лпы. Одного он  только  не мог понять:
отчего будильник в "дипломате" вдруг зазвенел? Сам Курочкин не ставил его на
бой, да и Валентина навряд ли. Впрочем, у старого механизма всегда были свои
причуды...
   Толпа Вокруг тем  временем заволновалась. Прошел  слух, будто саперы на
втором этаже уже подвели к мине поближе свой малый заряд, и если уж грохнет,
то грохнет дай боже. Из дверей вокзала  показался милиционер без фуражки, но
с  мегафоном,  через  который  он  призвал  граждан  сохранять  спокойствие,
поскольку  все  под контролем.  Но лучше не толпиться и отойти подальше,  во
избежание.  Вместо того чтобы отступить от греха подальше, любопытный  народ
моментально стал напирать поближе, даже слегка тесня цепочку спецназа. Никто
не желал пропустить увлекательное зрелище. Что бы ни  говорили, а  все равно
интереснее самим увидеть, а после рассказать.
   -  Граждане,  расходитесь!  -  надрывался  мегафон,  глотая   слова.  -
Нахождение  в  опасной  зоне...  привести  к  серьезным...  угроза  жизни  и
здоровью...
   Некоторые слабодушные граждане все-таки предпочли отступить назад, и их
место заняли более рисковые,  которые чихали  на милицейские предупреждения.
Смелость очень скоро была вознаграждена.
   - Внимание!.. - прохрипел мегафон и, поперхнувшись, затих.
   И тут  же рвануло. Как видно, саперы для  наилучшей детонации подвели к
многострадальному  чемоданчику не  такой уж малый  заряд. Сначала  беззвучно
лопнули стекла  двух окон, и вместе с роем осколков на привокзальную площадь
взрывной волной плавно и торжественно вынесло зеленую пластмассовую пальму в
кадке. Затем под запоздалые грохот, вой и  стеклянный звон из окон  полетели
обломки деревянной лавки и клочья непонятной ветоши. А потом...
   -  Ба-а-а-ксы!!  -  раздался  из  толпы одинокий пронзительный возглас,
который каким-то образом перекрыл грохот взрыва и дребезжание битого стекла.
Кто-то  самый  глазастый  признал  в  падающих  с неба  бумажных  кирпичиках
вожделенные  банковские  упаковки.  Вдобавок  одна  из  бандеролей,  видимо,
оказалась  надорванной, и шумный  долларовый листопад зеленым облаком накрыл
всю  толпу. Этого было  достаточно,  чтобы  дошлые граждане, мимоходом  смяв
милицейское оцепление, кинулись на ловлю "зеленого" счастья. Впрочем, и сами
патрульные  не  остались  в  стороне от нежданного  фарта, и  вскоре  стражи
порядка  и обычные москвичи трогательно побратались в едином порыве: не  так
уж часто  конвертируемая валюта  вот так падает с  неба; проворонишь - локти
будешь кусать всю жизнь.
   Прижав  к  груди  ценную сумку  с кавказскими дарами, Дмитрий  Олегович
выбрался из  толпы  и  минуту-другую издали понаблюдал, как  растворяются  в
толпе четверть миллиона  долларов. Жалко  было только  сгинувшего при взрыве
будильника. Что же касается  денег, то  и сам Курочкин  едва ли  бы придумал
более удачное разрешение проблемы. Ничего, кроме облегчения, освобождения от
тяжести, он теперь не  испытывал. За этот  последний  трюк богине  невезения
сегодня можно было бы простить если не все, то многое...

22

   - Тебя только за смертью посылать!
   Пронзительный  голос  Валентины,  так  похожий  на  сирену  гражданской
обороны, привычно заставил Курочкина втянуть голову в плечи.
   - Тебе во сколько ведено быть дома? А сейчас сколько?!
   Дмитрий  Олегович  покорно  отмалчивался,  выставив  сумку  с  яблоками
впереди себя, как щит.
   - Я уж  ждала-ждала, тесто поднялось,  противень  чуть не  подгорел,  а
начинки все нет! Хорошо  хоть я вспомнила, что у Верки из сто тридцатой свой
сад, пошла к ним, разжилась паданцами на халяву,  испекла  уж  пирог, а тебя
все нет! Уж и Терехин звонил, спрашивал, что мы не идем, все уж собрались...
Где ты столько шлялся, горе мое?!
   -  За  яблоками...  в  магазин  ходил...  -  пробормотал  Курочкин   и,
спохватившись, вручил  супруге  сумку.  Та  придирчиво  осмотрела  фрукты  и
немного смягчилась.
   - Что-то уж  больно хорошие, -  тем не менее заявила она. - Какие-то не
магазинные. Или, может, червивые?
   Дмитрий Олегович промолчал.
   -  Ладно, придем из  гостей  - разберемся,  -  посулила  жена. - Быстро
переодевайся,  костюм  глаженый  на   стуле...  Пошел-пошел,  не  стой,  как
истукан...
   Курочкин бочком двинулся по коридору в направлении комнаты.
   - Стой! - внезапно скомандовала супруга. - А ну, повернись!
   Курочкин послушно повернулся.
   - Я тебе дала с собой будильник. Где он? Потерял?
   Дмитрий Олегович покаяно кивнул, очень надеясь, что Валентина не станет
сейчас  выспрашивать,  при  каких  обстоятельствах  это  произошло,  а  там,
глядишь, и забудет.
   -  Обалдуй!  - с сердцем произнесла супруга. - Тебе ничегошеньки нельзя
доверить. У тебя не руки, а сито какое-то, прорва бездонная!  Все, что можно
упустить, непременно упустишь, проворонишь, потеряешь... Ты чего улыбаешься?
- грозно добавила она и больно щелкнула мужа по лбу.
   - Нет, ничего... - отозвался  Курочкин, пытаясь стереть  с лица нервную
улыбочку. "Если бы она узнала, что я сегодня еще и упустил четверть миллиона
долларов, - подумал он, - она бы меня вообще прибила".

Лев Гурский. Игра в гестапо

   ----------------------------------------------------------------------------
   Файл с книжной полки Несененко Алексея
   OCR: Несененко Алексей апрель 2002
   ----------------------------------------------------------------------------

 * ЧАСТЬ 2. ИГРА В ГЕСТАПО *

   Автор считает  своим  долгом  предупредить:  все  события,  описанные в
романе,  вымышлены. Автор  не  несет  никакой ответственности  за  возможные
случайные  совпадения  имен,  портретов, названий  учреждений  и  населенных
пунктов,  а  также  какие-либо  иные  случаи  непредсказуемого проникновения
чистого вымысла в реальность.

1

   Если бы у Дмитрия Олеговича Курочкина были сейчас под рукой календарь и
шариковая ручка, он бы непременно обвел аккуратным

   кружочком сегодняшнее  число и постановил  ежегодно отмечать  этот день
как праздник домашнего масштаба.
   Сегодня, наконец-то, заработал термостат.
   Почти два года эта громоздкая  рухлядь,  принесенная Курочкиным домой с
институтской свалки, пугалась под ногами у Дмитрия Олеговича и таким образом
напоминала о себе, требуя внимания и ремонта. Когда  же  Курочкину удавалось
исхитриться и за  весь день работы  в  своей  мини- лаборатории  ни разу  не
удариться  коленом о  серебристый бок  термостата,  гордый прибор  обижался,
распахивал  дверцу даже  после  легкого прикосновения  и позволял наваленным
внутри образцам с шумом и треском сыпаться на пол. Дмитрий Олегович сам бы с
удовольствием  привел  термостат  в рабочее состояние, однако его  небольших
знаний  по  электрической  части  не  хватало для такой  деликатной  работы.
Обращаться же за  помощью  к институтскому умельцу Макаренко Курочкин долгое
время  не   осмеливался.   То   есть,   когда  дело  касалось  институтского
оборудования, Дмитрий Олегович  мог  давать Макаренко кое-какие  поручения в
пределах квартального плана,  но вот просить умельца просто так повозиться с
прибором,  установленным  дома,  Курочкин полагал неэтичным.  "После  долгих
колебаний  и  прикидок Курочкин решил прибегнуть  к  посредничеству  бутылки
водки "Astafjeff", которой он и

   подкрепил  свою  просьбу.  "Обижаешь,  Олегыч,   -   пробурчал   умелец
Макаренко. - Я  бы и так взялся,  что за дела..." Впрочем,  бутылку он взял,
пообещав выпить за здоровье Курочкина, и действительно за пару часов  вернул
термостат к жизни. "Но поосторожнее, - предупредил  он напоследок. - Хлам он
и есть хлам, сколько его ни латай. Включенным пока подолгу не держи. А лучше
сегодня  вообще не  включай.  Я тут подсоединил  напрямую,  без  заземления.
Вырубится  -  оставишь без  электричества  весь  дом...  Завтра  я  приду  и
доделаю".
   Дмитрий  Олегович проводил  Макаренко,  вернулся в  свой  чуланчик  и с
умилением оглядел стоящий на столе прибор. Терпеть до завтра не было сил. На
асбестовом  блюдечке уже  давно дожидалась  горка таблеток  кофейного цвета:
пресловутый энкарнил, расхваленный до небес антидепрессант. Реклама называла
препарат абсолютно  безвредным  и очень  эффективным,  однако  производители
чудо-средства  крайне  невнятно сообщали  об  ингредиентах,  якобы не  желая
разглашать  "ноу-хау".  Намекалось лишь на  экстракты неких  целебных  трав,
произрастающих   в   малонаселенных    районах   Южной   Америки.   Подобные
географические  координаты сами по себе внушали Дмитрию Олеговичу  серьезное
беспокойство.  Южная   Америка  и   так  славилась   миленькими  растениями,
способными  превратить  унылого меланхолика в  довольного  жизнью  бодрячка.
Растениями вроде коки.
   Курочкин включил термостат,  услышал тихое  гудение  и  огладил круглый
металлический бок прибора. После небольшого получасового прогрева горка
   таблеток превратится в кофейного цвета субстанцию,  пригодную для любых
химических  тестов.  Тогда-то  и станет  ясно, какого рода  травку  отыскали
изготовители энкарнила...
   После  некоторых  колебаний  Дмитрий  Олегович отделил  от  горки  одну
таблетку,  понюхал,  осторожно лизнул.  В обязанности  Курочкина  не входила
органолептическая  проверка,  но,  будучи  человеком  дотошным,  он  не  мог
ограничиться только  тестами.  Собственные  ощущения - нередко  самый лучший
индикатор.  Фальсифицированный метиовит  Курочкин,  к  примеру, вычислил  по
отрыжке, а сухость во рту после приема капсулы бифуркала подтвердила Дмитрию
Олеговичу,  что  фирменный  знак  "Хиноина"  на  упаковке  -  не  более  чем
маскировка для  каких-то  совершенно  "левых"  цеховиков,  откуда-нибудь  из
Тирасполя.  Конечно,  у  органолептики были свои  издержки,  но  и  Курочкин
никогда  не лез на  рожон,  употребляя лишь разумные  дозы. Он  был все-таки
фармацевтом-исследователем, а не фанатиком, готовым наглотаться сомнительной
дряни ради торжества истины... По крайней мере, Дмитрий Олегович старательно
убеждал себя в этом, держа на ладони очередную таблетку, капсулу или пилюлю.
А-а,  была  не  была!  Пора лично убедиться в словах  рекламы насчет "заряда
утренней бодрости и хорошего настроения". По правде говоря, настроение после
починки термостата и так было неплохим, но не портить же его  специально для
чистоты эксперимента?
   Курочкин еще раз лизнул таблетку энкарнила  и  проглотил. Прислушался к
своим  ощущениям: пока без перемен. "Ну и ладно, - подумал Дмитрий Олегович.
- Займемся термостатом, самое время". Он  поместил  асбестовое блюдце внутрь
камеры и включил регулятор температуры.  Процесс сразу  пошел. Столбик ртути
внутри термометра резко двинулся вверх и очень скоро притормозил у отметки в
двести
   градусов  Цельсия.  Курочкин  глянул   в  иллюминатор  прибора,  однако
жаропрочное   стекло   оказалось  настолько  поцарапано,   что   рассмотреть
происходящее  внутри  было невозможно.  Вообще-то  Дмитрий  Олегович  и  так
представлял, как  все  должно  выглядеть.  Светло-коричневые  таблетки тают,
оплывают,  кофейными  лужицами  растекаются  по  блюдечку. Затем лужицы чуть
подсохнут, и полученный в итоге сухой остаток...
   - Дми-и-и-трий!
   Как всегда, зов жены  застал  его врасплох и прямо  во время серьезного
опыта, но сейчас  у Курочкина  так было легко на душе, что он был ничуть  не
раздосадован.  Зовут   -   значит,   надо   идти.  Жена  -  верная  подруга,
хранительница  очага,  главный экономист семьи. Раз  она  желает его видеть,
надо бежать, мчаться, лететь...
   - Иду-у-у!  - прокричал он,  вскакивая.  Зеленоватая  реторта,  задетая
локтем, слетела со  стола  и мелодично дзынькнула об пол.  "А-а, плевать!  -
беспечно  подумал Дмитрий Олегович и даже  не удосужился поглядеть  вниз  на
осколки.  - Реторт  много,  а жена одна!" Последняя  мысль его необыкновенно
развеселила,  и он так и влетел с улыбкой в ванную комнату, где жена в своем
замечательном цветастом халате стояла,  уперев руки  в боки, и заглядывала в
ванну.
   - Я тут! - радостно пропел Курочкин. - Я тебе нужен, солнышко?
   - Нужен, - не поворачиваясь, сказала жена. - Видишь же, засорилось... -
В  голосе  ее прозвучало  недовольство  ванной, за  компанию  и  Курочкиным.
Дмитрия Олеговича это нисколько не смутило.
   -  Будем вычерпывать? - деятельно  предложил он.  - Сейчас я  сбегаю за
ковшиком...
   Тут только жена  обернулась и  с подозрением  уставилась на  Курочкина.
Раньше она никогда не  замечала в нем готовности исполнять  домашнюю работу.
Признаться, раньше  Курочкин и сам подобного  за  собой не  замечал. Но чего
только  не  бывает  в  это  прекрасное воскресное утро!  "Нас утро встречает
прохладой, нас пеньем встречает река". Трам-пам- пам!
   - Чего это ты такой веселый? - подозрительно спросила жена.
   -  Так  ведь воскресенье, - находчиво ответил  Дмитрий Олегович. Он еще
хотел  сообщить  супруге  приятную  новость  про  термостат, но  постеснялся
отвлекать ее от раздумий о засорившейся ванне.
   -  Ты что, выпил? - Валентина на всякий случай обнюхала  супруга и, как
видно, не нашла ничего  предосудительного. Курочкин не  принадлежал к  числу
пьющих мужей, и Валентина вынуждена была это признать как факт.
   -  Ни-ни! - еще шире  заулыбался Дмитрий  Олегович. - Пить  -  здоровью
вредить!  Минздрав предупреждает... Значит, я  слетаю на кухню  за ковшиком?
Или лучше вначале вантузом попробовать?
   Валентина сурово покачала головой.
   - А что же делать?  - не отставал Курочкин. - Ты только прикажи, и я не
струшу...
   - Что делать? - строго  переспросила Валентина. - Идти в подвал,  звать
сантехника дядю Володю. Найти его и прямо за руку привести. Марш-марш!
   Отдав распоряжение, супруга  пристально посмотрела в  глаза  Курочкина,
надеясь найти  в  них  следы недовольства. В другое  время Дмитрий Олегович,
пожалуй, и в самом деле немножко поныл, что у него- де - очередной важнейший
опыт, который нельзя ни на минуту оставить без присмотра... В другое время -
да, но только не в это восхитительное воскресенье.
   -  Так точно,  - с неподдельной радостью произнес Курочкин.  -  Несусь!
Одна нога здесь, другая - уже в подвале!
   Он  лихо развернулся, выскочил  в коридор и зашлепал  вниз по лестнице.
Чувство бодрости не  отпускало  его.  Курочкин  уже  сообразил,  что  тут не
обошлось  без чудо-таблетки энкарнила,  однако  ни капельки  не  смутился. В
самом деле,  ат-лич-ное средство!  "Вам грустно и  настроение ниже  нуля?  -
бормотал он себе под  нос, перепрыгивая ступеньку за  ступенькой. - Откройте
для себя  эн-кар-нил! Вам  понравится, вам обязательно понравится! Качество,
которому мы доверяем, по разумной цене! Энкарнил - эт-то  молодость  мира, и
его возводить молодым..."
   Достигнув первого этажа, Дмитрий Олегович не задержался ни на  секунду,
а сразу изготовился нырнуть в темный подвальный зев,  который прежде казался
Курочкину сырым, темным  и затхлым, а теперь - таинственным и романтическим,
прямо предназначенным для  роковых свиданий  и мушкетерских подвигов. А дядя
Володя - чем не  граф Монте- Кристо или человек в Железной маске? Эй, Маска,
я тебя знаю!
   Дмитрий Олегович энергично заколотил в железную  дверь подвала, сначала
рукой, потом ногой...
   И тут действие чудо-таблетки кончилось.
   Мир  вокруг  сразу поблек, сузился,  краски выцвели.  Вновь надвинулись
сырость и затхлость, вход в замок Иф превратился в обычную подвальную дверь,
из сильно проржавевшего  металла. И Курочкин осознал, что  он  торчит  перед
дверью,  как  последний  идиот, в стоптанных шлепанцах на  босу  ногу, и ему
придется сейчас уговаривать  сантехника дядю Володю - хорошего человека,  но
крайне  тяжелого на подъем; а  между тем  наверху,  в курочкинской квартире,
ожидает неумолимая Валентина возле засоренной ванны, да еще  в его чуланчике
продолжается  опыт  в  термостате, который  уже  не  имеет  особого  смысла,
поскольку очевидно, что этот  энкарнил - никакое не чудо-средство, но прямой
родственник коки по материнской линии...
   Не дождавшись  ответа, Дмитрий Олегович вошел в дверь без приглашения и
немного подождал, не встретит ли  его у входа  сантехник  дядя  Володя. Увы:
длинный подвальный  коридор  в  пределах прямой видимости был  пуст.  Никого
вроде Володи не просматривалось. Шелестела только вода в стояках.
   - Владимир Иванович, вы здесь? - спросил Курочкин в пространство.
   Молчание вместо ответа.
   Может,  сантехник и  ходил где-то  здесь,  проверяя свое водно-бачковое
хозяйство, и  просто  не  слышал  сейчас голоса  Дмитрия Олеговича.  Что  ж,
придется искать его самостоятельно.
   Курочкин  сделал  несколько  осторожных   шагов  от   двери,   стараясь
поаккуратнее  обойти непросыхающее  смоляное  пятно.  Поближе  к  пятну была
нарочно подведена  лампочка  поярче,  дабы люди случайно не повторили судьбу
мух, попавших  на  липучку.  Откуда  взялась смола  в подвале, никто  уже не
помнил  за  давностью лет.  Зато все помнили историю о том,  как  застрял  в
липучке  инспектор  пожарной  охраны  и  как  на инспекторе  потом проверяли
действенность  сказки  про  Репку.  Мышкой повезло  быть  Дмитрию Олеговичу.
Общими усилиями инспектор был спасен и с тех пор зарекся проверять их подвал
на предмет возможного возгорания: не исключено, он даже в душе надеялся, что
пленившее  его пятно когда-нибудь  воспламенится,  и  тогда инспектор  будет
отомщен.
   -  Владимир  Иванович...  Дядя  Володя,  отзовитесь,  - уже  вполголоса
произнес Курочкин.
   В ответ по-прежнему - тишина,  если не считать мерного плеска в трубах.
Из правой трубы, вероятно, что-то выливалось, в левую - что-то вливалось. Не
хватало  только бассейна  и самого  сантехника.  "Будем  искать", -  грустно
подумал Дмитрий Олегович и двинулся осматривать

   катакомбы. Он всегда инстинктивно побаивался этих подвальных лабиринтов
и  стремился по  возможности пореже забредать сюда. И вот стараниями супруги
Валентины  и,  в особенности, лекарства  энкарнила он  все-таки здесь - весь
вечер у ковра. В смысле, у смоляного пятна.
   Проходя  по  коридору мимо труб, Курочкин бдительно  озирался  и бросал
взгляды  во  все  закоулки. Отсутствие  дяди  Володи  на  рабочем месте было
недопустимо.  Хорошо еще, у  Дмитрия  Олеговича в квартире просто засорилась
ванна, а если бы, допустим, сорвало резьбу с горячего крана, что тогда?
   Вопрос остался без ответа. Зато к плеску в трубах прибавился незнакомый
звук. Курочкин повернулся на звук - и застыл. Из полумрака материализовалась
темная фигура, в руке у фигуры что-то недружелюбно поблескивало.
   - Хальт! - тихо скомандовал незнакомец.
   Одет  он был  в черный мундир со  свастикой на  рукаве, с  серебристыми
лычками  и  орлом  в  петлице. Ноги  были обуты в  блестящие сапоги,  голова
упрятана под фуражку  с  мертвой  головой  на высокой тулье.  Погоны Дмитрий
Олегович не рассмотрел, да и не разбирался он в фашистских знаках различия.
   -  Шпрехен  зи  дойч?  -  шепотом спросил  Курочкин,  слабо  припоминая
школьные уроки немецкого.
   Гость из прошлого выглядел молодо, почти пацан.
   - Дойч? - задушевно переспросил он. - А как же, шпрехаю. Айн  бисхен. И
по-русски тоже могу... Потолкуем, папаша?
   В  этом предложении  потолковать было столько  ласкового  садизма,  что
Курочкин, не раздумывая, бросился наутек.

2

   Стоит возрасту приблизиться к  пятидесяти, как  человек вдруг  начинает
задавать себе безжалостные вопросы. Отчего он не  сокол,  не полководец,  не
Шопенгауэр или Достоевский? Почему  за столько лет не  удосужился выучить ни
одного иностранного языка, кроме латыни? По какой причине не испытал ни разу
тот  самый  знаменитый  австрийский  шампунь,  от которого  волосы  делаются
мягкими  и  шелковистыми?  (Теперь  уж  поздно...)   Зачем   отмахивался  от
всевозможных полезных диет и налегал на свою любимую, но вредную для талии и
для печени  жареную  картошку? А спорт? Какого черта он никогда не занимался
классической борьбой, карате, боксом... Бегом с препятствия