Всеволод Данилов
   Банк

   На заваленной  мартовскими  сугробами  Варварке  раззванивался  церковный
колокол. Озорной, непривычный в этих  местах  гул  раздражал  покоящиеся  на
соседнем холме подле Кремля гранитные здания, отгороженные от суетного  мира
знаками "Движение запрещено".
   Подле веселящейся церковки, по преданиям, поднимавшей Русь на Куликовскую
битву,  возвышались  два  разделенных  переулочком   здания.   Дети   одного
отца-архитектора, но с разной судьбой. Слева от церкви выходило  на  площадь
обильно  потрепанное  московскими  снегопадами  и  наледью,   в   неопрятных
желтоватых подтеках, хотя не схваченное  еще  необратимой  разрухой,  здание
Минтяжмаша. А чуть в глубине, прямо над церквушкой,  нависло  отдраенное,  с
золоченой лепниной здание, крышу которого венчала корона  из  витых  букв  -
"Банк "Светоч". Оно стояло здесь разбогатевшим купцом, неохотно допущенным в
высшее общество, выпятив разукрашенную  грудь  и  с  вызовом  косясь  своими
тонированными стеклами в сторону недоброжелательного холма.

   - От души звонит. - В парке напротив прогуливались  два  человека.  Слова
эти принадлежали крупному седеющему мужчине в длинном кожаном пальто.
   - Совсем от матушки-земли отвык. Сплошной  асфальт  да  машины.  -  Он  с
удовольствием втаптывал микропорами похрустывающий снег. Поднял голову выше,
неодобрительно разглядывая витую вывеску. - А Второв наглец. Высоко взлетел.
Аж Старой площади язык показывает.
   - Знакомы? - больше из вежливости  поинтересовался  приноравливающийся  к
широкому  его  шагу  невысокий  собеседник  в  огромных  очках,  заслоняющих
исхудавшее лицо.
   - Раньше здоровались, - уклонился  от  ответа  седоволосый  и,  не  желая
продолжать неприятную ему тему, требовательно вернулся к прежнему разговору:
- Так что? Договоры зарегистрировали наконец?
   - Не получилось пока. Но работаем.
   - А не темнишь? Иль и впрямь не можешь заставить? Может, помочь?
   - Нет, нет! Это моя проблема. Как договаривались.
   - Твоя, конечно. Но и моя... Векселя подготовил?
   - Векселя есть. Нужны встречные. Временно.
   - Это еще зачем?
   - Для страховки. Если шеф заметит, я смогу объяснить, что,  мол,  обычная
финансовая махинация, чтоб уйти от налогов.
   - И он это заглотит? Простак он у тебя.
   - И тем не менее.
   - Хорошо, сделаю. Но как только соберемся вас банкротить, по моей отмашке
их уничтожишь.
   - Будем надеяться, что все это не пригодится. Как аукцион выиграете,  так
мы к вам сами в ноги ляжем... Что с ним, кстати?
   - Здесь все по плану. Сказано - сделано. Вышел  через  своих  людишек  на
Госкомимущество. Короче,  решение  о  продаже  принято.  Так-то,  партнер...
Партнер ведь?
   - Да чего уж теперь-то? Назад пути нет.
   - Это верно. Ну, держи.  -  Седоволосый  вынул  из  запасного  кармана  и
протянул конверт. - Подписку не беру. Здесь номер счета в нашем банке,  куда
деньги твои скирдовать станем. Так что считай, подписанный.
   Он  засмеялся  снисходительно,   заметил,   что   собеседник   собирается
разразиться речью, и, прерывая, взглянул на часы:
   - Опять опаздываю. Проводи к машине.
   Возле самой мостовой вновь посмотрел вверх:
   - Нет, не кончит Второв добром. Больно нагло прет. А  нашему  банкирскому
брату высовываться заказано... А, черт. - И он с неожиданной в  тучном  теле
реакцией  отскочил  в  сторону,  уворачиваясь  от  пролетевшего  на  бешеной
скорости "БМВ". Присмотрелся к удаляющемуся номеру:  -  И  шоферюги  у  него
такие же лихачи!

   Глава 1
   Время новороссов
   ..."БМВ", обогнув Славянскую  площадь,  свернул  в  узенькие  переулочки,
затерявшиеся, будто ручейки в  ущельях,  меж  могучими  сталинскими  домами.
Привычно  славировав,  проскочил  он  под  поднятый  перед  ним  шлагбаум  и
остановился за церковным двором возле парадного входа  в  банк,  точнехонько
вписавшись меж двумя пятисотыми  "мерседесами".  Курившие  у  крыльца  перед
началом рабочего  дня  сотрудники  банка  поспешно  развернулись  в  сторону
выходящего   из-за   руля   тридцатипятилетнего   худощавого   человека    с
установившейся приветливостью на лице.
   - Здравствуйте, Алексей Павлович, - дробью поздоровались они.
   Забелин кивнул, одним взглядом охватив всех, и через раздвинувшиеся перед
ним двери вошел в "шлюз" - изолированное прямоугольное помещение, оснащенное
металлоискателями и счетчиками для "считывания" пластиковых карт. Сбоку была
прикреплена инструкция  "Порядок  пропуска  сотрудников  в  помещение  банка
"Светоч". В конце длинного витиеватого  текста  значилось  примечание:  "Без
предъявления документов пропускаются члены правления. Охранник обязан  знать
членов правления в лицо".
   Сидящий в изолированной кабинке милиционер, демонстрируя  безукоризненное
знание  инструкции,  незамедлительно  нажал  на  кнопку,  распахивая   перед
Забелиным внутренние двери, за которыми и  начинался  собственно  банк.  Все
входящие сюда разделялись на три неравные части. Основной поток  устремлялся
влево, где и растекался по коридорам. Справа от входа  сияла  бронзой  перил
парадная, выложенная пушистым ковром лестница, предназначенная  для  высшего
менеджмента и  элитных  визитеров.  Прочие  же  посетители  толпились  прямо
напротив входа, перед стойкой выписывающего пропуска дежурного. С оторопелым
видом вглядывались они в пространство за его спиной. Там, блистая последними
компьютерными возможностями, ярким пятном выделялся плакат - "Банк  "Светоч"
- это коллективный гражданин России. Что хорошо  для  России  -  хорошо  для
банка". Ступивший на ковер Забелин сочувственно хмыкнул -  начальник  кадров
Каплун слыл человеком деятельным и - с литературной жилкой.
   Настенные XIX века часы всхрипнули,  готовясь  начать  отсчет  ударов,  и
Забелин,  не   задерживаясь   более,   устремился   наверх,   по-мальчишески
перепрыгивая через две ступеньки. На марше  второго  этажа  размещалась  еще
одна, заблокированная прозрачная дверь, возле которой  с  бумагами  в  руках
подпрыгивали,  пытаясь  обратить  на  себя  внимание   находящихся   внутри,
несколько   банковских   сотрудников.   Там,   в   недосягаемых    глубинах,
располагалась "сердцевина" банка - кабинеты президента  и  двух  его  первых
заместителей.  Перед  подошедшим  Забелиным  дверь  эта,  подобно  наружной,
распахнулась, и он шагнул в небольшой зал,  в  просторечье  именуемый  залом
ожидания и даже - в зависимости от причины вызова - пыточной. Сегодня он был
заполнен сбившимися в кучки людьми, меж которыми сновали оживленные  девушки
с документами. Они то и дело  подходили  к  беседующим,  что-то  показывали,
уточняли, отходили, растекались по боковым кабинетикам, появлялись снова и в
броуновском  своем  движении  неизбежно  стремились   к   дальней,   дубовой
двустворчатой двери с табличкой "Конференц-зал". У распахнутой  этой  двери,
за журнальным столиком, восседал неулыбчивый всевластный начальник  аппарата
президента банка Геннадий  Сергеевич  Чугунов.  Здесь  с  озабоченным  видом
начальника  Генштаба  перед  близкой  битвой  принимал  он   рапорты   своих
раскрасневшихся  подчиненных,  раздавал  им  новые  указания,  которые   они
поспешно бросались исполнять, просматривал  подготовленные  к  повестке  дня
материалы и либо молча визировал, после чего их тут же раскладывали в  папки
членов правления, либо брезгливо отбрасывал  в  сторону,  обрекая  нерадивых
исполнителей на неизбежную экзекуцию.
   - Палыч! - при виде входящего Забелина Юрий Павлович Баландин  -  крепкий
краснолицый мужчина,  энергично  притиснувший  к  струящемуся  в  углу  зала
фонтану субтильную женщину, Леночку Звонареву, - радостно развернулся  и,  к
немалому Леночкиному облегчению, устремился к вошедшему.
   - И тебе здорово,  Палыч.  -  Забелин  стиснул  поднаторевшую  в  крепких
мужских рукопожатиях ладонь Баландина. - Как самочувствие после вчерашнего?
   - Мы - штыки!
   Если знать дозу выпитого им накануне на приеме  архангельской  делегации,
то  можно  было  согласиться  -   ответственный   за   связи   с   регионами
вице-президент был человеком на  своем  месте.  Привычная  же  красноликость
воспринималась сослуживцами как производственная травма -  бывший  секретарь
ЦК комсомола, не считаясь со здоровьем, по-прежнему стоял на ненормированной
трудовой вахте, неустанно крепя дружбу банка с прежними своими сотоварищами,
ныне губернаторами, депутатами и главами администраций.
   - Не жалеешь ты себя.
   - Мы все горим на работе. Веришь, два дня на бабу не влезал. Все недосуг.
- И Баландин с сожалением глянул на оставленную  им  Звонареву.  Расстроенно
мотнул крупной головой. - Совсем вкус испортился. А я до тебя  дельце  имею,
Палыч. - И он доверительно потащил Забелина в заветный  журчащий  уголок.  -
Ты, я слышал, завтра на кредитном комитете вроде как эту  разбираешь,  ну...
из Рождественского филиала, пышечка такая. Ну, ты-то помнишь.
   Забелин безжалостно ждал, то и дело кивая на  встречные  приветствия  или
отвлекаясь, чтоб пожать протянутую к нему руку.
   - Толкачева, - не дождавшись помощи, припомнил Баландин.
   -  А  действительно,  есть  такая  буква.  Будем  ставить  вопрос  о   ее
отчислении.
   - Ну уж и об  отчислении!  Больно  строг.  Это  что  ж  такое  надо  было
наворотить?
   - Строг, но справедлив. "Нагрела" банк на двести тысяч баксов.
   - Что значит "нагрела"? Кредит возвращен  полностью,  проценты  получены.
Тут о поощрении вопрос бы поставить. -  В  Баландине  пробурилась  внезапная
информированность.
   - Хотели поощрять. Всю группу. Поработали-то и впрямь на славу: мы  ж  из
этого гнуса Бурханова цента без нажима не  вынули.  Ребята  по  всей  стране
мотались. Арестовывали все, что  находили.  В  одних  судебных  исполнителей
кварту влили. Но главный козырь - это  уж  когда  прихватили  его  вертолет.
Тут-то он на цырлах пришел - дескать, твоя-моя извини,  чего-то  мы  с  вами
друг друга недопоняли. Сколь еще желаете? И откуда только деньги  у  бедного
татарина взялись? Вмиг кредит и проценты закрыл.
   - Я ж и говорю - "поощрять".
   - Да вот незадача. Двести тысяч штрафа за ним осталось. И вдруг  является
на аэродром, предъявляет изъятые летные документы и справку  из  банка,  что
кредит закрыт и претензий не имеется, садится на вертолет  -  и  делает  нам
всем ручкой. А теперь догадайся с  трех  раз,  кто  ему  отдал  документы  и
подписал справку.
   - Да, есть еще отдельные недоработки в отдельно взятых филиалах. Но  ведь
никто не доказал, что это сделано из корысти. Ну, напутала девка, с  кем  не
бывает? -  Баландин  слегка  смешался  под  нарочито  внимательным  взглядом
Забелина. - А потом - стоит ли так разбрасываться проверенными кадрами?  Ну,
заме... выговор  даже,  строгость  тоже  нелишней  будет.  Пусть  вдумается.
Осознает.
   - Если б можно было доказать корысть, сдали бы ее, к черту, в прокуратуру
- знаешь, у ребят на нее какая злость накопилась? Ты-то чего хлопочешь? - От
извечных баландинских заходов Забелин слегка притомился.
   - Исключительно во имя заботы о кадрах, - бодро пробасил Баландин,  кивая
проходящему вблизи них  Чугунову.  Дождался,  пока  Чугунов  удалился.  -  И
потом... дрючу я ее немножко. Понимаешь, Палыч, так случилось.
   - Кто бы мог подумать! Ты мне только ответь - до того или после  того?  В
том смысле, что чувствительная твоя натура в банке известна, и  не  прыгнула
ли она к тебе в постель как в шлюпку.
   - Нетонкий ты, Палыч, человек. До, после... Ерунда все это. Не  будем  же
мы с тобой выяснять отношения из-за какой-то мокрощелки. Слава богу, есть  у
нас вопросы и поважнее. А ты знаешь, если чего поддержать, так  я  всегда  -
кремень.
   - Вот  кремни-то  нам  сегодня  и  понадобятся,  -  в  разговор  вмешался
Александр Михайлович Савин,  вице-президент,  отвечающий  за  стратегическое
прогнозирование рынка. Забелин  давно  уж  посматривал,  как  снует  он  меж
членами правления, знал, с чем снует, и единственно надеялся, что  добраться
до них деликатный Савин не поспеет. Ан  случилось  -  важность  предстоящего
разговора возобладала над  рафинированной  вежливостью  потомка  дворянского
рода. Потускнел на глазах и догадливый Баландин.
   - Палыч, я не буду мешать. - Савин  успокоительно  выставил  перед  собой
ладони. - Только подтвердить - значит,  как  и  договаривались,  я  выступлю
первым. Но без вашей поддержки никак. Только если  все  вместе  -  тогда  не
может он не послушать! Ну доколь, в самом деле, будем глядеть, как  какой-то
выскочка-всезнайка пытается за полгода поломать все, что мы  с  вами  восемь
лет склеивали. - И он скосился на дверь с табличкой  "Первый  вице-президент
проф. Покровский В.В.". - Так так или как?
   - Так, так, - Забелин изо всех сил старался выглядеть беззаботным.
   - Не мельтеши, Михалыч, - пробурчал Баландин.  -  Договорились.  Чего  уж
теперь?
   Савин еще поколебался, кивнул неловко и отошел.
   - Так что скажешь, Палыч? - Баландин вернулся к прерванному разговору.
   - Я не один в комитете.
   - Только тюльку не гони. Ты на кредитном комитете, что Папа на правлении,
- никто против тебя не пойдет.
   - Да потому и не  идут,  что  знают  -  по  совести  решаем.  Палыч!  Она
элементарная воровка. Ей в собственном филиале обструкцию объявили. И как ты
себе представляешь...
   - Да никак! Что мы с тобой порешили, то и быть посему. И не дело  каждого
говнюка - шестерки...
   Шелест прошел  по  залу,  и  все  двигавшиеся  до  того  фигуры  застыли,
обернувшись к открывшейся двери, где стоял, идеально вписавшись в  косяк,  и
быстро оглядывал присутствующих крупный белобрысый милиционер в  камуфляжной
форме  и  с  автоматом  "Калашников"  под  правой   рукой.   Удовлетворенный
увиденным, он отступил, и в зал головой вперед ворвался лобастый, с белесыми
подвижными усиками на припухлой губе человек  -  сорокадвухлетний  президент
банка "Светоч" Владимир Викторович Второв.
   - Извините за опоздание, -  стремительно  пробираясь  по  образовавшемуся
проходу и то и дело всовывая ладонь в поспешно протягиваемые навстречу руки,
говорил он. - Задержался в Центробанке. Не любят, ох и не любят нас  в  этом
заведении.  Через  пять  минут  начнем.  -  И,  сопровождаемый  подскочившим
Чугуновым, скрылся в дальнем, президентском кабинете.
   Оживление в зале возобновилось.
   - Похоже, Папу опять в ЦБ поцапали. И мы еще добавим.  Быть  буре.  -  Из
головы у Забелина не выходил саднящий разговор с Савиным.
   - Вляпываемся мы с этой фрондой. Ох, зря вяжемся.  -  Баландин  испытующе
пригляделся к Забелину. - Так что насчет Толкачевой?
   - Будем пытаться.
   - Я думал, ты друг, - не принял уклончивого ответа Баландин.
   - Неужто сразу враг?
   - Не друг, не враг. Попутчик. - И  Баландин  отошел  к  соседней  группе.
Шутил старый комсомолец принципиально.
   А к Забелину тотчас  подошла  и  подхватила  его  под  локоть  изнывавшая
неподалеку Леночка Звонарева - управляющая Ивановским филиалом.
   - Спасибо тебе, Алешенька. - Она намекающе кивнула на баландинскую спину.
   - Так достал?
   - Как с пальмы слез. В отличие от некоторых. Ты когда к нам приедешь?
   - Да вроде как вы теперь  не  моя  зона.  -  Забелин  показал  в  сторону
главного бухгалтера банка  Эльвиры  Харисовны  Файзулиной,  с  неприязненным
видом просматривающей,  сидя  в  кресле,  какой-то  очередной  промежуточный
баланс. Ивановский филиал  недавно  в  ходе  очередной  загадочной  кадровой
перетасовки был передан в ее зону ответственности.
   - А я чья зона? Или тоже Эльвире Харисовне по  акту  сдачи-приемки?  -  В
последнее  время  по  банку  ходили   смутные   сплетни   о   нетрадиционных
наклонностях главбуха.
   - Да неужто способен? - Забелин засветился смущением.
   -  Ты  на  многое  способен.  Но  не  советую.  Хоть  женщина  я   тихая,
беззащитная.
   И  на  Забелина  через  итальянскую  оправу  с   веселой   откровенностью
посмотрела моложавая тридцатилетняя брюнетка, которая за четыре года до того
пробилась к президенту банка с идеей создания филиала в текстильном Иванове.
Услышав же уклончивое дежурное предложение проработать для начала  ТЭО,  она
все с той же беспомощной улыбкой на румянящемся девичьем лице  плюхнула  ему
на стол двухтомный бизнес-план, к тому же завизированный мэром. А еще  через
год Ивановский филиал перетащил на обслуживание  губернские  счета,  а  сама
управляющая стала советником губернатора.
   Как перефразировали знающие люди, с Леночкой Звонаревой мягко  спать,  но
жестко просыпаться.
   - Приеду! -  выдавил  из  себя  Забелин  и,  опережая  следующий  вопрос,
уточнил: - Как только, так сразу.
   - Врешь, как всегда, - справедливо не  поверила  Звонарева.  Но  тоже  не
больно расстроилась. Каждый год Леночка меняла своих  помощников,  тщательно
отбирая их среди молодых и  привлекательных  сотрудников.  -  Не  с  этим  я
сегодня. Предостеречь хочу, чтоб не прокололся.
   - О чем вы, сударыня?
   - Да о том, о том. Лучше найди предлог и смойся, пока не поздно.  Чем  бы
ни закончилось, никогда Второв вам сегодняшнего бунта не простит.
   - Так что ж, продолжать глядеть, как валят банк? - перестал  притворяться
Забелин. - Мы ведь не Второву на верность присягали, а банку служить.
   - Ты только никому больше этого не брякни. -  Леночка  быстро  убедилась,
что их не слышат. - И прошу - уходи. Хочешь, я предлог придумаю?
   - Поздно, - подхватил ее под локоток Забелин.
   Двери  конференц-зала  распахнулись,  затягивая   в   себя   заждавшихся,
нервничающих людей. Забелин с внезапной догадкой  закрутил  головой  -  Юрия
Павловича Баландина среди них уже не было.
   Перед  входом  неожиданно  образовался  затор.   В   тягостном   молчании
столпились  члены  правления  возле  только  что   вывешенного   плаката   -
"Корпоративная культура банка - это единые для персонала  базовые  ценности,
производственные и поведенческие стандарты, исходящие из миссии и  философии
банка, осознанно воспринимаемые и реализуемые сотрудниками в рамках  единого
корпоративного профиля и системы внутренних коммуникаций".
   Тягостность объяснялась  просто:  все  эти  низвергаемые  в  возрастающем
количестве откровения предстояло, по  указанию  Второва,  конспектировать  и
заучивать,  для  чего  в  выходные  дни  на  банковской   базе   проводились
специальные  семинары  для  высшего  менеджмента.   Баландин   после   таких
"межсобойчиков" надирался сверх обыкновенного.
   - Как всегда, ничего не понял, - признался Забелин, привычно ловя на себе
снисходительные взгляды окружающих.
   -  Сказать  по  правде,  я  тоже,  -  озадаченно  произнесли   сзади,   и
снисходительность  сменилась  понимающими  усмешками  -  голос   принадлежал
подошедшему председателю  наблюдательного  совета  банка  Ивану  Васильевичу
Рублеву.
   - Заходите, заходите, - поторопил Чугунов.
   Заседание правления банка "Светоч" начиналось.

   Владимир Викторович Второв расхаживал вдоль огромного овального стола  и,
не переставая говорить, с нарастающим раздражением посматривал на непривычно
отчужденные лица членов правления. "Прав, прав  Покровский,  -  все  сильнее
утверждался он в созревшем подспудно решении. - Всякая структура в  развитии
своем подходит к этапу, когда на смену  коллективному  творчеству  неизбежно
должно прийти жесткое единоначалие". Он с некоторым  сожалением  смотрел  на
сидящих на этих местах вот уж чуть не восемь лет людей. Все те  же  люди  на
тех же местах. Но теперь  каждый  из  них  стал  невольной  обузой  -  любые
нововведения встречали  у  них  бесконечные  замечания,  суждения,  ревнивые
поправки, в результате чего заседания правления превратились в дискуссионный
клуб. И это бесконечно отвлекало от решения  базовой  на  сегодня  задачи  -
разросшийся банк выходил на решающие, ключевые рубежи для прорыва на  Запад.
Да и на внутреннем рынке драчка пошла нешуточная: ушло, увы,  время  честной
конкуренции.  Как  бы  ни  противно  это  было,  но  -  надо