ется идти через него...
     - С других сторон станцию окружают болота, - парировал  навигатор,  -
Ничего. Я не думаю, что с городом будет много возни.
     Он ошибся.
     Машину командира десанта сбили еще на окраине. Сейчас  она  горела  -
дымно, неохотно, она вообще не должна была гореть...
     Самого командира Виктор увидел на пороге занятого под временный  штаб
особняка. Грузный, широкоплечий Вольф Шнайдер что-то говорил в  зажатый  в
ладони передатчик. Передатчик был совсем крошечным, и казалось, что  Вольф
вполголоса  ругается,  яростно  размахивая  перед  лицом  кулаком.  Увидев
Виктора, он нахмурился.
     - Вам следует руководить боем с крейсера, капитан. Здесь опасно.
     Словно подтверждая его слова, невдалеке грохнул короткий, но  сильный
взрыв.
     - На корабле остался Карлос. Почему вы остановились?
     - Это сумасшедшая планета,  капитан. В нас палят из каждого окна... -
Вольф  поднес  к  губам  микрофон,  бросил  туда:  -   Третий   и   пятый,
сближайтесь... - и снова повернулся к капитану.
     - Не представляю, где они раскопали столько старого оружия.  Один  из
бронеходов подбили из пороховой пушки. Защита не отреагировала на снаряд -
тот летел слишком медленно. Но броню разнес не хуже, чем  боевой  лазер...
Да, лазеры у них есть тоже...
     Виктор медленно посмотрел по сторонам.  И почувствовал, как наплывает
смутная тревога.  Притихшие дома с попрятавшимися жителями,  стилизованные
под старину,  сложенные из камня  особняки,  даже  яростное  сопротивление
десантникам - все это было знакомо и привычно.  Но что-то настораживало...
     - Если бы дать по городу  из  главного  калибра,  -  негромко  сказал
Вольф.
     - Нет.
     - Или по станции... Разнести антенну...
     Серая колонна гравиантенны была видна даже отсюда. Она вставала из-за
домов,   и   на   вершине  ее,  вознесенной  на  двухкилометровую  высоту,
подрагивали голубые молнии - станция работала.
     -  Нельзя,  -  с  искренним  сожалением  ответил  Виктор,  -  Станцию
приказано захватить, а не уничтожить...
     Вдоль улицы  с  визгом  пронесся  огненный  клубок  -  выстрелили  из
плазмомета. Следом прогрохотал  бронеход.  За  ним,  устало  и  безмолвно,
пробежали  несколько  десантников.  Виктор  взглянул  на   Вольфа,   снова
уткнувшегося в  передатчик,  на  свой  вездеход,  с  замершей  возле  него
охраной... И бросился вслед десантникам.
     Он не заметил,  как остался  один.  Еще  недавно,  вместе  со  смутно
знакомыми  ребятами из пилотажной группы,  Виктор палил по высокому зданию
из бетона и черного зеркального стекла.  Из здания  огрызались  -  разрывы
самонаводящихся ракет ложились все ближе и ближе.  Потом лучи их бластеров
подрубили здание,  разнесли в пыль первые этажи,  и вся  бетонная  коробка
обрушилась  вниз,  погребая стрелявших...  Они бежали дальше,  и никому из
десантников не было дела до того,  что рядом с ними  -  капитан  крейсера,
самый бесполезный человек в бою... А потом он остался один.
     Улочка была узкой, извилистой, зажатая между глухими  стенами  домов.
Редкие окна, еще более редкие двери, выходящие в эту бетонную расселину  в
теле города... Виктор шел, держа бластер  наизготовку,  время  от  времени
щелкая переключателем рации. Связи не было. Наверное, мешали дома...
     Улица  кончилась  неожиданно.  Дома  словно  расступились,  и  Виктор
оказался на маленькой площади, а может быть, большом дворе. Скорее, дворе,
- здесь было слишком много газонов,  дорожек  из  белого  песка,  беседок,
скамеечек... С одной стороны на площадку  выходил  торец  странного,  явно
заброшенного  здания,  -  шесть  или  семь  этажей  из  красно-коричневого
кирпича, маленькие, декоративные башенки на крыше...
     Виктор сделал  несколько  шагов,  выходя   на   середину   двора,   и
остановился. Где же он видел этот двор? Где? Видел... Или слышал о нем?
     На одной из  башенок  вдруг  полыхнула  яркая,  ослепительная  точка.
Виктор не почувствовал ни толчка, ни боли. Просто в ушах зазвенело, а ноги
стали подкашиваться.  Он поднял руку,  ловя башенку в прицел бластера... И
неожиданно словно увидел себя со стороны. Сверху. Из этой башенки. Глазами
мальчишки с игрушечным пистолетом в руках...
     - Демченко...
     Он опустился на колени, так и не выстрелив в ответ. Песок вокруг  был
алым - и почему он раньше этого не замечал... И земля раскачивается как от
близких взрывов - почему он этого не чувствовал... Земля
     Виктор подтянул  руку с передатчиком к лицу.  И не удивился,  что тот
заработал - должно же было ему повезти, хоть в чем-то...
     - В связи с отсутствием капитана на связи в течение девяноста  минут,
в соответствие с приказом, беру командование крейсером, -  шипел  в  рации
голос Карлоса, - на себя...
     Откуда-то со стороны Виктор услышал свой голос:
     - Говорит капитан.
     Голос Карлоса  исчез,  растворился.  Сквозь  подплывающую  сонливость
Виктор  подумал,  что  теперь  он знает,  что надо было ответить Демченко,
когда тот назвал капитана самым бесполезным человеком в бою.  Да,  капитан
не нужен,  чтобы вести бой. Он нужен, чтобы вовремя его остановить. И пока
первый помощник не поймет этого, он не станет настоящим капитаном...
     - Прекратить огонь. Именем Земли.
     Он  произнес  эти   слова,   и   замер,   словно   надеясь   услышать
подтверждение. Но сквозь звон в ушах уже не пробивались  ничьи  голоса.  И
лишь Земля - его мать, его родина, его знамя, все сильней и сильней тянула
его к себе.

                                                                  1988

     ---------------------------------------------------------------------

                         Безумие рядового Стора.
                            (Редъярд Киплинг)

                          Если в стеклах каюты
                          Звездная тьма,
                          И метеоры взлетают
                          До дюз.
                          И скрипит поминутно
                          То нос, то корма,
                          У пайка отвратительный
                          Вкус,
                          И не лезет в горло
                          Свой кус...

     Томми Стор  был  рядовым Девятьсот девятнадцатого лазерно-стрелкового
полка  Ее  Величества,  Королевы  Альдебарана   и   Бетельгейзе,   ласково
называемой своими солдатами Старой Виндзорской Вдовой.
     Его верный АПМБ-4, Атомный Пробойник Материи, модель "Б" непрерывного
четырехчасового действия, помнил  горы  партизанской  планеты  Трансвааль,
закопченные стволы надежной машинки следили за перебегающими  от  арыка  к
арыку  патанскими  повстанцами,  а  счетчик  на  прицеле  раз  и  навсегда
зашкалило, когда плотными колоннами шли на 919-й Ее  Величества  зулусские
космолеты.
     Но теперь, впервые за годы беспорочной  службы,  Томми  Стор  оторвал
глаза от прицела не для того, чтобы сосредоточенно уставиться в кружку  со
старым добрым элем. Он не только поднял голову от  прицела,  но  и  протер
глаза навсегда искривленным по форме  спускового  крючка  пальцем,  что  в
последний раз случилось с  ним  в  деле  при  Ахмед-кале,  когда  свая  от
взорванного сипайского дота угодила ему прямо в глаз.
     Прямо в листве дерева перед ним, как диковинный плод метадуриана,  на
одной руке раскачивался мальчишка, похожий больше  на  Бандар-Лога,  дикую
обезьяну джунглей, или древесную лягушку. Сверкая блестящими, как лазерный
прицел, глазами, едва видимыми из-под нечесанных волос, мальчишка сказал:
     - Мы с тобой одной крови, ты и я!
     Относительно крови  у  Томми Стора были большие сомнения,  сам он был
склонен считать,  что в его жилах течет смесь пайкового рома  и  оружейной
смазки.  Но  что-то  в  простых  словах  человеческого детеныша растрогало
старого рубаку,  и жгучая слеза поползла по его щеке, изрезанной морщинами
и шрамами, как бурские горы.
     У Томми Стора никогда не было ни жены, ни детей, да и отца с  матерью
тоже. Его семьей был 919-й Ее Величества  полк,  но  неожиданно  для  себя
самого рядовой Стор нашел нужные слова:
     - Какими же чертями собачьими тебя занесло сюда, щенок?
     Так обращался к юному Стору капрал  Аткинс,  учивший  новоиспеченного
солдата Королевы премудростям походной жизни.
     Мальчишка протянул длинную худую руку, оторвал от бронемундира  Томми
Стора форменную пуговицу,  понюхал  ее,  разжевал,  и  сплюнув  на  землю,
ответил, глубокомысленно нахмуря лоб:
     - Когда белый человек приходит в джунгли, они должны покориться...

                                  * * *

     Дарзи, птичка-портной,  пел песенку,  в которой от радости не было ни
смысла,  ни слов.  Тихо журчала Вайнганга,  утекая к болотам Соноры.  Стор
валялся  в  теплых  струях,  а  по  берегам тихо шелестящей шепотом стеной
застыли звери, пришедшие на Великое Перемирие.
     - Слушайте, народы джунглей!!! - протрубили сыновья Хатхи.
     На скале, рассекающей поток  надвое,  поднялась  и  потянулась,  тихо
мурлыкнув,  огромная  черная  пантера.  Мягким  голосом  теледикторши  она
сказала:
     -  Свободная  стая,  и  вы,  народы  джунглей!  Не  раз  грозила  вам
смертельная  опасность,  надвигалась  гибель  всего  живого...  -  пантера
сделала эффектную паузу,  и  по  реке  от  берега  до  берега  прокатились
согласно-одобрительные крики:
     - Правильно! Мы все так говорим!
     Танцующие движения пантеры  придавали  ей  сходство  с  кордебалетной
дивой, да и интонации в голосе были не менее завлекательными:
     - Так где же сейчас следы этих страшных угроз,  народ  джунглей?  Они
остались  разве  что  в  памяти  мудрого  Хатхи - черное тело изогнулось в
жеманном поклоне в сторону исполинской серой глыбы.
     - И ионная засуха, и нашествие рыжих панцирных собак  -  все  вынесли
джунгли, и все раны земли затянулись свежей травой. Но  сейчас  в  джунгли
пришла  Смерть!  -  из  неистово-сексуальной  позы  пантера  собралась   в
ощетинившийся комок. Нервно хлеща хвостом по крепко  расставленным  лапам,
она кивнула головой с прижатыми ушами  на  беспечно  разлегшегося  в  воде
Стора:
     - Посмотрите на него! Я могу  раздавить  его  вместе  с  бронежилетом
ударом одной лапы, как кокосовый орех.  Но  что  делать,  если  такие  вот
кокосовые  орехи  сыплются  на  планету  дождем   с   неизмеримой   высоты
межзвездного пространства, и все, как один, норовят разбить тебе голову? -
ощетинившаяся  шерсть  опадала,  и  мягко  потягивающаяся  пантера   опять
становилась кокетливой киской.
     - Мудрость народа джунглей гласит: Когда камень падает в воду, на ней
не остается шрамов. Станем водой, народ джунглей, и пусть лучше среди  нас
нежатся такие, как он, чем в бесконечной войне исчезнем и  мы,  и  они,  и
джунгли.
     Теперь в   густой   черной   шерсти   переливались   водяные  брызги.
Сладострастно изгибаясь,  пантера ластилась  к  Томми  Стору,  и  тот,  не
задумываясь,  почесывал пушистый бок,  словно подтверждая ее слова.  В его
голове проплывали  несвойственные  рядовому  919-го  Ее  Величества  полка
мысли:  Может,  и  правда,  не  явиться  на  вечернюю поверку,  остаться в
джунглях,  пускать по реке игрушечные  звездолетики,  вырезанные  из  коры
вместе  с  мальчишкой.  Глаза  пантеры  обещали  ему слишком многое.  Да и
пантерой ее можно было назвать только с большой натяжкой...
     Ультразвуковой  датчик  под  черепом  взвыл  полковой  трубой.   Стор
вскочил, подняв фонтан брызг выше скалы Совета, автоматическими движениями
натянул бронемундир, хлопнул ладонью по прикладу АПМБ-4 и  уставным  шагом
зашагал  прочь  от  сонной  реки,  из  которой  ему  вслед   удивленно   и
разочарованно смотрели красавица-пантера и висящий  на  ветке  нестриженый
мальчишка.
     Для него они уже не существовали. Безумие покинуло рядового Стора.
     Вот и окончилась эта сказка, мой мальчик. И кто  еще  знает,  сколько
таких сказок ты еще услышишь для того, чтобы стать настоящим мужчиной...

     ---------------------------------------------------------------------

                                Поединок
                  (марш "Полный газ" - вариация на тему
                     марша "Хищных птиц" Киплинга).

                 ПОЛНЫЙ ГАЗ! Лицо оплыло жабьей мордой.
                 РАЗВОРОТ! Ползет по стенкам тень.
                 КУРС ДВЕНАДЦАТЬ - ДЕСЯТЬ! Я не гордый,
                 Отработаю и лишний вылет в этот день.
                 ВСТРЕЧНЫЙ КУРС ПЯТНАДЦАТЬ - ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ,
                 ЦЕЛЕЙ ДЕСЯТЬ - ПО ОДНОЙ НА ОДНОГО!
                 На моей планете голубая осень...
                 Интересно, а какая у него?
                 ЗАЛП! Тряхнув корабль, ракеты вышли,
                 Заплясал на лобовом стекле зверек.
                 Разворот. Отсчет. Четыре вспышки
                 Разорвали все экраны поперек.
                 ...Мы не различаем смерть и скорость,
                 Жизнь и воздух нам не разделить.
                 Наш конец - не медленная хворость.
                 ЗАЛП! Мы уцелеем, может быть...
                 НА ВТОРОЙ ЗАХОД! Удар ответный,
                 В шлемофоне крик расплавлен в скрип.
                 В облаке обломков незаметный
                 К перекрестию прицела враг прилип.
                 ЗАЛП! Лучи мгновенно нас связали.
                 ЦЕЛЬ НАКРЫТА! Вспыхнул тонкий силуэт.
                 Выделяя даже мелкие детали,
                 Разлился среди обломков яркий свет.
                 СЧЕТ ШЕСТЬ-ВОСЕМЬ! По обшивке - звон осколков.
                 ДВОЕ НА ХВОСТЕ! ПРИКРОЙ! И снова скрип...
                 Мой очередной увертывался долго,
                 Огрызался злобно. Скользкий тип.
                 СЧЕТ... Да о каком идет речь счете?
                 Лишь обломки светятся во тьме.
                 Неужели в сделанной работе
                 Доведется отчитаться только мне?
                 НЕТ! Ударил снизу залп по борту.
                 Датчик левого крыла погас.
                 РАЗВОРОТ! И ВСЕ НАДЕЖДЫ - К ЧЕРТУ!
                 Пальцы на гашетки. ПОЛНЫЙ ГАЗ!...
                 Нам не сесть на солнечной поляне,
                 Не сойти с проклятых звездных трасс,
                 Не смотреть на волны в сером океане,
                 Не вернуться больше... ПОЛНЫЙ ГАЗ!
                 ЗАЛП! Ответ. Ответ его ответу.
                 Замелькали черточки ракет.
                 Попытаться развернуться к свету.
                 Что угодно. Только бы на свет!
                 ...Друг напротив друга в сотне метров
                 Два железных трупа. Нет, один.
                 Под напором лазерного ветра
                 И ударами стеклянных льдин.
                 НЕТ. Его я догоняю. Скоро
                 В корабле затихнет жизни ток.
                 В рое металлического сора...
                 Мама! Господи! Да где же здесь опора!
                 Жизни! ЖИЗНИ МНЕ ЕЩЕ ОДИН ГЛОТОК!!!

                                            В. Мартыненко, 17.10.1989.

     ---------------------------------------------------------------------

                                РЕКОНКИСТА

            Разносится песнь мертвых - над Севером, где впотьмах
            Все смотрят в сторону Полюса те, кто канул во льдах,
            Разносится песнь мертвых - над Югом, где взвыл суховей,
            Где динго скулит, обнюхивая скелеты коней и людей,
            Разносится песнь мертвых - над Востоком, где средь лиан
            Громко буйвол лакает из лужи и в джунглях вопит павиан,
            Разносится песнь мертвых - над Западом, в лживых снегах
            Где стали останки на каждой стоянке добычей росомах -
            Ныне слушайте песнь мертвых!
                                       Редъярд Киплинг, "Песнь мертвых"

     Стреляные гильзы на шнурке с тотемами,  консервные банки на c голове,
ужас  пред  деяниями  белого бога - со одной стороны,  и мушкеты,  лошади,
борзые собаки,  псы господни-иезуиты - с другой.  Цивилизация в виде рома,
Христа,  митральезы,  канонерок  и технологического прогресса - и покорный
бой-слуга со своими суевериями сожженных  богов,  селившихся  в  табличках
кохау-ронго-ронго,   с  телом,  изъеденным  оспой  или  лепрой,  и  душой,
истлевшей в голубеньком пламени алкоголя.  Сушеные головы людей - по фунту
за  европейца  или  великого  вождя,  по десять шиллингов - за ребенка или
женщину,  лопаточки  для  набивки  трубок,  сделанные  из  пальцев  убитых
аборигенов, преступления равные по жестокости и сплетенные так, что начало
кровавого клубка просто невозможно отыскать.  Романтика  дальних  морей  и
новых  земель.  Редъярд Киплинг,  Джек Лондон,  Роберт Стивенсон,  Рафаэль
Сабатини, Луи Буссенар, Майн Рид, Жюль Верн в конце концов!
     А если наоборот?  Скажем, стреляная керамическая ракета на серебряной
цепочке адмирала,  жалкие  каравеллы,  горящие  после  первого  попадания,
бесполезные  молитвы  Святой  Деве  -  с  одной стороны,  и автоматические
палубные ракетометы,  лихие четырнадцатилетние морские пехотинцы,  бравшие
железные укрепрайоны Тара-Амингу,  проверенные в боях пилоты ракетопланов,
чей послужной список можно содрать с  них  только  вместе  с  кожей  (и  в
прямом,  и  в переносном смысле) - с другой.  Сожженные Лувры и Эскориалы,
Библия и Песнь о Роланде,  корчащиеся в кострах городов.  Стекла  витражей
готических соборов, переплавляемые в боевую оптику, железные крыши дворцов
и ратуш,  идущие на обшивку легких авианосцев  поколения  Ската.  И  имена
новых  певцов  "Бремени...",  нет,  уже не белых,  а татуированных смуглых
конкистадоров и миссионеров.
     Так кто же,  действительно,  вызвал  из  пыльных  архивов  Писарро  и
Бальбоа, Сонного Анги и Сехеа тамахи? И еще один вопрос - зачем?
     Новой историей  эпохи  географических  открытий  мы  обязаны Л.  и Е.
Лукиным.  И надо  сказать,  благодарность  за  эту  научно-приключенческую
работу абсолютно искренна - таких вещей,  как "Миссионеры", опубликованные
в шестом номере "Искателя",  пока  очень  мало,  и  они  очень  нужны.  По
негласному  закону  Административной  системы  манипуляции с историей были
исключительно ее прерогативой,  и именно потому в нашей  фантастике  почти
нет такого интересного направления,  как альтернативная историография.  Не
только поэтому повесть вызывает доброжелательное внимание  и  неподдельный
интерес,  Любовь  и  Евгений Лукины умело и четко смогли сделать добротную
приключенческую   вещь.    Отлично    сделанный    сюжет,    динамичность,
псевдодокументальность построения захватывают читателя и не отпускают даже
тогда,  когда закрыта последняя страница повести,  идея которой с  первого
взгляда проста, как десять заповедей.
     Но как в эти десять заповедей вмещаются  все  грехи  мира,  так  и  в
"Миссионерах" можно найти много  интересных  возможностей  и  ответвлений,
если  присмотреться  попристальней,  а  заодно  и  прокрутить   дальнейшие
события, к чему авторы подводят читателей довольно  настойчиво.  Попробуем
это сделать.
     Благородная идея очистить земную историю от необратимого преступления
-   уничтожения   самобытных   цивилизаций    американских    континентов,
тихоокеанских островов и полярных областей, превращается в "Миссионерах" в
свою  противоположность  -  кровавую  и  бессмысленную  месть  европейской
цивилизации,   реконкисту,   развязанную   кучкой   вульгарно-исторических
фанатиков.  Вроде бы простые предостережения:  Не цивилизаторствуй! (почти
как  "Не  охоться!"  Ольги  Ларионовой);  Не цель оправдывает средства,  а
средства извращают цель!  (иногда доводя ее до  своей  противоположности);
Управлять  историей нельзя,  она движется только сама!  (впрочем,  историю
можно остановить,  убить,  превратить время  в  безвременье.  Иногда  она,
правда,  оживает,  но  такое  управление  аналогично лечению сульфазиновым
шоком);  Раз скатившись до подлости,  увязаешь в ней  навсегда!  (даже  не
замечая,