аячьей губы.
   Дома по прибрежной улице были не отдельные, а на две  семьи:  каждый  дом
делился гаражом на две половины. Ворон чувствовал себя стиснутым стенами  из
красного кирпича. И с той и с другой стороны дома  доносились  звуки  радио.
Из-за одной стены он мог слышать, как нетерпеливая рука  то  и  дело  меняет
настройку,  переключает  станции,  переходя  с   одних   волн   на   другие;
риторический пассаж из Берлина сменялся оперной  музыкой  из  Стокгольма.  В
другой части дома по  Британской  национальной  программе  какой-то  пожилой
критик читал стихи. Ворон не мог не слышать,  стоя  там,  между  коляской  и
манежем, глядя из гаража в ночь, на черный град:
 
   Тень является и тает,
   Предо мной она витает,
   Зрю небесные черты... Это ты?
   Увы, не ты.
   О Боже, если б мы могли
   На краткий миг, единый час,
   любимые, увидеть вас,
   Спросить, где вы, куда ушли?
 
   Он сжал кулаки так, что ногти вонзились  в  ладони,  вспоминая  об  отце,
которого повесили; о матери, перерезавшей себе  горло  в  кухне  подвального
этажа; о нескончаемой череде людей, причинивших ему боль или вред.  Пожилой,
хорошо поставленный официальный голос читал:
 
   И страшусь я взглядов глаз чужих,
   И бегу я улиц городских,
   И сердец, в которых нет любви.
   Ворон подумал: все равно через некоторое  время  она  пойдет  в  полицию;
поживем - увидим. С бабами всегда так.
 
   Всей душой зову: О, где же ты?
 
   Он пытался снова заморозить оттаивающий кусок льда на месте сердца, чтобы
оно снова стало надежным и твердым и не причиняло боли.
   "Брюс Уинтон читал избранные места из поэмы Альфреда Теннисона "Мод".  На
этом Национальная  служба  Британского  радио  свою  программу  заканчивает.
Доброй вам ночи, дорогие радиослушатели".
   глава III
   1
   Матер прибыл в Ноттвич в тот же вечер,  одиннадцатичасовым,  и  вместе  с
Сондерсом сразу же поехал в Управление  полиции.  Улицы  были  почти  пусты:
Ноттвич  укладывался  спать  рано.   Кинотеатры   закрывались   в   половине
одиннадцатого, и через четверть часа центр города пустел, люди  разъезжались
- кто трамваем, кто автобусом. Единственная ноттвичская проститутка все  еще
бродила по рыночной площади, посинев от холода под своим  промокшим  зонтом,
да пара-другая бизнесменов задержалась в холле "Метрополя",  чтобы  выкурить
по сигаре напоследок. Машину заносило на обледеневшей мостовой. Совсем рядом
с Управлением полиции, у входа в театр  Матер  заметил  афиши  "Аладдина"  и
сказал Сондерсу: "Моя девушка играет  в  этом  спектакле".  Он  был  горд  и
счастлив.
   Начальник  полиции  специально  приехал  в  Управление,  чтобы  встретить
Матера. Информация  о  том,  что  Ворон  вооружен  и  доведен  до  отчаяния,
придавала розыску более серьезный характер, чем в  иных  случаях.  Начальник
полиции был  толст  и  взволнован.  Когда-то,  еще  до  войны,  он  составил
состояние, занимаясь торговлей; во время войны получил офицерское  звание  и
был назначен начальником военного трибунала в  Ноттвиче.  Он  гордился,  что
заработал репутацию грозы пацифистов. Это  несколько  сглаживало  неудачи  в
семейной жизни, отношения с женой, которая его откровенно презирала. Поэтому
он и приехал в Управление встретить Матера:  будет  чем  похвастаться  дома.
Матер сказал:
   - Разумеется, у нас нет уверенности, что Ворон здесь,  сэр.  Но  он  ехал
ноттвичским поездом и его билет был сдан контролеру. Женщиной.
   - Так у него есть сообщница? - спросил начальник полиции.
   - Возможно. Нужно отыскать эту женщину, тогда и Ворона сможем найти.
   Начальник полиции рыгнул, прикрыв рот рукой. Перед  тем  как  отправиться
сюда, он выпил бутылочного пива, а оно всегда потом  давало  о  себе  знать.
Старший инспектор сказал:
   - Как только из Скотленд-Ярда сообщили, мы разослали информацию о номерах
банкнот во все магазины, гостиницы и пансионы.
   - Это карта с разметкой патрульных участков, сэр? - спросил Матер.
   Они подошли к висевшей на стене карте,  и  старший  инспектор  карандашом
указал на важнейшие точки города: вокзал, река, Управление полиции.
   - А Королевский театр, это примерно здесь? - спросил Матер.
   - Точно.
   - Что привело его в Ноттвич? - спросил начальник полиции.
   - Хотел бы я знать, сэр. Так. А эти дома за товарной станцией,  это  что,
гостиницы?
   -  Нет,  пансионы.  Плохо  вот  что,  -  сказал  старший   инспектор,   в
рассеянности поворачиваясь к своему начальству спиной, - многие из них  дают
приют на ночь случайным людям.
   - Тогда лучше сообщить и во все пансионы.
   - Некоторые и внимания не обратят на запросы полиции. Дома  свиданий  или
вроде того. Заходят минут на десять, двери всем открыты.
   - Что за ерунда, - возмутился начальник  полиции,  -  у  нас  в  Ноттвиче
ничего подобного нет и быть не может.
   - Если вы не возражаете, сэр, я бы предложил  удвоить  число  полицейских
при  патрульных  обходах  таких  участков.  Пошлите  самых  сообразительных.
Надеюсь, в газетах уже опубликованы сведения о его внешности? Он -  один  из
самых ловких медвежатников в Англии.
   - Не думаю, что сегодня  можно  еще  что-то  сделать,  -  сказал  старший
инспектор. - Жаль мне этого чертяку, если он себе пристанища на ночь не смог
найти.
   - А нет ли у вас  тут  бутылочки  виски,  старшой?  -  спросил  начальник
полиции. - Всем нам не повредило бы хватануть по  глоточку.  А  то  я  выпил
слишком много пива. Дает знать. Виски, конечно, лучше, только жена не терпит
запаха.
   Он откинулся  на  спинку  стула  и  скрестил  жирные  ноги.  На  старшего
инспектора он глядел с каким-то детским удовольствием, словно хотел сказать:
что за радость, ребята, мы снова вместе и можем  выпить  по  стаканчику.  Но
старший инспектор прекрасно знал, как этот старый черт  гоняет  любого,  кто
послабей и пониже чином.
   - Плесните совсем капельку, - сказал  начальник  полиции  и  взглянул  на
старшего инспектора поверх стакана, - вы здорово тогда сделали этого старого
жулика, как его - Бэйнса. - И объяснил Матеру: - Наперсточник. Водил нас  за
нос месяцами.
   - Да нет, он сам сразу признался. Я не  люблю  людей  слишком  прижимать.
Потом, он ведь работал на Макферсона и деньги от него получал.
   - Ну, - сказал начальник полиции, - у  Макферсона  все  законно.  У  него
контора  и  телефон  зарегистрированный.  У  него  расходы,  налоги...  Ура,
мальчики. За дам. - Он расправил плечи и выпятил грудь. - Не  подбросить  ли
нам еще уголька в камин? Давайте располагаться поуютнее. Сегодня  ночью  нам
все равно не работать.
   Матер чувствовал себя не в своей тарелке. Действительно, в эту  ночь  они
мало что могли сделать, но он терпеть не мог бездействовать.  Он  остался  у
карты. Не слишком большой город этот  Ноттвич.  Было  бы  нетрудно  отыскать
здесь Ворона, но Матер в этом городе чужой. Он не знал, на какие забегаловки
и притоны следовало бы устроить облаву, какие клубы и танцзалы осмотреть. Он
сказал:
   - Мы полагаем, он кого-то преследовал. Я предложил бы, сэр, утром  первым
делом снова опросить контролера. Посмотреть, кого  из  местных,  сошедших  с
поезда, он вспомнит. Может, нам повезет.
   - А вы знаете анекдот про архиепископа  Йоркского?  -  спросил  начальник
полиции. - Да, да. Мы это сделаем. Но  ведь  ничего  срочного  нет,  правда?
Чувствуйте себя как дома, дружище, выпейте виски. Вы  приехали  в  Мидлендс.
Медлительный Мидлендс (а, старшой?). Мы не  больно  поспешаем,  а  на  место
поспеваем.
   Он был, несомненно, прав. Ничего срочного не было, и не было ничего,  что
они могли бы сделать в этот поздний час; но, пока Матер стоял у  карты,  ему
словно кто-то шептал в самое ухо:  "Скорее,  скорее,  скорее,  не  то  будет
поздно!"
   Матер обвел пальцем главные улицы города; ему хотелось бы знать их так же
хорошо,  как  он  знал  центр  Лондона.  Здесь   был   Главпочтамт,   рынок,
"Метрополь", Хай-стрит; а это что - Дубильни?
   - Что это за большое здание в районе Дубилен, сэр? - спросил он.
   - А это  будет  "Мидлендская  Сталь",  -  ответил  старший  инспектор  и,
повернувшись к своему начальнику, терпеливо произнес: - Нет, сэр, я не  знал
этого анекдота. Очень хороший анекдот, сэр.
   - А мне его мэр рассказал, - ответил начальник полиции, - старина Пайкер,
он молодчина. Можно подумать, ему и сорока  нет.  Знаете,  что  он  отмочил,
когда мы заседали на комиссии по учебной воздушной тревоге? Он  сказал,  эти
учения дают нам возможность забраться в чужую постель. Он имел в виду, что в
противогазах женщины не разберутся, кто есть кто. Улавливаете?
   - Мистер Пайкер - очень остроумный человек, сэр.
   - Точно, старшой, только я его тут переостроумил. Я  в  тот  день  был  в
отличной форме. Знаете, что я ему ответил?
   - Нет, сэр.
   - Я ответил: "Ну, вам-то ни за что не отыскать  чужую  постель,  Пайкер".
Улавливаете? Он старый кобель, этот Пайкер.
   - А какие приготовления делаются к газовой тревоге, сэр? - спросил Матер,
не отрывая пальца от городской Ратуши.
   - Нельзя заставить людей покупать противогазы по  двадцать  пять  бобиков
штука, всего на один раз, но ведь мы собираемся послезавтра устроить учебный
налет с дымовыми шашками. Получим их с аэродрома  в  Хэнлоу.  Все  те,  кого
застанут на улице во время  учений  без  противогаза,  будут  отправлены  на
"скорой помощи" в Главную городскую больницу.  Так  что  всякий,  кто  хочет
спокойно заниматься своими  делами,  а  не  сидеть  весь  день  дома,  пусть
приобретает противогаз.  Правда,  "Мидлендская  Сталь"  всем  своим  раздает
противогазы, так что у них, как всегда, простоя не будет.
   - Вроде шантажа получается, - проговорил старший инспектор. -  Сиди  дома
или покупай противогаз. Транспортным компаниям  эти  противогазы  в  хорошую
копеечку влетели.
   - В какое время тревога, сэр?
   - Мы никому не сообщаем. Сирены воют. Ну, вы представляете. Бойскауты  на
велосипедах. Им одолжили противогазы. Но мы, разумеется, знаем, что все  это
произойдет до двенадцати часов дня.
   Матер снова взглянул на карту.
   - А эти угольные склады, - заговорил он, - на  товарной  станции?  Вы  их
держите под постоянным наблюдением?
   - Глаз не спускаем, - сказал старший инспектор.  -  Я  сам  занялся  этим
сразу, как позвонили из Скотленд-Ярда.
   -  Отличная  работа,  мальчики,  отличная  работа,  -  заметил  начальник
полиции, допивая виски. - Отправлюсь-ка я домой. Трудный день  завтра,  всем
нам придется поработать. Вы небось захотите утром посоветоваться со мной,  я
полагаю, а, старшой?
   - О, не думаю, что мы станем беспокоить вас слишком рано, сэр.
   - Ну, если  вам  понадобится  совет,  я  всегда  на  том  конце  провода.
Спокойной ночи, мальчики.
   - Спокойной ночи, сэр. Спокойной ночи.
   - Старик прав в одном, - старший инспектор убрал виски  в  свой  шкаф.  -
Сегодня мы ничего больше не сможем сделать.
   - Я вас не задержу, сэр, - сказал Матер. - Не думайте,  что  я  делаю  из
мухи слона. Сондерс подтвердит - я не из тех, кому больше всех надо,  только
что-то такое в этом  деле...  Не  могу  выкинуть  его  из  головы.  Странное
какое-то дело. Я вот смотрел на карту, сэр, и думал, где бы я спрятался. Вот
эти пунктирные линии на востоке, с краю, это что?
   - Новостройка. Жилые дома.
   - Недостроенные?
   - Я  послал  двух  полицейских  с  обходом  на  этот  участок,  сказал  -
спецзадание.
   - Вы очень хорошо все продумали, сэр, на самом деле вы и  без  нас  могли
обойтись.
   - Не все же у нас такие, как он.
   - Все-таки у меня неспокойно на душе. Он кого-то преследовал,  поэтому  и
приехал сюда. Парень сообразительный. У нас ничего на него не было раньше, а
он за последние сутки только и делает, что ошибается. Шеф сказал, он уже так
засветился, что поверить трудно. И так оно и есть. У меня  впечатление,  что
парню кто-то здесь позарез нужен.
   Старший инспектор взглянул на часы.
   - Ухожу, сэр, - сказал Матер. - Увидимся утром. Спокойной ночи,  Сондерс,
я пойду похожу тут вокруг немного, потом в гостиницу. Хочу разобраться,  что
где.
   Он вышел на Хай-стрит. Дождь прошел, наполнив  сточные  канавы,  медленно
покрывающиеся ледяной коркой. Он поскользнулся на тротуаре, схватился  рукой
за фонарный столб, чтобы удержаться на ногах.  После  одиннадцати  фонари  в
Ноттвиче еле светили. Через дорогу, ярдах в пятидесяти, если идти  к  рынку,
виден был портик Королевского театра. Все огни там  были  уже  погашены.  Он
вдруг обнаружил, что мурлычет: "Для меня это - рай земной", и  подумал:  как
хорошо любить; как хорошо, когда есть  стержень,  определенность;  чтобы  не
просто влюбиться и витать в облаках, а любить. Он ценил  организованность  и
порядок, и ему хотелось, чтобы и здесь все организовалось как можно  скорее:
хотел, чтобы любовь была засвидетельствована печатью и  подписью  и  он  мог
оплатить лицензию. Его переполняла безмолвная нежность, которую  он  никогда
не сумел бы выказать вне  брака.  Он  не  был  любовником,  он  ощущал  себя
человеком женатым, но женатым так, что годы  счастья,  взаимного  доверия  и
бесконечной благодарности судьбе ждали его впереди.
   Он совершил самый сумасшедший поступок за все время,  что  был  знаком  с
Энн: пошел взглянуть на дом, в котором она поселилась. Она дала ему адрес по
телефону, и это было кстати, потому что  по  работе  ему  нужно  было  найти
дорогу к улице Всех Святых. Он  узнал  множество  полезных  вещей  по  пути,
внимательно глядя вокруг, так что время не было  потрачено  зря.  Он  узнал,
например, названия и адреса местных  газет:  "Ноттвич  Джорнел"  и  "Ноттвич
Гардиан" - двух соперничающих газет,  редакции  которых  располагались  друг
против друга на Чаттон-стрит, одна из них  -  рядом  с  огромным  аляповатым
зданием кинотеатра. По рекламным плакатам Матер мог судить о характере газет
и их читателей: "Джорнел" издавался для широкой  публики,  "Гардиан"  -  для
"высшего" общества. Еще он узнал,  где  находились  самые  известные  лавки,
торговавшие жареной  рыбой  с  картошкой,  и  пабы,  особенно  популярные  у
углекопов;  обнаружил  парк  -  унылое  место  с   поникшими   деревьями   и
огороженными газонами, с гравиевыми дорожками для детских колясок.  Все  эти
сведения могли оказаться полезными, и они оживили карту  Ноттвича,  так  что
Матер теперь мог думать о нем как о городе людей, точно так  же  как  привык
думать о Лондоне, когда работал, о Лондоне Джонов и Чарли.
   Улица Всех Святых представляла  собой  два  ряда  домов  в  неоготическом
стиле, крытых узкой черепицей; дома выстроились вдоль улицы тесно и  строго,
словно войско на параде. Матер остановился у дома № 14 и подумал: интересно,
она уже спит? Утром ее будет ждать сюрприз:  еще  на  Юстонском  вокзале  он
опустил в ящик открытку, написав, что остановится в  гостинице  "Корона".  В
подвальном этаже горел свет: хозяйка еще не спала. Ему было грустно, что  он
не смог послать ей весточку более быструю,  чем  открытка;  он  хорошо  знал
тоску и одиночество, одолевающие  человека  в  незнакомой  квартире;  тяжкую
необходимость  пить   поутру   переваренный   до   черноты   чай,   созерцая
недружелюбную  физиономию  хозяйки.  Ему  казалось,  что  жизнь  должна   бы
обходиться с Энн много лучше.
   Ветер леденил лицо и  тело,  но  Матер  еще  постоял  на  противоположной
стороне, беспокоясь, достаточно ли у нее на кровати одеял, есть  ли  деньги,
чтобы включить отопление и свет. Вдохновленный светящимися  окнами  подвала,
он чуть было не позвонил в дверь, чтобы узнать у хозяйки, имелось ли  у  Энн
все необходимое. Но вместо этого повернул в сторону "Короны". Зачем казаться
глупее, чем ты есть на самом деле;  он  даже  не  скажет  ей,  что  приходил
посмотреть на дом, где она спала.
   2
   Его разбудил стук в дверь. Еще не было семи. Женский голос произнес: "Вас
к телефону", и он услышал, как горничная,  шаркая  туфлями  и  стуча  ручкой
швабры  по  лестничным  балясинам,  спускается  вниз.   День   обещал   быть
прекрасным.
   Матер сбежал по лестнице в пустой зал ресторана, где за стойкой бара  был
телефонный аппарат.
   - Матер, - сказал он. - Кто  говорит?  -  и  услышал  голос  сержанта  из
Управления полиции.
   - Для вас есть новости. Он провел прошлую ночь в  католическом  соборе  -
Святого Марка. И кто-то сообщил, что вечером его видели у реки.
   Однако, когда Матер, тщательно выбритый и подтянутый, явился в Управление
полиции, там его ждали новые сообщения. Агент по продаже недвижимости прочел
в газете об украденных банкнотах и принес две в  полицию.  Он  сообщил,  что
получил их от молодой женщины, утверждавшей, что она хочет купить  дом.  Ему
показалось странным, что она так и не явилась в агентство подписать бумаги.
   - Это, верно, будет та самая женщина, которая сдала его билет контролеру,
- сказал старший инспектор. - Они точно вдвоем работают.
   - А собор?
   - Какая-то женщина видела, как парень с заячьей губой выходил  из  собора
рано утром. Потом, когда она вернулась домой (она в церковь ходила) и прочла
газету, она заявила об этом постовому. Придется запереть все церкви.
   - Нет, возьмите их под наблюдение, -  сказал  Матер.  Он  грел  руки  над
железной печкой. - Давайте-ка я поговорю с этим агентом.
   Агент по продаже недвижимости весело вошел в кабинет из  приемной,  легко
шагая в модных брюках гольф, и провозгласил:
   - Фамилия - Грин.
   - Не могли бы вы сказать мне, мистер Грин, как выглядела эта девушка?
   - Прелестная малышка, - сказал мистер Грин.
   - Маленькая? Ниже метра шестидесяти?
   - Ну нет, я бы не сказал.
   - Вы сказали - малышка.
   - Ах, это, - сказал мистер Грин, - это, знаете ли, просто форма выражения
восторга. Облегчает установление контакта.
   - Цвет волос? Темный, светлый?
   - О, я не заметил. Никогда не обращаю внимания на их  волосы.  Прекрасные
ноги.
   - Что-нибудь странное в манере поведения?
   - Нет, ничего такого не могу сказать. Мило разговаривает.  Может  оценить
шутку.
   - Вряд ли вы обратили внимание на цвет глаз.
   - Ну, между прочим, это я как раз заметил. Всегда смотрю девушке в глаза.
Они это любят. Ну, знаете: "Пей  только  за  меня"1.  Немножко  поэзии.  Мой
всегдашний гамбит. Сразу говорит им о вашей духовности, знаете ли.
   - И какого же цвета у нее глаза?
   - Зеленые, с золотыми искорками.
   - Одета как? Вы не заметили?
   - Конечно, заметил, - ответил мистер Грин, рисуя руками в  воздухе  некий
контур. - Что-то такое мягкое и темненькое. Ну, вы  понимаете,  что  я  хочу
сказать.
   - А шляпка? Соломенная?
   - Нет, не соломенная.
   - Фетровая?
   - Может быть, что-то вроде фетра. Тоже темная. Это я заметил.
   - Вы бы ее узнали, если бы снова встретили?
   - Конечно, - сказал мистер Грин, - никогда ни одного лица не забыл.
   - Хорошо, - сказал Матер, -  вы  можете  идти.  Возможно,  вы  нам  снова
понадобитесь, чтобы опознать девушку. Банкноты мы оставим у себя.
   - Но послушайте, - возразил мистер Грин, - это нормальные банкноты. Они -
собственность фирмы.
   - Можете считать, что этот дом не продан.
   - У меня здесь был этот контролер, -  сказал  старший  инспектор.  -  Он,
разумеется, не помнит  ничего  существенного.  В  детективных  романах  люди
всегда помнят что-то определенное, а в жизни - вечно заявляют, мол,  на  ней
было что-то такое темненькое или что-то такое светленькое.
   - Вы послали кого-нибудь осмотреть дом? Эти показания агента...  Странная
история. Девушка, должно быть, пришла туда прямо с вокзала. Почему? И  зачем
сделала вид, что хочет купить дом? И заплатила крадеными банкнотами?
   - Похоже,  ей  во  что  бы  то  ни  стало  нужно  было  помешать  второму
претенденту купить этот дом. Как будто она там что-то спрятала.
   - Пусть ваш человек тщательно осмотрит дом,  сэр,  прямо  частым  гребнем
прочешет. Разумеется, там вряд ли удастся  что-нибудь  найти.  Если  бы  там
что-то было, она явилась бы в контору подписать бумаги.
   - Нет, побоялась бы