  кухне
мы все не поместимся. Предлагаю два варианта - я могу постелить скатерть  на
письменный стол, а можно посидеть прямо на полу, на шкуре.
   - Вы хозяин, вам видней, - пожала плечами Лена.
   - На шкуре! Конечно, на шкуре! - заявила Ольга.
   - Есть водка и шампанское, - сообщил он, - смешивать нельзя. Надо решить,
кто что будет пить.
   Все, кроме Лены, остановили свой выбор на водке. Волков скрылся на кухне.
Митя и Ольга зарылись в книжные сокровища. У Лены все  это  было  дома  -  и
"Библиотека поэта", и Булгаков, и Платонов, и многое  другое.  Она  вышла  в
прихожую,  где  висело  единственное  на  всю  квартиру  зеркало,  и   стала
расчесывать влажные после бани волосы.  Если  не  сделать  этого  сразу,  то
потом, когда высохнут, придется долго распутывать...
   Неожиданно она  увидела  рядом  со  своим  отражением  в  зеркале  силуэт
Волкова. Он подошел к ней сзади,  совсем  близко,  и  уткнулся  лицом  в  ее
влажные волосы. Она вздрогнула, отстранилась, но он сжал ладонями ее  плечи,
и она почувствовала, что его горячие твердые губы  щекотно  скользят  по  ее
шее.
   - Веня, у вас  что-то  горит  на  кухне,  -  тихо  сказала  она,  пытаясь
выскользнуть из его рук.
   Но он резким движением развернул ее к себе и стал жадно целовать ее лицо,
глаза, губы. .
   - Не бойся меня, - шептал он как в бреду, - не бойся. Я люблю тебя, я  не
сделаю тебе больно. Я скорее сам умру, чем сделаю тебе больно. Меня никто на
свете не любит, останься со мной, спаси меня...
   Лена давно поняла, что этот странный комсомолец воспылал  к  ней  роковой
страстью - прямо-таки дикий мавр. Она призналась себе, что  не  чувствует  к
нему  отвращения.  Более  того,  он  ей  по-человечески  симпатичен  и  даже
интересен. Была в нем некая глубокая  странность,  загадка,  жутковатая,  но
волнующая.
   "Я свободна, у меня никого нет, - пронеслось у нее в голове, - мне  всего
двадцать  один  год.  Разумеется,  ничего  серьезного  не  будет,   никакого
продолжения. Многие идут на  такие  вот  короткие  и  яркие  командировочные
приключения, чтобы было, что вспомнить.  Он  красивый,  умный,  обаятельный,
совершенно одинокий... Why not?"
   - Я люблю тебя... Спаси меня...
   От него пахло хорошим табаком и дорогим одеколоном. Он прижимал ее к себе
все сильней, его губы властно впились в ее рот, горячая рука скользнула  под
свитер.
   "О Господи! Я уже с ним целуюсь! Я целуюсь с чужим, малознакомым мужиком!
Сейчас это увидят Ольга с Митей, мне будет потом стыдно, не так перед  ними,
как перед собой".
   - Лена, Леночка, ты будешь  моей,  совсем  моей...  -  прошептал  он,  на
секунду оторвавшись от ее губ.
   - Веня, где вы? Вы хотели подсушить хлеб на сковородке, а  он  сгорел,  -
послышался Ольгин голос из кухни.
   Лена резко отпрянула. Они  стояли  в  закутке  у  входной  Двери.  Ольга,
пробежавшая из комнаты на кухню, не заметила та. Или решила не заметить.  Из
кухни сильно несло гарью. На сковородке дымились обугленные куски хлеба.
   Весь вечер Волков не спускал с Лены своих светлых, прозрачных глаз.  Пили
водку и шампанское, скатерть расстелили прямо на полу,  она  была  уставлена
тарелками с малосольной лососиной, белугой, венгерским сервелатом и  финским
сыром. У Лены под жарким взглядом хозяина дома кусок вставал поперек горла.
   "Нет, - думала она, - такие роковые страсти мне ни к чему. И  приключений
не надо. Зачем? Странно и стыдно целоваться  с  чужим  мужиком,  к  которому
ничего, кроме обычной человеческой симпатии, не чувствуешь. Я не давала  ему
повода так  себя  вести  со  мной.  Он  воспылал  африканской  страстью,  он
обаятельный, сложный, одинокий. Почему он все время твердил: "Спаси  меня!",
да еще с мелодраматическим надрывом? Наверняка  найдется  множество  женщин,
готовых с удовольствием спасти такого вот сложного-одинокого.  Но  для  меня
это слишком красиво и театрально".
   Когда они собрались уходить, Волков, сжав ей пальцы, тихо произнес:
   - Лена, можно вас на минуту?
   Она была ему благодарна хотя бы за то, что при Ольге с Митей он  не  стал
называть ее на "ты" после сцены в коридоре.
   Буквально втолкнув ее назад, в спальню, прикрыв  ногой  дверь,  он  опять
впился в ее губы. Лена тут же отстранилась, уперлась ладонями в его плечи.
   - Веня, послушайте меня...
   - Ты опять со мной на "вы"? Ты  же  хочешь  меня,  я  знаю,  я  чувствую.
Останься, пожалуйста, очень тебя прошу. Ты не понимаешь,  как  это  серьезно
для меня...
   - Я не могу, - покачала головой Лена.
   - Почему? Из-за них? - Он кивнул на дверь, за которой ждали Ольга и Митя.
   - Нет. Из-за самой себя. Я не  способна  на  такие  моментальные,  пылкие
чувства.
   - Тебе будет хорошо со мной. Я так  тебя  люблю,  что  ты  не  можешь  не
откликнуться. Со мной никогда такого не было Никогда...
   - Веня, а может, ты все придумал себе? Мало ли на свете красивых женщин?
   - Нет! - выдохнул он, быстро обнял ее и очень силы прижал к себе.  -  Нет
никого, кроме тебя. Ты понимаешь, что ты мне нужна  позарез,  до  одури?  Ты
понимаешь, что я погибну без тебя?
   - Ты так пылаешь страстью, что мне даже страшно. Вот возьмешь и придушишь
от избытка чувств. - Она опять вырвалась и распахнула дверь.
   Ольги с Митей в прихожей не было. И тут ей действительно стало страшно.
   - Ольга! - крикнула она. - Митя! Где вы?
   - Вот видишь, они все поняли и ушли, - сказал Волков, опять хватая ее  за
плечи.
   - Нет, мы не ушли, - послышался веселый Ольгин голос за входной дверью, -
мы просто вышли на лестницу, а дверь захлопнулась.  Но  мы  можем  уйти.  Мы
найдем дорогу до гостиницы. А, Лена? Как скажешь, так и сделаем.
   - Подождите, - сказала Лена, пытаясь открыть  английский  замок,  -  я  с
вами.
   - Я провожу. - Волков помог ей справиться с замком.
   - Я понимаю, -  тихо  говорил  он,  пока  они  шли  по  ночным  улицам  к
гостинице, - я что-то делаю не так. Я хочу всего сразу, мне страшно, что  ты
уедешь, исчезнешь, и я никогда тебя не увижу.
   - Веня, честно говоря,  я  не  любительница  командировочных  романов.  И
давайте опять перейдем на "вы". Так будет легче и естественней.
   - Лена, здесь и не пахнет командировочным романом, - сказал он спокойно и
как-то обреченно, - ты... вы даже представить себе не можете,  как  это  для
меня серьезно.
   - Но серьезные  отношения  должны  начинаться  несколько  иначе.  Не  так
стремительно, не с таким напором...
   - А как? Как они должны начинаться? Скажите мне, как я должен себя вести,
чтобы вы меня не боялись и не отталкивали?
   - Не знаю. Простите меня. Возможно, я тоже поступаю  как-то  неправильно.
Мы уже пришли, спокойной ночи.
   * * *
   На следующий вечер в дверь гостиничного номера, в КОТОРОМ  жили  Ольга  и
Лена, кто-то осторожно постучал.
   - Войдите, открыто! - крикнула Ольга.
   На пороге стоял невысокий коренастый мужчина лет тридцати.
   - Здравствуйте, вы простите меня за беспокойство, - смущенно произнес он,
не входя в комнату, - я вот тут узнал  что  из  Москвы,  из  моего  любимого
журнала группа приехала... Я хотел  вас  попросить...  Да,  простите,  я  не
представился старший лейтенант милиции Захаров.
   - Здравствуйте, проходите, не стесняйтесь, - улыбнулась Лена.
   Он нерешительно шагнул в комнату, прикрыл за собой дверь.
   - Дело в том, что я рассказы пишу...
   - О Господи... - еле  слышно  вздохнула  Ольга  и  выразительно  закатила
глаза.
   - Я уже присылал к вам в редакцию и в журнал "Юность", -  тихо  продолжал
Захаров, - мне  ответили,  мол,  тексты  у  меня  сырые,  требуют  серьезной
доработки. А я не понял, что значит сырые.
   - Сырые - значит плохо написанные, - объяснила Ольга.
   - А вы не могли бы почитать хотя бы один мой  рассказ?  -  глядя  в  пол,
спросил он. - Для меня это очень важно. Я же знаю, в редакцию горы рукописей
приходят, их там даже не читают, просто отписывают формальные ответы. А я бы
хотел конкретно поговорить, с живыми людьми.
   - У нас вообще-то со временем плохо, мы завтра вечером  в  Ханты-Мансийск
уезжаем, - пожала плечами Ольга.
   - Да рассказ коротенький, вы не бойтесь. Я много времени у вас не отниму.
   - Хорошо, - кивнула Лена, - давайте ваш рассказ.  Завтра  утром  зайдите,
часиков в девять. Я прочитаю.
   - Ну что ты  творишь!  -  накинулась  на  нее  Ольга,  когда  за  старшим
лейтенантом закрылась дверь. - Мало тебе  того  зека  опущенного,  тебе  еще
милиционера-графомана не хватает? Ты же знаешь, нет ни одного доброго  дела,
которое не осталось бы безнаказанным.  Вот  смотри!  -  Она  открыла  папку,
которую оставил Захаров и стала громко читать:
   "Первые клейкие листочки проклюнулись на стройных белоствольных березках.
Ласковый  весенний  ветерок  растрепал  золотые  косы  румяной  девушки.  Ее
лучистые глаза, голубые, как незабудки, сияли радостью и счастьем".
   Ольга захлопнула папку.
   - Дальше можно не читать. Все и так ясно. Завтра тебе  придется  долго  и
нудно объяснять этому застенчивому милиционеру,  что  "клейкие  листочки"  и
"лучистые глаза" - это неприличные  литературные  штампы.  Он  не  поймет  и
обидится.
   - Ладно, не ворчи - Лена улеглась на кровать с рукописью.
   Рассказ назывался "Нелюдь". На двенадцати машинописных страницах коряво и
подробно описывалось, как румяную девушку с лучистыми глазами  обнаружили  в
городском парке, убитую и  изнасилованную,  как  смелый  следователь  быстро
нашел  и  разоблачил  злодея,  алкоголика-тунеядца,   которому   ничего   не
оставалось, как признаться в совершенном злодеянии.
   В два часа ночи за ними должен был зайти Вениамин.  Он  пригласил  их  на
прощальный ночной пикник с шашлыком на берегу Тобола.
   Эта идея пришла в голову Мите, ему очень  хотелось  встретить  рассвет  в
тай