руг Володя повел нас с Галей во двор, что  находится
за стеной ресторана. Этим двором  и  этими  доходными  домами  владел  барон
Геккерн, и после удаления из России  здесь  жил  его  приемный  сын,  убийца
Пушкина Дантес.
   Семнадцать лет спустя на концерте  в  городе  Мюнхене  ко  мне  подходили
эмигранты-соотечественники. Хвалили "Таганку" и "Мушкетеров",  обращались  с
привычными комплиментами.
   Но самый неожиданный комплимент был получен от пожилой, ярко  накрашенной
и сильно экзальтированной дамы: "Боже мой! Я вас вижу! Вы  же  были  кумиром
моего детства!"
   Народ засмеялся искренне, а я - задумчиво...
   Девятнадцать лет спустя. Целый семестр читаю  американцам-студентам  курс
актерского и режиссерского мастерства. Они за это  время  раскрепостились  и
повзрослели, а я - впал в детство, в свою  студенческую  молодость.  Экзамен
был театральным: собрали  полный  зал  гостей,  показали  все  упражнения  с
голосом, телом, с партнером, с публикой и сыграли сценки из Гоголя и Чехова.
Потом у нас дома, прощаясь с курсом и друг с другом, загрустили. Писали  мне
в  альбом  сантименты  в  прозе  и  стихах  -   совсем   забыли,   что   они
американцы-прагматики-индивидуалисты, обрусели из-за игры в наш  театр...  И
поздно ночью, со слезами выходя, вдруг вернулись в гостиную:  кто-то  принес
видеофильм  с  участием  их  педагога.  Включили,  смотрят  сцену  из  "Трех
мушкетеров", где Атос готовится застрелить Миледи, потом  бросается  спасать
Д'Артаньяна, стреляет в бокал в его руке, и друг не выпил  отравы,  и  пошла
драка, а потом скачка...
   Сперва глаза  студентов  округлились,  они  серьезно  подошли  к  игре  в
Атоса-Портоса-Арамиса,  но  потом  поднялся  смех,  громче  всяких  норм,  и
угомонить их было нельзя. А я так и не понял, почему им стало весело.  Может
быть, угадали, из какого детства я "выпал", чтобы заразить  этой  чужой  для
них романтикой - "один за всех, и все за одного"?
   А может быть, дело не в них, студентах, а в нас  самих,  сыгравших  книгу
А.Дюма на свой манер. Людям, воспитанным на западных фильмах  и  никогда  не
видевшим фильмов нашего "Востока", скорее всего, не понять ни феномена "Трех
мушкетеров", ни причин успеха. Был у нас случай убедиться в этом.
   Галя вела курс истории русского кино в летней русской школе в  Миддлбери,
штат Вермонт. Ее студенты смотрели по  программе  классику  нашего  кино  от
Эйзенштейна до Тарковского и Параджанова. А  в  конце  лета  состоялась  моя
лекция о разных направлениях театрального искусства в России. Директор школы
Александр Воронцов-Дашков (и граф, и князь в одном лице) решил перед лекцией
показать  меня  как  актера  в  каком-нибудь  фильме.  Педагоги  из  России,
естественно, предложили "Три мушкетера". Достали кассету и наугад  запустили
вторую серию.
   Мы сели в последнем ряду. Смотреть было неуютно.  Затылки  американцев  в
темноте выразительно замерли, потом они задвигались, а потом  затылки  с  их
хозяевами стали покидать зал. О чем речь? После сильных фильмов  прошлого  и
нынешнего времени, после  собственных  американских  фильмов  студентам  наш
сериал кажется в лучшем случае имитацией голливудских мюзиклов.
   Двадцать лет спустя. Я в Праге  ставлю  "Пиковую  даму"  П.И.Чайковского.
Солист Оперы, русский баритон Вишняков хвалится:  "У  меня  "тарелка",  и  я
ловлю наши программы. Вчера снова показали  вашу  милость  на  коне.  Первая
серия! Хотите посмотреть вторую?" Конечно, не хочу. Хочу поставить оперу, но
когда поставил и вернулся домой, то на сцене московского Дома кино, в начале
своего вечера, рассказал и про "Пиковую даму" в Праге, и про старую новость,
показанную по первой программе:

   Опять по ОРТ гоняют "мушкетеров".
   Опять я на коне в компании славян,
   хотя из пеших, не из конных я актеров:
   меня старик Буденный не благословлял.

   Мы двадцать лет назад скакали, не жалея
   ни пленки, ни Дюмы отца и мать.
   Я славлю родину слонов и юбилеев.
   Пора и мушкетеров "юбилять"!

   Себе и лошадям не причиняя боли,
   спокоен нынче и вкушаю благодать:
   я ставлю оперу; чего же боле?
   Что я смогу еще свалять?!

   ...Двадцать лет спустя. Мои "братья по оружию" без меня  отмечали  юбилей
фильма. Об этом я слышал от родных из Москвы и от эмигрантов с  "тарелками".
Я пишу эти заметки, чтобы "отомстить"  им.  Так  было  и  на  съемках,  если
помните: они без меня были вместе, а я  прилетал  на  день  и  один  как  бы
общался со всей тройкой друзей.
   Я пишу и мысленно общаюсь с каждым и со всеми троими - с Мишей,  Валей  и
Игорем - Д'Артаньяном, Портосом и Арамисом. Моя мечта пока не  сбылась  -  я
советовал Боярскому найти хороший сценарий и снять самому о  нас  и  с  нами
последнюю, остроумную, боевую  и  фантастическую,  серию.  Боярский  перерыл
всего Дюма, подготовил  либретто,  искал  сценариста.  Кто-то  из  спонсоров
"второго сериала" нашел на фильм половину  нужной  суммы.  Мне  казалось,  я
договорился с идеальным сценаристом  -  с  Леней  Филатовым.  Рассказал  ему
вкратце Мишину идею. Леня ждал, но второй половины суммы не нашли,  и  никто
ему не позвонил. Всех разметало, разбросало по делам, по заботам. По  детям,
по семьям, по больницам, по невзгодам. По странам и континентам.
   Но кажется - появится  снова  Д'Артаньян  и  с  кличем:  "Найти  подвески
королевы!" - объедет, обзвонит и соберет всех своих.
   И все мы, словно  гвозди  к  магниту,  не  веря  глазам  и  ногам  своим,
мгновенно сойдемся, прилетим и прискачем!
   И найдем злополучные подвески.
   И отдадим их королеве.
   И со всеми вместе споем:

   Пора-пора-порадуемся на своем веку!
   Красавице и кубку, счастливому клинку!
   Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,
   Судьбе не раз шепнем: "Мерси боку!"

   Если только найдется такая королева...
   Что еще?  За  двадцать  последних  лет  в  России  кухарки  не  расхотели
руководить государством. А в 1978 году в  Одессе,  рядом  с  нами,  снимался
фильм "Место встречи изменить нельзя", и однажды Володя Высоцкий  подговорил
меня забрать режиссера фильма на день, чтобы самому снять  какой-то  эпизод.
Володя рвался к режиссуре, и в тот день я ему помог. Я ездил  по  Одессе  на
новеньких  "Жигулях"  и  давал  хозяину  автомобиля  урок  вождения.   Слава
Говорухин - так звали моего ученика - был  вдвойне  счастлив:  во-первых,  я
терпеливо учил его за рулем,  а  во-вторых,  он  отдохнул  от  съемок  и  от
неуемного  Володи,  которому  хочется  и  сочинять,  и  петь,  и  играть,  и
ставить... Слава хорошо снял этот  фильм,  хорошо  умеет  водить  машину,  а
теперь рвется руководить государством, хотя он не кухарка...
   ...Сегодня в стране не юбилейно и не  весело.  Если  где  и  весело,  то,
конечно, в кадрах мушкетерского сериала: уже и танки прошли, и "поезд ушел",
и "крыша проехала", а наши кони все скачут и скачут...
   Давайте будем считать Д'Артаньяна ответственным за безрассудство, Арамиса
- за тайные страсти, Портоса - за явное  чревоугодие,  а  Атоса  -  тоже  за
что-нибудь, чему я названия еще не подобрал, но  он  мне  все  равно  дороже
всех.  И  для  красного  словца  (а  совсем  не  в  упрек  славному  артисту
В.Смирнитскому) я провозглашаю: Атос в России больше, чем Портос.
   Двадцать  один  год  спустя.  Я  пишу  эти  строки  в   перерывах   между
репетициями. Опера Верди называется "Фальстаф". Я ставлю ее в городе Любеке.
   Старый рыцарь Джон  Фальстаф  сидит  в  таверне  и  пьет  херес.  Таверна
называется  "Орден  Подвязки"  (почти  подвески).  Иногда   хочется,   чтобы
знаменитый баритон Марио ди Марко открыл рот и, пока-пока-покачивая  перьями
на своей шляпе, спел вместо Верди:

   А что такое рыцарь без любви?
   И что такое рыцарь без удачи?..

   Пора-пора-порадуемся на своем веку!

   Хорошие слова для последней строки.

   "Мастер и Маргарита" в стране чудес


   ТЕАТР НА ТАГАНКЕ
   В ЛАГЕРЕ ПОЛУСТРОГОГО РЕЖИМА
   В 1967 году Ю.П.Любимов впервые подал заявку наверх: разрешите  поставить
"Мастера и Маргариту", роман напечатан, значит,  "залитован".  Ему  ответили
отказом и  спустили  указание  думать  над  грядущим  столетием  В.И.Ленина.
Любимов думал вместе с друзьями театра и спецами в политобласти. У него  уже
был почти готов план постановки спектакля "На все вопросы отвечает Ленин..."
Это было время, когда с помощью Ленина боролись со Сталиным.
   Любимова по поводу его охоты "ответить на все вопросы" при помощи  Ильича
грубо "урезал"... кто бы вы думали? Молотов, член Политбюро времен  Сталина,
правда,  в  чине  старичка-пенсионера.   Любимову   было   очень   интересно
побеседовать со злодеем-расстригой: дело  было  после  спектакля  "10  дней,
которые потрясли мир", в 1970 году. Молотов скривился, услыхав название  "На
все вопросы отвечает Ленин", и высказался так: "На все  вопросы  даже  Иисус
Христос не может ответить!" Парадокс о безбожнике... Кстати о  парадоксах  и
совпадениях: когда в тот вечер мы вышли на поклоны, зал, как  всегда,  бурно
аплодировал. И, кажется, никто из публики не догадался, что за парочка сидит
на директорских местах: 5 ряд, 23-24. И мало кто понял, кому это  прекрасный
комик Готлиб Ронинсон, в шинели  генерала  царской  армии,  так  уважительно
аплодирует и кланяется в пояс. У актера случилось легкое затмение памяти: он
снова вернулся в какой-нибудь 1940 год, когда увидеть Молотова,  Ворошилова,
Калинина было невероятной удачей, а уж играть на сцене перед ними -  счастье
навсегда. А мы были из молодого поколения, поэтому  за  кулисами  я  изругал
бедного Гошу. "Ну, просто забылся, братцы, -  оправдывался  Гоша.  -  Увидел
вождя и забылся. Молотов в зале - это почти что Сталин, такое же  чудо!"  Мы
презрительно и гневно фыркнули. А через много лет в дневнике Елены Сергеевны
Булгаковой я прочитал:  "16  января  1940  года.  Звонок  Гоши  Ронинсона  -
трогательное отношение к Мише..."
   Парадоксы и  совпадения:  через  тридцать  семь  лет  после  того  звонка
бесподобный Гоша Ронинсон, в роли Жоржа Бенгальского, конферансье в Варьете,
звонко и уверенно бросает в зал булгаковский текст:
   - Вот, граждане, мы с вами видели сейчас случай так называемого массового
гипноза. Чисто научный опыт, как  нельзя  лучше  доказывающий,  что  никаких
чудес и магии не существует. Попросим же  маэстро  Воланда  разоблачить  нам
этот опыт...
   Юрий Любимов обращался наверх  несколько  раз  с  просьбой  о  разрешении
включить в план "Мастера и Маргариту". В том числе  и  накануне  десятилетия
театра. Не разрешили. Зато сам  Любимов,  накануне  нашего  первого  юбилея,
чудесным образом... приобщился к  М.А.Булгакову.  Это  не  шутка.  Никто  не
верил, что Ю.П. вернется к актерской профессии. Но  случай  был  уникальный:
Анатолий Эфрос снял на телеэкране лучшую из своих картин - "Несколько слов о
господине де Мольере" по М.Булгакову. Любимов сыграл Мольера, и великолепно.
Как ответил на похвалы А.В.Эфрос: "А Юре ничего  не  надо  было  играть.  Он
что-то свое помнил - и текст сам  собою  получился..."  Это  значит:  Мастер
играл свою главную тему. Художник и власть. И это  было  первой  встречей  с
Булгаковым.

   Из дневника 1973 года.
   Декабрьские беседы: бесповоротно прекрасное телеизделие Эфроса -  Мольер,
Булгаков во главе  с  непредвиденным  Артистом  Ю.Любимовым.  Вот  искусство
режиссера - свое, ненапрокатное, со смазанной динамикой, медлительно  вязким
языком, поэтикой душевной грезы умершего  художника.  Любимов  с  пронзающим
прожектором очей.

   В 1976 году Ю.П.Любимову (упрямцу!)  в  очередной  раз  запрещают  играть
"Живого" и ставить "Самоубийцу". Обратите внимание на сочетание названий. Ни
о жизни, ни о смерти нельзя. И вдруг - спасибо стране чудес  -  власти  дают
согласие на "Мастера и Маргариту"! Дают - с изысканно извращенной припиской:
ставьте и играйте -  но  в  порядке  эксперимента,  то  есть  без  денег  на
декорации, музыку, костюмы и реквизит... Ставьте, а там  посмотрим.  Любимов
даже не унизился до реакции. Разрешили!
   Очень удачную инсценировку романа  написал  Владимир  Дьячин,  педагог  и
литератор, совместно с Юрием Петровичем. Я  могу  себе  представить,  о  ком
мечтал Любимов - в качестве автора пьесы! Ах, какое бы могло быть счастливое
совпадение: роман Михаила Булгакова и пьеса по роману - Николая Эрдмана.
   Как говаривал Коровьев: "Короче! Совсем  коротко".  В  апреле  1977  года
спектакль был готов. На генеральной репетиции торжественно  толпились  особо
допущенные - как положено в театре. После этого - заседание  художественного
совета  и  выступления  членов  комиссии  по   наследию   писателя.   Сергей
Ермолинский, Виталий Виленкин, Константин Симонов говорили коротко  и  ясно:
одобрили. Известный представитель цензуры в Союзе писателей Феликс  Кузнецов
говорил много, туманно, и нас это стало пугать. Но вывод он  сделал  все  же
оптимистический и делу не повредил.  Сдача  спектакля  Управлению  культуры.
Любимов  был  готов  (к  борьбе).  Зал  "Таганки".  Вошли  гости  (цензоры).
Спектакль сыгран. Ждем  обязательного,  всегдашнего:  мнение  наше,  мол,  и
замечания - через неделю, на Неглинной,  в  Управлении  культуры  Моссовета.
Ждем непременного: "Следующая сдача, после всех переделок, состоится ..." Не
состоится! Спектакль принят! Никаких сдач. Такого еще не бывало. Как сказала
бы Елена Сергеевна: "Я не верю. Это штучки Воланда".
   Премьера. До заката советской власти  было  далеко,  печать  отмолчалась,
отзывы были только устными. Ну, конечно, и букетно-цветочными.  И,  конечно,
хлопали в зале громко. Но громче хлопнул выстрел по  радио:  ночью  премьеру
горячо похвалили по "Голосу  Америки"  и  по  "Би-би-си".  Кажется,  за  это
Любимова даже одернули (в  "верхах",  как  говорилось,  хотя  ниже  быть  не
может).
   РОМАН М.А.БУЛГАКОВА
   В "САМОЙ ЧИТАЮЩЕЙ СТРАНЕ"
   Меня окружают добрые призраки давнего времени.  Самый  близкий  к  сюжету
моих заметок - образ Августа Зиновьевича Вулиса. "Самый" - потому что именно
ему мы обязаны первым выходом в свет романа. В  начале  60-х  годов  А.Вулис
опубликовал несколько страниц из "Мастера и Маргариты", снабдив их защитными
научными рассуждениями об эпопеях  и  мениппеях  в  своей  книге  "Советский
сатирический роман".
   ...В 1961 году в Куйбышеве я познакомился с  главным  психиатром  области
Яном Абрамовичем Вулисом. От Яна цепочка  ведет  к  его  двоюродному  брату,
филологу - профессору Ташкентского университета. Потом мы с ним  встретились
в Москве, потом он побывал на спектаклях "Таганки", потом  написал  рецензию
на спектакль "Мастер и Маргарита".  Поскольку  ни  одна  рецензия  света  не
увидела, я по дружбе забрал у Вулиса статью и развесил  листы  на  сцене  за
кулисами.
   Профессор Вулис был высок, сухопар, элегантен, черноволос и черноглаз,  с
густыми смоляными  бровями.  Живи  он  в  пространстве  эпилога  "Мастера  и
Маргариты" - первым бы загремел по подозрению чекистов: и видом, и фамилией,
и профессорством - вылитый Воланд. У Елены Сергеевны Ава пользовался большим
кредитом доверия. Она говорила ему приблизительно так:
   - Вот мы им всё будем давать, они будут всё печатать, а  потом  придем  и
скажем: "Вот вам роман, и все  деньги  заберите,  но  напечатайте!"  Как  вы
думаете?
   Нужна была поддержка, и ее нашел Вулис в лице человека, в  котором  молва
угадывала приближенность к Сталину и всякие придворные советские склонности,
но который при этом совершил  массу  смелых  и  честных  поступков  в  самые
свинские времена. Это  был  писатель  и  поэт  Константин  Симонов.  Симонов
схватил Вулиса и повез его к Анатолию Софронову. Вулис испугался, ибо в лице
Софронова  свинское  время  запечатлелось  без  метафор.  Идея  Симонова  не
удалась, хотя была почти гениальной. Софронов замыслил издание  многотомника
советской сатиры  и  где-то  между  собой  и  Михалковым  мог  бы  поместить
сатирический роман Булгакова. "Роман  абсолютно  талантливый  и  безвредный,
правда?" - обратился К.Симонов к профессору. Тот кивнул. А Софронов, не вняв
просьбе, указал на пустые бутылки (вчера - день рождения, жалко,  без  тебя,
Костя) и на всюду разбросанные листы черновиков, вздохнул и пожаловался,  не
глядя на Вулиса: "Ведь ты-то меня понимаешь - все это никто, кроме меня,  не
напишет".
   Потом главный редактор  журнала  "Москва",  решившись  напечатать  роман,
предложил поменять местами предисловие Вулиса и послесловие Симонова, и  это
было стратегически  верно.  Благородный  редактор  Поповкин  расплатился  за
подвиг инфарктом и ранней смертью: покоя ему цензоры не  давали.  Публикация
была изуродована купюрами - и объяснимыми, и глупейшими, - но  главное  было
сделано, и джинн вышел из бутылки.
   "Мастер и Маргарита" принадлежит перу драматурга. Каждая глава романа как
будто сама просится на сцену.  Загляните  на  любую  страницу  книги,  и  вы
получите полную информацию: где кто сидит, куда и как передвигается,  что  у
кого в руках, как выглядит площадка игры, какой задник, какие кулисы, какого
цвета дома и деревья, какая при этом звучит музыка и как меняется освещение.
И часто, очень часто: как ведет себя луна -  один  из  древнейших  спутников
театральной декорации.
   Как только роман был напечатан,  все  театры  мечтали  его  поставить  на
сцене. Но это было запрещено. Сегодня "Мастера и Маргариту" играют  во  всем
мире. В 1994 году нас с Галей пригласили в Чикаго в театр "Лукингласс", и мы
давали советы и ответы на вопросы об авторе, о спектакле Ю.Любимова, о  роли
Воланда, о Маргарите и Елене Сергеевне, о Москве, о Понтии  Пилате...  Через
год мы увидели премьеру. Эмигранты из России  презрительно  фыркали:  "роман
американцы не поняли", "на Таганке лучше было".  Но  успех  был  большой,  а
исполнитель Понтия Пилата Дэвид Швиммер вскоре стал кинозвездой -  одним  из
героев сериала "Friends". Интересно, что в том же сезоне в одном Чикаго были
сыграны еще две премьеры по той же книге. Один из  спектаклей  поставил  наш
москвич - режиссер Театра на Юго-Западе Валерий Белякович.
   Парадоксы и совпадения. 2000 год. Звонок друзей из Лос-Анджелеса:  только
что вышел  спектакль  "Мастер  и  Маргарита",  в  новом  переводе.  Половина
зрителей, конечно, из России. А половина этой половины уверена, что режиссер
"все стянул у "Таганки"".
   - Правда, что в первой сцене скамейка стояла в центре? Правда, все  сцены
Пилата и Христа у вас играли где-то наверху? Правда, что Маргарита с Наташей
голыми танцевали?
   Все неправда, но приятно: значит, миф Булгакова в  театральном  изложении
поддержан легендой о спектакле "Таганки". Ни один из этих эмигрантов, скорее
всего, на Таганке не был.
   - Ах, неправда? Вот и мне показалось, что как-то неэстетично скачет голая
Маргарита. Нельзя же полчаса играть голой, наверное, я - консерватор, как вы
думаете?
   - Не знаю, но полагаю, что вчерашняя Маргарита не была красавицей?
   - Да уродина, прости господи!
   - А если бы она была красавицей...
   - А, ну тогда бы - другое дело...
   На Таганке с Маргаритой очень повезло. Нина  Шацкая  голой  по  сцене  не
бегала, да ей бы и не разрешили органы советской  власти.  Зато  ее  лицо  -
прекрасно, а  обнаженная  спина  в  сцене  "Бал  у  Сатаны"  действовала  на
воображение зрителей и украшала сцену великолепно.
   Читая дневники, письма и мемуары  Булгакова  и  о  Булгакове,  невозможно
представить  себе,  как  могла  состояться  эта  рукопись...   Затравленный,
униженный властями и коллегами,  задолго  до  смерти  поставивший  сам  себе
смертельный диагноз -  как  он  мог  написать  роман-симфонию,  роман-театр,
роман-поэму? Откуда такая могучая раскованность духа, на  две  сотни  листов
продлившая пушкинское "Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю"! Это  не
романтическое восклицание, это  реакция  на  прочитанное:  слушатели  первых
глав, близкие, избранные друзья, выражали смущение, трепет, испуг  и  только
потом -  восхищение  искусством.  Очевидно,  сам  авто