ивающие потолок.
     - Ну? - сразу же поинтересовался он. - Как дела?
     - Катастрофа. Давай выйдем в коридор.
     - Что же все-таки происходит?
     - Поздравь себя, - сказал я. - Нам в конце концов  удалось  выйти  на
Зауэрабенда. Он шунтировался в  1099  год  и  для  отвода  глаз  стал  там
содержать харчевню. Годом позже он женился на Пульхерии.
     Прямо у меня на глазах мой двойник был буквально "стерт в порошок".
     - Прошлое претерпело изменения, - продолжал я. - Лев Дукас женился на
другой девушке, некой Евпрепии, и теперь от нее у него  двое  с  половиной
детей. А Пульхерия подает вино и баранину в харчевне Зауэрабенда. Я сам ее
там видел. Она не знала, кто я, но предложила мне  себя  за  два  византа.
Зауэрабенд контрабандой таскает товар вниз по линии и...
     - Не говори мне больше ничего, - перебил меня Джад-2.  -  Я  не  хочу
больше ничего слышать.
     - Но я же еще не рассказал о хороших вестях.
     - А разве такие есть?
     - Мы намерены произвести такую корректировку прошлого,  что  все  эти
события просто не состоятся. Сэм, Метаксас и ты должны  проследить  каждый
шаг Зауэрабенда с 1105 года до самого первого момента его появления в 1099
году и аннулировать это его появление, а  его  самого  шунтировать  назад,
сюда, в эту ночь. Тем самым аннулировать и весь эпизод с его исчезновением
с постоялого двора в 1204 году.
     - А что будет с нами? - спросил у меня двойник.
     - Мы более или  менее  обсудили  этот  вопрос.  По-видимому,  мы  оба
защищены транзитным отстранением, поэтому  и  дальше  будем  существовать.
Даже в том случае, если Зауэрабенд будет возвращен в надлежащий  для  него
поток времени.
     - Но тогда откуда мы взялись? Ведь не может же возникнуть  что-то  из
ничего! Закон сохранения масс...
     - Один из нас и без того был здесь все время, - напомнил я ему. - Что
ни говори, но я все это время продолжал объективно существовать. Тебя же я
создал тем, что замкнул временную петлю,  вернувшись  назад  на  пятьдесят
шесть секунд в твой поток времени.
     - Дудки!  -  решительно  заявил  мой  двойник.  -  Это  я  непрерывно
находился в этом потоке времени, делая как раз то,  что  и  положено  было
делать. Это ты выскочил здесь  как  бы  из  ниоткуда,  совершив  временную
петлю. И значит порождением парадокса являешься ты, негодник.
     - Я прожил на пятьдесят шесть секунд дольше,  чем  ты,  в  абсолютном
исчислении времени. Следовательно, это я создан первым.
     - Мы оба были созданы в один и тот же момент времени 11 октября  2035
года, - отмел он мои  аргументы.  -  Тот  факт,  что  наши  линии  времени
пересеклись из-за  твоего  ошибочного,  опрометчивого  решения,  никак  не
проливает свет на то, кто из нас является более реальным  по  сравнению  с
другим. Вопрос не в том, кто является реальным Джадом Эллиотом, но как нам
жить, чтобы не становиться на пути друг у друга.
     - Нам нужно разработать очень плотно подогнанный график, - сказал  я.
- Один из нас работает курьером, в то время как другой  скрывается  где-то
вверху по линии. И никогда двое из нас не появляются  в  одном  и  том  же
времени, независимо от того, вверху или внизу по линии. Но как...
     - Вот, я придумал, - произнес он. - Начинаем жить,  приняв  за  базис
нынешнее время 1105 года, так, как это сделал  Метаксас,  только  для  нас
существование вверху по линии будет непрерывным. Всегда один из нас  будет
"приколот" к нынешнему времени начала  двенадцатого  столетия  под  именем
Георгия Маркезиниса и будет жить  на  вилле  Метаксаса.  Другой  же  будет
работать в качестве курьера и жить, соблюдая цикл "маршрут - отпуск"...
     - ...проводя свой отпуск где угодно, но принимая  в  качестве  начала
отсчета базисный 1105 год.
     - Верно. И по завершении каждого  такого  цикла  он  возвращается  на
виллу и живет под именем Маркезиниса, зато теперь первый отправляется вниз
по линии выполнять обязанности курьера...
     - И, если точно скоординировать все эти наши действия, то нет никаких
причин, по которым патруль вообще может нами заинтересоваться.
     - Великолепно!
     - И тот, который будет жить под именем  Маркезиниса,  -  закончил  я,
сможет все свое свободное время проводить, занимаясь любовью с Пульхерией,
а она никогда даже и не узнает, что мы у нее бываем поочередно.
     - Если Пульхерия снова стала тою же, что и была, - согласился я.
     Эта мысль сразу же отрезвила нас. Весь этот  наш,  такой  хитроумный,
план поочередно менять  свое  обличье,  мог  остаться  всего  лишь  пустым
сотрясением воздуха, если нам не удастся  раскрутиться  с  той  путаницей,
которую заварил Зауэрабенд.
     Я проверил время.
     - Возвращайся в 1105 год и помоги Сэму и Метаксасу,  -  сказал  я.  -
Шунтируйся сюда снова к половине четверного ночи.
     - Хорошо, - сказал он и отбыл вверх по линии.



                                    58

     Вернулся  он  своевременно,  все  в  нем  выражало   брезгливость   и
отвращение, которые ему, очевидно, пришлось испытать наверху.
     - Мы все тебя дожидаемся 9 августа  1100  года,  -  сказал  он,  -  у
земляного вала на берегу в районе Блачерны, примерно в сотне метров справа
от первых ворот.
     - А в чем, собственно, дело?
     - Ступай и посмотри сам. Меня всего выворачивает наизнанку  от  одной
только мысли об этом. Ступай и сделай то, что должно быть сделано, и тогда
с этим умопомешательством будет покончено. Шунтируйся  и  присоединяйся  к
нам.
     - В какое время дня? - спросил я.
     Он задумался на мгновение.
     - Два часа пополудни.
     Я вышел из  постоялого  двора,  прошел  к  земляному  валу,  произвел
тщательную настройку своего таймера и совершил  прыжок.  Переход  из  тьмы
поздней ночи в полуденную яркость  на  какое-то  мгновенье  ослепил  меня;
когда я перестал жмуриться, то обнаружил, что стою прямо перед угрюмолицей
троицей, состоявшей из Сэма, Метаксаса и Джада-2.
     - Господи, - взмолился я, - да ведь мы совершили еще одно удвоение!
     - На сей раз это всего  лишь  парадокс  темпорального  накопления,  -
произнес мой альтер-эго. - Ничего серьезного.
     Мой ум был  как  в  дурмане,  и  я  был  совершенно  не  в  состоянии
подвергнуть его замечание строгому логическому анализу.  Единственное,  на
что у меня хватало ума, это спросить:
     - Если мы  оба  здесь,  то  кто  же  тогда  присматривает  за  нашими
туристами внизу, в 1204 году?
     - Идиот, - свирепым тоном прорычал Джад-2, -  когда  же  ты  все-таки
научишься мыслить четырехмерно! Как это ты умудряешься быть  таким  тупым,
если ты во всем должен быть тождественен мне? Послушай, я скакнул сюда  из
одной точки той ночи в 1204 году, а ты из  другой,  отстоящей  от  нее  на
пятнадцать минут. Когда мы станем возвращаться, каждый из нас отправится к
соответствующей стартовой позиции, чтобы  не  нарушать  последовательности
событий. Я должен прибыть туда  в  полчетвертого,  а  ты  -  без  четверти
четыре, но это совсем не означает, что там сейчас нет никого из  нас.  Или
что мы все там одновременно.
     Я внимательно огляделся вокруг. И увидел по меньшей мере пять  групп,
состоявших из Метаксаса, Сэма и меня, расположившихся широкой дугой вблизи
стены. Очевидно,  все  они  очень  тщательно  контролировали  именно  этот
временной  отрезок,  то  и  дело  совершая  повторные  шунты  на  короткую
временную дистанцию для того, чтобы с наибольшей достоверностью воссоздать
последовательность событий, а благодаря воздействию парадокса  аккумуляции
нас здесь оказалось уже великое множество.
     - Но пусть даже и так, - произнес я, все еще соображая  с  трудом,  -
мне почему-то кажется, что я все равно не  в  состоянии  постичь  линейную
цепь...
     - Да подавись ты этой своей  линейной  цепью!  -  взъярился  на  меня
другой Джад. - Ты лучше погляди-ка вон туда! Туда, в сторону ворот!
     Он показал жестом, куда смотреть.
     Я взглянул в указанном им направлении.
     И увидел седоволосую женщину в простом одеянии. Я сразу же признал  в
ней несколько  более  молодую  "версию"  той  женщины,  которая,  как  мне
помнится, сопровождала Пульхерию  Дукас  в  лавке  в  тот  памятный  день,
казавшийся мне таким далеким, и отстоявшим сейчас  на  пять  лет  вниз  по
линии. Дуэнья стояла, опираясь о стену,  и  сама  с  собою  разговаривала,
радостно и глупо улыбаясь. Глаза ее были закрыты.
     Неподалеку от нее я увидел девочку лет двенадцати, которая могла быть
только более молодой Пульхерией. Сходство  исключало  малейшую  ошибку.  У
девочки были еще детские, неоформившиеся до конца  черты  лица  и  контуры
тела, и груди ее под туникой были еще всего лишь плавными выпуклостями, но
во всем уже проступали те изначальные качества,  из  которых  должна  была
складываться красота зрелой Пульхерии.
     А рядом с девушкой стоял Конрад  Зауэрабенд  в  одежде  византийского
простолюдина.
     Зауэрабенд что-то нашептывал девочке на ухо воркующим тоном. Он  тряс
перед ее лицом небольшой безделушкой из двадцать первого столетия,  то  ли
гироскопическим кулончиком, то ли чем-то еще в таком же духе.  Вторая  его
рука уже шарила у нее под туникой и было отчетливо видно, что  пальцы  его
подбирались к бедрам девочки. Пульхерия  хмурилась,  однако  пока  еще  не
делала никаких движений, чтобы высвободиться. Она, казалось,  не  очень-то
понимала, что затеял  Зауэрабенд,  но  была  явно  очарована  игрушкой  и,
пожалуй, не очень-то возражала против шаловливой руки хозяина безделушки.
     - Он живет  в  Константинополе  чуть  меньше  года,  -  объяснил  мне
Метаксас, - и частенько снует в 2059 год, чтобы сбыть контрабандное добро.
Он уже давно каждый день появляется у стены, подсматривая,  как  маленькая
девочка и  ее  дуэнья  выходят  на  послеполуденную  прогулку.  Девочка  -
Пульхерия  Ботаниатис,  а  вот  этот  дворец  на  возвышенности  -  дворец
Ботаниатисов. Зауэрабенд пришел сюда примерно полчаса назад и  дал  дуэнье
пузырек, в результате чего она так воспарила, что никак не может прийти  в
себя. Затем он подсел к девочке и начал с нею заигрывать. Он в самом  деле
большой мастак в обхождении с маленькими девочками.
     - Это его хобби, - заметил я.
     - Глядите, что будет дальше, - сказал Метаксас.
     Зауэрабенд и Пульхерия поднялись  и  пошли  к  воротам  в  стене.  Мы
притаились в тени, чтобы оставаться и  дальше  незамеченными.  Большинство
наших   двойников,   порожденных   парадоксами,   исчезли,    по-видимому,
шунтировавшись на свои позиции вдоль линии, чтобы зафиксировать, как будут
разворачиваться события дальше. Мы видели, как тучный мужчина и прелестная
девчушка прошли через ворота в поля,  которые  простирались  сразу  же  за
пределами города.
     Я двинулся было вслед за ними.
     - Подожди, сказал Сэм. - Смотри, кто еще появился на сцене -  старший
брат Пульхерии, Андроник.
     К нам приближался юноша лет примерно восемнадцати. Он остановился  и,
не веря глазам своим, уставился на все  еще  продолжавшую  глупо  хихикать
дуэнью. Мы увидели, как он опрометью  бросился  к  ней,  стал  ее  трясти,
попытался ровно поставить. Однако  женщина,  едва  он  убрал  руки,  снова
привалилась к стене.
     - Где Пульхерия? - взревел он. - Где она?!
     В ответ дуэнья только громко рассмеялась.
     Юный  Ботаниатис,  охваченный  отчаянием,  помчался   по   пустынной,
прожаренной солнцем улице, вопя что было мочи имя  своей  младшей  сестры.
Затем ринулся в ворота.
     - Следуем за ним, - распорядился Метаксас.  Несколько  других  групп,
также состоящих из нас, были уже за воротами, что  было  мною  обнаружено,
когда и мы очутились там. Андроник Ботаниатис бегал,  как  ошалелый,  туда
сюда.  Затем  мне  послышался  девичий  смех,  который  исходил  будто  бы
казалось, из самой стены.
     Андроник тоже его услышал. Оказалось, что в стене  имелось  отверстие
на уровне земли, которое вело в некое подобие  пещеры  глубиной  метров  в
пять. Он побежал к  этому  отверстию.  Мы  направились  туда  же,  толпой,
которая состояла исключительно из наших же собственных двойников. Там  нас
было человек пятнадцать - по меньшей мере по пять двойников на брата.
     Андроник прошел в пролом в стене  и  тут  же  издал  истошный  вопль.
Мгновеньем позже я тоже заглянул внутрь пещеры в земляном валу.
     Туника Пульхерии упала к ее коленкам, и теперь она стояла  совершенно
голенькая в классической  позе,  изображающей  девичью  скромность:  одной
рукой она придерживала свои, не совсем еще распустившиеся бутоны,  грудей,
другая ее рука прикрывала самый низ живота. Рядом  с  ней,  уже  распахнув
свои одежды, стоял Зауэрабенд. Мерзкое орудие его гнусного хобби было  уже
изготовлено к действию. Как мне кажется, он был  занят  тем,  что  пытался
уговорить Пульхерию  принять  более  удобную  для  него  позу,  когда  ему
помешали завершить столь успешно начатый процесс совращения.
     - Изнасилование! - Кричал Андроник. - Он испортил девчонку! Соблазнил
малолетку! Я всех вас зову в свидетели! Посмотрите-ка на это чудовище,  на
его преступные действия!
     И он схватил одной рукой Зауэрабенда,  а  другой  -  свою  сестру,  и
поволок их обоих на открытое место.
     - Вы все свидетели! - продолжал бушевать он.
     Мы  поспешили  убраться  с  его  дороги,  опасаясь   быть   узнанными
Зауэрабендом, хотя, как мне кажется, он был в таком ужасе, что едва ли мог
вообще что-нибудь заметить.  Бедненькая  Пульхерия,  пытаясь  скрыть  свою
наготу, комочком свернулась у ног своего брата, но он  продолжал  волочить
ее, и, выставляя ее напоказ, кричал:
     - Смотрите на эту потаскушку! Смотрите на нее! Смотрите все, смотрите
все, все!
     И, чтобы посмотреть на это, собралась довольно внушительная толпа.
     Мы отпрянули в сторону. Мне страшно хотелось вырвать при  виде  этого
подлого насильника детей, при виде  выставленного  на  всеобщее  обозрение
гнусного орудия его низменной страсти, которая вовлекла Пульхерию в  такой
грандиозный скандал...
     Теперь Андроник извлек из ножен свой меч и замахнулся, чтобы убить то
ли Зауэрабенда, то ли  Пульхерию,  то  ли  их  обоих.  Но  толпа  зрителей
помешала ему это сделать, повалила его на землю и отобрала у него  оружие.
Пульхерия, только теперь осознав, перед  глазами  какого  множества  зевак
предстала ее нагота, в ужасе  выхватила  у  кого-то  кинжал  и  попыталась
умертвить себя, но была  вовремя  остановлена;  в  конце  концов  какой-то
старик набросил на нее свой плащ. Полнейшая неразбериха продолжалась.
     - Мы пронаблюдали за дальнейшим  ходом  событий  отсюда,  -  спокойно
произнес Метаксас, - еще до твоего появления, а затем  продублировались  и
стали поджидать тебя. А произошло вот что: девушка была обручена со  Львом
Дукасом, но, разумеется, для  него  стало  совершенно  невозможно  на  ней
жениться после того, как половина жителей Византии видела ее наготу. Кроме
того, ее сочли  опозоренной  и  испорченной  даже  несмотря  на  то,  что,
фактически,  Зауэрабенду  не  дали  причинить  хоть  какой-либо  ущерб  ее
девственности. Свадьба была отменена. Семья, порицая Пульхерию за то,  что
она позволила Зауэрабенду увлечь себя дешевыми посулами и сняла перед  ним
свои одежды, от нее  отказалась.  Тем  временем  Зауэрабенду  предоставили
возможность сделать выбор: или жениться на девушке, которую он обесчестил,
или понести обычное в таких случаях наказание.
     - В чем же оно заключалось?
     - В кастрации, - сказал Метаксас.  -  Вот  почему  Гераклес  Фотис  -
Зауэрабенд женился на ней и изменил ход истории уже одним тем, что  вырвал
из твоей родословной целую ветвь,  которой  надлежало  там  быть.  Что  мы
сейчас и намереваемся исправить.
     - Только без меня, - сказал Джад-2. - С меня достаточно и того, что я
уже увидел. Я возвращаюсь в 1204  год.  Мне  нужно  там  быть  к  половине
четвертого утра, чтобы сказать этому вот парню, чтобы он шел сюда и воочию
все увидел.
     - Но... - возразил было я.
     - У нас сейчас нет времени на то, чтобы  пускаться  в  рассуждения  о
парадоксах, - сказал Сэм. - У нас по горло работы.
     - Смени меня в без четверти четыре, - сказал Джад-2 и улетучился.
     Метаксас, Сэм и я сверили время наших таймеров.
     - Мы отправляемся вверх по линии, - сказал Метаксас, - точно на  один
час. Чтобы покончить с этой комедией. - После чего все мы шунтировались.



                                    59

     С удивительной точностью, но без малейшего  облегчения  на  душе,  мы
покончили с этой комедией.
     А сделали мы следующее.
     Сначала мы шунтировались точно к полудню этого  жаркого  летнего  дня
1100 года и заняли позиции вдоль стены Константинополя. И стали ждать,  не
обращая ни малейшего внимания на все остальные собственные версии, которые
сновали мимо  нас  на  нашем  временном  уровне,  выполняя  всю  остальную
подготовительную работу или даже просто так.
     В поле нашего зрения появились хорошенькая девчушка и  бдительная  ее
дуэнья.
     Сердце мое разрывалось на части от любви к юной Пульхерии, не меньшие
муки испытывали и другие части моего тела  -  настолько  велика  была  моя
страсть к той Пульхерии, что еще будет, к той Пульхерии, которую я знал.
     Хорошенькая  девчушка  и  ничего  не  подозревавшая  дуэнья,  держась
вместе, словно под ангельскую музыку прошествовали мимо нас.
     Появился Конрад Зауэрабенд, он же Гераклес Фотис. Из оркестровой  ямы
послышались   явно   диссонирующие    звуки:    сладострастное    сопение,
присвистывание участившегося дыхания. Он  изучающе  глядел  на  девочку  и
сопровождающую ее женщину, самодовольно  поглаживая  себя  по  выпяченному
животу. Затем он достал небольшой пузырек и, поднеся  к  глазам,  проверил
содержимое. С откровенно плотоядным, на  грани  исступления,  взглядом  он
сделал несколько шагов вперед, намереваясь, сделав инъекцию дуэнье в руку,
предоставить ей возможность, глупо хихикая, воспарить в ей одной известные
выси, а самому получить беспрепятственный доступ к девочке.
     Метаксас кивнул Сэму.
     Сэм кивнул Метаксасу.
     - Вперед! - скомандовал Метаксас, и мы принялись за дело.
     Огромный черный Сэм метнулся вперед  и  схватил  своею  правой  рукой
Зауэрабенда за горло. Метаксас поймал левое запястье  Зауэрабенда  и  руку
выкрутил  назад,   подальше   от   органов   управления   таймером,   одно
прикосновение  к  которым  могло  высвободить  его  из  наших,  далеко  не
дружеских, объятий. Одновременно с этим я схватил правую руку Зауэрабенда,
резко дернул ее вверх и назад, заставив его выронить  пузырек.  Весь  этот
маневр отнял у нас долю секунды, а в  результате  его  Зауэрабенд  потерял
возможность даже пошевелиться. Тем временем у дуэньи  хватило  ума  бежать
вместе  с  Пульхерией  при  виде  этой  неподобающей  в  присутствии   дам
благородного происхождения, драки простолюдинов.
     Сэм тотчас же запустил руку  под  одежду  Зауэрабенда,  который,  вне
всякого сомнения, посчитал, что подвергся нападению грабителей, и сорвал с
него перестроенный таймер.
     Только  после  этого   мы   отпустили   Зауэрабенда.   Увидев   среди
предполагаемых грабителей меня, он  прохрипел  несколько  односложных,  но
достаточно крепких словечек на разных языках.
     - А вы-то уже посчитали себя таким  ловким,  таким  умным,  верно?  -
сказал я.
     Он разразился новым потоком сквернословия.
     - Перестроив таймер, - продолжал я, -  вы  улизнули,  считая,  что  в
состоянии заняться частным бизнесом в качестве контрабандиста. А? Вам даже
в голову не приходило, что мы можем изловить вас?
     Я не стал ему рассказывать о нескольких неделях, заполненных  упорным
трудом, о времяпреступлениях, которые мы сами совершили ради  того,  чтобы
обнаружить его, - ими был усеян весь наш путь кверху и книзу по  линии,  о
тех парадоксах, жертвою которых  мы  стали,  многократно  "растиражировав"
себя. Мы только что "отщипнули" у  него  шесть  лет  жизни