елепередач,
посвященных истории разведывательной программы "Октава-Арес" и
контрразведывательной операции "Крейт", в обоих случаях я приглашен в
качестве консультанта вместе с бывшими сотрудниками ряда специальных
организаций стран НАТО, одного из них вы сейчас видите перед собой.
   - Кто является правообладателем столь сенсационного материала?
   - Без комментариев...
   Дальше смотреть телепередачу Сергей Васильевич Гущин не пожелал.
Перегнувшись через стол, он ухватил своего секретаря за плечо и,
чувствительно встряхнув, буквально провизжал в побледневшее лицо носатого
полковника:
   - Билет в Москву! Ближайший рейс, любая авиакомпания! Закажите мне
билет, срочно! Я буду в посольстве у Гарусева. Получите билет, звоните
немедленно туда. Немедленно! Я буду готов вылететь в любой момент!
   С этими словами генеральный менеджер выскочил из кабинета. Проводив
взглядом плотную фигуру Сынка, секретарь пробормотал:
   - Ишь ты, припекло Обжору! Похоже, серьезное дело...
   Проигнорировав требование о немедленном заказе билета, он вновь
повернулся к телевизору - трансляция пресс-конференции продолжалась.


   X. ШАНТАЖ

   Тонированные стекла "ягуара" были желтоватооранжевого оттенка, и при
взгляде из салона тусклый ноябрьский подмосковный пейзаж приобретал
иллюзорную солнечность, смотрелся приветливо и привлекательно. Осень в
этом году выдалась затяжная, давно было бы пора выпасть снегу, но нет -
дни стояли безветренные, теплые, душные. Пропитанный смогом город, уже
лишенный осенних красок, но не приобретший еще контрастной зимней
выразительности, серый и неуютный, вызывал в душе тревожную тоску. При
любой возможности Сильвер старался вырваться из Москвы на денекдругой,
стряхнуть смутные неприятные ощущения, вызванные то ли странной погодой,
то ли какими-то глубокими предчувствиями, в которых он не мог, да и не
хотел, разбираться.
   Дела его, казалось, шли совсем неплохо - торговля оружием оказалась
намного доходнее всех предыдущих проектов вместе взятых. Похоже, что
Сильверу удалось занять солидные позиции в этом бизнесе, переживающем
сейчас, в разгар чеченского конфликта, подлинный бум. За удивительно
короткий срок ему удалось установить весьма перспективные контакты с
жадными до власти лидерами политических группировок самого разнообразного
толка. Везде находилось множество людей, желающих воевать, - и в Абхазии,
и в Армении, и в Таджикистане, и в самой России...
   Масса бывших соотечественников жаждала оружия, и многие были готовы
хорошо платить. И Сильвер продавал и покупал, напрямую и через
посредников, и сам работал в качестве посредника - он с огромным
воодушевлением вооружал абхазов и грузин, армян и азербайджанцев,
таджикские правительственные формирования и таджикскую оппозицию.
Случалось, что некоторые его клиенты, рассматривая трофеи после
кровопролитного боя, обнаруживали, что автоматы, гранатометы, легкие
артиллерийские системы, разнообразные боеприпасы и снаряжение противника
принадлежат к тем же партиям, что и их собственные.
   Да, на этом рынке наступил поистине звездный час - доступность складов
полуразвалившейся российской армии, прозрачность государственных границ и
катастрофическое положение оборонных заводов, в нищите своей стремительно
теряющих режимную защиту, все это открывало грандиозные перспективы. Рынок
стремительно набирал обороты, спрос рождал предложение, а расширяющееся
предложение провоцировало спрос - за чеченским конфликтом явственно
просматривались новые, еще более широкомасштабные события. На смену
экспансивным горским вождям уже спешили более тяжелые на раскачку
"бледнолицые" - УНА-УНСО представляла собой заказчика солидного, и Сильвер
рассчитывал, что разрешение Севастопольского конфликта в перспективе
потребует весьма крупных поставок его специфического товара.
   И все же как-то не по себе становилось ему сумрачными вечерами этого
теплого ноября. Конфликт с Питоном Сильвера не очень беспокоил. История с
этим злосчастным вагоном с одноразовыми гранатометами поводом для
серьезной войны группировок являться не могла, и оба лидера это прекрасно
понимали. Рынок был настолько обширен, что конкуренция пока не сказывалась
на доходах сколько-нибудь существенно. Акция с вагоном была нужна лишь для
демонстрации силы и самостоятельности, впрочем, Сильвер внутренне готов
был заключить мировую на любых условиях при мало-мальски серьезном нажиме
со стороны Питона - мир был крайне нужен обоим, воевать друг с другом
должны были клиенты, но никак не продавцы. Так что повода для беспокойства
вроде бы и не было, но все же, все же...
   Сильвер бросил взгляд в зеркальце заднего обзора - все в порядке, "БМВ"
с охраной держался метрах в трехстах сзади. На заднем сиденье посапывала
новая подруга - двадцатитрехлетняя поэтесса, героиня нашумевшего недавно
скандала. Этот занятный образчик московской богемы попался муниципалам под
горячую руку при проведении очередной шумной кампании по борьбе с
наркобизнесом. Несколько граммов кокаина, случайно обнаруженные у
литературной дивы, не могли, конечно, служить серьезным основанием для
уголовного преследования, но ментов не на шутку разозлило
издевательски-высокомерное обращение со стороны молодого дарования, и дело
закончилось судом.
   Несмотря на занятость, Сильвер все же обратил внимание на повизгивание
литературных кругов вокруг этого процесса и неожиданно, даже для самого
себя, предпринял некоторые усилия для его завершения "за недоказанностью".
Так и познакомились.
   Поэтесса оказалась человеком кое в чем действительно незаурядным, и
пресыщенному Сильверу пришлась по вкусу ее изобретательность. Кроме того,
новоявленный меценат обнаружил в свбе неодолимую тягу к общению с
интеллектуальной элитой - дело, которому он себя с таким усердием
посвятил, было грубым и опасным, и такими же грубыми и опасными были
партнеры и конкуренты, а немалый груз эстетизма, скрывающийся в глубинных
тайниках души неудавшегося джазмена-виртуоза еще со времен Гнесинского
института, с годами все назойливее просился наружу.
   В последнее время, исключительно благодаря своей поэтессе, Сильвер
оказался принят в нескольких столичных салонах и с большим удовольствием
посещал литературно-театрально-художественные тусовки, завсегдатаи которых
с вежливой снисходительностью поглядывали на "нового русского", жадно
тянущегося к культуре и с похвальным постоянством поставлявшего к
богемному столу жратву и выпивку высшего качества. На одну из таких
вечеринок, долженствующую быть на известной даче в Переделкино, и
направлялся сегодня Сильвер со своей подругой, тремя ящиками мозельского
"Peter Mertes" в багажнике "ягуара" и с "БМВ" на хвосте, под крышу набитым
охранниками и коробками со всевозможными деликатесами.
   Поэтесса окончательно уснула, очевидно, сморенная творческими муками и
дневной дозой прекрасного колумбийского кокаина. Сильвер с умилением
взглянул на свернувшуюся в клубок на заднем сиденье подругу и вдруг
заметил, что между его "ягуаром"
   и "БМВ" нагло встроилась помятая белая "ауди-100".
   Номера были подмосковные.
   "Местная "братва", - решил Сильвер. - Надо пропустить, а то, не дай
Бог, долбанут с пьяных глаз".
   Он мягко сбросил скорость и принял вправо. И "Ауди" пулей проскочила
мимо. "БМВ" охраны встал на прежнюю позицию.
   "Шалят детишки, - снисходительно подумал Сильвер, глядя вслед грязному
белому автомобилю. - Еще бы, такая крутая тачка!"

   ...Вечеринка была в самом разгаре, гости пребывали в настроении веселом
- кто подогревался мозельским, кто предпочел более крепкие напитки, а
самые нетерпеливые уже нюхнули колумбийского чуда.
   Гвоздем программы был на этот раз некий малый, именуемый
присутствующими не иначе как "самое загадочное явление русской
литературы". Сильвер не был знаком с творчеством корифея и, к своему
глубокому сожалению, не смог поддержать разговор о его последнем романе,
улавливая только общее направление литературной дискуссии.
   - Русское слово гибнет! - безапелляционно вещал один из именитых
гостей, в недавнем прошлом возглавлявший известный молодежный журнал. - В
книжный магазин стыдно зайти! Что издается, а?
   Что, я вас спрашиваю, издается? Что в этих детективах под глянцевыми
обложками? Мерзость! Мер-^ зость!
   Обличитель тряхнул ранними благородными сединами и одним махом осушил
большой бокал. Сильвер взглянул на оратора с нескрываемым уважением - пять
минут назад он случайно увидел, как этот вития всандалил в свой изящный
нос чудовищную дозу кокаина.
   "Крепкие, однако, ребята! - подумал Сильвер, - Баксов на шестьсот в
ноздрю воткнул - и ни в одном глазу! И еще мозельским лакирнул. Я бы так
не смог. Надо будет почитать, чего он там понаписал".
   На минуту Сильвер отвлекся от занимавшего его разговора и, приподняв
занавеску, выглянул в окно.
   В салоне "БМВ" горел свет - "быки", не допущенные в компанию эстетов,
коротали вечер под магнитолу и тривиальную водку. Все было спокойно.
   Обсуждение печальной участи русского слова плавно перешло в
танцевальную разминку. Чувствуя под пальцами нервную тонкую талию
накачавшейся порошком почти до остекленения поэтессы, Сильвер рецикл, что
он счастлив. Все его тревоги, весь его мир, холодный и жесткий, остались
за стенами этой заслуженной дачи, за стенами, в которых уже три или четыре
поколения вот так же трескали кокаин и болтали о кончине национальной
литературы...
   "Боже мой! Как же хорошо! - размышлял Сильвер, умело ведя партнершу в
медленном танце. - Какая прелесть эта литературная среда... Милые
безобидные идиоты! Только в этом страусином питомнике можно по-настоящему
расслабиться... Сыграть для них, что ли? А что, я, кажется, уже достаточно
нализался".
   Обняв поэтессу за плечи, Сильвер подвел ее к дивану и бережно усадил
рядом с "самым загадочным явлением". Затем вышел в прихожую и вернулся с
футляром, в котором был саксофон. Из динамиков стереосистемы неслась
мелодия неторопливого блюза, и Сильверу не составило никакого труда влится
в этот ритм.
   Он играл долго - не меньше часа. Давно кончилась пленка и замолчал
магнитофон, а Сильвер все продолжал выдувать блюзовое попурри. Какие-то
обрывки классических мелодий Армстронга, Эллингтона, что-то свое, вновь
Дюк - переливающиеся, искрящиеся, полотно забавных и причудливых звуковых
сочетаний... Да, в этот вечер он был в ударе!
   Оторвав наконец мундштук инструмента от заболевших губ и шутливо
кланяясь аплодирующей публике, Сильвер улыбался приветливо и широко, его
вдруг охватило совсем детское чувство гордости за собственный успех.
   Через некоторое время попойка вернулась в привычное русло, и Сильвер в
свободной позе раскинулся на диване рядом с поэтессой и проявившим
недюженную музыкальную эрудицию писателем.
   - Синкопы стушевывают вначале эту жанровую характеристику, -
придерживая Сильвера за локоть, бормотало "загадочное явление русской
литературы". - Но активная конструкция ритма почти лишена привкуса
субъективизма...
   Потягивая мозельское, Сильвер благосклонно кивал, пропуская столь
мудреную оценку собственной игры мимо ушей. Затуманившийся взгляд его уже
непроизвольно скользил по тугим выпуклостям фигуры поэтессы, затянутой в
черное, плотно облегающее платье. Уже мысленно он поднимался с подругой по
скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, как вдруг бокал дрогнул в
его руке и поток мозельского хлынул на брюки "загадочного явления".
   - Ой! - вскрикнул корифей. - Ох..л, что ли, мать твою?!
   Сильвер даже внимания не обратил на странный идиоматический оборот,
столь неожиданно примененный надеждой национальной культуры. Не глядя, он
сунул пустой бокал поэтессе, встал и шагнул вперед. В комнате появился
новый гость, и вся расслабленность и благодушие Сильвера мигом испарились.
   - Ну привет, привет! - радостно улыбаясь, Степанов протянул Сильверу
руку. Со стороны сцена должна была выглядеть как обычная встреча добрых
приятелей. - Еле нашел тебя, понимаешь! До конца поселка проскочил,
плутал, плутал, хорошо соседи подсказали, да и музыку вечером хорошо
слышно.
   Сильвер пожал протянутую руку и уставился на капитана с хмурым
выражением лица. Он решительно не понимал смысла происходящего.
   - Ты нас представишь? - томно произнесла поэтесса, эффектно изогнувшись
и улыбаясь самыми уголками полных, искусно подведенных губ.
   "Самому бы не преставиться! - обеспокоенно подумал быстро трезвеющий
Сильвер. - Что же происходит, а?"
   Он затравленно оглянулся, но в тылу своем увидел всего лишь облитого
литератора, со злобным сопением посыпающего солью пострадавший передок.
   - Да, да, конечно! - нашелся наконец Сильвер и тут же вновь запнулся -
имени капитана он не знал.
   - Михаил, - Степанов чмокнул грациозно протянутую поэтессой ручку. -
Извините, мы оставим вас на минуту.
   - Минуту я потерплю, - протянула поэтесса. - Но не больше!
   Степанов подмигнул ей и хлопнул Сильвера по плечу:
   - Пойдем, проветримся! Долго не задержу.
   Пропихнувшись через плотные ряды танцующих, они вашли из гостиной.
   Едва Сильвер в сопровождении капитана появился на пороге дачи, как в
салоне "БМВ" погас свет, хлопнули дверцы и две массивные темные фигуры
выросли возле автомобиля. Сильвер мысленно похвалил своих людей за
бдительность и повернулся к Степанову:
   - Ну что, как тебя там, Михаил, что ли? Грехи замаливать явился?
   - Вроде того, - подтвердил капитан и указал на напрягшихся "быков". -
Излишняя предосторожность. Я один и с мирными целями.
   Сильвер небрежным жестом поманил громил к себе и бросил, кивнув на
Степанова:
   - Посмотрите его.
   Капитан моментально подвергся самому тщательному обыску.
   - Чистый! - закончив работу, охранники отступили на шаг.
   - Ну и что ты мне хочешь поведать? - спросил Сильвер, закуривая и
выпуская дым в лицо капитана.
   - Я приглашаю тебя послушать один концерт, - Степанов достал из
нагрудного кармана куртки кассету. - Говорят, ты музыку любишь?
   Сильвер пожал плечами, спустился с высокого крыльца, подошел к "ягуару"
и распахнул дверцу.
   Степанов сел в машину, воткнул кассету в магнитолу. Сильвер открыл
заднюю дверь и кивком головы пригласил охранников в салон.
   - Не стоит, - удержал его капитан. - Это только для нас с тобой. А то
детишкам будут сниться кошмары.
   Сильвер сел сзади Степанова, хлопнул дверцей, откинулся на спинку
сиденья. Полчаса сосредоточенно слушал запись.
   - Ну, что скажешь? - спросил наконец капитан, приглушив громкость. -
Дальше там одни крики...
   Малоинтересно.
   - Что ты хочешь? - тихо спросил Сильвер.
   - Это хороший вопрос, - согласился Степанов. - Но это второй вопрос. На
твоем месте нужно было бы поинтересоваться - кто я такой.
   - Поучи, поучи еще, - процедил Сильвер. - Ну, кто ты такой?
   Капитан поднес удостоверение к лицу собеседника.
   - Ну, допустим... - хмыкнул Сильвер. - Дальше что?
   - Вагон.
   - Какой вагон?
   - С "Мухой" и "Ударом".
   - А... Ах вот как! На Питона работаешь?
   - На себя. Так что с вагоном?
   - Вагон уже уехал.
   - Очень жаль. Можешь заказывать.
   - Что заказывать?
   - Панихиду... - Степанов сделал попытку вылезти из машины, но Сильвер
удержал его за плечо.
   - Э, послушай! Так дела не делаются. Вагона нет, это верно, но я же не
сказал, что денег нет? Можешь передать Питону - я деньги верну без
проблем. Ссориться зачем? В среду сделаю. Наличными.
   - Что ж. Годится, пожалуй. А мои комиссионные?
   - Сколько ты хочешь?
   - Пятьдесят.
   - Губа не дура. А мои гарантии? Вдруг ты копию себе оставишь?
   - Запросто. И даже наверняка.
   - Откровенно... Не боишься?
   - Не-а... Как раз пока копия есть - не боюсь.
   - Н-да... Положение... Слушай, а хочешь - двести! И копию свою можешь
засунуть в...
   - Можешь не договаривать. Я слушаю.
   - Тогда, на шоссе, в июне, ты меня насчет заказчика, ну того, что на
Дмитровке, тряс?
   - Было.
   - Все еще хочешь его достать?
   - Допустим.
   - Я тебе его отдам. И так отдам, что ты можешь большие башли из него
вытряхнуть. Там дело сейчас очень крупное.
   - Тебе какой интерес?
   - Половина моя. И кончишь его лично. А я зафиксирую. Тогда - баш на
баш, квиты, и гарантия у обоих. Ну как?
   Степанов не ответил, спрятал свою кассету в карман куртки, пошарил в
бардачке и вставил в магнитолу другую, с концертом Лундстрема.
   - Ну как? - вновь повторил Сильвер, трогая капитана за плечо.
   - Пока никак, - задумчиво ответил Степанов. - Позвоню через два дня.
   Он вылез из "ягуара" и направился к калитке, за которой смутно белела в
сумерках белая "ауди".
   "А ведь мы, пожалуй, одного с ним возраста, - неожиданно подумал
Сильвер, глядя вслед капитану. - Странно, но я даже злости не испытываю.
Второй раз он меня прижимает, но ведь красиво прижимает... Нет, вечера он
мне не испортил. А сволочь эту жирную давно надо было выпотрошить... На
это я с удовольствием посмотрю. Да и потрошитель вот отыскался... умелый".


   XI. МНЕНИЕ КОМПЕТЕНТНЫХ
 СПЕЦИАЛИСТОВ

   - Таких принципиальных и бескорыстных граждан можно и даже нужно
награждать, им памятники надо ставить, в учебниках про них писать
необходимо! - Василий Николаевич Гущин нажал кнопку "пауза" и несколько
секунд пристально разглядывал лицо на экране телевизора. Остановка
видеозаписи произошла в тот момент, когда оператор взял крупный план, а
персонаж произносил эмоциональную тираду и его физиономия оказалась
забавно искаженной. - Только в живых их оставлять нельзя, сукиных детей!
   - А это было вашей прерогативой, - напомнил Алферов. - Решение тогда
зависело от вас если не целиком, то процентов на девяносто точно. Так
что...
   - Пожалел ублюдка, - сокрушенно вздохнул Гущин. - Век живи - век учись!
Никогда нельзя жалеть ублюдков.
   - Этот ваш бывший сотрудник подозрительно хорошо информирован, -
заметил Теплов. - Если его утверждение о том, что он одиннадцать лет
провел в лагерях, соответствует действительности, то как вы объясните, что
он достаточно свободно оперирует данными трех-, четырехлетней давности?
Причем совершенно секретными данными, прошу отметить!
   - Да какая разница! - плачущим голосом возопил Гущин-младший. - Какая
разница, чем там этот гад ползучий оперирует? И часа не прошло после этой
поганой конференции, как в секретариате все телефоны пооборвали! "А
упомянутый генерал КГБ Гущин не возглавляет теперь парижскую штаб-квартиру
"Национального оружия""? Нет, б..., это его сынок возглавляет... Гарусев
мне прямым текстом выдал - с.-.вай, мол, отсюда мухой!
   - Не скули! - оборвал сына Василий Николаевич. - Ишь ряху какую отъел -
аж лоснится! Гарусев ему сказал... Там должен был сидеть как пришитый! Ты
мне там нужен! На кой хрен примчался?
   Папу попужать? Папа пуганый! И вообще, не нравишься ты мне, ох не
нравишься... Смотри! Раскатал губу, понимаешь, сотню ему подавай!
   "Ох, Лотта! - Сергей Гущин почувствовал, как лоб его покрылся холодным
потом. - Ах, сука!"
   - Как вы полагаете, Василий Николаевич, - прервал воспитательный
процесс Теплов. - Этот Чернецов все уже выдал или еще какой-нибудь сюрприз
в загашнике оставил?
   - Все он выдал или нет, как он умудрился выскочить из зоны, кто сейчас
за ним стоит, как он оказался во Франции, что с ним делать дальше?! -
загнул пять пальцев на правой руке Василий Николаевич и с грохотом врезал
кулаком по столу. - Дерьмо!
   - Ладно, Василий! - воскликнул Теплов. - Не горячись. Давай прервемся,
баня-то готова поди уже?
   Гущин посмотрел на часы, молча кивнул и поднялся из-за стола. Все вышли
вслед за ним. На улице было уже совсем темно, голые, без листвы, яблони
зябко вздрагивали под резкими порывами ветра.
   Компания быстро направилась к рубленой бане, два небольших окошка
которой светились тепло и приветливо.
   - Эх, хороша банька-то... - завистливо пробормотал Алферов, похлопывая
ладонью по бревенчатой стене.
   Баня действительно была неплоха - просторный высокий сруб из кедра еще
не успел потемнеть, мощные бревна источали то