так  как
военная разведка  сможет  получить  от  них  нужную  информацию".  Чтобы
поощрить население гоняться за летчиками союзников, власти объявили, что
такой поступок угоден Аллаху и делает  честь  нации.  Для  тех  иракцев,
которым  требовалось  более  земное  воздаяние,  правительство   обещало
награду в 10 000 динаров (32 000 долларов) за любого пойманного летчика:
не иракцам предлагалась меньшая награда - 20 000 долларов.
   20 января семь союзных летчиков - три американцы, два британца,  один
итальянец и один кувейтец -  были  показаны  по  иракскому  телевидению.
Когда их спросили о характере  их  военных  заданий,  они  дали  ответы,
которые явно были для  них  написаны,  критикуя  войну  против  "мирного
Ирака". Было видно по их тихим голосам  и  общему  виду,  что  они  были
подвергнуты сильному психологическому и физическому давлению.
   - Наши потери очень велики, -  сказал  один  из  них,  -  вот  почему
американские  летчики  боятся   иракской   обороны.   Мы   между   собой
переговорили и должны признать,  что  у  Ирака  одна  из  лучших  систем
противовоздушной обороны, поэтому очень много сбито наших  самолетов,  и
мы протестуем против дальнейшего участия в этой войне.
   Другой летчик в разных выражениях также выразил свое  неприятие  этой
"несправедливой войны":
   - Наши летчики не  понимают,  за  какие  интересы  воюют  Соединенные
Штаты. Мы об этом думали еще до войны. А теперь мы тем  более  не  можем
понять, почему наше правительство так дешево ценит американскую кровь.
   Но и на этот раз саддамовы уловки не привели  к  нужному  результату.
Конечно, его  циничное  поведение  вызывало  у  западного  общественного
мнения  все  большее  негодование,  но  не  приводило  к   давлению   на
правительство с целью добиться от него наземного наступления.
   Более того, безжалостное обращение с  захваченными  летчиками  и  его
угроза  использовать  их  в   качестве   "живого   щита"   на   иракских
стратегических   объектах,   породили    призывы    не    ограничиваться
освобождением Кувейта,  но  устранить  от  власти  иракского  диктатора.
Президент  Буш  пообещал  привлечь  Саддама  к  ответственности  за  его
злодеяния и  заявил,  что  его  угрозы  "живого  щита"  не  повлияют  на
стратегию союзников. С подобным предупреждением  выступил  и  британский
премьер-министр Джон Мейджор. Он сказал,  что  иракские  войска  понесут
ответственность  за  их  "бесчеловечное  и  незаконное"  поведение,  дав
понять, что Саддам и другие ответственные лица вскоре  предстанут  перед
судом как военные преступники.
   Судя по тому, что манипуляции с военнопленными в Ираке почти сошли на
нет, Саддам, казалось, понял всю серьезность этих предупреждений.
   Однако его желание закончить войну  как  можно  скорее  осталось.  На
первый взгляд, он вел себя все так же вызывающе.
   - Наши наземные силы еще не вступали  в  борьбу,  и  до  сих  пор  мы
использовали лишь небольшую часть наших  воздушных  сил,  -  говорил  он
своим подданным 20 января во втором личном заявлении с начала  войны.  -
Когда битва станет всеохватывающей, со всеми типами  вооружений,  жертвы
со стороны союзников с помощью Аллаха приумножатся. В ужасе от  страшных
потерь  неверные  побегут,  и  флаг  с  девизом  "Аллах   Акбар"   будет
развеваться над матерью всех битв.
   Эта наглая похвальба была повторена  Саддамом  неделю  спустя  в  его
первом с начала войны интервью западному журналисту. Во время встречи  с
Питером Аренттом, корреспондентом Си-Эн-Эн, Саддам выглядел  отдохнувшим
и спокойным. Он был менее официален, чем обычно, и не выказывал  никаких
признаков  беспокойства.  По  его  мнению,   Ираку   удалось   сохранить
"равновесие", пользуясь только  обычным  оружием,  и,  несомненно,  "его
военные свершения вызывают восхищение всего мира". Когда  его  спросили,
не допускает ли он, что союзники в конечном итоге одержат  верх,  он  не
колеблясь, ответил:
   - У них нет и одного шанса на миллион.
   И все же это феноменальное показное самообладание не могло скрыть все
растущую тревогу президента Ирака. В интервью  он  доказывал,  что  Ирак
имеет  возможность  установить  ядерные,  химические   и   биологические
боеголовки на свои ракеты, клялся расширить конфликт, если его  к  этому
вынудят.
   - Я молю Аллаха, чтобы мне не пришлось пустить в ход эти  вооружения,
- сказал он, - но я поступлю так без колебаний, едва только возникнет  в
этом необходимость.
   Эта угроза таила знакомый и  зловещий  отзвук  его  заявлений  времен
ирано-иракской войны. Во  время  той  войны  Саддам  часто  предупреждал
иранцев, прежде чем начать химическую атаку (чего он никогда не делал по
отношению к беззащитным курдам). Это всегда  происходило  в  критические
моменты  противостояния,  когда  не  было  другого  способа   остановить
иранское наступление. Поскольку нетрадиционное оружие  всегда  было  для
Саддама самым крайним средством, когда ему угрожал сильный враг,  угроза
в интервью Си-Эн-Эн непреднамеренно выдала его растущее  осознание,  что
момент истины приближается.
   Столь  же  разоблачительная  иллюстрация  отчаянной  досады   Саддама
проявилась в его резких нападках  на  "лицемерных"  западных  политиков,
которые  обещали  ему,  что  если  он  отпустит  заложников,  то  сможет
предотвратить войну.  Кроме  того,  что  это  заявление  обнаружило  его
недовольство ходом войны (если бы она шла как надо, он, вероятно, не был
бы  так  обеспокоен  выдачей  заложников),   беспрецедентное   публичное
признание своего промаха полностью шло вразрез с  образом  непогрешимого
вождя,  который  он  так  старательно  создавал  на  протяжении   своего
двенадцатилетнего президентства. Он никогда до этого не признавал  своих
ошибок, и эта нечаянная оговорка обнаруживала,  как  он  на  самом  деле
раздосадован.  И  действительно,  в   иракском   телевизионном   отчете,
показывающем совещание Саддама со своими командующими в военном фургоне,
иракский лидер выглядел измученным и огорченным. Он тихо  сидел,  нервно
сжимая руки и тревожно слушая объяснения своих генералов. В  этой  сцене
ничто не напоминало непреклонного Саддама.
   Его отчаяние нетрудно было понять. Воздушный "блиц" первой ночи войны
продолжался в том же темпе. Оказалось, что это самая крупная  и  широкая
воздушная операция со времен второй мировой  войны.  Самолеты  союзников
методично бомбили  Ирак  по  всем  направлениям.  "Жемчужина"  в  короне
Саддама, его бесценная ядерная программа, в  основном  была  сведена  на
нет,  когда  союзники  смели  с  лица  земли  четыре  основных   ядерных
исследовательских реактора.  Сильно  пострадали  и  центры  производства
химического и  биологического  оружия.  Экономическая  и  стратегическая
инфраструктура  Ирака  систематически  разрушалась  -   дороги,   мосты,
электростанции,  нефтяные  скважины...  Вооруженные  силы   подвергались
тяжелым бомбардировкам, их командные и контрольные комплексы  и  тыловые
коммуникации  были  сильно  повреждены.  Иракские  воздушные  силы  были
фактически парализованы. Хотя на самом деле была уничтожена или выведена
из строя лишь небольшая часть из его 700 истребителей, он не  только  не
смог бороться с союзниками, но за первые две недели войны приблизительно
100 боевых  и  транспортных  самолетов,  включая  многие  высококлассные
машины, такие как советские МИГ-29 и СУ-24  и  французские  "Мираж  Ф-1"
перелетели в Иран в поисках убежища.
   Точные причины этого массового воздушного исхода в страну, с  которой
Ирак только что сражался в кровавой восьмилетней войне, не совсем  ясны.
Считали, что это уловка Саддама "чтобы сохранить свои лучшие самолеты  к
тому времени, когда конфликт закончится, дабы  у  него  сохранился  хоть
какой-то военный арсенал, чтобы удержаться у власти". (С  той  же  целью
Саддам перегнал часть своих самолетов в Иорданию во время ирано-иракской
войны.) Другое объяснение предполагает, что перегонка иракских самолетов
была связана с заговором высших офицеров авиации против  Саддама,  после
того как он казнил командующего военно-воздушными силами и  командующего
противовоздушной обороны за то, что они  не  смогли  сдержать  нападение
союзников. Связанная с  этой  версия  утверждала,  что  Саддам  устранил
группу потенциально мятежных  офицеров,  которые  могли  в  определенный
момент выступить против его решения продолжать войну. Наконец,  иранские
источники утверждали, что воздушный исход на  самом  деле  был  массовым
дезертирством иракских пилотов, перелетевших в Иран без санкции Саддама.
Эту  последнюю  версию  западные  источники  ставят  под  сомнение.  Они
объясняют ее желанием Тегерана избежать любого намека  на  сговор  между
Ираком и Ираном. Израильское руководство, со своей стороны,  сомневается
в  слухах  о  попытке  переворота,  подозревая,  что   Саддам   разрешил
просочиться ложным сообщениям по этому поводу,  чтобы  лишить  союзников
бдительности, убедив их, что у него сильные непорядки в системе  высшего
командования. Эта точка зрения до некоторой степени подтверждается  тем,
что вскоре  иракские  военные  суда  также  попытались  переместиться  в
иранскую гавань.
   Какими бы ни были объяснения, перелет самолетов в нейтральную  страну
лишил Ирак самой важной составляющей его военной мощи и указывал на  всю
серьезность стратегической неудачи Саддама. Поскольку ни израильская, ни
нефтяная карта Саддама не заставили союзников перейти в  преждевременное
наземное наступление в Кувейте, надо было использовать другие  средства.
И что могло быть  лучше  для  этой  цели,  чем  инициировать  в  Кувейте
ограниченное военное столкновение? Конечно, такой шаг  весьма  рискован,
так как превосходство союзников воздухе означало,  что  иракские  войска
подвергнутся мощной атаке с воздуха. И все же это могло бы дать  Саддаму
возможность перехватить  у  союзников  инициативу  хотя  бы  временно  и
поднять боевой дух его деморализованных войск  в  Кувейте.  Кроме  того,
столкновение подчеркнуло бы достоинства "дерзновенного рыцаря арабизма",
который  не  уклонялся  от  борьбы  с  "объединенными  силами   мирового
империализма". И, что еще важнее, если бы  оно  продолжалось  достаточно
долго, то могло бы принудить  не  желающую  того  коалицию  к  наземному
наступлению.
   В ночь на вторник, 29 января, иракские войска,  очевидно,  включающие
два пехотных и один танковый батальон, пересекли кувейтскую  границу  на
юго-восточном фронте и устремились в  направлении  Хафджи,  заброшенного
саудовского городка приблизительно  в  12  милях  от  границы.  Захватив
врасплох маленький саудовский гарнизон, иракцы заняли город и почти  два
дня  оказывали  сопротивление  попыткам  союзников  выбить  их.   Вскоре
американцы понесли свои первые потери  в  наземной  борьбе,  когда  были
убиты 11 морских пехотинцев (7 из  них  от  собственного  огня).  Потери
иракцев в живой силе и технике были гораздо выше: десятки убитых и сотни
пленных.
   Обе стороны тотчас объявили о своей победе в первой  наземной  стычке
на этой войне. Иракцы  описывали  свои  действия  как  "удар  молнии  по
царству зла". Они утверждали, что операция  была  спланирована  Саддамом
вместе с Советом Революционного Командования и  военным  руководством  и
что президент посетил свои войска в Басре за несколько дней до сражения,
чтобы лично отдать приказ о наступлении.  Коалиция,  со  своей  стороны,
принижала важность сражения,  и  командующий  силами  союзников  генерал
Норман Шварцкопф сказал, что она была "столь же значительной, как москит
на слоне". Дело в том, что оба заявления по-своему справедливы. Несмотря
на отрицание союзников, иракцам  в  какой-то  мере  удалась  тактическая
внезапность, а их способность некоторое время продержаться  была  важным
пропагандистским козырем  для  Хусейна.  И  все  же  иракцы  определенно
потерпели поражение, и им не удалось достичь какой-либо конкретной цели.
   Вскоре стало ясно, что, с иракской точки зрения, налет на Хафджи  был
частью плана более широкого наступления.
   - Буш пытался избежать встречи солдат лицом  к  лицу,  и  он  заменил
такую встречу техникой, стреляющей издалека, - заявило багдадское радио.
- Однако люди веры, доблести и чести в славном и  героическом  Ираке  не
дадут Бушу и Фахду возможности скрыть свое ничтожество. Так, первые лучи
рассвета 30 января осветили поле великой битвы, вселяя надежду в  сердца
правоверным мусульманам и честным людям всего мира.
   Это напыщенное велеречие сопровождалось крупными перемещениями  войск
в направлении  к  саудовской  границе.  31  января  источники  союзников
сообщили, что четыре иракские механизированные дивизии приблизительно  с
240 танков и 60 000 солдат сосредоточились неподалеку от города Вафра на
юго-западной   кувейтской   границе.   Вместе   с   иракской   колонной,
продвигающейся  по   Кувейту,   растянувшись   на   десять   миль,   эти
подразделения  были  подвергнуты  жестоким  воздушным  ударам,   которые
привели  к  тяжелым  потерям,  и  предотвратили  дальнейшее  продвижение
иракских войск.
   Решение Саддама ввергнуть свои войска в открытое  сражение,  несмотря
на и  вопиющую  уязвимость  для  самолетов  противника,  было  правильно
истолковано союзниками как  указание  на  все  более  отчаянные  попытки
Саддама втянуть коалицию в наземное противостояние. Президент Буш  сразу
же заявил, что он не попадется в эту ловушку и что наземное  наступление
будет предпринято  "когда  наступит  подходящий  момент".  Инстинктивной
реакцией Саддама на это хладнокровное заявление  была  угроза  эскалации
конфликта на еще более высокий уровень.
   - Мы используем все силы и все виды оружия, какие только у нас  есть,
- предупредила "Аль-Кадисия" 2 февраля, - от кухонных  ножей  до  оружия
массового уничтожения.
   Хотя эта угроза и была воспринята союзниками всерьез, иракский  лидер
остался верен своей прошлой модели: испробовать все возможные  варианты,
прежде чем прибегнуть к крайним мерам - к  химической  войне.  Во  время
ирано-иракской войны он эффективно эксплуатировал грозный дух  иранского
фундаментализма, чтобы использовать внутреннюю и международную поддержку
для сохранения своей власти. Теперь, снова попав в капкан войны, которую
он сам же затеял, Хусейн пытался отвлечь общественное  мнение  от  своей
варварской оккупации Кувейта и изобразить  Ирак  как  несчастную  жертву
западной агрессии, преувеличивая степень морального ущерба и число жертв
среди гражданского населения от воздушных налетов.
   Стратегия его собственных высказываний и его  информационных  средств
была одновременно направлена на три разные  аудитории.  Иракский  народ,
который уже нельзя было больше убедить в том, что его "доблестные  орлы"
наносят сокрушительные удары по воздушным силам союзников, побуждался  к
тому, чтобы  перенацелить  свое  возмущение  западными  "зверствами"  на
безоговорочную поддержку военных усилий. От  арабских  масс  вне  Ирака,
очень гордившихся непокорностью Саддама,  ожидалось,  что  они  публично
выразят недовольство своими собственными лидерами и окажут  давление  на
арабских членов коалиции,  чтобы  те  отказались  от  своего  "позорного
поведения".  Наконец,  телевизионные   картины   (якобы)   беспорядочных
бомбардировок были предназначены, чтобы укрепить "лагерь мира" на Западе
и  спровоцировать  там  публичные  дебаты  о  законности  стратегической
воздушной войны.
   Чтобы внедрить эту  пропаганду,  западные  журналисты,  высланные  из
Ирака в начале войны, получили разрешение вернуться в страну и  посетить
тщательно подобранные Хусейном места, чтобы потом подтвердить сведения о
бессмысленных разрушениях, вызванных воздушными налетами. Хотя эти места
полностью контролировались иракцами (отказавшими западным журналистам  в
какой-либо информации о разрушениях  на  военных  объектах)  и  хотя  за
пределами  Ирака  было  ясно,  что  действительные  масштабы   страданий
гражданского населения были гораздо меньше, чем заявлял Ирак,  последняя
уловка Саддама оказалась высокоэффективной.  В  Марокко  около  300  000
человек вышли на улицы, вынудив короля Хасана  смущенно  объясняться  по
поводу своего участия в военной коалиции против Саддама. Король Иордании
Хусейн, со своей стороны, выразил поддержку Саддаму, обвинив союзников в
"совершении военных преступлений под  прикрытием  резолюций  ООН".  Даже
президент Буш не мог остаться  равнодушным  к  нарастающему  брожению  в
арабском мире. В специальном телефонном разговоре с  Хафезом  Асадом  он
заверил сирийского президента, что коалиция делает все возможное,  чтобы
избежать гражданских жертв. И, что более важно,  некоторое  беспокойство
относительно хода воздушной кампании заставило  его  7  февраля  послать
двух своих  старших  военных  советников  -  министра  обороны  Чейни  и
председателя объединенного  генштаба  генерала  Пауэла  -  в  Саудовскую
Аравию,  чтобы  обсудить  с   полевыми   командирами   сроки   наземного
наступления. К досаде Саддама, этот высокий визит не  вызвал  ожидаемого
изменения стратегии. Возвратившись  в  Вашингтон,  Чейни  и  Пауэл,  как
сообщалось,  информировали  президента  Буша,  что,  по  мнению  полевых
командиров, воздушная война значительно подорвала мощь и  моральный  дух
иракских вооруженных сил, но все же этого недостаточно,  чтобы  начинать
наземную  войну;  таким  образом,  они  рекомендовали  Бушу   продолжать
бомбардировки еще некоторое время - возможно, еще месяц, чтобы  добиться
максимального эффекта. Это решение  никак  не  устраивало  Хусейна.  Его
войска в Кувейте  систематически  истреблялись,  и  все  больше  иракцев
сдавалось в плен. По официальным сведениям  союзников,  примерно  1  300
иракских танков из общего  количества  в  4  280  на  кувейтском  театре
военных действий были уничтожены или серьезно повреждены. Было захвачено
больше 1 110 из иракских 3 100 артиллерийских орудий, вместе с 800 из  2
870 бронетранспортеров.  Военные  потери  Ирака  на  кувейтском  военном
театре, судя по оценкам, превышали 50 000.  Гражданская  жизнь  в  Ираке
становилась столь же невыносимой. В Багдаде  и  других  больших  городах
Ирака не было электричества и воды, жителям  Багдада  грозила  холера  и
брюшной тиф. К началу  февраля  правительство  вынуждено  было  объявить
приостановку продажи топлива на  неопределенное  время,  что  привело  к
почти полному параличу гражданских  перевозок.  В  этот  момент,  когда,
казалось, желаемое наземное сражение снова ускользало,  Саддаму  повезло
снова. 13 февраля американские  бомбардировщики  разрушили  бомбоубежище
поблизости от Багдада, в Амирии, где погибло приблизительно  300  мирных
жителей.
   Иракцы не преминули воспользоваться этой  сверхудачной  возможностью,
чтобы дискредитировать воздушную кампанию союзников,  которая,  как  они
уверяли, была направлена на уничтожение  Ирака,  а  не  на  освобождение
Кувейта. Иностранных журналистов быстро направили на место происшествия,
и душераздирающие картины извлечения тел из-под обломков  были  показаны
всему миру.  Американская  администрация  обвинила  в  этом  трагическом
инциденте Саддама. Как сказал представитель Белого дома Марлин Фицуотер,
бункер был всем известным командным пунктом, и мирных жителей там вообще
не должно было быть.  Инспектор  объединенного  верховного  командования
генерал Томас Келли пошел еще дальше, доказывая,  что  нельзя  исключить
"хладнокровного  решения  со  стороны  Саддама  Хусейна  послать  в  это
помещение мирных жителей, так, чтобы мы об этом не узнали  и  разбомбили
их. Он не мог не знать, что нам известно: это чисто военный объект".
   Неумышленный или преднамеренный, но этот трагический случай сыграл на
руку Саддаму Хусейну. Союзники  быстро  заявили,  что  пересмотрят  свою
воздушную стратегию, сместив  фокус  на  иракские  войска  в  Кувейте  и
заранее  предупреждая  о  предстоящих  стратегических  бомбардировках  в
глубине Ирака. Что