берных бутылок и наспех,
по-походному, сервированная закуска.
   - У нас тут небольшое событие, - пояснил редактор, демонстрируя Гущину
томик с окровавленным топором на обложке. - Книжка вышла вчера, вот
отмечаем... рождение. Позвольте представить вас автору...
   "А почему бы и нет? - подумал лейтенант, искоса рассматривая этикетки
на бутылках. - Все равно день пропал к черту!"
   ...Окончание этого дня сохранилось в памяти Сергея Гущина весьма
смутно. Мелькали какие-то смеющиеся лица, обрывки разговоров, витиеватых
тостов. "Семерку" ему пришлось оставить на парковке возле издательства по
причине полной невозможности не только управлять автомобилем, но и попасть
внутрь него. До дому его довез счастливец на ветхом "Запорожце" -
лейтенант сунул ему двадцать долларов и несколько кошмарных детективов.
Себе он оставил только тот, что с топором - книжка была с автографом
автора.
   С огромным трудом попав ключом в замочную скважину, лейтенант ввалился
в квартиру, дотащился до дивана в гостиной и рухнул на него не раздеваясь
и не сняв ботинок. Сон его был тяжел - лихой маньяк-трансвестит в
извращенной форме терзал депутата - православного священника, а потом с
обоими круто разобрался мускулистый спецназ, вооруженный зазубренным
плотницким топором...
   Первое, что ощутил лейтенант, продрав глаза, - тяжелую, тупую боль в
затылке. В комнате было светло. Сергей перевел взгляд на запястье - "Patek"
   показывал без четверти десять.
   - Так, так! - услышал лейтенант голос отца. - Изволили слегка погулять,
господин подпоручик?
   - Батя... - простонал лейтенант, с неимоверным трудом поворачивая
голову. - Ты ли это?
   - Я, сынку, я! - сердито ответил генерал. - Я тебя породил, мерзавца
этакого...
   - Не сердись, - жалобно попросил лейтенант, с трудом принял сидячее
положение и со стоном обхватил голову ладонями. - Кажется, я вчера вступил
в союз писателей...
   - Е...! - До генерала долетела волна перегара, и он, скривившись,
отвернулся. - Что это такое ты пил, поросенок?!
   - Не помню! - честно признался лейтенант и опять горестно застонал,
раскачиваясь, как муэдзин на молитве.
   - В душ, мерзавец! Пошел! - скомандовал генерал. - Я Володьке сам
позвоню, расскажу, в каком виде тебя застал, прохвоста!
   Через полчаса, выйдя из ванной в чем мать родила, Сергей застал отца
сидящим за столом перед запотевшей бутылкой "Абсолюта" и аппетитно
пахнувшем слегка пережаренным лангетом, щедро политым острым соусом.
   - Срам прикрыть! Пятьдесят грамм быстро на грудь принять! Мясом
зажрать! Так. Еще пятьдесят грамм съесть! Кофейком все запить. Все. А
теперь рассказывай, где ты это взял?
   - Писатели подарили! - пояснил лейтенант, торопливо прожевывая
последний кусок лангета. - Авторский экземпляр, с автографом!
   - Я не про эту парашу, - генерал швырнул на диван книжку с топором. -
Реферат где взял?
   - А... Да там же, в издательстве. Покойник-то, оказывается, в научных
кругах вращался. Он туда и принес.
   - Читал?
   - Нет.
   - Ну правильно. Времени не хватает. Дерматин какой-то трескать время
есть...
   - Да что ты, ей-богу! Ну, диссер какой-то десятилетний...
   - Сюда посмотри! - Генерал поднес к лицу сына страничку реферата, один
абзац был отчеркнут красным карандашом. - Знаешь, что это такое?
   Текст гласил: "Предлагаемый в настоящей диссертации метод... был
использован при разработке эскизного проекта системы 39К7 (п/я Р-6082, ТД
ј 25357)".
   - Вот это знаешь, что такое? - еще раз спросил генерал, подчеркивая
ногтем указательного пальца шифр системы.
   - Нет. А что это значит?
   - Что это значит? А то это значит, что пора тебя, засранца, из МУРа
убирать. И как можно скорее!


   XVIII. СТАРЫЕ ГРЕХИ


   - Не ждал, не ждал! - Елизаров поднялся из-за стола и шагнул навстречу
гостю. - Случилось что?
   - Случилось. - Василий Николаевич Гущин пожал руку приятелю и с
любопытством оглядел скромный кабинет. - Небогато живете, господа сыщики.
   - Живем среди теней, - усмехнулся Елизаров. - В этой комнате сам Коркин
когда-то работал.
   Гущин понимающе покачал головой - фамилия легендарного начальника МУРа
семидесятых годов была хорошо известна генералу.
   - Да, были люди в наше время... - протянул Гущин, с уважением
коснувшись поверхности старого массивного стола. - Не то, что нынешнее
сучье племя! Работы хватает?
   Елизаров молча провел ладонью под подбородком.
   - Да, да, - сочувственно кивнул отставной генерал. - Это ж не Москва
теперь, это Чикаго тридцатых годов! Уходить не думаешь?
   - Если говорить честно - пора. Устал.
   - А что не уходишь? Некуда?
   Елизаров неопределенно пожал плечами.
   - Пару раз поступали предложения. От бывших подследственных, как ни
странно.
   - Чего ж тут странного? - улыбнулся Гущин. - Такой опыт, такие связи...
Профессионализм всегда в цене.
   - Цена разная бывает.
   - Ух, щепетильный ты наш! Надумаешь службу оставить, сообщи. Подберем
что-нибудь подходящее. Не ущемляя... угрызений! - Генерал сделал сложное
движение пальцами правой руки, долженствующее, по-видимому, изображать это
самое "ущемление угрызений". - А сейчас вот что... Серега-то мой как здесь?
   - Все нормально. Прижился.
   - Ты им доволен?
   - В целом - да. Потенциал есть. Может выйти толковый...
   - Не получится, увы! Намерен я его забрать.
   - Причины?
   - Две. Первая - в "Национальном оружии" местечко освободилось, пора ему
настоящую карьеру начинать. Вторая - вокруг дела, ну, того, с книжкой,
жареным скоро запахнет, и нечего ему туда лезть.
   - Поясни, - прищурился Елизаров.
   - Только без протокола, начальник! - рассмеялся Гущин. - Вот, взгляни.
   Он протянул Елизарову реферат диссертации. Полковник быстро пролистал
брошюрку.
   - Интересно, интересно... - пробормотал Елизаров, задержавшись на
абзаце, отчеркнутом красным карандашом.
   - Интересно? - фыркнул Гущин. - Да, это очень интересно!
   - Что это - 39К7?
   - Это? - переспросил Гущин. - Это грехи, Володя. Это старые-старые
грехи, у которых очень длинная тень. И в этой тени спрятано много фигур.
   Некоторые до сих пор остаются влиятельными. И опасными. Поэтому я
полагаю, что мы с тобой не доживем до того дня, когда подробности этой
истории станут широко известны.
   - Загадками говоришь.
   - Иначе не могу, ты уж извини. Впрочем... Конец семидесятых помнишь
хорошо?
   - Помню.
   - Славное, спокойное время... Афганистана еще не было, а была
уверенность в завтрашнем дне, зубы лечили бесплатно и колбаса по два
двадцать... Тихое время! В этом кабинете сидел Коркин, а над Корки - ньгм
- Щелоков. И стрельба на улицах города не могла привидеться и в кошмарном
сне... Помнишь?
   - Ну помню, помню!
   - Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Неожиданная и необъяснимая
отставка Кирилла Мазурова. Был такой член Политбюро, помнишь? В этом же
году самоубийство молодого по тогдашним меркам секретаря ЦК Федора
Кулакова, спустя полтора года - странная автокатастрофа в Белоруссии.
Помнишь?
   - Ты Машерова имеешь в виду?
   - Да. Петр Машеров, кандидат в члены Политбюро, правая рука Мазурова.
Большие люди были, а, Володя?
   - Этих фамилий в книжке нет.
   - Там много чего нет. Многого и многих. В сущности, эта книжонка -
всего лишь попытка заглянуть в тень. В тень, которая возникла в конце
семидесятых и которая накрыла нас всех сейчас. Политический процесс,
дорогой мой Володя, имеет колоссальную инерцию, прямо как асфальтовый
каток под гору. Особенно когда катится в такой тени, почти в темноте. А
тот, кто со стороны, или почти со стороны, заглядывает в эту тень - обычно
и попадает под этот каток. Я не хотел бы видеть своего сына в этом
качестве.
   - Ясно. А мне что посоветуешь?
   - Исполнителя ищи. Ни в коем случае не дальше.
   А если слишком хлопотно - постарайся прикрыть дело. Спусти на тормозах.
Прижмут - уходи. Без работы не останешься - гарантирую.
   - Спасибо, подумаю.
   - Думай, думай. И порешительнее... думай. Время такое - резкости
требует. Или, как всегда, побаиваешься?
   Елизаров не ответил. Он окинул взглядом невысокую представительную
фигуру своего собеседника, пожал протянутую руку и подумал про себя:
   "Конечно, всегда боялся и до сих пор боюсь.
   Больше всего я боюсь стать похожим на тебя".
   Генерал давно ушел, а Елизаров долго еще сидел за столом, размышляя над
советом приятеля.
   "Как бы я поступил, попадись мне такое дело году в восьмидесятом?
Н-да... Энтузиазма бы не испытал, это точно. Как Васька сказал? Старые
грехи".
   Полковник взглянул на фотографию, что лежала под стеклом в центре
стола. Любительский снимок - не очень резкий, мутноватый. Молодое
улыбающееся лицо, танкошлем, сбитый на затылок, солнечный блик от
закрепленного на броне трака...
   Старший лейтенант внутренних войск Николай Владимирович Елизаров погиб
в Карабахе весной восемьдесят девятого года. Где-то там и лежит вместе со
своим экипажем...
   "Теперь мне даже рисковать нечем. И выиграть я ничего не могу. Точнее,
что бы я ни выиграл, ничего меня не устроит. Даже грехи замаливать
бесполезно. Есть просто интересы сегодняшнего дня.
   Должно быть, так живут на войне - только сегодняшним днем. Сейчас в
этой стране многие так живут. И чтобы попасть на войну, нет необходимости
ехать в Чечню, в Абхазию или куда-нибудь еще.
   Достаточно просто понять, что ты живешь только сегодняшним днем. А в
прошлом одни грехи и потери, а на будущее тебе плевать. Хочешь ты этого
или нет - вопрос не главный. Об этом даже думать не стоит".


   XIX. ГРЯЗНАЯ РАБОТА


   "На видном месте за спиной полковника Риваса висел старый плакат с
фотографиями его брата, майора Александра Риваса, и нескольких других
высокопоставленных сальвадорских офицеров - все они погибли при взрыве
подложенной террористами FMLN в вертолет бомбы. Я упомянул, что был другом
его погибшего брата. Тень печали промелькнула на лице полковника Риваса,
когда он вспомнил о гибели брата в пламени взрыва".
   Степанов положил журнал на стол, встал и прошелся по комнате. Бурный
летний дождь сплошным потоком заливал окна, и в квартире царил приятный
полумрак. Струи воды оплавлялись на стекле причудливыми разводами, и
смотреть на эти ежесекундно меняющиеся картины было приятно.
   "Значит, его звали Ривас. Александре Ривас... И он был нам абсолютно не
нужен. А нужен был Эрнесто Корадо - командир бригады специальных операций
GOE. Тогда он уцелел, потому что задержался на совещании на авиабазе в
Илопанго. И нам еще на два месяца продлили командировку... И сделали его
мы только в ноябре, в дни штурма Сан-Сальвадора.
   Все получили по "Красной Звезде", и только я - "Красное Знамя". Мой
первый и последний советский орден. "За самоотверженную работу по оказанию
помощи братскому народу в национально-освободительной борьбе". Что бы
сказал об этом полковник Ривас?"
   Степанов снова взял в руки журнал.
   "Подумать только! "Солдат фортуны" выходит на русском языке! Московское
издание. Журнал "наемников, псов милитаризма", как говорили тогда, в
семидесятых и восьмидесятых. Наемник убивает за деньги. Мы были худшими из
наемников - мы убивали за маленькие деньги. Теперь принято так считать, да
я и сам так считаю. Или все же за идею? Нет, наше поколение уже прохладно
относилось к этим идеям, они служили фоном - и только. Оправданием
стремления интересно заработать маленькие деньги, всего лишь. Печальная
судьба для такой грандиозной идеи. У майора правительственных войск
Сальвадора Александре Риваса скорее всего великих идей не было. Просто ему
не повезло".
   Размышления капитана прервал телефонный звонок.
   - Здорово, Миш! - прогудел из трубки густой низкий голос Питона. -
Отдохнул? От ярких впечатлений?
   - Что нужно? - грубо спросил Степанов.
   - Мне-то? Да что с тебя возьмешь? На охоту вот пригласить хотел.
   - Ну давай, приглашай.
   - Пятнадцатая Парковая, дом... , квартира... Он там безвылазно сидит
вторые сутки.
   - Один?
   - Этого не знаю. Еще день подождешь - скажу.
   - Серьезный?
   - Да, Миш, да! Молодой, но шустрый. Кличут "Новичок". По жизни - один
на льдине.
   - Вооружен?
   - Да наверняка огонек есть, наверняка.
   - Спасибо.
   - Не на чем. Я свое слово сказал, теперь дело за тобой.
   - Помню.
   - Это хорошо. Приберешь плашкета - звякни.
   Очень буду ждать.
   - Ну жди, жди... - пробормотал Степанов и повесил трубку.
   К дому, где, по словам Питона, обитал киллер, капитан подъехал затемно
- в начале одиннадцатого часа. Пятиэтажка старой, "сталинской", постройки
находилась напротив трамвайного депо, за которым начинался довольно глухой
лесной массив - Измайловский парк. Степанов обошел вокруг здания,
внимательно изучая обстановку, определился с квартирой - второй подъезд,
второй этаж. На первом этаже расположилась аптека, жилая зона начиналась
со второго. Капитан припарковал "шестерку" у подъезда, поднялся на
площадку. Нужная дверь была снабжена глазком, и Степанов отвернул на пару
оборотов единственную тусклую лампочку на площадке, прихватив горячее
стекло носовым платком.
   Дверь открылась секунд через десять после его звонка. В ярко освещенном
дверном проеме возникла высокая девица в не по размеру узком и коротком
халатике.
   - Ой! А я думала - это Светка! - воскликнула она, отступив на шаг в
прихожую.
   - Увы! Это не Светка! - Степанов широко улыбнулся и развел руками.
   Улыбка его была столь лучезарной и доброй, что девушка инстинктивно
улыбнулась в ответ. Ребрами обоих раскрытых ладоней капитан нанес удар по
тонкой изящной шее и еле удержал от падения на трельяж моментально
обмякшее, бесчувственное уже тело.
   - Эй, Зинка! - послышался чей-то окрик из глубины квартиры. - Чего там
застряла? Кто пришел?
   Выдернув из кобуры наган с навинченным глушителем, капитан двинулся на
голос. Коридор привел его в просторный пустой холл, куда выходили двери
трех комнат. Из-под одной пробивался свет. Ударом ноги Степанов распахнул
ее и, направив ствол на сидевшего за столом человека, гаркнул:
   - Руки на стол! Не двигаться!
   Обитатель комнаты среагировал на команду своеобразно - он рывком
вскочил из-за стола, опрокинув стул, и вытянул вверх длинные дрожащие руки.
   Капитан растерялся на секунду - на вид этому трясущемуся дедуле было
никак не меньше восьмидесяти лет.
   Ярко светила старинная пятирожковая люстра.
   Светлый блик от револьвера отразился в черном лаке кабинетного рояля.
На круглом столе был накрыт немудреный ужин на двоих. Кроме старика и
Степанова, в комнате никого не было.
   "Влип! - понял капитан. - Он поймал меня, сволочь!"
   Как бы в подтверждение этой мгновенной догадки что-то твердое уперлось
в позвоночник и холодный молодой голос произнес:
   - Брось наган!
   Степанов разжал пальцы, и револьвер стукнулся об пол.
   - Пошел к окну! Стой! К стене! Руки на стену!
   Обыщи его!
   Теперь в комнате были четверо. Командовал молодой, лет двадцати,
парень. Его напарник быстро обыскал Степанова, швырнул на стол ключи,
бумажник и удостоверение.
   - Все, Новичок! Больше ничего нету!
   - Посади его!
   Капитан получил зверский удар по почкам и сполз по стене на пол.
   - Держи! - Новичок подобрал и кинул напарнику никелированный револьвер.
- Эй, дед! Посмотри, что в коридоре!
   Старик вышел из комнаты. Через несколько секунд раздался его истошный
вопль. Новичок вжался в простенок и направил на дверь длинный тяжелый
пистолет.
   "Кольт М-11, - узнал Степанов. - Серьезный инструмент".
   В дверях показалась сухая фигура старика, который волоком втащил в
комнату тело девушки.
   - Убили! Убили же! - всхлипывал дед, пытаясь массировать уже посиневшую
шею трупа. - Говорил же! Говорил! Ах ты, Господи! "Скорую" надо, врача!
   Звони же скорее!
   Новичок искоса взглянул на тело, спокойно бросил:
   - Перестань. С ней все кончено.
   Старик застонал и сел на пол рядом с телом.
   - Проверь подъезд! - приказал Новичок напарнику.
   Тот с наслаждением пнул Степанова в живот и вышел. Новичок присел к
столу и левой рукой раскрыл удостоверение капитана. Пистолет в его правой
руке уверенно смотрел пленнику в лоб.
   - Контрразведка... - удивленно протянул Новичок и усмехнулся. -
Контразведка с наганом. Так, так... Ты кто такой, урод?
   Ответить Степанов не успел. В комнату вошел напарник Новичка.
   - Все чисто. Похоже, он был один.
   - Ну да. Это же Джеймс Бонд! Полюбуйся!
   - Фальшивое! - уверенно сказал напарник, мельком взглянув на документ.
- Они сейчас и называются по-другому. Фе-Эс-Бе. Ты откуда нарисовался,
пассажир?
   Степанов молчал, прижимая руки к животу и морщась от боли. Последний
удар был чертовски сильным.
   - Ну ладно, - сказал Новичок. - Ты его расколи, а я Сильверу звякну.
Надо предупредить, дело, кажись, непростое.
   - Это мы могем! - заулыбался напарник. - Это мы враз сотворим!
   Новичок вышел и притворил за собой дверь. Напарник, поигрывая
револьвером, подошел к капитану, схватил его за волосы, рванул в сторону
стола.
   Подавшись в направлении рывка, Степанов тяжело ударился о стол, пара
тарелок с какой-то снедью соскользнула на пол и разбилась. Извиваясь под
градом беспорядочных, но сильных ударов, которыми осыпал его противник,
капитан ухитрился прижать ладонью крупный фаянсовый осколок.
   "Ну вот, другое дело. Пора исправлять ошибку!"
   Очередной удар ноги был направлен в подбородок капитана, но цели он не
достиг. Поставив блок, Степи нов захватил голеностоп противника и, в свою
очередь, нанес ему ошеломляющий удар в промежность. Секундный болевой шок
решил исход схватки - рваный острый край осколка, словно лезвие бритвы,
прошелся по горлу и артериям. Фонтан крови хлынул на несвежую скатерть и
на искаженное ужасом лицо старика.
   Капитан успел выдернуть револьвер из руки конвульсивно дергающегося
врага за секунду до того, как в дверях появился Новичок. Степанов
выстрелил яавскидку, не целясь, но выстрел был удачен - пуля нагана
раздробила правое предплечье Новичка, кольт отлетел куда-то в коридор.
Сбив противника подсечкой, капитан нанес ему оглушающий удар в затылок
рукояткой револьвера. Оглянулся.
   Старик сидел все в той же позе, рот его был полуоткрыт, взгляд
устремлен куда-то поверх головы капитана. На этот раз Степанов прицелился
тщательно, и пуля вошла точно в переносицу.
   Заглянув в соседнюю комнату, капитан сорвал телефонный шнур, тщательно
связал еше не пришедшего в сознание Новичка и забил ему в рот внушительных
размеров кляп. Бегло осмотрел квартиру. В одной из комнат наткнулся на
целую груду армейского снаряжения - ботинки, портупеи, камуфлированные
костюмы, пуленепробиваемые жилеты, горные рюкзаки... Как успел разглядеть
Степанов, все вещи были новыми и отменного качества. Здесь же он обнаружил
вскрытый цинк с патронами 7,62х53 с пулями, окрашенными в черный цвет с
красным пояском.
   На стене висела цветная фотография - два парня в камуфляже со
снайперскими винтовками на фоне сгоревшего дома. Рядом дорожный указатель
- "Вуковар". Степанов без труда узнал своих сегодняшних знакомых.
   "Так, так! - подумал капитан. - Большое приключение за маленькие
деньги... Или подрастающее поколение снова поманили великие идеи?"

   ...В Кратово Степанов приехал во втором часу ночи и долго не мог
добудиться спящего сном младенца после ежевечерней бутылки отменного
коньяка Питона.
   - Ты чего это, Миш? - изумился Питон, высовываясь в окно сторожки и с
тревогой вглядываясь в бледное, с кровоподтеками, лицо ночного гостя. -
Кто это тебя так уходил?
   - Давай, помоги быстро! - попросил Степанов. - Ключи от подвала захвати!
   Вдвоем они вытащили из "шестерки" связанного Новичка и затащили его в
подвал коттеджа.
   - Тощий на вид, а тяжелый какой! - сказал Питон, отдышавшись. - Что это
за фрукт?
   - Трофей! - бросил Степанов и выдернул изо рта пленника кляп.
   - Какой трофей?
   - Охотничий. Ты ж меня сам на охоту пригласил?
   - На кой х... ты мне-то сюда это чмо приволок?!
   - Сейчас разговор будем делать.