поздравил Фиму с днем рождения и стал вынимать подарки: химический набор,
трехцветный фонарик, микроскоп, и Ольга Сергеевна все говорила:
  - Ну зачем надо было так тратиться?
  А Фима говорил:
  - О, фонарик, это мне очень надо! О, микроскоп, еще бы не надо!
  А Нюня сидела тихо, потому что не знала, правильно она сюда зашла или нет,
и ей очень не хотелось уходить.
  - Сейчас будет готово жаркое, - объявила Ольга Сергеевна.
  - Чаю, прежде всего чаю, - обыкновенными словами сказал дядя Люда.
  И Фимина мама засуетилась, поставила на стол чайничек, сухари и сразу
четыре вазочки с крышками. Но когда открыла первую крышку, получился
первый конфуз: в вазочке вместо конфет в фантиках были завернуты камушки.
  - Тюнь! - смешно сказал дядя Люда. - На фига мне эти камни? Иль на фабрике
конфет больше сладенького нет?
  У Ольги Сергеевны даже глаза разбежались, потому что она посмотрела
сердито на Фиму и укоризненно на дядю Люду за то, что он сказал нехорошее
слово - фига, и дядя Люда тогда выразился по-другому:
  - Ну зачем мне эти кремни? Неужели от конфет дяде Люде будет вред?
  - Эти "конфеты" мы подвинем Фиме, - выразительно сказала Ольга Сергеевна,
а для дяди Люды раскрыла вторую вазочку. - Я знаю, ты любишь мед.
  Но дядя Люда заглянул в вазочку и опять сказал: "Тюнь!", так что Нюня не
выдержала и рассмеялась.
  - Что ж... - Дядя Люда сделал совсем жалобный вид. - Сейчас вымою руки,
буду макать пятерню в мед и слизывать муравьев!
  Потому что было уже лето, и в вазочке оказалось больше муравьев, чем меда.
Ольга Сергеевна быстренько открыла вазочку с вареньем - там тоже кишели
муравьи. И в четвертой вазочке тоже. Ольга Сергеевна совсем уже хотела
расстроиться, но тут дядя Люда предложил не сидеть дома, а пойти в лес. И
все сразу забыли о муравьях. И никто еще не знал, что они снова о муравьях
вспомнят, но уже в лесу.
  Туда-то шли весело. Бабушку Матильду тоже позвали, а у нее был зонтик.
Нюня под зонтиком немножко прошлась. А Фима показывал с зонтиком всякие
шутки. Дядя Люда сочинял смешные стихи.
  Но сам лес оказался какой-то скучный. На деревьях было совсем мало
листьев, и то лишь в самом верху. Нюня попробовала разбежаться - на лицо и
руки липла невидимая противная паутина. Нюня поскользнулась на старой
листве и даже подниматься что-то не захотелось. Рядом голенастый стебелек
пробился сквозь бурую прошлогоднюю траву и стоял с горбиком старых листьев
на зелененьких плечах, один, далеко от других, таких же одиноких травинок.
  Фима остановился рядом и копнул эти старые листья - запахло сухой табачной
прелью.
  Все же Бабоныко сказала:
  - Ах, какая прелесть!
  - Что же тут прелестного?! - вздохнул дядя Люда. - Птицы и те не поют!
  - Одна спичка - и такой лес мгновенно вспыхнет! - сказал Фима.
  Ольга Сергеевна вдруг расплакалась, и Нюня ничего не могла понять, пока
Бабоныко не шепнула ей:
  - Фимин папа погиб в лесном пожаре.
  И тогда Нюня поняла, почему дядя Люда смотрит на Фиму укоризненно. Но Фима
не принял этого молчаливого выговора, а выкрикнул:
  - Не забывать надо, а бороться! Если бы тот лес не был зараженный,
мертвый, он бы не загорелся!
  - Ну, что же поделать, друг Ефим... - растерялся дядя Люда.
  А Фима:
  - Четыре муравьиных гнезда на гектар леса - и лес будет здоровым! А то
сначала насыпят на заболевший лес ядохимикатов, а потом в нем уже ни птиц,
ни муравьев. А насекомые-вредители очухаются и живут себе без врагов и
дотла съедают лес...
  Все замолчали, задумались, а Нюня грустно сказала:
  - Лучше бы мы в зоопарк пошли!
  Дядя Люда вскочил, а потом посмотрел на часы и тоже грустно сказал:
  - К сожалению, уже не успеем. Но вот что: держи-ка, друг Ефим, вот эту
денежку на зоопарк. Пойдешь сам как-нибудь в свободное время и поведешь
Нюню. И мороженое чтобы купил, ясно? А вы, "падмузель" Анна - так ведь вас
зовут, милая Нюня? - проследите за ним, чтобы он не потратил деньги на
что-нибудь другое.


                                 Парк ЗОО


  Однако, если бы Нюня не напоминала, на что именно дал деньги дядя Люда,
Фима, наверное, так и не повел бы ее в зоопарк, хотя до него от их ворот
было всего пятьсот двенадцать, или пятьсот четырнадцать, или пятьсот
одиннадцать шагов - Нюня три раза считала. Фима уж отговаривался,
отговаривался: то холодно, то некогда, то у него другие дела. А сам ходил
с таким пинцетом, каким Бабоныко дергает волосы у себя на подбородке,
подбирал всяких букашек и тащил их к себе под микроскоп.
  Наконец у Нюни лопнуло терпение.
  - Фима, - заявила она, - дядя Люда сказал мне проследить...
  - Ну, хорошо, хорошо! - закричал сердито Фима. - Давно бы уже сама
сходила: ты же видишь - мне некогда.
  - А он сказал: пойдешь сам и поведешь меня.
  - Научилась бы сперва разговаривать! Ну, чего же ты стоишь? Идем,
прослеживай!
  - Ой, правда, Фимочка? - обрадовалась Нюня и так радовалась, что все
пятьсот шагов говорила не умолкая: - Фима, как, по-твоему, парк триста -
это триста зверей в парке или триста зоопарков в стране?
  - Сказала тоже - триста! - усмехнулся Фима. - Не триста, а зоо. Зоо -
животное по-древнегречески.
  От удовольствия объяснять Фима даже пошел живее, но у кассы снова
засомневался.
  - Почему тебе бабушка не дает денег на зоопарк? - поморщился он, вынул
деньги и пересчитал.
  - Мне жарко, - попробовала напомнить еще и о мороженом Нюня.
  - А мне не жарко? - огрызнулся Фима и опять прочел, сколько стоят билеты в
зоопарк.
  Подошли к кассе мужчина и женщина и, увидев переминающихся с ноги на ногу
Нюню и Фиму, умилились:
  - Вы хотите в зоопарк, а денег, наверное, нет?
  Нюня доверчиво взглянула на них, но вдруг мальчишка, который все время
шнырял рядом, крикнул:
  - У него есть деньги - он просто жадничает.
  Фима густо покраснел и протянул в окошечко деньги.
  Недалеко от входа помещалась слониха Меланья. Она ходила по большому
деревянному помосту, и помост скрипел под ней. Кожа на ногах слонихи, как
широкие брюки на клоуне, свисала складками.
  - Смотри, какой ноготь! - шепнула Нюня. - Наверное, она уже старая.
  Один ноготь действительно выдавался - длинный и неправильный. Слониха
покосилась на них, и Нюне показалось, что Фиме стало стыдно за нее, Нюню,
что она, как невоспитанная, таращится и "обсуждает".
  Слониха повела хоботом, нижняя треугольная губа у нее была в волосах. На
задних ногах тоже росли волосы. Она ходила так, как едет перегруженный
грузовик по ухабам - медленно и покачиваясь.
  - Большая! - вздохнула Нюня.
  - Еще бы! - сказал Фима. - На них никто не нападает в джунглях. Но, между
прочим, когда идут в поход муравьи, эти слонихи удирают бегом, как
собачишки.
  - Ничего себе! - с уважением сказала Нюня перенятой у Фимы поговоркой.
  Они ходили от вольеры к вольере, от клетки к клетке.
  Мартышки сидели в клетках по двое, по трое, чистили друг другу и детенышам
шерстку, а когда им это надоедало, прямо-таки летали по клеткам. Только
макака Марианна сидела одна. Увидев Фиму, она сердито закричала, и Нюня
объяснила, что Марианна не любит мальчиков и мужчин.
  - Она же не знает, что ты хороший! - прибавила Нюня, чтобы Фима не
обиделся.
  - Все понятно, - сказал Фима. - Ухаживал за ней какой-то плохой человек,
она теперь и думает, что все мужчины такие.
  Потом смотрели тигров и львов.
  - Звери - это что! - сказал Фима. - Возьми, скажем, тигра - стал нападать
на селение, бывают такие тигры-людоеды. Значит, что делают? Выделяют
охотников и тигра убивают. Так? А если на поля индейцев приходят муравьи,
тогда что?
  Нюня хотела крикнуть "а я знаю", но не решилась. А Фима торжествующе,
словно сам был муравьем, сказал:
  - Тогда индейцы просто бросают поля, бросают селения и уходят на новое
место. Или вот в поле валяется труп лошади...
  - Ой, лошади! - сказала испуганно Нюня, до этого она как-то не очень
думала, а тут ей ужасно стало жаль лошадь.
  - Труп! - успокоил ее Фима. - Кто, ты думаешь, быстрее всего справится с
этим трупом?
  - Лев! - крикнула Нюня.
  - Куда там твоему льву! Мухи!
  Нюня грустно смотрела в землю, потом подобралась вся и крикнула:
  - А я знаю! Нужно всех насекомых уничтожить!
  - Уничтожить! Ты бы хоть думала, прежде чем говорить, - сказал
презрительно-презрительно Фима. - Ну, ответь, может ли человек без
насекомых жить?
  - Ну, пчелу оставить, - робко предложила Нюня.
  - Пчелу! А комара? В одном вот месте комаров уничтожили, и сразу рыба
пропала. Рыбные-то детеныши чем кормятся? Ага! А муравьи? В лесу если нет
муравьев, считай, лес совсем пропал. А знаешь, что такое лес? Без него и
урожая не будет, и дышать людям станет нечем.
  - Значит, насекомых терпеть надо? - грустно, но все-таки с готовностью
сказала Нюня. - А как же эти муравьи... ну от которых все бегут?
  - Господи, какие все-таки малограмотные растут дети! - со взрослой скорбью
сказал Фима. - Не терпеть, а знать их нужно.
  - Ага! - рассеянно сказала Нюня. Ей уже надоела Фимина лекция, и она
увидела что-то очень интересное. - Смотри, Фима, что это такое?
  За оградой возле будки, похожей на собачью, сидело, привалясь к стенке,
такое необычное животное, словно его и на свете-то быть не могло. Его
мохнатое тело было похож и на медведя, и на человека. Оно сидело,
точь-в-точь как какой-нибудь уставший от жары старик, однако вместо головы
у животного была какая-то трубочка. Трубочка, да и все - ни мозгов, ничего
такого, кажется, там и не могло помещаться. А между тем животное так же
явно чувствовало жару летнего дня, как Нюня или Фима, оно явно было таким
же настоящим и живым, как они. Нюне это показалось унизительным. И она
сказала:
  - Но человек умнее, правда?
  - Это ты к чему?
  - Человека нельзя уничтожать, правда?
  - А кого можно? - подозрительно спросил Фима.
  Что насекомых нельзя, это Нюня уже знала.
  - Ну, разных неумных животных, - сказала неопределенно она.
  - Вот ты и есть неумная, - с грустной убежденностью ответил Фима. -
"Неумных"! Считать себя лучше всех и остальных всех давить и уничтожать -
это, что ли, ты называешь умом? Это фашизм, а не ум! Ты лучше всех, да?
Ну, а вот скажи, можешь ты звезды видеть днем, как маленький мурашик!
  Нюня подумала и сказала:
  - Могу.
  Ей и в самом деле показалось почему-то, что может.
  - Можешь! Как же! Сказала тоже! А можешь ты слышать, как рыбы
разговаривают?
  - Ну, вот если опуститься под воду... - начала деловито Нюня, но Фима ее
перебил:
  - Ты даже мышь не услышишь, не то что рыбу или дельфина! А ты можешь
слышать ямкой под коленкой?
  Нюня подумала и почесала под коленкой - ей показалось, что она может
слышать этой ямкой, только она у нее не привыкла и чешется.
  А Фима продолжал, как из пулемета:
  - Можешь ты ощутить тепло в восемь десятитысячных градуса? Можешь
заморозиться и не умереть? Сколько запахов ты можешь различить? Семьдесят
пять, как Шерлок Холмс? Или двести, как японцы? Так они - просто
первоклашки в сравнении с собакой или той же пчелой.
  - Или бабушкой Тихой, - вставила уважительно Нюня.
  - А если бы тебя самолетом перевезли на восемьсот километров, а потом
выпустили бы в пустынной местности, нашла бы ты дорогу домой? Можешь ты
видеть ухом? Или носом? Или кожей? Много чего ты не умеешь, а животные
умеют! Ученые и инженеры учатся у животных. А ты - уничтожить! Уничтожить
- для этого ума не надо, одна глупость нужна. "Могу"! Фантазировать ты
можешь - больше ничего!
  - А как же, если на тебя нападают? Ручки кверху поднимать, что ли?
  - На вас нападешь! - пробормотал Фима. - А то, смотри, кого-нибудь убьешь,
а окажется, что себя.
  Нюня покосилась на него недоверчиво: не шутит ли он, или, еще чего
доброго, может, свихнулся от своих книжек и опытов. Но на лице Фимы не
было ничего такого. К тому же он вдруг указал на животное, про которое
чуть не забыла в пылу спора Нюня:
  - А это муравьед.
  Посмотрели Фима с Нюней еще попугаев, которые пожимали друг другу лапы и
кричали, не раскрывая клювов: "Наташ! Наташ!"
  - Зоосад - это что! - сказал Фима. - Вот если бы устроили энтомосад.
  - Чего? "Этого сад"?
  - Да не этого, а энтомосад, и показывали бы всяких насекомых - вот это
было бы да!
  - Фимочка! - подхалимно сказала Нюня. - А как же насекомых? Их бы сквозь
телескопы надо было смотреть?
  - Увеличительные клетки, - важно и кратко ответил Фима.
  - Как это? - обрадовалась Нюня. - Вместо стенок увеличительные стекла, да?
Фух, я бы испугалась!
  - Когда интересно - не страшно, - объяснил Фима. - Зоосад - это что! Этих
зверей уже почти всех занесли в Красную книгу.
  - В ка-кую?! - удивилась Нюня.
  - В Кра-сну-ю! Книга, куда заносятся звери, которых такие люди вот, вроде
тебя, скоро совсем уничтожат.
  - А я знаю! В нее на память помещают, да?
  - На память! Что это тебе, фотоальбом, что ли? Помещают, что нельзя
трогать. Чтобы сохранить, понятно?
  От всех этих разговоров Фима так раздобрился, что Нюня решила ему
напомнить о том, о чем помнила с самого начала, на что намекала еще у
входа в зоопарк. Но сейчас она уже не намекнула, а прямо так и сказала:
  - Фима, а Фима! Давай купим мороженое!
  Фима, однако, сразу же нахмурился:
  - А тебе баба Ныка разрешает?
  - Она и сама любит.
  - Вот пусть она и покупает!
  - Может, лимонаду? - уступила немного Нюня.
  - Ну, что ты, как попрошайка! - совсем рассердился Фима.
  "Может, он забыл? - подумала Нюня. - Может, ему напомнить, что говорил
дядя Люда?"
  Но пока она думала и не решалась, стало уже поздно - они вышли из зоопарка
и направились домой.
  Нюня сама видела в приоткрытую дверь, как Фима, войдя в комнату, вынул из
своего сундучка коробочку и ссыпал в нее оставшиеся деньги - и в коробочке
зазвенело. Увидев, что Нюня смотрит, Фима вернулся и изо всей силы
захлопнул перед ее носом дверь.


                                Нюнин совет


  У Нюни был такой обычай: называть кукол по имени тех, кто подарил их. У
нее была красная мартышка Матильда, медвежонок Матиль, матрешка Мотя и
кукла Мутичка - всех их подарила Бабоныко, но из уважения к ее щедрости
Нюня даже медвежонка назвала не Нык, что ему больше бы подходило, а
Матиль. Черного пупсика она нашла, поэтому его звали просто Пупис. Цыганка
Зика - подарок тети Зины. Осленок Розик - его подарила тетя Роза. И даже
кукла Тиша - ее принесла Тихая вместе с шарфом для бабушки Матильды, когда
уговаривала отдать ей кладовку.
  Вечером, перед тем как лечь спать, Нюня устраивала для кукол чай. У них
был свой собственный стол и свой чайник, и кофейник, и чашки, и тарелки, и
вилки, и ложки. Это вечернее чаепитие было заслуженным отдыхом и очень
веселым временем для кукол.
  Нюнины куклы не торчали, как куклы некоторых других девочек, целыми днями
дома - они бы со скуки умерли от такой жизни. С самого утра они
отправлялись путешествовать и чего только не узнавали за день. Они бывали
и на чердаке, и в погребе, и у соседей, и на веранде, и в саду -
огромнейший мир. Опасности - воробьи, вороны, кошки, соседские курицы и
особенно бабушка Тихая - подстерегали их. А вечером они собирались вместе,
рассказывали друг другу всякие истории, и всем было интересно, и никогда
они не ссорились. Однако с тех пор, как в доме поселился Фима, стали
происходить удивительные вещи, и, конечно же, о них знали Нюнины куклы; но
одно дело увидеть, а другое - разобраться, что к чему, и теперь за столом
частенько вспыхивали споры.
  - Ехвимка жадный, - говорила о Фиме кукла Тиша, которая разговором
походила на подарившую ее бабушку Тихую. - Ему мать на школьные завтраки
да„ть, а „н вс„ у свой сандук складаеть.
  - Ты бы, конечно, все сразу слопала, - строго говорила Нюня. - А у Фимы
есть цель и тайна!
  И задумывалась, потому что и сама не могла решить, правда, что у Фимы есть
цель и тайна, или, может быть, он все-таки немного жадненький.
  Черный Пупис хихикал:
  - Пришел в магазин: "Свешайте мне, тетя, пятьдесят грамм мяса". А
продавщица: "Мы, мальчик, по столько не вешаем. Проходи, не мешай
взрослым". Фима стоял, стоял сбоку: "А по скольку вы вешаете?" - "По
полкило, по килограммам. Мальчик, это тебе не игрушечник, здесь людям
продукты отпускаются".
  - Вот видишь, Тиша, - говорила Нюня. - Фима же не просто копит, он на дело.
  - А потом, - вовсю хохотал смешливый, но не очень-то умный Пупис, - пошел
в другой отдел: "Тетя, у вас меда нет?" - "Иди, мальчик, иди, мед на
базаре бывает".
  - Ну, ешьте, ешьте, - недовольно говорила Нюня, - поболтать-то вы сами не
свои.
  - А знаете что, - предлагала Мутичка, - давайте ему соберем денежки и
тихонько подбросим!
  Очень добрая девочка была эта Мутичка, не зря Нюня ее любила больше других
своих детей.
  А уж когда деньги собирать, тут всем дела хватило, даже и про чай забыли:
кто тащил копеечку, кто считал и записывал взносы. Всего пятьдесят копеек
набрали, а подбросить их поручили Мутичке, потому что это была самая
маленькая и самая ловкая из кукол - "девочка с пальчик".
  А следующим вечером - снова за стол и снова разговоры да споры.
  Кукла Тиша опять ворчала:
  - Сказал своей матери, што не желаеть быть маленьким, а сам лекарства не
пьеть, а складаеть их у свой яшшичек чагунный.
  - Не "чагунный", а чугунный, - строго поправляла Нюня и поворачивалась к
своей любимице: - Мутичка, ты все сделала, как мы решили?
  - Да. И еще я подарила очки бабы Ныки, потому что ему нужны увеличительные
стекла.
  - А он?
  - Фима пожал мне руку и сказал: "Передай, пожалуйста, Нюне, что я только
теперь понял, какой она настоящий друг. Скоро я ей открою свою главную
тайну, так и скажи. Может быть, некоторые меня не понимают, но у меня
благородная цель".
  - Вот видите! - говорила Нюня, оглядывая кукол.
  И все куклы радовались и веселились и просили Зику спеть какую-нибудь
прекрасную песню. Зика вскакивала, трясла своими черными кудрями, бусами и
плечами и пела:

  Я еха-ала да-мо-ой,
  я думала а-а ва-ас!

  - Нюня, у тебя совершенно не поставленный голос! - чему-то смеялась
Бабоныко: она думала, что это Нюня поет.
  - Это же цыганский голос, - объясняла Нюня, но все-таки куклы начинали
тише говорить и петь. Веселились, но так, чтобы никто им не помешал.
  А назавтра все начиналось снова.
  - Он колдун, - заявил как-то медвежонок Матиль, в ужасе мотая головой.
  - Не колдун, а ученый, - поправила Нюня, хотя ей и самой было страшно.
  - Он оживляет покойников, я сам видел, - стоял на своем Матиль.
  - Не покойников, а утопленников.
  - Я боюсь, я боюсь! - затвердил Матиль, уж очень он любил бояться.
  - Чего же тут бояться, странный ты медведь. Вот ты утопнешь, а он тебя
оживит. Разве плохо?
  - А я все равно боюсь.
  - И я боюсь, и я боюсь! - во всю мочь закричала мартышка Матильда и
закувыркалась через свою красную голову. Ох, уж эта-то вообще ничего на
свете не боялась, но очень любила всякую панику.
  - Он их гоняет по кругу, - сказала, улыбаясь, матрешка Мотя.
  Она не потому улыбалась, что ей было смешно. Она просто всегда улыбалась,
потому что была настоящей разведчицей и никогда не теряла этого...
самообладания. Даже когда Фима рассердился и тащил ее выбрасывать, она
улыбалась, а ведь это все равно, что человека схватил бы и тащил
пятиэтажный дом.
  - Кого - их? - спросила Зика, которая была рассеяна, потому что всегда
что-нибудь пела.
  - Тш-ш, - сказала Нюня. - Об этом не надо говорить.
  - А мне его жалко, - понурил голову осленок Розик. - У него такая большая
тайна, и никто-никто ему не помогает.
  - А мы вот соберем и подарим ему кукольную посуду, - предложила Нюня. -
Оставим немного для чая, а остальное подарим.


                                  Запахи


  Обычно Нюня завидовала девочкам, которые ездили в пионерские лагеря. Но в
это лето, даже если бы лагерь был на самом Черном море, Нюня и тогда бы не
согласилась в него ехать.
  Потому что в доме с самой весны, с самого раннего лета начались
происшествия.
  Как-то Нюне приснился сон, что она идет по цветочному городу. И деревья в
городе цветочные, и дома из цветов, и трубы, и стекла в окнах