иг и сам Забелин, и отпрянувшая Яна  с  тревожным  раздражением
повернулись к неспешно затянувшей свою скрипучую гамму двери.
   В увеличивающемся пространстве появилась щуплая фигурка  с  взъерошенными
волосами над бледным личиком, с  облупленным,  будто  пересохший  лук-порей,
носом. В  облегающих  узенькие  бедрышки  влажных  от  снега  джинсиках  она
напоминала чахлый тюльпанчик, облепленный смокшимся целлофаном.
   - Слушай, я предупреждала! Чего, самая шустрая? Подождать  не  можешь?  -
обрушилась на заглянувшую Яна.
   - Я давно жду, - игнорируя секретаршу, девушка обратилась к Забелину.
   - Что у вас? - Под ее понимающим взглядом он смешался.
   - Я Юля.
   - А я Яна. И что  дальше?!  -  угрожающе  отреагировала  секретарша.  Она
подошла вплотную и теперь возвышалась над маленькой  Юлей,  как  горячащаяся
статная кобыла рядом с невзрачным пони.
   Но, странное дело, от невыгодного соседства этого представившаяся Юлей не
испытывала ни малейшего дискомфорта.
   - Я Юля Лагацкая.
   И при виде напрягшегося Забелина добавила удивленно:
   - Владимир Викторович предупредил, что меня будут ждать.
   - То есть вы от Второва?!
   - Ну  да.  -  И  девушка  обозначила  кивок  в  сторону  заинтересованной
секретарши.
   - Вы свободны, Яна, - получилось нарочито официально, и Забелин  добавил:
- В понедельник, как и все, приступите к работе.
   Лицо Яны вспыхнуло торжеством, и,  прежде  чем  выйти,  она,  поймав  его
взгляд,  томно,  значительно,  опять   кому-то   подражая,   прикрыла   свои
вздыбленные тушью ресницы.
   "О Боже". - Чуткий на фальшь Забелин  почувствовал  себя  отцом  Сергием,
избавившимся от искушения.
   - Итак, - он указал на овальный стол, - я Забелин Алексей Павлович. Вы  -
Лагац...
   - Лагацкая Юля.
   - Да. И чем могу?
   Неожиданно на лице посетительницы проступило мягкое, лучиком  солнца  меж
плотных туч, лукавство.
   - Скорее я должна мочь. Ведь это вы меня ждете.
   -  Это  я  слышал.  Боюсь,  тут  недоразумение.  У  нас  действительно  с
Владимиром Викторовичем был э... некоторый разговор. Но, должно быть, мы  не
совсем поняли друг друга... Вы где учитесь?
   Он смешался под ее внимательным взглядом. Где-то там в глубине  себя  она
явно веселилась. Лицо, впрочем, оставалось замкнутым.
   -  То  есть  раз  уж  рекомендация  Владимира  Викторовича,  я,  конечно,
пораскину в смысле  трудоустройства.  Но  мне  нужен  был  -  да  и  теперь,
собственно, - такой, знаете, матерый профи.
   - Я так и поняла.
   - Ну вот видите. - Забелин облегченно поднялся.
   - Так когда начнем?
   - Понимаете, девушка, у нас очень жесткий  бюджет.  -  Забелин  проклинал
неловкое положение, в которое загнал его шеф, и непонятливость визитерши.  -
Секретарша уже есть.
   - Я видела.
   Он уловил иронию и обозлился:
   - Словом, как только, так сразу.
   - Дело в том,  что  не  хотелось  бы  оттягивать.  У  меня  есть  хорошее
предложение, но Владимир Викторович просил помочь здесь.
   - Помочь, - туповато повторил Забелин, разглядывая ее расцарапанную руку.
"Может, и цыпки есть".
   - Котенок, - проследила за  его  взглядом  Юля.  -  Забрался  под  диван.
Мяукает со страха. Вот... вытаскивала.
   - Ну да. А вам, простите...
   - Двадцать три. Но фондовым рынком занимаюсь четыре года.  Между  прочим,
когда я писала сценарий приватизации СНК, то и вовсе был двадцать один...
   - Сценарий чего?! - Забелин, осторожно взяв ее за щуплые  плечики,  вновь
усадил  на  диван,  усевшись  рядом.  -  То  есть  вы  хотите  сказать,  что
разработали программу...
   - Ну, не я одна, конечно. Но концепцию - да. Это мое.
   В продолжение всей этой  удивительной  встречи  Забелин  чувствовал  себя
неуютно, но теперь он оказался в каком-то вовсе иллюзорном положении.
   Даже среди прочих предельно коррумпированных, "прихватизационных", как их
называли,  процессов  продажа  за  бесценок  крупнейшей  нефтяной   компании
прогремела как образец максимально наглого  и  в  то  же  время  элегантного
обкрадывания  государства.  Определить  оптимальные  условия  конкурса  было
поручено инициатору  -  Онлиевскому.  Среди  задач,  поставленных  им  перед
разработчиками, значились две ключевые. Прежде всего, само собой,  взять  по
дешевке и сделать при этом так, чтоб никто из конкурентов, даже предлагающих
гораздо большие деньги, не мог выиграть у АИСТа и  чтоб  все  это  оказалось
абсолютно законно.
   Разработчики пошли дальше.  Они  придумали,  как  на  этом  можно  еще  и
заработать. Поэтому самым писком  оказалось  включение  в  условия  конкурса
положения о том, что победитель обязан  внести  в  компанию  технологическую
установку  по  производству  крекинга.  То  есть  то  оборудование,  которым
единственно обладал АИСТ и как раз не знал, как бы от него избавиться. А  уж
после того, как хлам  этот  был  оценен  в  пятнадцать  миллионов  долларов,
непонятно было, чему больше следовало изумляться - изворотливости  тех,  кто
изобрел такие условия, или бесстрашию тех, кто их подписал.
   И вот теперь подле Забелина сидела  щуплая  девчушка  с  прыщавым,  плохо
припудренным  носиком  и,  непрерывно   оправляя   коротковатый   джемперок,
стеснительно признавалась, что все это сотворила она.
   - Что ж вас Онлиевский-то отпустил?
   - Сама ушла.
   - Почему?
   - Это важно? Впрочем, если  хотите...  АИСТ,  завладев  компанией,  начал
массовые увольнения.
   - Ну и?..
   -  Этого  не  надо  было  делать.  Я  подготовила  записку.  Экономически
сокращений можно было избежать. Чуть сложнее, правда... Меня не приняли.
   - Не понимаю. Вы  -  аналитик.  Вы  свою  работу  сделали.  При  чем  тут
сокращения?
   - Не по-божески это было.
   - Однако оригинально. А  то,  что  государство  за  счет  ваших  хитрушек
потеряло несколько сот миллионов, - это по-божески?
   - Да, вы правы:  это  тяготит.  Но  это  иное.  Не  мы,  так  другие  бы.
Конкретные  люди  в  правительстве  ждали,  кто  им  больше  заплатит,  чтоб
обокрасть государство. Онлиевский больше украл, потому что больше  заплатил.
Но потом он начал обижать беззащитных. И значит, поступил против правды.
   -  Несколько  причудливо,  но  канва  понятна.  -  С  таким   неприкрытым
ханжеством Забелин давно не сталкивался. - То есть вы идейный, так  сказать,
борец за правду на приватизационном фронте?
   - Нет. Я работаю за деньги. И работа моя должна хорошо оплачиваться.
   - Хорошо - это сколько?
   - Много. Сейчас мне нужно  сто  двадцать  тысяч  долларов.  Расчет,  само
собой, по результату.
   - Почему именно?.. - Забелин поразился  и  астрономической  сумме,  и  ее
точности. - На коттеджик?
   - Мне надо. Владимир Викторович сказал, что вы согласитесь.
   - Силен он говорить. Юля, а вы замужем?
   - Здесь все обо мне. - Нахмурившись, она вытащила из  сумки  и  протянула
дискету. - Вы ж все равно проверять будете. Так жду звонка?
   -  Вот  что.  Вы  ведь  к  центру?  -  Что-то  самое  важное  в  странной
посетительнице оставалось непонятым. - Подождите немного в приемной.  Я  вас
подброшу. Заодно и поговорим поподробней.
   - Надеюсь, это нужно для дела. - Было заметно, что вопрос о замужестве ее
встревожил.
   - Исключительно для дела.
   "Кому ж ты для другого-то нужна?" - И Забелин, опасаясь быть пойманным на
этой мысли, кисло улыбнулся.
   После ее ухода он,  поласкав  пальцами  полустертые  кнопки  электронного
блокнота, извлек-таки старый, подзабытый  файл  и,  не  отрываясь  от  него,
набрал телефонный номер.
   - Налоговая полиция России, - ответил задеревеневший женский голос.
   - С полковником Осиповым можно соединиться?.. Скажите - Забелин.
   Через некоторое время послышалось осторожно-удивленное:
   - Какие люди! - И - без паузы: - У меня тут совещание.
   - Тогда о главном. - Старый опер задал тональность, и надо было  под  нее
подстроиться. - Нужна помощь - хочу своего человечка внедрить в один НИИ под
крышей налоговой инспекции.
   - Какой там у нас счет был, два-ноль в мою пользу? - припомнил полковник.
   - Вроде так.
   - Ладно, как не порадеть родному человечку? Будет три-ноль.
   - Нет проблем. - Повесив трубку, Забелин сделал  пометку:  в  понедельник
придется добавить к двум тысячам долларов на  счете  полковничьей  жены  еще
одну.
   Раздался телефонный звонок, и одновременно без стука вошел Дерясин.
   - Стар! - закричала трубка голосом Макса. - Я по тебе соскучился.
   - Как добрался? - Забелин постарался показать, что он не  один.  Но,  как
обычно, это не подействовало.
   - Старый, не поверишь! В три ночи приполз. Провожал Наташку. Какой же она
осталась  чистой.  Мы  с  тобой  просто-таки  жизнью  искрошены.  А  она   -
удивительная. Будто и не было всего  этого.  До  двух  ночи  в  ее  подъезде
простояли. Домой не пустила - ребенок болеет.
   - Макс, я не один. - Он остановил сделавшего движение к двери Дерясина.
   - Слушай, мы с ней в подъезде, в заблеванном подъезде "сухаря"  на  двоих
раздавили.
   - Максик!
   - Погоди! Нас соседи разогнали. Только представь? В тридцать  пять  -  по
подъездам! Ты поразишься, но она все еще верит  в  добро.  Жить  здесь  -  и
верить! Фантастика! Но не хочет простить. Может, ты порадеешь?  Если  бы  не
эти восемь лет. Ну зачем они были?! Да, поздравь, я теперь зам Мельгунова  и
начальник  управления  ценных  бумаг  института.  Дослужился   до   степеней
известных. Думаю, управление в департамент переименовать.  Солидней.  Теперь
насчет вашей стычки...
   - Макс! Заткнись же, наконец! Мне как  раз  надо  с  тобой  увидеться.  В
теннис еще не разучился стучать?
   - Мальчишка! Да я тебя одной левой! - Флоровский был левша.
   - Тогда через два часа в теннисном клубе на Ленинградском. До  встречи!..
Что, Андрюш?
   - Вы что, Янку берете?
   - Пришлось пообещать. Не одобряешь?
   - Дело ваше. Просто Клыня теперь просится. Вы ж знаете, втюрился он в эту
кошку.
   - И что думаешь?
   - Он-то в теме. Обузой не станет.
   - Тогда скажи - пусть подключается к Жуковичу.
   - Да, там у вас в предбаннике какая-то плохушка дожидается.
   Забывший о Юле Забелин, хмыкнув, поднялся.
   В приемной над Яниным столиком навис и что-то интригующе  шептал  в  ушко
Жукович. Шептал явно непристойности, потому что  на  раскрасневшемся  Янином
лице установилось выражение веселой сконфуженности.
   При виде выходящего шефа Яна поспешно поднялась и выжидательно застыла.
   -  До  понедельника,  -  коротко  попрощался  Забелин,  пропуская  вперед
заждавшуюся его Лагацкую.
   - Так вот насчет Екатерины  Второй...  -  Жукович  замолчал,  внимательно
посмотрел на помертвевшую Яну и, понимающе скривившись, удалился.
 
   В клубном баре было прохладно, звучала неспешная мелодия, потягивали соки
остывающие после горячего душа игроки.  Внезапно  тихая  эта  гармония  была
нарушена - из коридора донеслись тяжелые быстрые  шаги,  и  в  сопровождении
растерянного  администратора  в  бар  прямо   в   мокром   пальто   ввалился
взъерошенный Флоровский.
   - Ну и паскудная у вас, доложу,  погодка.  -  Он  неодобрительно  оглядел
посетителей бара, не обеспечивших надлежащий климат, разглядел поднявшего  в
углу руку Забелина, нашел глазами барменшу: - Соточку "Камю", лапуся.
   - Не круто ли перед игрой? - удивился Забелин.
   - А ничего, чуток адреналина впрысну. Заодно и шансы  уравняем.  Ты  хоть
ракетку-то за эти годы держать научился, мальчишка?
   Стало, увы, ясно, что адреналиновая подпитка началась задолго до того.
   - Что в институте?
   - Ну, в институте как раз хай-класс! Старперов наших  повидал.  Постарели
без нас, увы. Не изменились - лопочут о науке, о социальной  справедливости,
черт знает про что. Но что поразительно - продолжают  работать,  черти!  Для
них  это  теперь,  я  так  понял,  вроде  наркоты.  Успел,  к  слову,   темы
просмотреть. Ты не поверишь, Стар, но не  соврал  Мельгунов.  Таких  парочка
разработок на подходе - просто, я тебе доложу, прорыв.  На  большие  "бабки"
можно выйти. Правда, с год как застыли. Мельгунов, бедолага, извелся. Может,
оттого и на тебя полкана спустил... Ах ты солнышко, - растекся обаянием Макс
при виде подошедшей с бокалом барменши. - Просто умаслила. Может, присядешь?
   - Не положено. - Барменша быстро отошла.
   - Максик, здесь приличное место. И заигрывать с персоналом не принято.  -
Забелин успокоительно кивнул сидевшему невдалеке главному администратору.  -
К тому ж ты, как я слышал, Натальей полон.
   - А, Наташка! Послала она меня без затей.
   - Так вроде говорил - "сухаря" в подъезде"?..
   - Вчера "сухаря". А сегодня по зрелом размышлении послала. Да и права! За
эти годы и сына одна вырастила. Все поражаюсь, как она все-таки себя во всем
этом сраче сохранить исхитрилась. Не перевернулась. Ведь красивая баба.  Кто
б такую на содержание отказался?  Может,  в  генах  какая-то  защита  против
пошлости вложена? Э, правду глаголят, что нет у человека злейшего врага, чем
он сам. Так что удел мой теперь  сиротский.  Предлагаю  по  этому  скорбному
случаю бабцами какими-никакими аварийными на двоих утешиться.
   - Ты с чем приехал, Макс?
   - Тебя ободрать.
   - Я не о том. Для чего в институт пошел?
   - Да вот хочу попытать, нельзя ли вытянуть? Говорил же, обрыдло под  себя
все. Дело-то и впрямь святое.
   - Куда как святое. Но ты хоть представляешь, что  это  такое?  Это  ж  не
бумажки на бирже фиксировать. У тебя есть программа, план хотя бы?
   - Мы люди стихийные! Но мощных стихий!
   - Окстись, не перед Мельгуновым выступаешь. Знаешь, какие  деньги  нужны,
чтоб институт поднять?
   - Ну...
   - И что, впрямь столько лишних  под  себя  подгреб,  что  готов  десятком
миллионов рискнуть?
   - Десятком?
   -  Выйдем-ка  в  холл.  -  Забелин  поднялся.  Да  и  кстати  -  судя  по
заблуждавшим вновь глазам Макс как  раз  собирался  повторить.  -  Вот  что,
Максим, - Забелин убедился, что рядом никого нет, - люди мы  свои,  так  что
темнить  не  буду.  Намерен  я  институт  наш   для   "Светоча"   прикупить.
Финансирование банк обеспечивает. Приглашаю в команду.
   - Лихи вы, нынешние. Об институте, как о дыне, купил - продал.
   - Не дыня. Но товар. Ты что, болезный, и впрямь полагаешь, что  будет  он
себе  и  дальше  стоять   посреди   Москвы,   весь   в   масле   и   фольгой
оптико-волоконной упакованный и для всего прочего мира недоступный?  Не  мы,
так другие скупят. А не скупят, так обанкротят. И  еще  дешевле  заберут.  Я
потому на это пошел,  что  банк  наш  как  раз  к  поддержке  информационных
технологий обратился. Тут все срослось, понимаешь? И институту  мощная  рука
ой как нужна. Деньги от аренды на финансирование научных тем  пустим.  А  уж
как "доведем" технологии, тогда потихоньку к  главному  -  начнем  торговать
ими. Тут уж тебе карты в руки. Ну и на поглощении, само собой, заработаем  -
на скупку восемь миллионов выделено. Что сэкономим - ты в доле.
   - Так ведь Юрий Игнатьевич!
   - Юрий Игнатьевич твой!.. Наш. Великого гения ученый. Штучный человек. Но
не безразмерный. Рыночник, например, из него никакой.  Такого  за  эти  годы
наработал - хорошо еще, если мой план реализовать удастся. А альтернатива  -
прилетит какой-нибудь АИСТ, склюет все лакомое да  и  повыкидывает  стариков
наших со всеми их прожектами.
   - Ты что ж, предлагаешь против Мельгунова пойти?
   - Да ни боже мой. Просто на сегодня мы с тобой мельгуновскую выгоду лучше
его самого понимаем. Главное, придумать комбинацию, чтоб никто в  институте,
кроме нас с тобой, не знал, что за скупкой этой банк наш  стоит.  Это  я  на
себя возьму: выведем деньги сначала на Запад, а оттуда запустим  к  вам  как
твои. Запутаем источник. Хочет Юрий Игнатьевич иметь западные деньги - пусть
имеет. А за тобой контроль за их целевым использованием, ну и за  институтом
в целом. А уж когда  закончим,  тогда  вместе  к  Юрию  Игнатьевичу  в  ноги
бухнемся. Не дурак же он - поймет расклад.
   - Интересные штучки играет буржуазия. - Максим сделался задумчивым. - Как
это мы сможем скупить мельгуновский институт в интересах Мельгунова,  против
воли его, да еще так, чтоб сам он и не догадался?  Шарада!  Пойду-ка  я  еще
сотняшкой "Камю" подзаправлюсь. - Он отвел удерживающую руку. -  Потому  что
подумать требуется.
   - Алексей Павлович! - послышался от двери голос администратора. - Ваш зал
освободился.
   - Ну что ж, к барьеру. Подождет твоя сотняшка.
   - Давненько не брал я  в  руки  шашек.  -  Максим,  весь  еще  во  власти
состоявшегося разговора, деланно бодро потер руки.
   Но видно, сыграть сегодня была не судьба. Едва начали они  переодеваться,
как в зал вбежал растерянный директор комплекса в сопровождении двух громил.
   - Алексей Палыч, родной, пощадите! - еще  в  движении  запричитал  он.  -
Придется уступить зал. Онлиевский внезапно приехал. Ну прямо хоть  плачь.  И
резервных нет.
   - А мы-то при чем? - Максим недоброжелательно посмотрел на переминающихся
сопровождающих. - Онлиевский, фигевский. И то уж десять минут нашего времени
заиграли.
   - Товарищ... или не наш? - поразился директор.
   - Американский товарищ.
   -  Очень  приятно.  -   Директор   поспешно   смастерил   некое   подобие
удовольствия. На полномасштабную улыбку  времени  явно  не  хватало.  Что  и
подтвердили топтавшиеся в нетерпеливом недоумении охранники:
   - Вы чего, мужики, не понятно, что ли? Вам же сказано...
   -  Да  ты-то  еще  что  за  сопля?!  -  прежде  чем  успел  отреагировать
насупившийся Забелин, взвился Макс.
   От невиданных этих  слов  квадратная  двухметровая  "сопля"  скосился  на
зеркало. И начал пунцоветь.
   -  Ждите!  Освободим!  -  тем  голосом,  какому   привыкли   повиноваться
охранники, произнес Забелин.
   - Да чтоб я каждому!.. - капитулировать Максим не собирался.
   - Освободим! - жестко, перехватив  по  пути  рванувшегося  вперед  друга,
повторил Забелин. - А пока побудьте за дверью.
   - Так босс!..
   - Босс пусть заходит. Скажите  ему,  что  здесь  Забелин,  вице-президент
"Светоча". Он знает.
   Едва  убежденные  последним  аргументом,  телохранители  в  сопровождении
крутящегося меж ними директора неохотно двинулись к выходу.
   - Ты чего это стелешься?! - не дожидаясь их ухода, выдернул руку Макс.  -
Рупь за доллар - мы б  их  вдвоем  положили.  Чтоб  меня  в  Америке  кто-то
выставил! Да по мне хоть...
   - Остынь чуток. Здесь все-таки немножко не Америка. Иль и впрямь  никогда
фамилию Онлиевского не слышал?
   - У вас тут за эти годы столько дерьма развелось.
   - Врешь - вспомнил. АИСТ не можешь не знать, значит, и владельца помнишь.
Кличка у него - Черный аист. Потому как беду разносит. Они втроем  начинали.
Двоих через пару лет подстрелили при невыясненных. А он вот выжил.
   - В смысле их со света. Слышал я душещипательную эту историю.
   Дверь зала распахнулась, и в нее вошел грузнеющий большеносый, с  глазами
навыкате человек. Из длиннющих теннисных трусов его  выглядывали  неожиданно
тонкие безволосые ноги. В некотором отдалении с двумя ракетками  под  мышкой
двигался высокий, подвижный, несмотря на возраст, мужчина - начальник охраны
Онлиевского, в прошлом один из руководителей  КГБ  СССР.  Замыкал  процессию
официант с каталкой, уставленной соками и с лежащими сверху двумя мобильными
телефонами.
   - Интересно, в сортир он тоже под охраной ходит? - пробурчал Макс.
   - Только прошу, не хами. Помни, что уехал ты из коммунистической земли, а
вернулся в олигархическую. Так что, если не хочешь проблем, блюди себя.
   - Да пошло оно! Не для того возвращался, чтоб каждой раздувшейся  кубышке
кланяться. Боссяги. - Принявшийся одеваться Максим никак не мог справиться с
пуговицей на рубахе.
   - Ба, Алексей Павлович! - признал с удивлением, будто никто ему ничего не
докладывал, Онлиевский.  -  Так  это  я  вас  невольно?..  Вы  уж  извините.
Выкроился часик до думского комитета.
   - Ради бога. - Излучая удовольствие от встречи, Забелин пожал  протянутую
руку.
   - Специально подъехали зальчик для