Глеб Анфилов
Рассказы

В КОНЦЕ ПУТИ
Изменение настроения
Испытание
Крылья
Радость действия
ЭРЭМ
Я И НЕ Я
Теоретическая проверка
Елена Анфимова: НА ПТИЧЬИХ ПРАВАХ

    Глеб Анфилов
    В КОНЦЕ ПУТИ

                                   Катастрофа

    Около  трех  часов  ночи  двадцатого  дня  тридцать пятого месяца полета
    "Диана"  неожиданно  вошла  в  облако  антигаза.  Раздался сухой дробный
    треск  аннигиляции,  который  мгновенно  усилился до верхней критической
    величины.  Резкие  сотрясения  и  вибрации оглушили и контузили Алексея.
    Непослушными,  деревянными  руками  он  успел  лишь  включить  программу
    тридцатикратного  ускорения  и  грохнулся  ничком  на  амортизатор.  Как
    взревели  фотонные  дюзы,  он  не слышал. А потом, когда антигаз остался
    позади,  когда  завизжал автомат исправления курса и вернулось сознание,
    он  бросился  к иллюминатору, ведущему в астрономический отсек, и понял,
    что произошло страшное и непоправимое. Погибла Вера.

    Астрономический  отсек  взрывом пробило насквозь - все три слоя обшивки.
    Вдребезги  разбился  купол  микроклимата  над постелью Веры. При тусклом
    свете  уцелевшего электрического плафона была видна белесая пелена инея,
    покрывшего  стены и пол. Сквозь зияющую дыру в отсек вошел холод внешней
    бездны. Холод абсолютного нуля.

    Алексею  был  доступен  единственный  способ  спасения  от  космического
    антигаза.  Способ  простой и древний - бегство. Он знал одно - как можно
    скорее   вырваться   из  предательской  чуждой  стихии  антиатомов.  Чем
    быстрее,  тем надежнее! И вот теперь, после катастрофы, пришла ужасная в
    своей  неисполнимости  мысль:  если  бы он включил не тридцатикратное, а
    двухсоткратное  ускорение,  может быть, все обошлось бы. Он гнал от себя
    эту  нелепую  и  к  тому же запоздалую навязчивую идею. Ведь и он и Вера
    погибли  бы:  нет  человека,  способного  выдержать  такое ускорение вне
    антигравитационной камеры.

    Веры  нет!  Он  еще  не уяснил до конца эту чудовищную действительность.
    Все  вокруг  было  освещено вчерашним, еще теплым присутствием жены. Вот
    стульчик,    который    она    выкрутила    повыше,    чтобы   исправить
    закапризничавшее  телеуправление,  вот  абажур,  сделанный  ее руками, -
    домашний и милый...

    Уже  трижды  "Диана"  попадала  в  сгущения  антигаза.  Первый  раз  это
    произошло  около  двух лет назад, когда их корабль еще шел в эскадрилье.
    Событие   вызвало  у  Алексея  и  Веры  больше  удивления,  чем  страха.
    Неожиданный   грохот   и   мелкая   дрожь  корабля  казались  совершенно
    непонятными.  Небо  было  абсолютно  прозрачно,  двигатели  не работали,
    никакой  вибрации  они  вызвать  не  могли.  Лишь  по  поведению внешних
    гамма-счетчиков,   которые  буквально  захлебнулись  от  аннигиляционных
    фотонов, стала ясна природа явления.

    Атака  антиатомов  тогда  окончилась благополучно. Разрушений не было ни
    на "Диане", ни на других кораблях эскадрильи. Об этом они узнали по радио.

    Вторая  и  третья  встречи  с  космическим  антивеществом  длились  едва
    заметные мгновения и тоже не принесли никаких бед.

    И  настала  вот  эта,  четвертая  встреча...  Она обрушилась на "Диану",
    ставшую  уже  одинокой.  Уйдя  в  восточный  разведочный  рейс,  "Диана"
    отделилась от эскадрильи и теперь самостоятельно возвращалась на Землю.

    На   столике   пульта  управления  -  ленточка  гамма-самописца.  Немой,
    беспристрастный  свидетель катастрофы рассказал всплесками своей кривой,
    что  движение  сквозь  антигаз  длилось  очень  долго  - больше секунды.
    Значительной   оказалась   и   плотность  антивещества,  зафиксированная
    амплитудой   всплеска.   Обстоятельства  катастрофы  выглядели  странно,
    несовместимо  с  предсказаниями  астрофизики.  Столь громадные скопления
    антигаза считались невозможными в Галактике Млечного Пути.

    Продиктовав  все  это  в  диктофон  путевого  журнала, Алексей поднялся,
    медленно  надел космический костюм. Пристегнул ручной пистолет-двигатель
    и  баллоны  с  дыхательной  смесью.  Взял  из  стенного  шкафа небольшой
    электросварочный агрегат. Вошел в выходной тамбур.

    Загудел  насос  откачки  воздуха. Поползла вверх наружная дверь. Алексей
    включил внутреннее давление костюма и шагнул в звездную пустоту.

    Прежде   во   время   выходов  в  космос  он  испытывал  чувство  яркой,
    всепобеждающей   радости.   Ни   он,   ни   Вера  не  знали  космической
    близорукости,  этой  гипнотизирующей  звездной  светобоязни,  на которую
    жаловались  обычно многие астронавты. Наоборот, простор мира, усыпанного
    иглами  звезд,  торжественная  монументальная  неподвижность,  кажущаяся
    незыблемой  и  вековечной, вселяли в душу чувство счастья, освобождения,
    сознания собственной силы.

    Так было.

    Сегодня он не ощутил ничего подобного.

    Вселенная  стала чужой и враждебной. Вспомнились Верины слова: "купаться
    в  звездах".  Нет,  не  добр,  не  мирен  космос.  Там, позади, осталась
    прозрачная  грохочущая  гибель.  А впереди? Вправо, влево? Где-то в этой
    черной  и  так  таинственно  близкой пучине притаились еще и еще полчища
    крохотных убийц, невидимая смертоносная взрывчатка.

    Отдачей  искристой струйки пистолета-двигателя Алексей подтолкнул себя к
    темной громаде "Дианы". Зажег фонарик.

    Обшивку  корабля  словно изглодала оспа. Мелкие и крупные щербины и щели
    -  следы  аннигиляции  антигаза  - покрывали всю поверхность звездолета.
    Местами  зияли  большие  рваные  ямы.  Наиболее  опасные  из них Алексей
    принялся  методически  зализывать  расплавленным металлом. Сверкала дуга
    электросварочного  агрегата,  пузырился невесомый металл. Взгляд отдыхал
    на  нем  от  мертвой  неподвижности,  стоявшей  кругом.  Алексей  двигал
    электродами,  давя  и  размазывая  светящиеся пузыри и повторяя про себя
    фразу  Веры:  "думай  в одну точку", "думай в одну точку", "думай в одну
    точку".

    На  работу  ушло  около  трех  часов.  Искалеченная  обшивка  звездолета
    постепенно залечивалась.

    Не  тронул Алексей лишь самую крупную и единственную сквозную пробоину -
    в  стене  астрономического  отсека.  Она  достигала метра в поперечнике.
    Алексей  протиснулся сквозь нее в отсек. Его встретили обломки того, что
    совсем  недавно  было привычным и необходимым. Обломки парили в пустоте,
    бессмысленно  сталкиваясь,  разлетаясь,  ударяясь о стены. Искусственная
    электромагнитная тяжесть не действовала.

    Как  раз  под  пробоиной  стояла привинченная к полу кровать. Вокруг нее
    торчали   прозрачные   куски   разрушенного  купола.  Легкое  покрывало,
    пристегнутое  к  краям  губчатого  матраца, было цело. Алексей осторожно
    вытащил   застрявшие   осколки   купола  и  опустился  на  колени  перед
    окаменевшей,  заиндевелой головой жены. Лица не было видно. Оно зарылось
    в подушку. Алексей прижался грудью к изголовью, замер.

    Здесь,  в  астрономическом  отсеке,  Вера  была  полновластной хозяйкой.
    Астроном,  связист  и  по  совместительству  повар,  она  называла  себя
    "астрококом".   Еще  вчера  она  сидела  за  пультом  радиотелескопа  и,
    тихонько  напевая,  возилась  с  записями  излучений.  Вечером у них был
    концерт   электронной   музыки,   а   после  него  -  придуманный  Верой
    танцевальный  час.  Теснота  отсека  не  мешала.  "Танцевать, - говорила
    Вера, - можно и на подоконнике..."

    Алексей  встал,  снова  окинул  взглядом  отсек.  Увидел,  что  во время
    взрывов  погибла  вся  астрономическая  аппаратура. Разрушены системы не
    только  тяжести,  но и отопления и кондиционирования воздуха. Безнадежно
    испорчены   телемеханические  устройства,  повреждена  внутренняя  дверь
    тамбура,  ведущего в отсек управления. Клочьями торчат порванные провода
    линий связи.

    Правда,  многие  разрушения  поправимы,  носят  поверхностный  характер.
    Видимо,  основная  масса  антигаза  аннигилировала  при прорыве обшивки.
    Может быть, поэтому осталось целым и замерзшее тело Веры.

    Алексей  начал вылавливать и выбрасывать в пробоину блуждавшие по отсеку
    обломки.  В  пустоту  мира  полетели лоскутья пластмассы, куски металла,
    измятые, рваные детали аппаратуры.

    ...Вот  в  спину  ткнулось  что-то  твердое  и  сравнительно  небольшое.
    Обернулся и увидел заледенелый труп кошки.

    Это  их  Дездемона,  как  звала ее Вера. Пушистая красавица! Та самая, с
    которой  Вера,  хохоча,  выделывала  всякие  акробатические  фокусы.  Та
    самая,  что  однажды  в поисках тепла потихоньку влезла внутрь приемника
    радиотелескопа  и  с  ревом  вырвалась  оттуда, ужаленная током высокого
    напряжения.

    Взял  хрупкое  ледяное  тельце,  раздумывая,  выбрасывать  ли его. Потом
    открыл ящик стола и спрятал туда.

    Распахнул  настежь  обе двери выходного тамбуpa - внутреннюю, изломанную
    взрывами,   и   наружную,   оказавшуюся   совершенно  исправной.  Теперь
    застывшие  узоры  звезд  смотрели  в  отсек  из двух больших отверстий -
    пробоины  и  открытого  выхода.  Пробоину  надо  было сразу же заделать.
    Выбрал  в  шкафу  аварийного  запаса  стройматериалов  несколько толстых
    металлических  листов.  Разметил  их  по  форме пробоины, разрезал огнем
    электрической  дуги.  Осторожно  вывел  наружу  и привязал к поручням на
    обшивке звездолета.

    Снова сверкающий пенящийся металл, искры. Работать, работать, работать...

    Через полтора часа ремонт обшивки был завершен.

    Предстояло   решить,   что   же  делать  дальше.  По  неписаным  законам
    астронавтов   похороны  умерших  астронавигаторов  совершаются  прямо  в
    космосе.   Зашитое   в   брезент   тело   выносится  наружу,  в  мировое
    пространство.  Это  должно происходить в присутствии всех членов экипажа
    корабля и сопровождаться траурным маршем.

    Но  Алексей  не  мог  и  думать  о том, что он один выполнит трагический
    ритуал  похорон.  Он  не  был  способен  своими руками послать куда-то в
    пропасть,  прочь от себя останки Веры. Он не мог допустить, чтобы Верино
    тело  утонуло  в  космосе.  Ни  в коем случае! Почему? Он не знал. Он не
    отдавал  себе  отчета  в этом, не хотел даже думать о причинах, чтобы не
    уличить  себя  в нелепом и опасном капризе. Но решение было непреклонно.
    Примет останки Веры только Земля.

    Между  тем надо было восстановить астрономический отсек. Отремонтировать
    отопление,  закрыть  выход,  впустить  тепло  и  воздух, исправить дверь
    внутреннего  тамбура.  Благоразумие  и  непререкаемые  правила требовали
    немедленно  сделать  отсек  пригодным  для  жизни. Но тогда нельзя будет
    сохранить нетленным тело Веры.

    Отсек  остался  открытым.  Через распахнутый выход им продолжали владеть
    холод, пустота, недвижимые отблески звездного сияния.
                                 Звонки и гонги

    Над  пультом  -  двое часов. Левые - маленькие и по виду совсем обычные.
    Они  отсчитывают  зависимое  время  -  естественное  время  этого мирка,
    который   называется   "Дианой".   Правые  часы  сложные  и  громоздкие.
    Встроенные  в  кибернетическую  машину,  они  вычисляют  и  переводят  в
    неравномерное  движение  стрелок независимое время - то, что должно течь
    на далекой Земле.

    На  левых  часах  -  18.40.  Дрожащими скачками бежит секундная стрелка.
    Внизу: 1070-й день полета.

    Циферблат  правых  часов  разграфлен  не  на  двенадцать,  а на тридцать
    делений.  Каждое  из  них-  земные сутки. Стрелка ползет возле цифры 19.
    Посередине  циферблата  -  окошки  с  числом  земного  года  и названием
    месяца; Год - 2080, месяц - январь.

    В  начале  путешествия  "Дианы",  когда стрелки левых часов сомкнулись в
    верху  циферблата,  а  в  окошечке "дни полета" стояли нули, правые часы
    показывали: год 1989, июнь, 20.

    Алексей вспомнил тот день.

    В  пять  утра,  за  шесть  часов до старта, они вышли из дому. Вера была
    очень  возбуждена,  даже,  пожалуй,  больше,  чем  следовало. Спрыгнув с
    крыльца,  она побежала вперед с криком: "Лешка! Завоюем качели!" Алексей
    старался   ее   успокоить,  советовал  поберечь  силы.  Куда  там!  Вера
    растормошила,  раззадорила его. Минут пятнадцать они качались, как дети,
    с выкриками, с шутками...

    А  потом?  В  памяти  осталось  солнце,  счастье ожидания очень большого
    события и затаенная трагедия расставания.

    После  заключительного  медосмотра астронавты шли к стартовой зоне между
    двумя  рядами  людей,  которые  забросали путь цветами. Вера стала тогда
    серьезной  и  тихой.  "Алеша, подумай, - шепнула она, - никого из них мы
    никогда не увидим больше. Никогда!.."

    Началось  невеселое  прощание  с  друзьями и близкими, которым разрешили
    подойти  к  самой  черте  стартовой  зоны. Мать Веры - сухонькая пожилая
    работница  цветочной  оранжереи  -  не  сводила  с  дочери  воспаленных,
    заплаканных  глаз.  Она  молчала.  Все  уже  было сказано. Отец Алексея,
    семидесятилетний  седой старик, хоть был бледен и еле держался на ногах,
    старался  казаться  спокойным и бодрым. Он много всего видел в жизни, но
    до  конца  остался  смешливым,  добродушным человеком и немного чудаком.
    Перед  последним  рукопожатием  он  неестественно улыбнулся, проговорив:
    "Передавай  поклон  потомкам,  Алексей!" Потом заплакал, замахал руками.
    "Ничего, ничего, держись, сынок!" Это были его последние слова.

    ...На  пульте  управления  задребезжал  звонок  - сигнал о том, что пора
    выверять  курс  звездолета и наносить на карту новую точку пути. Алексей
    раздвинул  створки  окон  наблюдения.  Настроил  угломерные инструменты.
    Принялся  за  тонкое  и  кропотливое  занятие  - измерение галактических
    координат  "Дианы".  Опять  старался  думать только о деле - о градусах,
    созвездиях,  пунктах  отсчета.  Шла  ответственнейшая работа, от которой
    зависело  главное  -  правильность движения корабля. В такие минуты Вера
    всегда   выключала  магнитофон  или  магнитопроектор.  Сейчас  этого  не
    требовалось. Музыки не было. Гробовая тишина. Один...

    ...Перед  стартом  с  маленькой  речью выступил начальник космодрома. Не
    торопясь,   негромко,   лаконично  он  говорил  о  том,  что  экспедиция
    осуществляется   согласно   программе  "последовательных  скачков",  что
    задача  ее  "кажется  простой"  -  исследовать примерно половину будущей
    трассы  Земля  -  Бета  Кассиопеи, где предполагалось наличие населенных
    миров,  и  вернуться на Землю. Для многих кораблей эскадрильи экспедиция
    продлится  три  года,  для  Земли  90  -  100  лет. Начальник, улыбаясь,
    добавил:  "Экспедиция  примечательна  еще  и  тем,  что экипаж одного из
    кораблей  -  "Дианы"  -  впервые составляет супружеская чета. Мы думаем,
    это неплохо, - сказал он. - Удачи вам, товарищи..."

    ...Негромко   ударил   гонг.  Такие  сигналы  повторялись  через  каждые
    сорок-пятьдесят  минут.  И  каждый  из  них  означал,  что далекая Земля
    прожила еще сутки.

    ...Далекая,  неповторимая  Земля.  Эта  лучезарная  цель,  о которой они
    избегали  говорить  в  начале  полета  и которая все чаще грезилась им в
    последнее  время.  Ведь  так  мало  осталось  до финиша - по зависимому,
    ракетному  времени  всего  месяц.  Ласковая,  широкая Земля с ее голубым
    небом,   простором   света,  смолистым  запахом  лесов,  шорохом  желтых
    листьев,  покоем  холодных рек... Они привыкли думать об осенней родине,
    ибо "Диана" должна была вернуться именно в эти месяцы.

    Позавчера  Вера сказала: "Вернемся, я испеку пирог с обыкновенной свежей
    капустой,  да?  Довольно  концентратов!  Они слишком питательны. А потом
    пойдем в театр с живыми, взаправдашними актерами. Хватит теней, да?"

    Пирог с капустой!

    ...Снова   звуковой   сигнал.   На   этот  раз  мягкий,  но  настойчивый
    электрический  аккорд.  Надо  готовить  очередное  сообщение  на Землю -
    делать то, что всегда делала Вера...

    Алексей  подошел  к  кодирующему  аппарату,  набрал  скупые  телеграфные
    слова:  "куб 1136 НВС плотный антигаз погибла Вера корабль цел продолжаю
    движение  1071 день полета 16.40 Аверин". Это главное сообщение. Алексей
    знал,  что оно наверняка достигнет Земли и наверняка будет расшифровано.
    Он  подготовил  и  другую,  гораздо  более  развернутую  информацию, где
    подробно  рассказал  о  случившемся  вплоть  до отказа от похорон Веры и
    твердом  намерении доставить ее тело на Землю в открытом холодном свете.
    Ради  экономии энергии дополнительное сообщение пришлось закодировать на
    менее  мощную  передачу,  чем  первое.  Прием его на Земле и расшифровка
    были поэтому отнюдь не гарантированы.

    Передвинул  рычаг  связи.  Включил  пусковое реле времени. В это время в
    носовой  части  "Дианы", нацеленной на Солнце, раздвинулись изрешеченные
    антигазом   створки   излучателя.   Выдвинулось   жерло  высокочастотной
    электромагнитной пушки.

    В  назначенный  момент  кодированные  импульсы,  сжатые  в тысячные доли
    секунды,  ринулись вдаль. Корпус звездолета содрогался, испытывая отдачу
    мощных  вспышек  света,  инфракрасных  лучей  и  радиоволн.  По заданным
    программам они объединялись в многократно повторяющиеся серии.

    Мощное  начало  каждой  несло  в себе основное сообщение, а сравнительно
    слабое  продолжение  -  дополнительное.  Группы  серий повторялись через
    каждые две минуты в течение получаса.

    Когда   земные   астросвязисты   примут   сигналы   своими   гигантскими
    электронными  телескопами,  многократность  повторов  поможет  им  путем
    последовательного  статистического  анализа  отсеять помехи и восполнить
    провалы   -   разгадать   послание   человека,  затерявшегося  где-то  в
    немыслимой дали Мироздания.

    Эта  система  связи с Землей, ставшая довольно распространенной, впервые
    была   разработана   Верой,   в  ту  пору  еще  студенткой  Ярославского
    Университета  Космоса.  Тогда-то Алексей и познакомился со своей будущей
    женой.

    Собственно, у них было два знакомства. И такие разные!

    ...Большой  водный  стадион  на  Волге. Ликующий шум молодости, веселья,
    здоровья.  Алексей,  только  что вернувшийся из своего первого звездного
    полета,  пришел  сюда  вместе  с  отцом. Отец, радостный, гордый, как-то
    смешно  и трогательно важничающий, сидел рядом с ним и критиковал работу
    прыгунов.  Все  прыжки  были хороши, но отец в каждом ухитрялся находить
    дефект  и  горячо  объяснял,  как  он  должен  был выглядеть в идеальном
    исполнении.

    Алексей  рассеянно  слушал и улыбался. Он вдыхал аромат Земли, впитывал,
    как   бальзам,  влажный  и  пахучий  волжский  ветерок,  вбирал  в  себя
    многоголосый  говор и ни о чем не думал. Из рупоров лилась простенькая и
    бодрая музыка.

    Но  вдруг покой нарушился. Вверх по проходу поднималась стайка девушек в
    купальниках,  и  одна  из  них  -  невысокая,  темноволосая, загорелая -
    заглянула в лицо Алексею.

    Она  остановилась,  еще раз посмотрела на него и порывисто спросила: "Вы
    Аверин,  да?" Алексей, еще не привыкший, чтобы его узнавали по двум-трем
    газетным  портретам,  смутился и пролепетал: "Да, что поделаешь, это я".
    Он  тут же мысленно обругал себя - не смог придумать что-нибудь поумнее.
    Получилось как будто кичливо.

    А  девушка  ничуть  не  смутилась.  "Лада,  Галя,  - закричала она своим
    подругам,