Петроний Аматуни.
   Гаяна 1-3

   Парадокс Глебова.
   Тайна Пито-Као.
   Тиунэла.





   Петроний Аматуни.
   Тайна Пито-Као.

                                       - Теперь ты леность должен отмести, -
                                          Сказал учитель. - Лежа под периной
                                           Да сидя в мягком, славы не найти.
                                                       Данте, Ад. песнь XXIV

ПРОЛОГ

Издавна повелось у авиаторов в свободную минуту собираться под крылом
самолета. Даже зимой в теплых высотных костюмах расположатся поудобнее
прямо на снегу - и пошли рассказы о трудных полетах и воздушных боях, о
необыкновенных случаях в воздухе.

Так было раньше, так бывает и теперь: живет и здравствует под крылом
самолета "клуб авиаторов".

И вот однажды в Адлере, где всегда ночует несколько экипажей, один из
старейших бортмехаников Андрей Жудин собрал такой "клуб". Неутомимый
затейник и весельчак, он пересказывал нам недавно прочитанный
приключенческий роман. Следует заметить, что авиаторы - горячие сторонники
этого жанра. Неудивительно, что Жудин, к тому же умеющий все передавать в
лицах, разжег воображение слушателей.

- Это все только в романах бывает, - разочарованно произнес светловолосый
юноша, второй пилот. - А у нас в Аэрофлоте жизнь идет только по
наставлениям и инструкциям. Носимся мы по одним и тем же трассам...

- Долго ли ты носишься, сынок? - иронически пробасил Жудин, налетавший ни
много ни мало двадцать тысяч часов.

Пилот порозовел и приподнялся, намереваясь вступить в спор. Его остановил
командир корабля Андрей Иванович Шелест.

- Не часто, конечно, - сказал он, - но бывает и у нас такое, чего не
найдешь даже в приключенческом романе.

- Что вы имеете в виду?

- Что? Ну хотя бы тот случай, когда на наш экипаж напали...

- Так вы и есть тот самый командир!.. - воскликнул молодой пилот, с
восторгом глядя на Шелеста.

- Между прочим, история эта, - продолжал Шелест, - связана с Пито-Као.

- С Пито-Као?! - удивился юноша. - С островом где-то в Тихом океане? С
островом, о котором писали газеты?! Ничего не понимаю! - недоверчиво пожал
он плечами.

- А вот послушайте...

                                  [Image]

                                  [Image]

ГЛАВА ПЕРВАЯ
События, которые происходят под Новый год в разных концах света.

1

В приемной редактора было шумно, кто-то стучал кулаком по столу так, что из
плоской хрустальной пепельницы выскакивали окурки.

- Мне надоело жить шепотом! - кричал взбунтовавшийся журналист Боб Хоутон.

- Боб, - мягко увещевал его заведующий отделом информации, - уменьши свою
ежедневную дозу виски, и все образуется. Как знать, может быть, со временем
ты станешь пташкой высокого полета и будешь играть в гольф с сенаторами!

- Через несколько часов Новый год, - напомнил Хоутону секретарь редакции
Мейфгоу. - Я желаю тебе начать новую жизнь, Боб. С твоими способностями я
бы меньше пил и больше писал. Да-да, когда ты захочешь, у тебя здорово
получается!

- К черту! - продолжал кричать Хоутон. - Лучше пить по-моему, чем писать
по-вашему.

- К чему такие слова? - обиделся Мейфгоу. - Ты становишься пьяницей, и все.

- Поймите же, - прижав руки к груди, сказал Хоутон, - Это не больше, как
спорт.

- Еще одна рюмка, Боб, и из твоих мыслей можно будет сплести коврик для
туалета.

- Выслушайте меня наконец, - снова вспылил Хоутон. - Алкогольные фирмы
объявили конкурс для розничных потребителей. Соревнования продлятся триста
дней. Я болею за "Белую лошадь". Вы знаете, это чертовски крепкое виски, и
мне нелегко было выйти в первую пятерку... Обман исключен: каждая стопка,
выпитая мной, на учете. В жюри входят одни язвенники - их не проведешь!
Вот... И прошу не мешать мне! Я уже набрал такую скорость, что надеюсь
прийти к финишу первым...

- С дороги, джентльмены!

Вдруг дверь с табличкой "Редактор" шумно отворилась, и перед расходившимся
Хоутоном появился шеф.

- Сколько раз я выгонял вас с работы? - спросил редактор.

- Два, - немного оторопев, ответил Боб.

- Вы ошибаетесь! Три! И, клянусь небом, в моей газете вы уже не заработаете
ни цента... Вон!

Спустя четверть часа Хоутон тепло пожал руку кассиру, раздал долги и
очутился на улице с долларом в кармане. "Один бамбук - не аллея" - говорит
китайская пословица, "один доллар - не деньги" - по-своему понимал
пословицу Боб, И не просто понимал: не так давно он месяцами бродил по
улицам большого города, одинокий и злой, в поисках работы. Три-четыре года
- малый срок даже в короткой человеческой жизни, чтобы все позабыть.

В свое время Бобу помогло устроиться в редакцию газеты имя его покойного
отца, знаменитого автомобильного гонщика. Сейчас не приходится рассчитывать
и на это.

Мать... При мысли о ней Боб наморщил лоб. Он очень любил эту маленькую
молчаливую женщину, для которой был единственной, хотя и шаткой опорой.

Он ненавидел мир наживы, в котором вырос, но не знал способа избавиться от
него. Не слишком радовался, найдя работу, и не отчаивался, теряя ее, лишь
становился злым и неразговорчивым. Если бы не мать...

Хоутон горько усмехнулся: люди - дети, взрослые дети, им необходимы такие
игрушки, как "если бы...". Презабавная штука: покидаешь ее из одного уголка
души в другой - и словно получишь облегчение.

Что же касается боссов, то они наживаются и на этом: они сами подсовывают
тебе эти игрушки как успокаивающие пилюли. На каждом шагу: в кино, театрах,
книгах, газетах. А сколько раз он сам сочинял для своей газеты сказки о
разбогатевших бедняках!

Стоит ли волноваться из-за того, что его опять выбросили вон? Но их с
матерью двое, а доллар в кармане один... А дней впереди? Много...

Боб прошел квартала три, погруженный в размышления, и остановился около
бара. Зайти? Но... Боб сделал несколько шагов и чуть не столкнулся с
щеголем лет сорока.

- Хоутон! - воскликнул щеголь. - Я издали приметил вашу фигуру.

- Мистер Бергофф?! - Хоутон натянуто улыбнулся. - Так неожиданно...

- От вас несет спиртным за милю!

- Зато от вас, мистер Бергофф, всегда припахивает долларами.

- О, вы еще не потеряли способности вести деловой разговор, это меня
устраивает.

- Разве я...

- Послушайте, вы мне чертовски нужны, - прервал Бергофф, - зайдемте в бар.
Вы подложили мне свинью, из-за чего я потерял много денег... Не пытайтесь
оправдываться; я мог бы шутя расправиться с вами... Но я ценю старую дружбу.

- Я и не отпираюсь, мистер Бергофф, - ответил Боб. - Я всегда уважал вас,
но бизнес есть бизнес.

- Сколько вам заплатили? Боб назвал сумму.

- Я бы мог дать вам втрое больше. Я помню те времена, когда ваше ловкое
перо помогало расчищать дорогу моим доходам.

- А вы, мистер Бергофф, умели тогда оценивать каждое мое слово, - ввернул
Боб.

- Я не разучился делать это и теперь. Если меня называют рыбным королем, то
вы - король газетных уток, Боб! А королям рекомендуется жить в мире.

- Мудрые слова, мистер Бергофф.

- Итак, я прячу до случая свой гнев и предлагаю вам выгодное дело, Боб.

- Я всегда к вашим услугам.

- И если вы возьметесь за него как следует, то не останетесь в накладе!

- Кстати, я сейчас поругался с шефом, почти ушел от него, и тем более смогу
полностью принадлежать вам.

- Вас выгнали? - Ваша проницательность делает вам честь, сэр.

- Гм... Тем лучше! Я верну вам работу, и ваши услуги обойдутся мне дешевле.

- Но...

- Вы раздумываете?

- Как можно! Я хотел сказать, что в вашем кошельке очень долго хранятся мои
деньги, - пробормотал Боб.

Мальчик-швейцар отворил перед ними дверь бара.

- У вас дьявольски веселый язык! - одобрительно заметил Бергофф и потрепал
Хоутона по плечу. - Выпьем, а потом мой шофер отвезет вас хоть на тот
свет...

Бергофф был сильной фигурой в деловом мире. Сын разбогатевшего рыбака на
первых порах не думал идти по стопам отца: в двадцать лет он стал военным
летчиком-истребителем и даже принимал участие в войне с японцами на Тихом
океане. Демобилизовавшись из армии, Бергофф намеревался посвятить себя
гражданской авиации и уже вел переговоры с крупной самолетостроительной
фирмой, желая стать ее пайщиком.

Смерть отца и приличное для начала наследство изменили направление его
мыслей - Бергофф занялся рыбным делом и в несколько лет стал настоящей
акулой на международном торговом рынке. Многих удивили его быстрые успехи;
говорили всякое, но поскольку в любом бизнесе чем ярче блестит золото, тем
оно "темнее", разговоры заглохли.

Что же касается Хоутона, то ему не было никакого дела до далекого прошлого,
тем более миллионеров, - его интересовал больше сегодняшний день.

Когда утром секретарь редакции Мейфгоу зашел в кабинет шефа и доложил, что
Хоутон вновь появился на горизонте, редактор едва не задохнулся от
бешенства.

- Бу... бу... будьте свидетелями, - заикаясь от злости, проговорил шеф, -
вы, Мейф, и вы, Мод. - Он повернулся к хорошенькой стенографистке. - Я его
вышвырну из окна вот этого сорок седьмого этажа, или я больше не редактор!
Мод, прошу вас, предупредите полицию: пусть приостановят уличное движение,
чтобы этот бездельник и пьяница не свалился на голову какой-нибудь
порядочной даме...

В эту секунду Боб вошел в кабинет редактора и, видимо, наслаждаясь
смущением Мод, любопытством секретаря и бешенством шефа, добродушно
улыбнулся. Его веснушчатое лицо с курносым носом и детскими карими глазами
выражало миролюбие и веселость.

- С Новым годом! - приветливо произнес он и легким движением руки скинул с
головы шляпу. В кабинете стало светлее, когда Боб обнажил свою буйную
огненно-рыжую шевелюру. - С Новым годом, старик!..

- Вон!!! - заорал шеф. - Сию же минуту вон!

- Выпьем, старина, - миролюбиво ответил Боб, извлекая из кармана плоскую
бутылочку. - Вы просто не в духе. Чокнемся за здоровье моего дорогого
друга, рыбного короля мистера Бергоффа, и все станет на место!

- Мистера Бергоффа?!

- Совершенно верно, - кивнул Хоутон. - Мы с ним большие друзья теперь. Вот
его письмо...

Хоутон подал редактору голубой конверт с изображением золотого краба.

- Нам обоим невыгодно ссориться, - проговорил Боб, ласково глядя на
редактора. - Я теперь буду одним из наиболее высокооплачиваемых
корреспондентов с монопольным правом писать о предприятии Бергоффа.

По мере того как редактор читал короткое письмо, на его лице отражались
самые противоречивые чувства. Бешенство сменилось глубочайшим радушием.

- Боб, мальчик мой! - волнуясь, произнес шеф, раскрывая свои объятия и
двигаясь на Хоутона. - Я знал, что из тебя непременно выйдет толк! Если я и
бранил тебя подчас за твои проказы, то, видит бог, это пошло тебе только на
пользу... Какое счастье для меня, для моей газеты и всей нашей прессы, что
в ее рядах есть такие одаренные люди, как ты... Мод, расскажите мистеру
Хоутону, как я горевал эту ночь, не видя его...

- О да, мистер Хоутон, - словно маленький горный ручей, тихо зажурчал
голосок послушной стенографистки, - патрон был выбит из седла вашим
отсутствием! Он являл собой само отчаяние! Да и я, и мы все, вся редакция,
встретившись утром, приветствовали друг друга вопросом: "Не пришел ли Боб?"

- Мейф! - простонал шеф. - Что же вы молчите?!

- Это правда, - подтвердил секретарь.

Боб подмигнул ему, прищелкнул языком и, закинув ногу на ногу, сказал:

- Я доволен приемом. Вы и в новом году остались все теми же милыми людьми,
какими были, и только я стал другим человеком. - Последние слова он
произнес торжественно и, выдержав паузу, пояснил: - Я уже не пью виски.

- Ты стал трезвенником? - с сомнением проговорил шеф.

- Не перебивайте меня... Я хотел сказать, что отныне я пью только коньяк...

- Понятно, мой мальчик, не продолжай... Обещаю, что все твои превосходные
отчеты и информации будут роскошно изданы в нескольких томах! Я сохраню для
потомства каждую твою строку. Мейф, не уходите, мы сейчас выпьем за успехи
нашего друга Хоутона.

- Спасибо, старина, - расчувствовался Боб. - Я никогда не сомневался в
вашем литературном вкусе. Обещаю снабжать газету самыми сногсшибательными
информациями.

- Однако я не совсем понимаю тебя... Не далее как месяц назад мы
опубликовали твой же материал о новом предприятии Бергоффа. Не так ли? Ты
писал, мой мальчик, что тихоокеанский остров Бергоффа чем-то там заражен с
незапамятных времен, что его консервы болезнетворны...

- Угу, писал.

- ...что общественность настаивает на детальной проверке неприятных слухов.

- Все?

- Предположим.

- К вашему сведению, акции этого предприятия уже упали на несколько пунктов!

- Я бы на его месте поколотил тебя.

- О, мистер Бергофф - деловой человек. Он мне заплатил больше, чем его
конкуренты, и хочет, чтобы именно я побывал на месте и затем сам же
опроверг эти слухи. Причем мой отъезд газета объявит началом проверки
предприятия Бергоффа, то есть крупной победой общественного мнения.

- Это я уже понял! Но ты не боишься отправляться черт знает куда? Ведь я
слышал, что старые моряки и вправду отзываются плохо об этом острове...

- Все это, возможно, так, а возможно, и нет - кто его знает? Но уговоримся,
старик: сейчас о делах ни слова.

- Ясно, мой мальчик. Быть может, тебе здорово повезло! И все же
отправляться на остров, все население которого когда-то вымерло...

- Не выуживайте, - нахмурился Боб. - Я сегодня нем как рыба. Всему свой
черед. Нельзя быть таким любопытным.

- Но ведь любопытство не порок, мой мальчик. У меня это углубление знаний,
- заметил шеф.

- Однако не всегда кто больше знает, больше и зарабатывает. Я и сам еще не
знаю, что окажется для меня доходнее: правда, вранье или молчание.

- Хорошо, не будем... Мейф, избавьте, пожалуйста, мистера Хоутона от труда
раскупоривать бутылку...

2

Узкая дорога вилась вдоль берега по высоким скалистым уступам. Справа внизу
шумели черные тяжелые волны Тихого океана. Они ударяли о скалы и,
вспенившись, откатывались назад. Слева, у крутого подножия вулкана, через
каждые тридцать-сорок метров возвышались грубо высеченные каменные великаны
с удлиненными лицами. Неведомо когда и кем поставленные, они смотрели
вдаль, одним своим видом устрашая врагов, могущих посягнуть на обитателей
острова.

Густые тучи, разрываемые ветром, мчались низко над землей. Свист ветра и
шум прибоя сливались в нестройный гул. Гудя мотором, маленький "виллис" с
трудом преодолевал подъем. Рядом с шофером сидел Сардов, плотный мужчина в
дорожном костюме.

На мгновение яркий луч луны осветил одну из гигантских статуй. Каменный
богатырь, казалось, наклонился вперед, точно намереваясь преградить машине
путь, но тучи сомкнулись, лунный блик растворился во мраке, и "ожившее"
было изваяние вновь погрузилось в сон.

- Святая Мария! - испуганно прошептал пассажир. - Кому нужны эти проклятые
истуканы?!

- Им сотни, а возможно, и тысячи лет, - тихо ответил шофер. - Когда-то они,
наверное, были нужны, или так казалось тем, кто их высек из обломков
скал... Никто не знает, откуда взялись здесь эти штуки.

- Вам виднее, вы человек местный, - сердито обронил пассажир. - По мне,
просто убрать их, и все!

Шофер усмехнулся, а Сардов углубился в свои мысли. Не первый год он
выслеживает и выкрадывает у изобретателей и ученых их труды, оказывая
услуги различным фирмам. В разведывательном бюро, где Сардов служит, он на
хорошем счету. Не казалось замысловатым и дело, порученное ему здесь, на
острове. Но мысль о том, что предстоит пробраться в Советский Союз, пугала
его. Конечно, заработать можно и нужно, но чем все это кончится...

Машина выехала на ровное, обширное поле и остановилась возле приземистого
четырехмоторного самолета. В комфортабельном пассажирском салоне Сардова
ожидал высокий, широкоплечий мужчина с гладко выбритым лицом.

- Я готов, мистер Дорт, - сказал Сардов.

- Очень хорошо. Вам все ясно?

- Несколько деликатное дело, сэр, так что сразу не ответишь на ваш
вопрос... Пока мне понятно все!

- Мне не хочется, чтобы вы втягивали в наше дело лишних людей, Сардов.

- Я уже говорил вам, сэр, что буду работать один...

- Хорошо, - прервал Дорт. - Да, передайте своему начальству, что на донскую
операцию хватит одного месяца.

- Слушаюсь. Но мои шефы не любят, когда их учат. Ведь это все равно, что
советовать лечащему вас врачу, как долго надо держать вас в постели.

- Ну ладно, ваше дело, - произнес Дорт. - Мне важно одно: связь я держу с
вами, и все!

- Совершенно верно, сэр. До свиданья, сор, считайте, что ампулы в ваших
руках...

Двадцать минут спустя четырехмоторный самолет отделился от земли.

3

Командир корабля Андрей Шелест хмуро посмотрел на низкие облака, закрывшие
горы, прищурился от сильного ветра и поднял меховой воротник кожаного
реглана.

Синоптики не ошиблись: вылететь не удастся. Надо же так случиться! До
Нового года меньше восьми часов, в Ростове-на-Дону его ожидают друзья, а
он... застрял здесь, в аэропорту Минеральные Воды!

Шелест направился в профилакторий[1].

Пятая палата, где только что расположился экипаж Шелеста, уже имела вполне
обжитой вид: из гардероба торчала куртка бортрадиста, на тумбочке
красовался раскрытый чемоданчик второго пилота Венева, в углу валялись его
ботинки, на фикусе покачивался черный галстук. Сам же Петя Венев лежал на
постели и задумчиво смотрел в потолок. Собственно, Детей или Петром его
нигде и никто не называл. Ему шел двадцать первый год, а на вид было и того
меньше. Наверное, оттого и прилипло к нему прозвище Петушок.

Характера он был живого, житейские огорчения стекали с него, как с гуся
вода. Пожалуй, главным недостатком его была всегдашняя пылкая уверенность в
том, что всякое желание легко исполнимо.

В свободные минуты Петушок очень любил фантазировать на самые различные
темы. Так было и сейчас. Размечтавшись, Петушок окликнул бортрадиста
Черныша, углубленного в какие-то расчеты:

- Серафим!

- Погоди, не сбивай... Девятнадцать... Двадцать... Двадцать семь тысяч
шестьсот километров умножить на...

- Что ты подсчитываешь?

- Сколько я заработал в этом месяце.

- К чему? Есть плановый отдел, бухгалтерия, там и подсчитают.

- Это когда еще будет, а я хочу сейчас знать... Ну, что ты хотел сказать?

- А! Вот послушай, Сима. Пройдет сколько-то лет, и мы будем летать на
сверхскоростных реактивных самолетах. А?

- Ну и дальше...

- Вот, говорю, будут полетики! Скажем, высота тысяч сорок метров, а
скорость - тысяч десять - двенадцать километров в час.

- Недурно, - заинтересовался Серафим. - Особенно если километровые будут
платить по повышенному тарифу.

- И вот несемся мы в Москву откуда-нибудь с Южного полюса и еще над
Кавказом включаем командную радиостанцию. Я начинаю: "Я - борт такой-то,
вошел в вашу зону, разрешите вход в малый круг..." А над Харьковом командир
спокойно так говорит мне: "Будьте настолько любезны, уважаемый товарищ
Венев, выпустите шасси!" Каково?

- Отлично! - оживился Серафим. - Может, так и будет. А дальше?

- А потом ты превратишься в старого хрыча и будешь рассказывать внукам:
"Да, детки, летали мы когда-ись в Москву на воздушных кораблях с поршневыми
моторами. От Ростова до столицы долетывали запросто за три часа..." А
внучата тебя на смех поднимут: "Брось, дедушка, за три часа до Луны
долететь можно..." А ты им - доказывать...

- "Старый хрыч", - буркнул Серафим, - такое скажешь!

- Боишься старости?

- А ты?

- Я - нет! Как седина полезет мне в бороду, я сейчас же к медикам...
Включат они какую-нибудь чертовину - и сразу лет двадцать простят мне. А
вот еще...

Но тут в палату вошел Шелест. По тому, как тяжело ступал командир, они
поняли: аэропорт будет закрыт непогодой всю ночь.

- Туман - хоть лопатой разбрасывай... Засели мы, братцы, денька на два, -
вздохнул Шелест.

- Да, не зря цыган две зимы менял на одно лето! - заметил Петушок.

- А Новый год? - спросил Серафим.

- Здесь встретим, конечно.

- Оно так, да скучновато бу