й  задах. Как  у свежего  яблочного пирога,  чуть
перестоявшего в духовке.
   "Вот тебе и сходил за яблочками! - возникла в мозгу Курочкина глупейшая
фраза. -  Вот и сходил за яблочками. Вот тебе, понимаешь, и сходил..." Глядя
на пистолеты, Дмитрий Олегович припомнил  вдруг словосочетание "американская
дуэль". Курочкин не очень-то любил смотреть вестерны,  но из тех, что  видел
по  телевизору,  вынес  для  себя  простое  правило  этой  ковбойской  игры:
побеждает  тот,  кто  выхватит  свой  револьвер первым. Двое убитых стрелков
были,  вероятно,  ковбоями  одинаковой квалификации,  поэтому  выигравших  в
поединке не оказалось. Как и проигравших. Должно быть, именно такая ситуация
на спортивном языке называется боевая ничья - победила дружба, приз уходит к
телезрителям...
   Любопытство исследователя пересилило страх, и Курочкин мелкими

   шажочками паралитика приблизился к призу, ставшему яблоком раздора двух
одинаково  умелых  стрелков. Строго  на середине  воображаемой прямой линии,
которой Дмитрий  Олегович мысленно соединил  двух поверженных ковбоев, лежал
портфель системы  "дипломат".  Самого  заурядного  вида.  У  Курочкина  дома
остался  примерно такой  же, даже  поновее;  просто  у  этого было  побольше
замочков, гвоздиков-штырьков рядом с рукояткой, всяческих подковок  на углах
и  прочей  скобяной дребедени. Дмитрий  Олегович  осторожно  наклонился  над
"дипломатом", твердо  зная,  однако,  что никакое любопытство все  равно  не
заставит  его  коснуться пальцами  поверхности.  Он, Курочкин,  не такой  уж
дурак, чтобы на  месте преступления  оставлять свои отпечатки пальцев. Самое
правильное,  что ему  сейчас нужно  делать, -  это  бежать  прочь  от  серой
иномарки,  пистолетов,  покойников  и загадочного  чемоданчика.  Бежать  как
можно...  Дмитрий Олегович еще не успел  произнести про себя слово "скорее",
как правый рукав  его пиджака неожиданно зацепился за один  из металлических
гвоздиков.  О,  черт,  только  не это! Курочкин  испуганно  отдернул руку  -
"дипломат"  дернулся  вслед  за  ней,  не желая  отпускать  рукав. Проклятый
гвоздик впился в суровую пиджачную ткань, как клещ.
   Валентина всегда выбирала для мужа неказистую на вид,  но очень прочную
одежду  - в  целях экономии  семейного  бюджета.  Самыми  страшными  врагами
Дмитрия  Олеговича  в  плотной уличной толпе давно  уже стали  разнообразные
предметы ручной клади у соседних граждан, особенно  если  предметы  обладали
острыми колющими  выступами,  а их  хозяева, в свою  очередь,  -  физической
силой.  Стоило  Курочкину  попасть на  крючок,  как его норовили  утащить  в
сторону, противоположную его маршруту. На днях острая заклепка в виде цветка
на сумочке  мрачной дамы  с внешностью Брунгильды вынудила Дмитрия Олеговича
почти целый квартал плестись за хозяйкой сумочки как привязанному. На робкие
просьбы остановиться,  оглянуться и освободить его плащ Брунгильда  отвечала
презрительным молчанием, и лишь когда Курочкин рискнул повысить  голос, дама
со словами "Отстань, маньяк!" залепила ему  основательнейшую плюху - да так,
что   бедный  Дмитрий  Олегович  вместе  с  заклепкой  отлетел  к  ближайшей
девятиэтажке и впечатался  в стену.  Вдобавок тем  же  вечером  Курочкин был
подвергнут  пристрастному  допросу  не  по-хорошему  внимательной Валентины,
которая твердо вознамерилась  дознаться, что означает металлическая  розочка
на мужнином плаще и не пахнет ли тут, упаси боже, супружеской изменой...
   Курочкин застонал  и вновь попытался освободиться от портфеля. Впустую!
Окаянная  находка,  впивавшаяся  в рукав, сулила  такие неприятности,  какие
Дмитрию Олеговичу и не снились. В "дипломате" могла, к примеру, быть бомба -
килограммов десять  (судя  по весу) тринитротолуола с  запалом и  с  часовым
механизмом. Стоило  подумать  о бомбе,  как Курочкин  услышал доносящееся из
"дипломата" тиканье,  громкое  и  отчетливое.  Дмитрий  Олегович  помертвел,
обреченно сказал  себе:  "Ну,  вот..."  -  и  тут  сообразил,  что  зловещее
"тик-так, тик-так" исходит не от портфеля, а от его  собственного будильника
на  ленточке.  Тотчас  же  ученый-исследователь Курочкин, пробившись  сквозь
пелену  страха обычного  гражданина  Курочкина, привел последнему  несколько
убедительных доказательств неприсутствия в "дипломате" бомбы. На переходящий
приз десятикилограммовая упаковка даже лучшего тротила все-таки не тянула, и
вообще  довольно глупо со  стороны  ковбоев было бы дырявить  друг друга  из
пистолетов  с  глушителями  за  сомнительное  удовольствие  единолично  быть
разорванным на куски взрывным устройством.
   Ладно, допустим, здесь не  бомба.  Однако и без нее  положение  Дмитрия
Олеговича было  аховым. В любую секунду  во дворе могли бы появиться  люди и
обнаружить Курочкина в одной  компании с  трупами и с чужим  "дипломатом". И
без отпечатков курочкинских  пальцев  каждому стало бы ясно, что именно тип,
захвативший  чужую  собственность,  предварительно  разделался с  ее бывшими
хозяевами. А потом - милиция, следствие и суд. "Подсудимый, признаете  ли вы
себя  виновным  в убийстве двух человек?" Речь  прокурора,  слезы Валентины,
высшая мера. Вот тебе и сходил за яблочками.
   Дмитрий Олегович до того явственно представил  в воображении сцену суда
над  собой,  что едва  не прохлопал  реальную опасность.  Шаги!  С  улицы  в
подворотню   кто-то  уже  неторопливо   входил,   легкомысленно  насвистывая
популярный  мотивчик. Путь  к отступлению  был отрезан,  для наступления  же
глухой,  как пробка,  двор тем  более  не предназначался.  Подхватив  черный
"дипломат",   Курочкин  бестолково   заметался  по   двору  в  поисках  хоть
какого-нибудь выхода. Один  подъезд был заколочен досками  крест-накрест, на
дверях  другого  обнаружился  амбарный  замок,  а  ручка неприметной  двери,
выкрашенной  под  цвет  кирпичной  стены,  просто  не  поддавалась,  сколько
Курочкин ее ни  дергал.  В полном отчаянии он  злобно пнул проклятущую дверь
ногой - и та легко отворилась. Внутрь. В ту последнюю  секунду, когда шаги и
мотивчик  приблизились  вплотную,  но  человек  еще  не  показался,  Дмитрий
Олегович вместе с  присосавшимся к рукаву "дипломатом" нырнул в спасительное
убежище.
   Убежище оказалось подсобкой игрушечного магазина "Буратино".
   Тускло светила лампочка под потолком. На унылых металлических стеллажах
в  несколько  рядов  громоздились  куклы Барби  с  нездоровыми  зеленоватыми
лицами, маленькие, с ладонь, жестяные ведерки, словно бы предназначенные для
игры в "наперсток", пластмассовые  пупсы  ядовито-  красного  цвета и  целый
паноптикум  меховых  уродцев,  долженствующих   изображать  мирное  медвежье
семейство в  одну двадцатую  натуральной величины.  Больше всего  в подсобке
было пыли, которая вольготно чувствовала себя  на полу и  на полках, видимо,
уже не боясь своего  естественного врага - мокрую швабру. Курочкин  чихнул и
понадеялся,  что  его  пребывание  в  царстве  Барби  и  медведей  останется
незамеченным. Как бы  не  так!  Фортуна, богиня везения, сегодня определенно
пребывала не на стороне Дмитрия  Олеговича. Стоило  ему чихнуть третий  раз,
как из-за  стеллажей возникла очкастая  фигура в  синем халате с полустертой
биркой "Менеджер".
   - Что вам тут надо? - неприязненно осведомилась фигура, тесня Курочкина
обратно  к  двери.  То  есть  в  ту  сторону,  куда тому  вовсе  не хотелось
возвращаться.
   - Видите ли... - залепетал Курочкин,  всегда робеющий  при  разговоре с
Лицами При Исполнении. - Я... Ап-чхи!
   -  Короче! - еще более посуровела фигура. Гла~ за под  очками  налились
свинцом, грозя изрешетить на месте непрошеного гостя.
   -  Дело  в  том... - проговорил Курочкин, мучительно  стараясь отыскать
хоть одну вескую причину своего пребывания  в подсобке. Про  двух покойников
во дворе рассказывать  ему  сейчас  совсем не хотелось. - Э- э... Анилиновый
краситель,  - невпопад брякнул он, поймав  взглядом ближайшего ярко-красного
пупса на полке. - Он ведь опасный...

   Дмитрий  Олегович и сам не мог понять, что за  черт его дернул за язык.
Вечно его  профессиональные познания  вылезали  на свет  божий  именно в  ту
минуту,  когда  сам  Курочкин был  в этом меньше всего заинтересован. Если у
экономиста в темном переулке  отбирают бумажник, глупо затевать с грабителем
разговор об инфляции.
   -  Анилиновый  краситель? - переспросил менеджер.  - Вы имеете  в  виду
пупсика?..  -  Из  голоса  его почему-то  сразу исчезла всякая суровость. На
смену ей пришла непонятная растерянность.

   - Вот именно, - подтвердил Курочкин. Он  был рад, что менеджер внезапно
согласился поболтать  с ним о токсикантах  и  не выталкивает его  обратно  к
трупам во  дворе.  -  Насколько  я  знаю, санитарно-гигиенические  нормы  не
позволяют...  -  Дмитрий  Олегович  уже  собирался  напомнить  про  свойства
пластмассы и  про  вредную привычку детишек все тащить  в  рот.  Сразу после
института он полгода проработал в Департаменте сангигиены, и это существенно
расширило  его  познания.  Было это  лет  примерно  двадцать  назад,  однако
вреднючий анилин, оказывается, еще используют.
   -  Но  ведь  у  игрушки  должен  быть  цвет...  -  нерешительно перебил
Курочкина  менеджер.  Он  больше  не теснил  Дмитрия Олеговича к  двери,  а,
наоборот, стал отступать.
   -  Правильно! - с  энтузиазмом сказал Курочкин, двигаясь вслед за Лицом
При  Исполнении. Дискуссия  приобретала  интересный поворот,  Курочкин  даже
временно позабыл  о  прицепившемся,  как  репей,  "дипломате". -  Правильно!
Однако вы забыли, что есть прекрасные пищевые красители... Кармин, алканнин,
сахарный колер, в конце концов.
   - Помилуйте,  да мы ведь не  сами  выпускаем  эти  игрушки!  - очкастый
менеджер заметно  встревожился.  -  Мы получаем  их  с Можайской фабрики, по
договору на реализацию...
   Дмитрий Олегович поскучнел: разговоры о производстве  уводили дискуссию
в сторону.
   -  Вот  и отправьте их  обратно в  Можайск,  -  отмахнулся  он. - Пусть
попробуют  энокрасители.  Знаете,  из выжимок  ягод  бузины. В них,  правда,
содержатся катехины, но при прочих равных условиях...
   - Отправим, непременно отправим, - суетливо поддакнул менеджер. - И про
бузину скажем, и  про  дядьку... Только давайте акт не будем составлять... -
Как-то незаметно человек в синем халате с биркой предпринял вежливую попытку
поднести его "дипломат".
   - Не надо, спасибо, - отклонил этот знак вежливости Курочкин, стараясь,
чтобы крепкая привязанность "дипломата" к правому рукаву его пиджака
   не  бросалась  в  глаза.  Странные слова  о  составлении  акта  Дмитрий
Олегович вообще не понял: не хочет менеджер -  пусть и не составляет, ему-то
что?-
   В сопровождении суетливого Лица При Исполнении Дмитрий Олегович миновал
пыльное подсобное помещение,  пересек коридор и вступил в торговый зал,  где
было  не слишком многолюдно.  Стайка долговязых акселераток  громким шепотом
обсуждала у  витрины  преимущества  куклы  Синди перед куклой Барби,  а  три
продавщицы терпеливо обучали толстого противного  мальчишку правилам общения
с  огромным  радиоуправляемым  танком.   Толстяк-папа,   обладатель  мощного
загривка  и нескольких  перстней на толстых пальцах,  с умилением  взирал на
свое чадо. Чадо  же высокомерно выслушивало  инструкции, с видом  наследного
принца ожидая, когда ему будет вручен пульт управления.
   -  Может, чайку  с нами?.. -  неуверенно предложил Курочкину  менеджер,
глядя  на  Дмитрия  Олеговича снизу вверх.  Наверное, глубина  познаний  Ку-
рочкина в пищевых красителях сыграла решающую роль.
   - В другой раз, - вежливо отказался от чая Дмитрий Олегович. - Спасибо.
   - Ага-ага, - заморгал менеджер. - К  следующему  разу мы все сделаем...
Можете быть покойны...
   Слова его были прерваны мелодичным звоном: толстый мальчик, заполучив в
руки  пульт,  немедленно  протаранил  игрушечным  орудием  танка  стеклянный
прилавок.  Менеджер  заахал,  кинулся  на   звон.  Лучшей  возможности  уйти
по-английски  Курочкину бы и не  представилось. Он вышел из дверей магазина,
на  зеленый  свет  перешел  улицу,  и  уже там, на  другой  стороне, услыхал
приближающиеся звуки сирены. Два новеньких милицейских "Форда" с фиолетовыми
мигалками,   взвизгнув  тормозами,  остановились   у   подворотни   рядом  е
"Буратино". Захлопали дверцы.
   Дмитрий Олегович отлично видел, как полдюжины спецназовцев в шлемах и с
автоматами   наперевес  ринулись  в  подворотню   и  исчезли  там.  Курочкин
почувствовал слабость в коленях, представив, что  было бы, промедли он в том
дворе хоть одну лишнюю минуту...
   Собственно говоря, и сейчас  медлить было нельзя. Кто-нибудь непременно
догадается  заглянуть  в  "Буратино"  через  подсобку.  Служебных  собак эти
спецназовцы, к счастью, захватить не догадались, но и без собак будет совсем
нетрудно взять след беглого типа с чужим "дипломатом" - особенно если он так
и будет  торчать на месте, уставившись на  милицейские машины, как баран  на
соответствующие ворота.
   Не мешкая, Курочкин двинулся по противоположной стороне улицы  прочь от
"Буратино", стараясь,  чтобы его  передвижение  со  стороны выглядело бы  не
паническим  бегством,  а   этакой  деловой  трусцой   озабоченного   мелкого
бизнесмена. По крайней мере Дмитрий Олегович полагал, что бизнесмены обязаны
перемещаться именно так:  им  ведь некогда -  надо успеть и к брокерам, и  к
дилерам, и  с фьючерсами разобраться.  Мир бизнеса  всегда был для Курочкина
неким  средоточием  загадочных  иностранных  слов,  мягких  кожаных  кресел,
сотовых  телефонов  и глянцевых  рекламных  журналов, предлагающих  покупать
невероятно  красивые  и  абсолютно бесполезные вещи. Где-то на границе этого
мира располагалась  Валентина  со своей  бухгалтерией и  с ее  уверенностью,
будто бы цент доллар бережет и семейный режим экономии - самый короткий путь
к  процветанию  и  подлинному  достатку. Месяц  назад,  например,  Валентина
объявила, что единый проездной билет есть недопустимая финансовая

   роскошь для безлошадного  фармацевта Курочкина, -  в то время как пешая
ходьба  позволяет сохранить  тонус и не выглядеть к пятидесяти  годам старой
развалиной.
   Курочкин послушно отказался от проездного и стал ходить на работу тремя
проходными дворами. Вечером ходить  по  ним было  страшновато, разок Дмитрий
Олегович  едва  не  сломал ногу в одном из закоулков,  но  зато он выигрывал
здесь в расстоянии и тратил меньше времени: тоже экономия, если угодно.
   Как раз в полуквартале  от магазина "Буратино" и злополучной подворотни
располагался один такой  экономный проход,  ведущий сразу на соседнюю улицу.
Ага, вот и он! Курочкин юркнул в неширокую щель между домами, сменил деловую
трусцу  на  бодрый  галоп и через пару  минут  был уже в  другом месте.  Тут
милицейские сирены уже не были слышны, но Курочкин на всякий случай повторил
свой проходной маневр и через подъезд жилого дома между булочной и ломбардом
братьев Агаповых выскочил в уютный скверик неподалеку от Дербеневской улицы.
   Только здесь  Дмитрий  Олегович смог, наконец, отдышаться после  своего
поспешного марш-броска. Из  десятка скамеек в сквере занята была всего одна,
на которой столетнего  вида дедуля с "Правдой" на коленках мирно досматривал
сладкие  сны  о  светлом  прошлом.  Больше  никого.  Курочкин  опустился  на
ближайшую  скамейку  и  принялся освобождаться  от  зловредного гвоздика  на
"дипломате".   Операция   на   рукаве,   сделанная   без   наркоза,   прошла
удовлетворительно. "Дипломат" отделен был от пиджачного рукава, а тот снялся
с гвоздя  с минимальными потерями - дырочкой  столь незначительного размера,
что Валентина могла бы ее просто не заметить.
   Оставалось  решить,  как  поступить  с  этим  плоским  чемоданчиком  из
подворотни,  уже натворившим немало бед. Самым  правильным поступком было бы
оставить "дипломат"  где-нибудь в  пустынном месте; если там все-таки бомба,
то, по  крайней мере, пострадавших не будет. Ученый- экспериментатор  внутри
Курочкина вновь начал  подзуживать  Дмитрия Олеговича прежде ознакомиться  с
содержимым.  Так, интереса ради.  "Ну уж нет!  -  благоразумно возразил себе
Курочкин, сразу вспомнив о  последствиях одного сегодняшнего  любопытства. -
Брошу!  Где  тут  пустырь?"  В  тот  момент,  когда   Дмитрий  Олегович  уже
определенно склонился к первому, самому здравому, варианту, Фортуна выкинула
очередное коленце.
   К тени Курочкина на асфальте незаметно присоединилась посторонняя тень,
и чей-то наглый голос лениво спросил:
   - Это чего тут у тебя, а, дядя?..

3

   Голос был именно наглый - другого слова не подберешь. Он был по природе
своей не  приспособлен  для нормальных  выражений, типа "Который  час?"  или
"Большое  вам  спасибо!",  как  не приспособлен  мясницкий тесак для  тонких
хирургических операций. Когда Дмитрий Олегович случайно слышал в толпе такой
победно-хамский   тон,  то   предпочитал  обойти   опасное  место,  чреватое
уголовщиной.
   Курочкин   медленно   поднялся   с   места   и   обернулся.   Внешность
соответствовала голосу, даже с переизбытком.
   Прямо на него в упор  глядел приземистый,  широкоплечий  и  длиннорукий
человек лет сорока, как  будто  специально предназначенный для  плаката  "Их
разыскивает  милиция". Если  бы Природе какой-нибудь  доброжелатель  вовремя
шепнул,  что  венцом ее миллионнолетних стараний окажется  такой  вот  тип с
тяжелой челюстью и низким лбом, то  Природа наверняка  поставила бы крест на
млекопитающих  и  вплотную   занялась   бы  эволюцией  кактусов.  Как  более
перспективного вида.
   - Ты че, оглох? - произнес венец творения. - Чего, говорю, у тебя?
   С этими  словами длиннорукий и низколобый  млекопитающий сплюнул окурок
на  асфальт.  Во рту  тускло блеснули  золотые  коронки, которые  во времена
курочкинской  молодости  в  народе  называли  фиксами.  К  фиксе  непременно
прилагалась финка.
   - Это портфель-"дипломат", -  покорно ответил  Дмитрий Олегович, ожидая
появления  финки.  Он  был  уверен,  что нож обязательно  где-то  в  кармане
приземистого типа.
   - Вижу, что не велосипед, - пошутил фиксатый, вновь блеснув коронкой. -
Ну-ка, покажь, чего там внутри...
   Еще  пару минут  назад Курочкин почти убедил себя,  что лучший выход из
его  положения  -  немедленно  расстаться  с  опасной  находкой.  Но  стоило
длиннорукому выказать свой интерес к "дипломату", как Дмитрию Олеговичу  тут
же расхотелось сбывать с  рук плоский чемоданчик с неизвестным содержимым. И
тем более - отдавать его в такие загребущие руки.
   - Я милицию позову,  -  тихо прошептал Курочкин,  крепко сжав  рукоятку
"дипломата".
   Как  и  следовало  ожидать, эта  угроза ничуть  не напугала  фиксатого.
Казалось, он даже обрадовался.
   - Давай-давай,  зови,- великодушно разрешил  он.  - Зови милицию, кричи
"Караул!", "Грабят!". Я подожду... Ну, валяй. "Грабят!" Ну!
   Курочкин промолчал.
   - Не  хочешь,  -  сделал  правильный вывод  длиннорукий. -  А почему не
хочешь? Курочкин опять-таки промолчал.
   -  Боишься,  - задумчиво сказал тип с фиксой. - И  меня, и  ментов... Я
тебя,  фраер,  сразу  вычислил,  еще у  магазина.  Гляжу  - фраерок  ушастый
козликом скачет, на  ментов оглядывается.  У меня  глаз-алмаз, раз  увидел -
считай, сфотографировал. Тыренный "дипломатик"-то. Нет, скажешь? Или, может,
твой?
   - Мой... -  слабым  голосом соврал Курочкин,  безмерно страдая от того,
что  ему приходится  лгать, да еще такому негодяйского вида  незнакомцу.  Ко
всему  прочему  фиксатый,  в общем-то, был  прав  со своими  оскорбительными
предположениями. Дырку от гвоздика к делу не подошьешь.
   Фиксатый огорченно вздохнул.
   -  Говнистый народ  пошел,  - почти  доверительно  сообщил  он  Дмитрию
Олеговичу.  -  Говнистый,  но  тупой,  как  вохровская  портянка.  Мужики  у
авторитетов пайку отбирают, виданное ли дело? Детки щипачат, училки путанят,
инженеришки на гоп-стоп берут, а студентики мокрушничают... Дожили!
   Курочкин  нево