и  сям  украшал
его подбородок. На глаза попались два телефонных номера: Мэйфэр 632 и Музеум
7981. Телефоны Корэл и Люси. Темноволосая и блондинка, полненькая  и  худая.
Светлый ангел и темный. Ранний желтоватый туман все еще лепился к  окнам,  и
выхлоп проезжавшего по улице автомобиля  заставил  его  подумать  о  Вороне,
надежно изолированном на товарном дворе, осажденном вооруженной полицией. Он
знал: всем этим занимается сэр Маркус,  и  задумался  над  тем,  как  это  -
проснуться утром, понимая, что наступил твой последний день.  "Не  знаю  дня
смерти   моей"2,   радостно   подумал   мистер   Дэвис,   промокая    порезы
кровоостанавливающим карандашом и прилепляя к  ним  кусочки  ваты;  но  если
знаешь, как, видимо, знает Ворон, станешь ли раздражаться от  того,  что  не
работает центральное отопление и что бритва  тупая?  Голова  мистера  Дэвиса
была сейчас полна великих, благородных абстракций, и ему казалась гротескной
сама мысль о том, что человек, обреченный на смерть, мог  обратить  внимание
на тривиальные вещи вроде пореза бритвой. Впрочем, разумеется, Ворон вряд ли
будет бриться в своем сарае.
   Мистер Дэвис торопливо разделался с завтраком:  два  поджаренных  хлебца,
две чашки кофе, четыре порции почек и ломтик бекона, привезенные на лифте из
ресторана внизу; немного сладкого  апельсинового  джема  "Серебряная  нить".
Удовольствием  было  думать,  что  Ворон   не   получит   такого   завтрака.
Приговоренный к смерти в тюрьме мог бы, но не Ворон, нет.  Мистер  Дэвис  не
любил ничего выбрасывать; за завтрак было уплачено, поэтому на второй хлебец
он водрузил остатки масла и весь оставшийся джем. Немного джема попало и  на
его галстук.
   На самом деле одна проблема, кроме недовольства сэра Маркуса,  продолжала
его  беспокоить:  та  девчонка.  Он  совершенно  потерял   голову,   сначала
попытавшись ее убить, а в результате так и не убив. Конечно, во всем виноват
сэр  Маркус.  Он  же  боялся  реакции  сэра  Маркуса,  если  тот  узнает   о
существовании девчонки. Но теперь  все  будет  в  порядке:  выяснилось,  что
девчонка - сообщница Ворона, никакой суд не поверит ее  версии  против  сэра
Маркуса. Мистер Дэвис совершенно  забыл  про  учебную  тревогу,  поспешив  в
театр, чтобы немного расслабиться и отдохнуть теперь,  когда  все  вроде  бы
уладилось. По пути он опустил шестипенсовик  в  автомат  и  получил  пакетик
ирисок.
   Мистер  Коллиер  беспокоился,   это   было   заметно.   Они   уже   разок
прорепетировали новый номер, и мисс Мэйдью, сидевшая в первом ряду не снимая
мехового манто, заявила, что это вульгарно. Она сказала, что ничего не имеет
против секса, но это - это просто дурной тон. В стиле мюзик-холла. Вовсе  не
в стиле театрального ревю. Мистер Коллиер плевать хотел на мисс Мэйдью и  ее
замечания, но вдруг мистер Коуэн... Он сказал:
   - Если бы вы объяснили, что именно вам кажется вульгарным... Я  лично  не
вижу...
   Мистер Дэвис сказал:
   - Я сам скажу вам, если найду это вульгарным. Давайте снова.
   И с ириской во рту он уселся позади мисс Мэйдью, вдыхая теплый запах меха
и дорогих духов. Что может быть лучше в этой жизни, подумал он. И  спектакль
был его собственностью. Во  всяком  случае,  сорок  процентов  от  спектакля
принадлежали ему. И он принялся выбирать свои сорок процентов, когда девушки
снова вышли на сцену в синих с красной полосой штанишках, бюстгальтерах и  в
форменных кепи на головах, как у  почтальонов.  В  руках  каждая  несла  рог
изобилия. Он отметил  двух  девиц:  одну  справа,  с  совершенно  восточными
бровями, и другую - блондинку с полными ногами и крупным ртом (крупный рот у
девушки обещает многое!).  Они  танцевали  между  двумя  почтовыми  ящиками,
вращая стройными бедрами, а мистер Дэвис наслаждался ирисками.
   Мистер Коллиер сказал:
   - Это называется "Рождество вдвоем".
   - Почему?
   - Ну, видите ли, эти рога, они символизируют рождественские  подарки,  но
вроде бы в античной форме. А "вдвоем" придает номеру  несколько  сексуальный
оттенок. Любой номер, в названии которого есть "вдвоем", имеет успех.
   - Ну, у нас уже есть "Д?ома вдвоем", - сказала мисс Мэйдью,  -  и  "Мечта
вдвоем".
   - Ну, знаете,  "вдвоем"  никогда  не  бывает  слишком  много.  Может,  вы
все-таки скажете, что тут вульгарно? - жалобно попросил мистер Коллиер.
   - Ну, например, эти рога изобилия.
   - Но это же классика, - возразил мистер Коллиер, - это же Греция.
   - И эти почтовые ящики тоже.
   - Почтовые ящики?! - истерически воскликнул мистер Коллиер. - Что дурного
вы нашли в почтовых ящиках?1
   - Ну, милый мой, - ответствовала мисс Мэйдью, - если вы не понимаете, что
дурного в почтовых ящиках, я  вам  это  объяснять  не  собираюсь.  Если  вам
хочется посадить себе на голову Комитет городских  матрон,  им  я,  пожалуй,
объясню. Но если тут обязательно нужны эти ящики, покрасьте их в синий цвет,
пусть они будут для авиапочты.
   Мистер Коллиер сказал:
   - Вы что тут, в игрушки играете? - И раздраженно добавил:  -  Представляю
себе, что вы испытываете каждый раз, когда собираетесь отправить письмо.
   На сцене, позади режиссера, девушки терпеливо продолжали свой  танец  под
треньканье рояля; каждая покачивала бедрами и поворачивалась к залу то лицом
- предлагая зрителям рог  изобилия,  то  спиной,  изгибаясь  и  демонстрируя
кругленькую попку. Разъяренный, он обернулся к ним:
   - Неужели нельзя подождать минуту? Дайте мне возможность подумать!
   Мистер Дэвис сказал:
   - Но это замечательно. Мы вставим это в спектакль.
   Ему приятно было противоречить мисс Мэйдью, роскошными духами которой  он
сейчас наслаждался.  Противореча  ей,  он  наслаждался  еще  и  властью  над
женщиной, выше его по рождению:  чувство  было  такое  (лишь  самую  малость
слабее), будто он обладает ею или даже -  будто  только  что  ее  избил.  Он
мечтал об этом еще в школе, в одной из мидлендских  школ,  содержавшихся  на
деньги попечителей; в мрачном, холодном классе он вырезал на крышке парты  и
на скамье свое имя и - мечтал.
   - Вы и вправду так думаете, мистер Дэвенант?
   - Меня зовут Дэвис.
   - Простите, мистер Дэвис.
   И там ужас, и тут кошмар! - подумал мистер Коллиер: теперь  он  рассердил
нового спонсора.
   - Мне это кажется мерзким, - сказала мисс Мэйдью.
   Мистер Дэвис положил в рот еще одну ириску.
   - Продолжайте, старина, - сказал он. - Продолжайте!
   И они продолжали: танцы и песни приятно  плескались  в  сознании  мистера
Дэвиса, порой нежные и грустные, порой захватывающе  веселые.  Нежные  песни
нравились мистеру Дэвису гораздо больше. Когда девушки пели "О,  как  похожа
ты на мамочку мою", он и в самом деле вспоминал свою маму: мистер Дэвис  был
идеальным зрителем. Какой-то человек появился из-за кулис и  крикнул  что-то
мистеру Коллиеру.
   - Что вы сказали? - прокричал в ответ мистер Коллиер, а молодой человек в
бледно-голубом джемпере машинально продолжал петь:
 
   О, ваш портрет -
   Лишь половина
   Того, что я люблю!
 
   - Вы сказали - елка? - проорал мистер Коллиер.
 
   Я этот ваш декабрь
   Запомню навсегда...
 
   Мистер Коллиер завизжал:
   - Заберите ее немедленно!
   Песня неожиданно прервалась на словах: "Вы прямо вторая мама..."  Молодой
человек сказал: "Вы  это  дали  слишком  быстро"  -  и  отправился  выяснять
отношения с пианистом.
   - Я не могу забрать ее, - сказал человек из-за кулис. - Это - заказ. - На
человеке был фартук и суконная шапка. Он продолжал: - Пришлось телегу  брать
и двух лошадей. Лучше сами пойдите и посмотрите.
   Мистер Коллиер исчез, но мгновенно возник снова:
   - О Боже! - произнес он. - Она же пятнадцать футов высотой.  Какой  идиот
придумал сыграть с нами такую шутку?!
   Мистер Дэвис был погружен в счастливейшую  полудрему-полумечту:  домашние
туфли только что согреты для него у камина в дворцовом зале (в камине пылают
целые бревна); в воздухе плывет аромат духов из частной коллекции, несколько
напоминающих духи мисс Мэйдью; мистер Дэвис вот-вот отправится в  спальню  с
доброй и честной, но аристократического происхождения  девушкой,  с  которой
только что сочетался законным браком; венчал их  епископ.  Девушка  немножко
похожа на маму мистера Дэвиса.
 
   ...ваш декабрь
   Запомню навсегда...
 
   Вдруг в его сознание ворвались слова мистера Коллиера:
   - И к тому же ящик стеклянных шаров и свечи.
   - О, - воскликнул мистер Дэвис,  -  значит,  мой  маленький  подарок  уже
прибыл?
   - Ваш... маленький?..
   - Я подумал, почему бы нам не отпраздновать Рождество здесь, на сцене?  -
сказал мистер Дэвис. - Я люблю лично знакомиться  со  всеми-всеми  актерами,
актрисами   -   по-дружески,   по-домашнему.   Немножко   потанцуем,   споем
песенку-другую... - Предложение явно  не  вызвало  ответного  энтузиазма.  -
Много-много шипучки...
   Бледная улыбка едва озарила лицо режиссера.
   - Ну что ж, - произнес он, - это очень любезно с  вашей  стороны,  мистер
Дэвис. Мы, несомненно, будем очень рады.
   - Елка вам нравится?
   - Да, мистер Дэвен... Дэвис, совершенно потрясающая елка.
   Молодой человек в  голубом  джемпере,  казалось,  вот-вот  рассмеется,  и
мистер Коллиер бросил на него злющий взгляд.
   - Мы все очень вам благодарны, правда, девочки?
   Девочки ответили слаженным хором, так, будто  слова  были  отрепетированы
заранее:
   - Очень, мистер Коллиер.
   Только мисс  Мэйдью  промолчала,  да  темноволосая  девушка,  отвлекшись,
запоздала на мгновение и сказала: "Еще бы!"
   Это привлекло внимание мистера Дэвиса. Независима,  одобрительно  подумал
он, выделяется из толпы. Он сказал:
   - Я, пожалуй, пройду за кулисы, посмотрю, что там с елкой.  Не  обращайте
на меня внимания, старина, я не буду вам мешать. Занимайтесь своим делом.
   И он  направился  за  кулисы,  где  стояла  елка,  перегородив  проход  в
артистические уборные. Электрик уже повесил на елку  несколько  украшений  -
для смеха  -  и  посреди  беспорядочного  нагромождения  задников,  ненужных
декораций и прочего реквизита, в свете  голых  огромных  ламп  она  сверкала
холодно и гордо. Мистер Дэвис потер руки; в нем  ожил  глубоко  захороненный
детский восторг; он произнес:
   - Очень красиво смотрится.
   Душа его наполнилась рождественским покоем: воспоминание о Вороне,  время
от времени омрачавшее его мысли, было всего  лишь  тьмой  вокруг  светящихся
яслей с Младенцем.
   - Вот это елка, ничего не  скажешь!  -  раздался  голос.  Оказалось,  это
темноволосая. Она вошла за кулисы следом за ним;  в  сцене,  которую  сейчас
репетировали, она не участвовала. Девушка была небольшого роста,  пухленькая
и не очень хороша собой; она сидела на ящике и рассматривала мистера  Дэвиса
с мрачным дружелюбием.
   - Праздничное чувство создает, рождественское, - сказал мистер Дэвис.
   - Бутылка шипучки тоже, - ответила девушка.
   - Как вас зовут?
   - Руби.
   - Хотите позавтракать со мной после репетиции?
   - Ваши девушки, говорят, исчезают куда-то, верно? - сказала Руби. - Я  бы
с удовольствием съела бифштекс с луком, только я очень боюсь  фокусников.  У
меня ведь нет дружка-детектива.
   - Что такое? - резко спросил мистер Дэвис.
   - Она - подружка сержанта из Скотленд-Ярда. Он приходил сюда сегодня.
   -  Ничего  страшного,  -  раздраженно  сказал  мистер  Дэвис,   обдумывая
ситуацию, - со мной вы можете чувствовать себя спокойно.
   - Видите ли, я - невезучая.
   Мистер Дэвис, несмотря на новое тревожное обстоятельство, чувствовал себя
сильным, полным жизни: это ведь был не его последний день; почки и бекон  не
очень сильно, но давали знать о себе неприятным запахом изо  рта.  Со  сцены
негромко доносилась музыка:
 
   О, ваш портрет
   Лишь половина
   Того, что я люблю...
 
   Он слизнул кусочек ириски, прилипший к внутренней стороне зубов; стоя под
густыми ветвями темно-зеленой сверкающей елки, он сказал:
   - Теперь-то вы станете везучей. Лучше талисмана, чем я, вам  в  жизни  не
найти.
   - Придется попробовать, - ответила девушка, по-прежнему мрачно взирая  на
него.
   - У "Метрополя"? Ровно в час?
   - Приду. Если не попаду под машину. Я - такая. Из  тех,  кто  обязательно
попадает под машину, когда собирается получить бесплатную кормежку.
   - Повеселимся.
   - Зависит от  того,  что  вы  считаете  весельем,  -  сказала  девушка  и
подвинулась на ящике, освобождая ему место.
 
   Я этот ваш декабрь
   Запомню навсегда...
 
   Мистер Дэвис положил руку на  ее  голое  колено.  Музыка,  рождественская
атмосфера несколько смущали его, вызывали чувство благоговения. Ладонь легла
на колено, словно рука епископа на голову маленького хориста.
   - Синдбад, - сказала девушка.
   - Синдбад?
   - Я хотела сказать, Синяя Борода. От этих спектаклей  в  голове  сплошная
путаница.
   - Вы же не станете бояться меня, -  возразил  мистер  Дэвис,  прислоняясь
щекой к форменному кепи почтальона.
   - Если какая девушка и исчезнет, то уж точно - я.
   - Ей не надо было бросать меня, -  тихонько  прошептал  мистер  Дэвис,  -
сразу после обеда. Заставила меня возвратиться домой в одиночестве. Со  мной
она была бы в безопасности.
   Он осторожно обнял Руби за талию и прижал к себе, но поспешно убрал руку,
заметив проходившего мимо них электрика.
   - Вы - умная девочка, - сказал мистер Дэвис. - Вам должны бы  дать  роль.
Уверен - у вас и голос хороший.
   - У меня - голос? Как у фазанихи.
   - Поцелуй меня, а?
   - И поцелую.
   Они поцеловались, довольно крепко.
   - Как мне вас называть? - спросила Руби.  -  Мне  кажется,  глупо  звучит
"мистер", когда обращаешься к тому, кто ставит тебе бесплатную еду.
   Мистер Дэвис ответил:
   - Сможете называть меня Вилли?
   - Ну что ж, - вздохнув, мрачно сказала  Руби.  -  Надеюсь,  мы  увидимся,
Вилли. У "Метрополя". В час. Я приду. Только, надеюсь, и вы придете,  не  то
ко всем чертям покатится бифштекс с луком.
   И она медленно повлеклась на сцену: ее искали.
 
   Что сказал Аладдин...
 
   Руби шепнула соседке:
   - Приручила в один момент.
 
   Когда прибыл в Пекин?..
 
   - Беда в том, - продолжала она, - что я  не  могу  их  удержать.  Слишком
часто получается: раз-два - полюбились, три-четыре - разошлись. Но  на  этот
раз, похоже, хоть поем как следует. - И добавила:
   - Ну вот опять: говорю, а сама пальцы забыла скрестить!
   Мистер Дэвис посмотрел все, что ему надо было видеть; получил то, за  чем
пришел; все, что теперь оставалось сделать, это - уделить немного дружеского
тепла и света электрикам и прочей обслуге.  Он  медленно  прошел  к  выходу,
заглядывая в артистические уборные, обмениваясь парой слов то с одним, то  с
другим, предлагая то одному, то другому закуривать из  золотого  портсигара.
Не знаешь ведь, кто когда тебе может пригодиться; он был новичком здесь,  за
кулисами театра, и ему пришло в  голову,  что  даже  среди  костюмерш  может
отыскаться... ну, там, юность, талант: что-то такое, что  нужно  поддержать,
поощрить, подкормить... в "Метрополе", разумеется. Но очень скоро он во всем
как следует разобрался: все костюмерши были старухи, им не понять было,  что
ему  тут  надо,  и  одна  из  них  даже  ходила  за  ним  по  пятам:  хотела
удостовериться, что он не спрячется где-нибудь у девушек,  в  артистической.
Мистер Дэвис обиделся, но был неизменно вежлив. Он с достоинством  удалился,
выйдя через служебный вход на холодную грязную  улицу,  прощально  помахивая
рукой. Все равно пора было (или почти пора) заглянуть в "Мидленд-скую Сталь"
и повидать сэра Маркуса. В это рождественское  утро  их  всех  ждали  добрые
вести.
   Хай-стрит была странно пустынна,  только  полиции  на  ней  было  гораздо
больше, чем обычно: он совершенно забыл об учебной тревоге.  Никто  даже  не
попытался задержать мистера  Дэвиса:  его  лицо  было  хорошо  знакомо  всем
полицейским, хотя ни один из них не смог бы сказать, каков его род  занятий.
Сказали бы, причем без улыбки,  несмотря  на  его  лысину,  обширный  живот,
пухлые, морщинистые руки, что он - один из молодых помощников сэра  Маркуса.
Когда хозяин так стар, всякий в сравнении с ним окажется  "молодым".  Мистер
Дэвис весело помахал рукой сержанту на другой стороне улицы и положил в  рот
ириску. Не дело полиции отправлять в больницу тех, кто попал в  число  жертв
газовой атаки, да и кто осмелился бы задержать мистера Дэвиса?  Было  что-то
опасное в  добродушии  этого  толстяка,  оно  легко,  без  всякого  перехода
сменялось злобной мстительностью. Полицейские наблюдали, как  он  проплывает
по тротуару в направлении Дубилен, со скрытой насмешкой ожидая  развлечения,
как иногда провожают взглядом важную персону, которая вот-вот  ступит  ногой
на обледенелый спуск. Навстречу мистеру Дэвису вверх по улице,  от  Дубилен,
шел студент-медик в белом халате и противогазе.
   Некоторое время он оставался незамеченным, и, когда они столкнулись нос к
носу, вид противогаза на какой-то момент неприятно поразил  мистера  Дэвиса.
Он подумал: паршивые пацифисты заходят уж слишком далеко с этой сенсационной
чепухой; и когда студент остановил  его  и  произнес  что-то,  чего  тот  не
расслышал из-за плотной маски, мистер Дэвис сурово выпрямился и  с  чувством
законного превосходства заявил:
   - Ну-ну, оставьте эту ерунду; мы прекрасно подготовлены. - Тут  он  вдруг
вспомнил и снова обрел дружеское расположение к окружающим: это же вовсе  не
пацифизм! Наоборот - это патриотизм!
   - Ну-ну, - сказал он. - Я совсем забыл. Конечно же. Учебная тревога.
   Взгляд анонима сквозь толстую слюду очков, глухой голос смущали  его.  Он
сказал шутливым тоном:
   - Вы же не собираетесь забрать меня в больницу, не правда ли? Я - человек
занятой.
   Казалось, студент задумался, но руки с рукава  мистера  Дэвиса  не  снял.
Мистер Дэвис  заметил,  что  по  другой  стороне  улицы,  ухмыляясь,  прошел
полисмен, и почувствовал, что ему становится трудно сдерживать  раздражение.
Над улицей - теперь уже поверху - все еще плыл туман;  эскадрилья  самолетов
промчалась в тумане на юг, в сторону аэродрома, наполнив улицу грохотом.
   - Видите, - сказал мистер Дэвис, сдерживая злость, - ученья кончились.  С
минуты на минуту прозвучат сирены. Абсурдно  было  бы  тратить  все  утро  в
больнице. Вы же меня знаете. Моя фамилия - Дэвис. В Ноттвиче меня все знают.
Спросите у полицейских. Никто не может сказать, что я - не патриот.
   - Вы думаете, тревога кончается? - спросил человек в противогазе.
   - Я очень рад, что молодежь проявляет такой энтузиазм,  -  сказал  мистер
Дэвис. - Я полагаю, мы с вами уже встречались. В  больнице.  Я  участвую  во
всех крупных мероприятиях и никогда не забываю  голос,  стоит  мне  раз  его
услышать. Ну как же, - добавил мистер Дэвис, - ведь это я  дал  больше  всех
денег на новую операционную.
   Мистер Дэвис хотел было пойти дальше, но человек преграждал ему  путь,  и
казалось унизительным сойти с тротуара на дорогу, чтобы его обойти.  Человек
мог подумать, что мистер Дэвис пытается удрать, могла возникнуть  потасовка,
а полицейские на противоположном углу  не  сводили  с  них  глаз.  Ненависть
хлынула  в  голову  мистера  Дэвиса,  как   чернильная   жидкость,   которую
выбрасывает каракатица в момент опасности, черным ядом отравила мысли. Ах ты
ухмыляющаяся горилла в полицейской форме... Добьюсь,  чтоб  тебя  выгнали...
Скажу Колкину, пусть займется этим. И весело продолжал разговор со студентом
- тощим, невысоким, чуть крупнее подростка; халат болтался на щуплой фигуре,
как на вешалке.
   - Вы, мальчики, - сказал мистер Дэвис, - делаете важную работу, и делаете
отлично. Я прекрасно понимаю это и очень ценю. Если начнется война...
   - Вы говорите, вы - Дэвис? - произнес приглушенный голос.
   Мистер Дэвис ответил неожиданно зло:
   - Вы отнимаете у меня время. Я - человек занятой. Разумеется, я -  Дэвис.
- Усилием воли он подавил свой гнев. - Послушайте, я все понимаю. Я  заплачу
больнице сколько нужно. Ну, скажем, десять фунтов выкупа.
   - Идет