еобычное,
рыбок или музыку... Будь у Курочкина  время, он попробовал бы найти и к этим
гоблинам такой же индивидуальный подход, что и к первым двум негритятам.
   Но времени уже не было.
   Оставалась  лишь надежда  на  хороший  эпилептический  припадок.  Когда
Дмитрий Олегович  открывал дверь в  Главную комнату, его  уже  подташнивало.
Нет-нет,  рано.  Чуть  позже.  Припадок  произведет  нужное  впечатление  на
публику,   если   он  начнется  спонтанно.   Стоит  человек,  разговаривает,
улыбается, а затем вдруг  - бац! Эффектно. Правда, в роли симулянта Курочкин
сегодня выступал впервые в жизни и немного волновался. "Успокойся, дебютант,
- посоветовал он сам себе. -  Пока ты Сорок Восьмой  и  нанят для теракта, к
тебе  здесь  относятся с пониманием.  Все  уже готовы  к твоим  странностям,
оговоренным в распорядке.  Никто не  удивится, когда к странностям добавится
еще одна. В качестве экспромта..."
   При виде Дмитрия Олеговича оба гоблина-охранника - толстый и долговязый
-  дисциплинированно поднялись с места. Курочкин оценил диспозицию. Все, как
он и предполагал. Первый гоблин уже настраивает телеящик, второй с сиреневой
бумажкой в руках исправно  караулит оружейный набор.  "Моя  роль будет здесь
сугубо  прикладная, - подумал  Дмитрий Олегович. - Отцы, значит,  рубят, а я
отвожу... Славно, что они ничего не рубят в эпилепсии..."
   - Сейчас у вас  по  расписанию  двадцатипятиминутный...  -  начал  было
долговязый,  шурша  бумажкой  с планом.  Время "Ч"  неуклонно  приближалось,
потому охранник уже  был  неулыбчив и очень деловит.  Этого  долговязого  не
так-то просто было  бы  поймать  со  штангой  на  "слабо"  или  приковать  к
"Смертельному комбату". Спасти положение могла бы только пена изо рта.
   -  Я  помню  расписание, -  сурово  перебил  Ку-рочкин,  чувствуя,  что
фальшивый припадок вот-вот грянет. Ему не хотелось отходить далеко  от двери
и  успеть,  когда надо, воспользоваться замешательством  публики. В том, что
замешательство ему будет обеспечено, он не сомневался. Сорок Восьмой - ОЧЕНЬ
дорогой  гость  здешних мест.  Случись  с  ним  что  -  в  первую  голову не
поздоровится охране.
   Толстый гоблин профилактически постучал  по корпусу  телевизора, потом,
орудуя дистанционным пультом,  нашел-таки нужный  канал,  прибавил звук и  с
готовностью сообщил:
   - Прямой  эфир, господин Сорок Восьмой. А затем добавил, по собственной
инициативе:
   - Они уже на Ленинградском, господин Сорок Восьмой.
   Курочкин и  сам увидел, как на телеэкране кавалькада машин торжественно
движется по Ленинградскому  проспекту. Как раз в ту минуту, когда охранник с
пультом  довел  громкость  до  нужной кондиции,  кавалькада  замедлила  ход.
Невесть   откуда  взявшаяся  толпа  радостных  зевак  моментально  обступила
автомобили. Милиционеры с немалым трудом  сдерживали особо  активных жителей
столицы. Прямой  эфир заполнился  возбужденными  возгласами  и прочим  шумом
городской толпы.
   -  ...С большим  интересом  встречают  москвичи...  высокого  гостя  из
...диненных  Штатов Америки, - пробился сквозь шум  бодрый голос  невидимого
телекомментатора. - Со времен окончания... так называемой ...лодной войны...
приезд    официальной    делегации...   неизменно...    вызывает...    самый
заинтересованный интерес...
   Сообразив, что  он, кажется, переборщил по  части интереса, комментатор
на некоторое время  заткнулся, - очевидно,  подыскивая новые слова. Оператор
тем временем  показывал  улыбчивого  мистера Ламберта,  уже  созревшего  для
общения с простыми москвичами. К сожалению, аполитичные горожане, не обращая
особого  внимания на важную птицу  из американского Белого дома, осаждали ту
часть кортежа, где был сосредоточен весь цвет Голливуда.
   - ...Процесс взаимовлияния культур... - вновь ожил закадровый

   голос,  -  был  всегда  характерен...  Роль  кинематографа обеих  наших
стран...  - Судя по энтузиазму в голосе комментатора, в двух машинах  должны
были находиться не только американские, но и наши кинозвезды. На паритетных,
так сказать, началах. В действительности же из  машин  стал высовываться все
тот  же  голливудский  набор,  который и  приземлился  в  аэропорту.  Увидев
белокурого Брюса Боура, Курочкин решил: пора!
   Он был искренне рад, что  знаменитые артисты не увидят его,  Курочкина,
художественной самодеятельности. А для этих двух зрителей - сойдет.
   Дмитрий Олегович  кашлянул, привлекая к себе  внимание, и стал валиться
на пол у самой  двери. Настоящий  эпилептик упал бы  как подкошенный, однако
этого  Курочкин  позволить себе не мог. Он  не Брюс, у  него нет  дублеров и
всего одна голова.
   - Ай! - крикнул он, еще не долетев до пола. - Ой! - выкрикнул он уже на
полу. Второй  вопль  получился гораздо  более убедительным, чем  первый: при
падении  Дмитрий  Олегович  чувствительно  ударился  и без  того  ушибленным
копчиком. "Ну, сволочи!" - мысленно обозвал он неизвестно кого, поскольку на
этот раз падал по собственной инициативе...
   Как и предвидел Курочкин, охранники  опешили. Внезапный  приступ застал
их врасплох. Толстяк, обронив пульт, бросился к упавшему  Дмитрию Олеговичу,
а  долговязый  беспомощно  засуетился  по  комнате,  зачем-то  заглядывая  в
хрустящую сиреневую бумажку. Возможно, он

   надеялся  отыскать  в распорядке дня Сорок  Восьмого ранее незамеченный
пункт: "Приступ эпилепсии". Понятно, ничего подобного в плане не отыскалось.
   -  Что?!  -  стал испуганно  спрашивать толстый охранник, наклоняясь  к
Курочкину. - Что случилось?! Что нам делать?!
   Вместо ответа Дмитрий Олегович расслабился и дал волю томившейся во рту
химии. Бурная  пена, спровоцированная снадобьем  "Эль-Эс", выплюну- лась изо
рта  сама собой, по пути задев подвернувшегося толстяка.  Со стороны лежачий
фармацевт  был, вероятно, похож на непослушный огнетушитель, который сначала
бестолково бурчит, а потом окатывает пожарника.
   - Что с вами? - в конце концов опомнился  и долговязый страж, склонился
над Курочкиным и тоже был прицельно  оплеван. Дмитрий  Олегович даже сам  не
ожидал  от  себя таких хулиганских  повадок. Но  роль требовалось играть  до
упора.
   -   Воды!..   -   простонал  Курочкин,  разбрызгивая   пену   и  сквозь
полуприкрытые веки  наблюдая,  как оба гоблина с грехом пополам утирают свои
физиономии. На самом деле вода  при эпилептическом припадке не  требовалась;
нужно было только следить, чтобы пострадавший случайно не откусил себе язык.
В случае чего  Дмитрий Олегович уже  готов  был тяпнуть  за палец любого  из
доброхотов, однако медицинские познания и впрямь оказались нулевыми. Получив
приказ  "Воды!",  оба  рванули  с  места,  словно  бегуны  после  стартового
выстрела, столкнулись  лбами  в  дверях,  синхронно обматерили  друг  друга,
вместе кое-как протиснулись в дверной проем и исчезли.
   Теперь нельзя было терять ни секунды.
   Мгновенно излечившись от своего недуга, Дмитрий Олегович вскочил с пола
и  на  цыпочках   метнулся  вслед   за  сердобольной  охраной.  На  бегу  он
прислушивался,  откуда  донесется шум открываемого  крана - из кухни  или из
ванной? И там и там  можно  было добыть воду для больного.  Стало быть, либо
там, либо там гоблинов предстояло аккуратно запереть снаружи. Благо задвижки
позволяли.  Пока  Дмитрий Олегович  оставался  для  охранников  киллером вне
всяких подозрений, подобная операция сулила удачу в девяносто девяти случаев
из ста.  Едва ли  кто-нибудь мог предполагать  у  Сорок Восьмого  какие-либо
злостные намерения: не для того ведь ему платили большие деньги и устраивали
дополнительные развлечения...
   Шум  воды раздался со  стороны  ванной. Отлично! В два прыжка (и откуда
такая  прыть?) Дмитрий  Олегович доскочил до двери ванной комнаты и повернул
задвижку. Незамысловатое деяние далось ему  с трудом. Курочкину пришлось что
есть  сил налечь плечом и буквально  вбить непослушную щеколду  в паз.  Лишь
после этого  он заметил источник  своих неприятностей  -  краешек  махрового
полотенца, проникший в щель. Закрыть задвижку при наличии такого препятствия
- это было настоящим подвигом. Правда, теперь и гоблины были законопачены на
совесть.
   Сначала обитатели ванной ничего не заметили.
   Потом шум воды стих и начались удары в дверь, от робких до решительных.
Здешние перегородки, однако, сделаны были на совесть.
   - Но-но! - негромко сказал Дмитрий Олегович, прислушиваясь к ударам.
   В  ответ  гоблины замолотили сильнее и  закричали почему-то одинаковыми
голосами. Или, может,  один из охранников лишился дара речи и другой орал за
двоих.  Усмехнувшись  про  себя, Курочкин  рукавом  отер  лицо,  а  затем  с
удовольствием  произвел  последнее  арифметическое  действие  -  вычел  двух
негритят из двух. Получилось ноль негритят.
   - Сидите  тихо!  - сквозь  дверь призвал  он  пленников. - Вы  оба  под
домашним арестом. До особого распоряжения...
   В дверь опять заколотили, но уже как-то не слишком уверенно.

   Возможно,  пленные  гоблины  осознали безнадежность своих попыток.  Или
вдруг засомневались:  а имеет  ли права  этот  Сорок Восьмой и в самом  деле
посадить  их под арест? А что, если в его договоре с Шефом есть на этот счет
какой-нибудь секретный протокол? Вроде как у Молотова с Риббентропом?
   Дмитрий  Олегович,  подумав,  признал  свою  догадку  чересчур  смелой,
состроил   гримасу  излечившегося  эпилептика  и  проследовал  на   кухню  -
умываться.  Горькая пена, изготовленная при помощи "Элениума-Супер", сделала
свое полезное дело и теперь должна  была быть побыстрее смыта с лица  земли.
Точнее,  с лица Курочкина. Несмотря  на хинную  горечь  во  рту и ушибленный
копчик, Дмитрий Олегович чувствовал себя триумфатором. Эдаким мифологическим
героем (как же его  звали?), укротившим  целую четверку великанов  (а их как
звали? ну, неважно). Вот  сейчас герой Курочкин до основания ликвидирует эту
дурацкую пену, а затем...
   В  тот  же  миг  победные  мысли  триумфатора  были  вытеснены  мыслями
паническими. Если не сказать больше.
   Прямо из кухни  навстречу Дмитрию Олеговичу  двигался, как ни  в чем не
бывало, один из пленных  гоблинов. А именно - самый толстый. На толстом лице
застыло подозрительно-мрачное выражение. "Ты зачем меня запер?!" - словно бы
спрашивало лицо. ' За его спиной вновь забарабанили в дверь ванной. Курочкин
вздрогнул.  Поскольку один и-тот  же человек никак не  мог находиться в двух
местах  одновременно,  Дмитрий  Олегович   сделал  безрадостный   вывод:  он
поторопился с вычитанием. Парочка элементарно разделилась, чтобы добыть воду
для  больного сразу  в  двух источниках, и Курочкин доблестно перекрыл  лишь
один.
   -  Э-э...  - забормотал  он.  Нечего  было  и  пытаться снова  обмануть
толстяка фальшивым припадком. Ну, почему же он, болван, сразу не заглянул на
кухню? Победу праздновал! Мифологический, черт тебя, герой...
   Толстый охранник замедлил шаги и, глядя на Курочкина,  покачал головой.
К мрачной подозрительности на его физиономии прибавилась еще и решимость.
   - Нехорошо, - проговорил он.  - Нарушаете. С этими словами гоблин сунул
руку в карман.

16

   "Все. Приехали!" - подумал про себя Курочкин.
   Дмитрию Олеговичу грех было бы жаловаться на
   своих родителей. Лет сорок тому назад они обеспе-
   чили  мальчику  Диме  пусть  небогатое,  но  в  целом вполне счастливое
детство. Курочкина-бабушка сроду не трепала внука за  вихры. Курочкина- мама
никогда  не  ставила  сына  в  угол  -  тем  более  на  колени и  на  горох.
Курочкин-папа  в  жизни   не   отвешивал   своему   отпрыску  ничего  крепче
родительской  оплеухи (от которой было не  больно,  но  только стыдно). И уж
конечно, ни маме,  ни  папе, ни родной бабушке и в голову не приходило  даже
замахнуться  на  Диму  каким-нибудь предметом, всерьез угрожающим  здоровью.
Вроде телескопической дубинки.
   Подобной той,  что  сейчас  образовалась в  руке  у  толстяка. "Ох!"  -
подумал  Дмитрий   Олегович,  медленно  пятясь   по   коридору  в   сторону,
противоположную  кухне.  Благодаря  счастливому  детству  у него  так  и  не
выработалось иммунитета к подобным физическим средствам убеждения.
   - Hex-хорошо... - зловеще  повторил толстый гоблин.  Черная  дубинка  в
руке  щелкнула последним сочленением и окончательно превратилась  в  грозное
оружие ближнего боя.
   - Ох! - вырвалось у Курочкина. Он сознавал, что, двигаясь на манер рака
и со скоростью улитки, он все равно однажды  упрется спиной  в глухую стену.
Велика квартира, а отступать некуда.
   - Видите ли, - осторожно сказал Дмитрий Олегович, - я как раз...
   - Вижу, - не дал ему договорить толстяк, сурово поигрывая дубинкой.
   Должно быть, в договоре Сорок  Восьмого  с Шефом на  самом деле  имелся
некий  полусекретный  (не  для гоблинов, однако) протокол. Что-нибудь насчет
преждевременной попытки к  бегству  и крайней меры  охраны  в  связи с этим.
Курочкин  мигом   стал  калифом  на  час,  чье  царствование   скоропостижно
завершилось по его же вине. Сейчас Дмитрий Олегович дорого бы
   дал за  то,  чтобы  хоть  глазком  взглянуть  на  этот протокол.  Вдруг
нарушитель   распорядка   обязан   подвергнуться   экзекуции  с  последующим
приковывани-ем к снайперской винтовке? Этого ему только не хватало.
   Курочкин мысленно измерил расстояние между  собой  и толстым гоблином и
вновь рискнул пуститься в переговоры.
   -  Вы меня неверно  поняли...  -  выдавил он. Отступая  назад,  Дмитрий
Олегович еще пытался говорить веско и  одновременно  доходчиво.  Рукопашного
поединка с толстяком ему ни  за что не выдержать, это  ясно. Разные  весовые
категории. Гоблин может придавить Курочкина и без дубинки.
   - Правильно понял!  -  отрезал  охранник.  -  Не дурак. Сбежать хотели,
господин хороший. Так не договаривались...
   "Я  вообще ни с кем не договаривался!"  - захотелось  крикнуть в  ответ
Дмитрию  Олеговичу.  Но  он, разумеется, не крикнул. Лучше  оставаться Сорок
Восьмым, пусть и нарушившим конвенцию. Снайпера, нанятого за большие деньги,
до времени "Ч" можно побить,  но  глупо  убивать.  Однако  признайся  сейчас
Курочкин, что он еще и не умеет стрелять, - и его уже не спасет никто.
   Толстый  гоблин тем временем не торопился начинать драку. Похоже,  он и
сам   заметил  разницу  весовых  категорий   и  теперь   продлевал   будущее
удовольствие от будущей расплаты с  безоружным снайпером. Поскольку Курочкин
ПЕРВЫМ нарушил  пакт  о  ненападении,  оставшийся  в  строю гоблин наверняка
чувствовал  себя  не  меньше  чем  сверхдержавой,  готовой нанести  ответный
термоядерный  удар.  Дубинка в  правой руке была оружием  возмездия. Ракетой
"СС-20" местного масштаба.
   -  Мы вам  все условия  создали, - продолжал свое охранник.  - Согласно
распорядку...
   Курочкин с  тоской понял,  что  быть  ему  битым.  Ему  еще  предстояло
ответить за все  капризы Сорок Восьмого, от икебаны до травяной диеты.  Поди
объясни этому гоблину, что Дмитрий Олегович  и раньше не имел  ничего против
стандартного обеда от " Макдоналдса"!..
   Мысли о еде неким чудовищным образом были уловлены толстяком. Свободной
от дубинки рукой  гоблин неторопливо пропутешествовал в свой брючный карман,
достал нечто завернутое в целлофан,  ловко освободился от обертки и откусил.
Оказалось,  он  носил  с  собой  большой  кусок  копченой  колбасы,  а перед
поединком  решил  его  съесть. В  Большом  спорте  это  бы,  пожалуй,  сочли
допингом. И дисквалифицировали бы толстого игрока к чертовой матери.
   - Приятного аппетита, -  проговорил  Дмитрий Олегович, радуясь нежданно
возникшей паузе в поединке. Пока соперник жует, можно сдвинуться еще немного
назад, подальше от дубинки.
   Вместо положенного  "спасибо"  толстый  невежа-охранник  демонстративно
зачавкал. Возможно, это обозначало, что  он не  желает общаться со  злостным
симулянтом, не оправдавшим доверия начальства.
   "Спасибо", - сказал Курочкин сам себе и сделал еще шажок.
   Колбаса распространила по всему коридору вкусный запах съестного. Не то
чтобы мяса, скорее - специй. На запах и на чавканье, как пожарная команда на
огонь, откуда-то немедленно заявился старый знакомец  - рыжий разбойный кот.
Он стал с мурчанием кружить  вокруг очага колбасного аромата, рассчитывая на
гуманитарную помощь. Однако рыжему  так  ничего не обломилось от  гоблинских
щедрот.  Наоборот:  не  прекращая  жевания,  толстяк   нелюбезно  отмахнулся
дубинкой  от   котяры,   и,   если   бы  не   природное   чувство  кошачьего
самосохранения, попрошайке бы досталось первому. Отнюдь не копченой колбасы,
а по ребрам.
   - Р-р-мяу, - оскорбился кот, вовремя отпрыгнув.
   -  Брысь,  брысь давай отсюда...  -  вежливо  посоветовал  ему  Дмитрий
Олегович,  продолжая   свой   медленный  отступательный  маневр.   Животному
следовало  бы  догадаться,  что  оно  вот-вот  попадет  в  эпицентр  большой
человеческой драки и пострадает за компанию с Курочкиным.
   Балованный рыжий не понял слова "брысь". Зато он усек мирную

   курочкинскую  интонацию,  а потому, не уходя никуда, закружился  вокруг
брючи-ны Дмитрия Олеговича. Видимо,  счел, будто  в  карманах Курочкина тоже
таится  что-нибудь вкусное.  Меньше  чем  ломоть доброго финского  сервелата
просьба даже не предлагать.
   "Дурак ты, рыжий", - подумал Дмитрий Олегович. Попрошайка, сам того  не
ведая, мешал ему пятиться.
   -  Р-р-мя-а-а...  -  откликнулся рыжий, что,  возможно,  означало: "Сам
дурак".  Повинуясь  наглому  мурлыканью  рыжего  рэкетира,  Дмитрий Олегович
машинально  сунул  руку  в  правый  карман  брюк  и,  естественно,  никакого
сервелата там не обнаружил. Да  и откуда ему взяться,  если  он его не клал?
Пальцы  нащупали   лишь   аптечный   пузырек.   Тот   самый,  с   таблетками
быстрорастворимого  слабительного "Цоппи"  - источника  утреннего скандала с
Валентиной. "А слабительное это, -  произнес про себя Дмитрий Олегович, -  к
вашему  кошачьему сведению, годится только для двуногих. Типа вон того жирно
чавкающего двуногого с дубин..."
   Тут только Курочкин осознал, что вооружен.
   Сперва возникшая идея показалась  ему рискованной.  Затем гениальной. И
наконец,  единственно  возможной.  Все  равно  других идей  у него не  было.
Фармацевт  он  или кто? Раз он уже призвал  на  помощь лекарства, надо  быть
последовательным. В бой, в бой, Дмитрий Олегович! Курочкин откашлялся.
   - А  ну... -  начал было он.  Голос  показался  ему  писклявым. Дмитрий
Олегович сделал судорожный вдох и на выдохе хрипло объявил: - А ну, бросайте
дубинку!
   Руки его  уже выхватывали заветный  пузырек  на манер  гранаты. Если уж
Валентину это снадобье заставило сегодня искать убежища за холодильником, то
уж  этого  охранника...  Есть,  есть шанс его напугать.  Главное - оттеснить
противника  обратно  на  кухню.  На  тамошних  дверях  тоже  имеются прочные
наружные задвижки. Курочкина они, так и быть, устроят.
   - Чего-чего? -  изумленно  переспросил  гоблин,  едва  не поперхнувшись
недоеденным сервелатом. - ЧЕГО мне... бросить?
   На пузырек он еще не  среагировал. Однако быстрый переход нарушителя от
робости к нахальству вызвал у охранника некую оторопь. Но не такую глубокую,
чтобы послушаться.
   -  Дубинку,  говорю,  бросить, -  повторил  Дмитрий Олегович, а сам уже
сдирал со склянки тонкую пластмассовую крышечку. Рыжий кот не спускал с него
глаз: животное явно надеялось (все коты  - идеалисты), что там, за притертой
пробкой, скорчившись в три погибели, все-таки прячется вожделенная колбаса.
   -  Дубинку? - тупо  переспросил озадаченный  гоблин  и  сделал  попытку
замахнуться.  Правда,  замах   вышел   неуверенным  -  уже   с  оглядкой  на
таинственный пузырек в руке противника.
   Дальше выжидать с контратакой было просто  нельзя. "Вперед, таблеточки!
- мысленно  скомандовал  Дмитрий  Олегович. - Должны  вы хоть на  что-нибудь
сгодиться! Не лечить, так калечить..."
   Не  раздумывая больше, Курочкин размахнулся и метнул  под ноги  гоблину
сразу горсть агрессивных пилюлек.
   - Ш-ш-ш