Пожалуй, я слишком быстро привык к успеху и теперь мне хочется быть
сентиментальным... К тому же избавление от одиночества обходится
дороговато в последнее время".
   Действительно, этот "типо" был подарком - сам Сильвер скептически
относился к продукции туринского автомоильного концерна, предпочитая более
престижные изделия фирм "БМВ" и "Ровер". Просто очередной
восемнадцатитысячный подарок очередной любимой женщине, способной избавить
от одиночества месяцев на пять-шесть.

   Когда ближний свет твоих лунных фар
   Станет золотым,
   Когда ливень вслед застучит в асфальт
   Ритмом холостым.

   Сильвер джаз любил. Сам когда-то неплохо владел саксофоном. Длинные,
густые, тщательно ухоженные волосы, теперь с легкой сединой, и саксофон,
который он иногда брал в руки на вечеринках, и еще хрупкие осколки наивной
детской мечты... Сильвер пробежал пальцами по теплому пластику рулевого
колеса, выстукивая приятный ритм песенки, искоса взглянул на великолепный
восьмикаратный алмаз, украшающий мизинец правой руки, глубоко вздохнул -
эти пальцы были, безусловно, пальцами музыканта. Из Гнесинского училища он
ушел с выпускного курса - ушел в зону, по 88-й статье, на девять лет...
   "Типо" хорошо вписался в крутой поворот, и Сильвер вновь прибавил
скорость - впереди был длинный прямой участок. Ночная гонка по пустынной
трассе - отличное средство снять напряжение.
   Релаксант безвреднее, чем алкоголь, и сильнее, чем кокаин. На рассвете
он вернется в Москву и как следует выспится. Контракт на директора филиала
"Дальинвестбанка" его люди получили в среду, а вчера заказчик заплатил
тридцать тысяч долларов аванса, и к делу уже пора было приступать. А если
учесть то обстоятельство, что охрану объекта осуществляло агентство
"Артемида", разрабатывать операцию следовало с головой холодной и ясной...

   Янтарем шкала в темноте горит,
   Это как гипноз,
   Вдаль из-под крыла в темноту летит
   Мягкий шум колес.

   Сильвер сбросил скорость - уже начала сказываться усталость. Дождь
кончился, туман все гуще стелился над дорогой. Пора было возвращаться.
Сильвер притормозил, намереваясь развернуться, но вовремя заметил в
зеркальце заднего обзора фары быстро приближающейся машины. Одновременно
на встречной полосе показалась колонна магистральных грузовиков.
Чертыхнувшись, Сильвер перешел в правый ряд, решив не спеша добраться до
ближайшего перекрестка и повернуть на Москву, не нарушая правил.
   Обдав левый борт "типо" фонтаном грязной воды, его обошла "шестерка",
жалобно подвывая изношенным мотором. Сильвер посмотрел вслед крутому
ездоку, покачал головой: правое заднее колесо "жигуля" было сильно
разбалансировано, и машина игриво виляла задом - небезопасный танец на
скользком шоссе при такой скорости.
   "Приключение на задницу поймает, чайник!" - снисходительно подумал
Сильвер и опять притормозил, отпуская лихача подальше.
   Через четверть часа он увидел впереди перекресток" скупо освещенный
четырьмя оранжевыми фонарями.
   "То, что надо, - решил Сильвер. - Пора до хаты".
   Но развернуться он не успел.
   В двадцати метрах от перекрестка стоял грязный автомобиль с
выключенными габаритными огнями.
   Когда "фиат" показался из-за поворота, за задним стеклом "шестерки"
вспыхнули синие молнии проблескового маячка, а на дороге возникла высокая
фигура в форме, и светящийся жезл требовательно указал Сильверу на обочину.
   - Мать твою... - вслух выругался Сильвер. - Откуда ты только взялся?!
   У него мелькнула было мысль проигнорировать гаишника, но ночью на
пустом шоссе это было небезопасно. Дырка от "калашниковской" пули сильно
подпортила бы товарный вид новенького "типо".
   Поэтому Сильвер послушно вырулил на обочину, заглушил двигатель и
опустил стекло водительской дверцы. Высокий офицер неторопливо подошел к
"фиату", поигрывая жезлом. Пока он приближался, Сильвер успел его
хорошенько рассмотреть - гаишник как гаишник, все на месте, от сапог до
нагрудного знака. Три маленькие звездочки на каждом погоне. Но одна деталь
крайне не понравилась водителю "фиата" - офицер был в темных очках. Тонкая
оправа из белого металла, каплевидные стекла. Ночью, в дождь... На секунду
Сильвер пожалел, что надежный "Вальтер П-38" находится не на привычном
месте под пиджаком, а небрежно брошен под правое сиденье.
   - Старший лейтенант Петров, - отрекомендовался офицер, приложив ладонь
к козырьку фуражки и слегка наклонившись к открытому окну машины. -
Попрошу ваши документы.
   Сильвер ленивым жестом протянул водительское удостоверение и
справку-счет из автосалона. Мельком взглянув на бумаги, старший лейтенант
противным голосом протянул:
   - Нарушаете, гражданин водитель...
   Сильвер согласно кивнул - спорить не имело смысла. "Типо" не имел
номерных знаков, даже транзитных.
   - Сколько я вам должен?
   Лейтенант оценивающе взглянул на Сильвера, так же противно прогнусавил:
   - Капот откройте...
   "Цену набивает, сволочь!" - раздраженно подумал Сильвер и резко дернул
ручку.
   Офицер отступил на пару шагов и жестом пригласил водителя выйти из
машины. Сильвер, представив на секунду, как его тончайшие
трехсотдолларовые туфли от "Джордж Рич" погружаются в липкую грязь
размокшей обочины, ожесточенно сплюнул в окно и рывком распахнул дверцу.
Подняв капот, он с кислой миной наблюдал, как дотошный гаишник сверяет
номер на двигателе со справкой. Внезапно офицер прервал это увлекательное
занятие и ткнул пальцем куда-то в глубину моторного отсека.
   - Это что такое?
   Сильвер наклонился над двигателем. И тут железная рука ухватила его за
роскошную шевелюру. Резким движением офицер прижал лицо Сильвера к
горячему, отвратительно воняющему моторным маслом блоку. Сильвер
задергался, замахал руками, но короткий тычок пальцев в горло прекратил
эти жалкие попытки сопротивления. Почти задохнувшись, ощущая пронзительную
боль в обожженной щеке, Сильвер замер, широко разведя руки.
   Ладони офицера быстро пробежались по фигуре Сильвера. Не обнаружив
ствола, гаишник развернул задержанного к себе лицом и новым рывком за
волосы заставил опуститься на колени. Сильвер почувствовал, как что-то
твердое уперлось ему в шею.
   Скосив глаза, он увидел никелированный револьвер.
   Курок был взведен. Сильвер зажмурился, ожидая самого худшего.
   Видимо, его реакция удовлетворила странного милиционера, и он немного
ослабил хватку. Сильвер хрипло дышал, с трудом втягивая воздух. Боль в
горле была почти невыносимая.
   - Кто сделал заказ на Дмитровке? - Вопрос Сильвер услышал, как сквозь
вату.
   - Не знаю... - прохрипел он в ответ и тут же получил ошеломляющий удар
коленом в лицо. С ужасом почуствовал, как что-то хрустнуло в переносице.
   - Кто работал на Дмитровке? - Повторный вопрос офицер подкрепил
жестоким тычком револьверного ствола в ухо своей жертвы.
   Тычок был очень сильный, и Сильвер подумал, что от таких манипуляций
курок может сброситься с предохранительного взвода самопроизвольно.
Положение его было явно безвыходным, и он назвал, почти выкрикнул, две
фамилии. С облегчением почувствовал, как рука противника убралась с головы.
   - Где? - На этот раз ствол револьвера переместился к кончику носа
Сильвера.
   - "Голубой медведь", каждая третья суббота месяца, в семь часов вечера,
- прошептал он, завороженно глядя в смертоносное отверстие.
   Офицер отступил на шаг, повернулся спиной, и Сильвер стал потихоньку
приподниматься. Внезапно гаишник обернулся - и грохот выстрела заставил
Сильвера распластаться возле машины, судорожно прижаться спиной к бамперу.
От страха он плотно прикрыл глаза, и только когда услышал, как шум
двигателя "шестерки" перекрыл шипение воздуха, выходящего из пробитого
баллона "типо1", рискнул вновь посмотреть на дорогу.
   "Жигуль" развернулся и пошел в сторону Москвы, заметно виляя задком.
Сильвер сообразил, что это была та самая машина, что полчаса назад
обогнала его на трассе. Морщась от боли, он заполз на водительское сиденье
и, включив в салоне свет, рассмотрел в зеркальце свою физиономию. Зрелище
было не из приятных - распухшие окровавленные губы, неестественно
искривленный нос. Осторожно прикоснулся к саднящему левому уху, глянул на
пальцы - тоже следы крови. Постанывая, дотянулся до бардачка, вытащил
пачку "Кэмела" и, с трудом удерживая сигарету непослушными губами,
закурил. Кулаком ткнул магнитолу.

   И когда звучит на радиоволне
   Медленный фокстрот,
   Улыбнешься ты, вспомнишь обо мне,
   И печаль пройдет.

   Сильвер покрутил головой, на разбитом лице возникла гримаса, отдаленно
напоминающая улыбку. Нападение было совершено профессионалом, это ясно.
   Скорее всего этот парень вел его не первый день, и момент выбрал
чрезвычайно для себя удачный. Но "допрос" он провел неважно. Времени, что
ли, у него мало? Кто же это мог быть? Что-то слишком много людей
интересуются делом на Дмитровке...
   Сильвер вышвырнул недокуренную сигарету в окно. Он этого мерзавца
достанет, и очень скоро. И сделать это будет несложно. Дурацкие черные
очки, заляпанные грязью номера машины и искусственно искаженный голос - не
помеха.
   Два человека, которых он назвал этому торопыге, действительно лучшие в
Москве. Ну одни из лучших, так будет вернее. Очень способные ребята.
Только к Дмитровке они отношения не имеют. И к Сильверу тоже. Люди
Назаряна, правая и левая руки Армена, так сказать.
   - Что ж, мне доставит удовольствие понаблюдать за... ампутацией, -
подумал Сильвер. - А потом мы возьмемся и за самого хирурга".
   С полчаса Сильвер сидел в машине, ждал, пока утихнет боль, слушал
композиции с кассеты, размышлял.
   "Конечно, импровизация! - наконец заключил он. - Следовательно - явная
нехватка времени.
   Или он тоже любитель джаза?"
   Музыка кончилась. Постанывая и чертыхаясь, он выполз из машины и стал
менять колесо...

   ...Степанов вернулся домой около пяти утра - было уже совсем светло. Он
не смыкал глаз больше суток и теперь чувствовал сильную усталость. С того
момента, как ему удалось взять Сильвера на сопровождение в автосалоне на
ВВЦ и до эпизода на Минском шоссе, прошло часов тридцать, и все это время
он практически не вылезал из-за руля. Бессонную ночь провел возле дома
Сильвера невдалеке от припаркованного новенького "фиата", потом целый день
мотался за ним по городу, потом пара часов ожидания около
"Манхэттен-экспресс" и наконец - Минская трасса. Только к этому моменту
Сильвер остался в одиночестве. Причем проводка чуть было не сорвалась
из-за сущей ерунды - на улице с примечательным названием "Кирпичные
выемки" капитан залетел в какую-то выбоину, залитую водой, и словил
"грыжу" на заднее колесо. Поставить же запаску не было никакой возможности
- "фиат" был бы утерян безвозвратно.
   Войдя в квартиру, Степанов стянул с себя тесноватую пропотевшую
милицейскую форму и с отвращением отбросил в угол. Пустив в ванную горячую
воду, достал из холодильника бутылку ледяного чКаберне", полкруга
имеретинского сыра. Обнаженный, рухнул в низкое кресло, впился зубами в
пресный холодный сыр, запил кусок изрядным глотком терпкого горьковатого
вина. В три приема осушив бутылку и дожевывая на ходу сыр, поплелся в
ванную, замычав от наслаждения, погрузился в обжигающегорячую воду. Через
пятнадцать минут, обдав себя ледяным душем, вернулся в комнату, с
удовлетворением ощущая, как восстанавливается способность к логическим
умозаключениям. Сел за письменный стол и взглянул на большую фотографию,
висящую перед ним на стене.
   На черно-белом снимке были изображены два человека, увешанные
альпинистским снаряжением. Они стояли на перевале, за их спинами
поднимались к небу вершины горного массива Восточных Саян.
   "Десять лет, - подумал капитан. - В этом году как раз будет десять лет.
И отмечать придется одному".
   Он опустил глаза, с минуту рассматривал мутное отражение собственного
лица в темной полированной столешнице.
   "Сильвер мог соврать. Мог. Пожалуй, шансов пятьдесят на пятьдесят - не
больше. Но время, время... Третья суббота как раз завтра".
   Капитан поднялся, взял с дивана револьвер, выбил шомполом стреляную
гильзу, затем извлек неизрасходованные патроны, поставил на стол в
аккуратный ряд.
   "Кто же на конце цепочки? У меня осталось всего десять дней".
   Он добавил в ряд седьмой патрон и принялся чистить оружие.


                            X. ВТОРОЙ ФРАГМЕНТ


   Алферов столкнулся с Гущиным на третьем этаже основного здания Главного
разведывательного управления Генштаба, на Хорошевке. Встреча была
неожиданна для обоих.
   - Приветствую, товарищ генерал. - Алферов первым протянул руку.
   - Взаимно. - Гущин энергично ответил на пожатие. - Как вижу, мы с вами
опять пасемся на одном лугу?
   Он кивнул на дверь кабинета с номером "31 б", откуда только что вышел
Алферов. Тот усмехнулся неопределенно, развел руками. Гущин взглянул на
часы.
   - Мне назначено на двенадцать ровно. Есть еще десять минут. Вы не
торопитесь?
   - Я всегда к вашим услугам.
   Гущин подхватил Алферова под локоть, подвел к окну. Смахнув пылинку с
лацкана своего темного не по сезону пиджака, тоном заговорщика спросил:
   - Собираетесь войти в историю изящной литературы?
   - Поясните, Василий Николаевич! - Алферов с деланным недоумением
взглянул на отставного генерала.
   - Я к тому, что мемуары положено писать только в отставке, тем более
людям нашей с вами специальности. К тому же вы еще слишком молоды для
такой... работы.
   - Тогда я займу очередь за вами, - парировал Алферов. Скользнув
взглядом по многочисленным орденским планкам на пиджаке собеседника,
добавил: - Когда соберу вот такой роскошный иконостас.
   - Такой уже не удастся, - с непритворной грустью в голосе заметил
Гущин. - Несуществующие награды несуществующей страны...
   - "Кружится ветер и возвращается на круги своя", - процитировал
Алферов, многозначительно подняв вверх указательный палец и плавно
переместив его в направлении комнаты "31 б". - Вы, как всегда,
исключительно проницательны, товарищ генерал. Мемуарный вопрос
рассматривался, скрывать не буду.
   - А зачем скрывать? Все мы исполняли свой долг и, в отличие от нынешних
времен, делали это гораздо более успешно.
   Гущин снова взглянул на часы.
   ""Ролекс", - отметил про себя Алферов. - Не дешевле тысячи долларов. А
как же? Понимание долга у Василия Николаевича всегда было своеобразным".
   - Пора, пора! - Гущин слегка поклонился собеседнику. Матово блеснула
обширная бледно-желтая лысина. - Вероятно, с сегодняшнего дня нам обоим
предстоит серьезное сотрудничество, во всяком случае, я получил намек
от... инстанции.
   - Что ж. Если это так, то я искренне рад. Работа с вами всегда была
хорошей школой.
   - Благодарю, в любом случае позвоните мне вечером, в десять.
   Гущин скрылся за дверью кабинета. Алферов задумчиво проводил глазами
его невысокую плотную фигуру.
   "А не он ли сам источник этих виршей? - пришла ему в голову неожиданная
мысль. - Уж больно точно прописаны многие детали. И сам ход весьма
нестандартный, вполне в духе автора "Крейта"..."

   ...Когда Толмачев передал Крейту микропленку, его охватило странное
чувство - огромное облегчение, почти безудержный восторг и в то же время
осознание стремительно накатывающейся катастрофы, кошмара, в котором ему
предстоит исчезнуть.
   Но страха он не испытывал.
   Пленка содержала основные параметры эскизного проекта системы 39К7 -
транспортируемого комплекса противоракетной обороны. Материал включал
основные тактико-технические характеристики радиолокационных средств,
противоракет, систем передачи данных, систем хранения времени,
командно-вычислительных пунктов. Здесь были данные и по финансированию, и
по кооперации предприятийконтрагентов. Отдельный раздел составляли
математические модели селекции ложных баллистических целей - в этой
области советские разработчики существенно опередили своего потенциального
противника.
   Но главное - эта пленка содержала несколько страниц совместного
постановления ЦК КПСС и Совмина о развертывании широкомасштабного
проектирования транспортируемых средств ПРО в целях защиты всей территории
СССР от массированного удара межконтинентальных баллистических ракет.
   Это постановление шло с грифом "особо важно" и в одностороннем порядке
напрочь перечеркивало Договор по ПРО СССР-США от 26 мая 1972 года. На
титульном листе этого документа красовались подписи самого автора
"перестройки и ускорения" и четырех наиболее видных представителей его
команды.
   И эта бумага имела колоссальный политический вес - вместо улыбчивого
"социализма с человеческим лицом", столь успешно демонстрируемого ласковым
Горби на многочисленных ныне представительных саммитах, отчетливо
проступал чудовищный оскал приготовившегося к прыжку хищника.
   Выражение лица Крейта, когда он просмотрел эти кадры микрофильма, ясно
дало понять Толмачеву - даже неподготовленный в технических вопросах
человек оказался в состоянии оценить всю важность материала.
   - Возможно, сегодня вам удалось изменить мир, - сказал Крейт. В его
голосе не было патетики, слова прозвучали просто и буднично. - На долю
разведчика чрезвычайно редко выпадает такой шанс.
   Мне известно всего три-четыре случая в нашем столетии.
   - Это и ваш шанс тоже, - заметил Толмачев.
   - В какой-то степени - да. Но мои заслуги не идут ни в какое сравнение
с вашими.
   - Весьма великодушно! Учитывая разницу в нашем положении.
   Толмачев постепенно приходил в себя, к нему возвращался привычный
ироничный тон.
   - Ваш должностной ранг существенно превышает мой - не меньше чем на три
ступени, - напомнил Крейт.
   - Зато доходы на три порядка ниже.
   - О! Здесь не стоит беспокоиться. Ваш счет существенно увеличится,
когда этот материал попадет в Лэнгли.
   - Сейчас меня больше всего волнует, когда я сам туда попаду.
   - Мы прорабатываем все реальные возможности.
   Дело существенно облегчила бы зарубежная командировка, хотя бы в
Венгрию или ГДР.
   Толмачев угрюмо покачал головой.
   - С тех пор, как я занял эту должность, ни о каких выездах за рубеж не
может быть и речи.
   - Мы сделаем все возможное, - еще раз повторил Крейт. - И поверьте, мы
видим в вас цен нейший источник. Ваши заслуги будут вознаграждены должным
образом. Мы не забудем того, что вы сделали сегодня.
   Толмачев внимательно посмотрел на собеседника.
   Лицо Крейта было серьезно, даже несколько торжественно. И все же, все
же... Толмачеву вдруг показалось, что в глубине серых глаз агента
мелькнула усмешка - такая же холодная и злобная, как сами эти глаза.
   "Шутишь, сволочь! - подумал Толмачев. - Боже, как же я устал"...

   ...Пройдет четыре месяца, и слушая, как Председатель Военной Коллегии
Верховного Суда СССР монотонным голосом зачитывает ему расстрельный
приговор, Толмачев вспомнит эту усмешку в серых глазах...

   ...В вестибюле Алферов критически посмотрел на себя в зеркало. Он был,
как обычно, в штатском, дорогой костюм ладно сидел на его поджарой
спортивной фигуре. Генерал пригладил коротко стриженные волосы,
самодовольно улыбнулся.
   "Надо же! Холодная усмешка в злобных серых глазах. Бедняга явно работал
штампами в духе Флемминга".
   Улыбка погасла. Штамп-то штамп, но кто же ему рассказал про операцию
"Крейт"? Операцию, так блестяще разработанную начальником одного из
отделов 2-го Главного управления КГБ Гущиным и в которой первую скрипку
сыграл двойной агент Крейт - ныне глава антитеррористического Центра
генерал-майор ФСБ Вячеслав Алферов. Немного теперь осталось в живых людей,
которые знали Алферова как Крейта - с 1988 года стремительно сокращалось
их число. И первым в этом ряду был персонаж из злополучного романа "Слуги
Ареса" - Толмачев, а в действительности - Толкачев, занимавший должность
начальника отдела средств противодействия иностранным техническим
разведкам Министерства радиопромышленности СССР - головного министерства
по противоракетной обороне...
   - ...Мне наплевать, кто конкретно пришил этого писаку. Меня не
интересуе