внутрь  себя
глядел. И, не меняя странного выражения, протянул руку, туда  вошла  гитара,
он склонился к ней, чтобы сговориться с ее струнами. Спел  несколько  песен,
встал и вышел, не прощаясь. На улице нас догнал приглашатель,  без  смущения
извинился за то, что "так вышло". Володя уходил от него, не оборачиваясь  на
извинения. И я молчал, и он не комментировал. Володя  поторопился  к  своим,
раствориться в спокойном мужском товариществе, где он  -  человек  и  все  -
люди. А когда захочется - сам возьмет гитару и споет. По своему хотению. Что
же было там, в холодном зале чужого дома? И почему он не ушел от  несвободы,
ведь так просто было уйти?
   Сегодня мне кажется, что он видел гораздо дальше нас и жертвовал минутной
горечью не для этих стяжателей-рвачей, а для тех, кто услышит его песни с их
магнитофонов потом, когда-нибудь потом...
   И вновь отправляю я поезд по миру,
   Я рук не ломаю, навзрыд не кричу,
   И мне не навяжут чужих пассажиров -
   Сажаю в свой поезд, кого захочу.
   Гастроли и скорости
   Веселое, хлопотное и очень хорошее дело  -  гастроли.  Актеры  -  кочевое
племя,  и  гастроли  оживляют  кровь  и  работу.  А  как   прекрасно   племя
"безбилетников"! Какая славная традиция  -  протаскивать  "зайцев",  вопреки
запретам  администраторов!  В   каждом   театре   есть   свои   рекордсмены,
проводники-контрабандисты. На  Таганке  это  Зинаида  Славина.  Многие  ныне
солидные люди  благодарно  вспоминают  тот  веселый  ужас,  с  которым  они,
тогдашние студенты, карабкались по пыльным стенам,  по  пожарным  лестницам,
просачивались  бесшумно  сквозь  окно  дамского,  извините  за  подробность,
туалета на третьем-четвертом этаже, длинной вереницей  призраков  перелетали
из-за кулис  в  фойе,  вслед  за  Славиной,  актрисой  редкого  трагедийного
таланта. Помню, в Ленинграде, посильно помогая Зине, я был свидетелем  того,
как двадцать призраков с белыми от штукатурки  спинами  и  с  белыми  же  от
страха  лицами  завершали  маршрут,  но  в   фойе   напоролись   на   группу
пожарников... Не меняя выражения лиц, группа призраков  в  обратном  порядке
перетекла через сцену на улицу... И хотя никто со стены  не  свалился,  этот
единственный  случай  надо  признать  трагическим  исключением  в  геройской
практике Зинаиды Славиной.
   Другим рекордсменом был Высоцкий. Каждый судит по себе,  поэтому  каждому
из нас казалось, что и  Высоцкий  "протаскивает"  только  близких,  дорогих,
нужных или просто знакомых... Ничего подобного! "Знаете, у меня, - рассказал
мне незнакомец в Вильнюсе, - физиономия светилась такой тоской, что Высоцкий
пожалел и протащил на "Павших  и  живых".  И  еще  двоих  заодно!"  Высоцкий
продолжал свое дело поэта - сеял разумное, доброе... словом,  человечное.  В
самом деле: нельзя, чтобы в зале сидели  только  те,  кому  легко  достаются
билеты. Нельзя играть такого Гамлета, если, скажем, добрые Горацио  остаются
за порогом, а  Розенкранцы  по  знакомству  с  Полониями  получают  места  в
партере. Они это делают "для престижа", а Горацио это необходимо для  жизни.
Поэтому Высоцкий проводит людей, угадывая по "тоске  физиономий"  истинность
их духовной жажды.
   Гастроли в Болгарии. Первый  выезд  за  границу.  Все  незнакомое.  После
первого же спектакля  Высоцкого  осыпали  цветами,  а  в  гримерной  я  даже
прорычал, что не дают переодеться: барышни и граждане стекались к Володиному
столику за автографом. Масса друзей, поездок, встреч, записи  на  радио,  на
телевидении, всегдашнее  волнение  помрежа  -  и  явление  Володи  к  самому
началу... Конечно, он не хотел опаздывать. Разумеется,  переживал,  хотя  из
гордости никогда не показывал этого. И дело в том, что его  организм  вообще
не нуждался в подготовке, а нуждался только в отдыхе - да  так,  увы,  и  не
дождался. Так что можно считать, что не  формально,  а  истинно  артист  был
готов гораздо прежде срока явки. Доказательство - каким он выходил на сцену.
Тут уж ни один придира, актер или помреж, не в силах были углядеть  слабины,
небрежности или игры "вполсилы".
   Совершенно умилительную помню сцену в нашей гримерной  в  Софии.  Мать  и
отец, смущаясь, знакомят Володю с сынишкой, и сей  последний,  пяти  лет  от
роду,  защищает  право  на  персональный  автограф  поэта:  он  исполняет  с
прелестным акцентом фрагменты из песен Высоцкого... Если хотите,  предлагают
родители, он будет петь очень долго - он знает почти все, что есть у  нас  в
записи...
   После Болгарии -  гастроли  в  Ростове-на-Дону.  У  Высоцкого  -  никаких
перемен в режиме дня. Его так же раздирают на части. Он так  же  откликается
на приглашения коллег  или  начальства  и  так  же  таинственно  исчезает  с
"неизвестными трудящимися"...
   Из Ростова летели в Волгодонск, давали концерты в Азове и в Таганроге. Не
удержусь от нескромной детали. Очень веселое настроение  было  в  Таганроге.
Попали в гости к зрителям, ухаживали за девушками  -  озорно,  благородно  и
безрезультатно. На пороге дома А.Чехова  шутили  в  пользу  этих  "чеховских
барышень", искали глазами вишневые сады.  Вспомнив,  что  отсюда  родом  мой
однокурсник, сочинили на пару двустишие: "Где родилЕсь Высоковский и  Чехов,
нынче гуляют Высоцкий и Смехов".
   Самолет Одесса-Москва. Рядом с нами Андрей Тарковский, у которого "Андрей
Рублев" не один год лежит "на полке". Скоро фильм выйдет, хотя Андрей ничего
не дает в  нем  менять,  а  сейчас  Высоцкий  обсуждает  с  режиссером  идею
"Гамлета" (это за четыре года до нашего спектакля). Тарковский говорит,  что
он с удовольствием поставил бы пьесу в Англии, тогда  бы  два  месяца  -  на
освоение языка и контакта с актерами, а еще два - собственно  постановка.  И
что надо реализовать метафору о кровавом времени, должно быть много крови, в
Англии это пройдет. Все это обсуждается не без юмора. Вдруг оба  напряглись:
затих  один  мотор.  Высоцкий  комментирует,  оба,  видимо,  и  в  самолетах
разбираются, не только в "Гамлете". Перечисляют достоинства нашего самолета.
Опять напряглись: ничего себе, второй заглох. Я отвлекаю  вопросом:  сколько
осталось, мол, и успеем ли до  оглушения  остальных  приземлиться.  Нелестно
отзывается обо мне сосед Володя. Через  некоторое  время  оба  заявили,  что
третий  тоже  заглох.  Правду  сказать,  следов  испуга  я  не  заметил,  но
озабоченность и  интерес  к  технике  явно  повысились  у  моих  соседей.  Я
перебиваю,  нервно  задираясь   пародией   на   Высоцкого:   "Володя,   чего
волноваться! Ты  же  отлично  знаешь  аэрогидрофаллические  потенции  нашего
лучшего в мире парапсихофюзеляжа, а также..."
   - Дурак! - резюмировал  Высоцкий.  И  сразу  же  оба  успокоились:  вновь
загудели из трех "отдохнувших" целых два!
   Из наземных видов транспорта, любезных сердцу поэта, выделю автомобиль  и
лошадей. Причем, его бы воля, он бы второе повсюду вернул на  первое  место.
На любых съемках, где полагались скачки, проскачки и просто езда на  телеге,
Высоцкий впадал в младенческий восторг, и  останавливать  его  по  дороге  в
седло было опасно для  жизни.  Когда  в  1976  году  театр,  гастролируя  по
Венгрии,  остановился  на  экскурсию  под  Дебреценом,  нам  неосмотрительно
предложили быть зрителями объезда табуна... Помню: хрупкий охотничий  домик,
широчайшее поле, чернеющий в глазах  табун,  одного  обгонщика  перед  лицом
скачущей братии, гудящую под ногами землю и Высоцкого, дрожащего от счастья.
Натравил переводчицу на обгонщика, тот разрешил  и...  Необъезженная  лошадь
плюс табун минус знание венгерского языка. Мы хором отговариваем:  завтра  в
Дебрецене "Гамлет"... Рядом с Володей  водрузился  на  дикую  лошадь  Виктор
Семенов...  Ну,  все-таки  их  двое  -  это  почему-то  слегка  успокаивало.
Кончилось все благополучно, хотя безрассудство налицо. Гораздо приятней было
наблюдать Высоцкого на лошади... в Ленинграде, возле Мариинского театра.  Во
время наших гастролей к служебному  входу  Дворца,  откуда  мы  вышли  после
репетиции - кто к автобусу, кто к такси, кто пешком, - вдруг подъезжает (или
подскакивает, подрысивает, словом, подцокивает) группа  спортивных  лошадей.
Нечего  и  сомневаться,  что  Высоцкий  здесь  не  нуждался  в  переводе   с
венгерского. Наездник сам  добровольно  скатился  с  коня,  и  Володя  гордо
удалился в сторону Невского проспекта.
   Весной 1980-го машина у Володи была на ремонте, ехать нам в одну сторону,
он садится после спектакля ко мне, и тут я решаюсь блеснуть... Водитель я не
слишком давний, но успел уже поднатореть за рулем,  этого  Высоцкий  еще  не
знает. Ну, сейчас узнает. Лечу вниз от театра. Черт с  ним,  еду  на  желтый
свет. Так, обхожу этого слева, этого справа - удача, они сзади встали,  а  я
успел - это у Политехнического. Нажимаю на газ. Сам себе страшен,  тишину  в
салоне справедливо принимаю за восторг моего седока. Еще пара маневров - ну,
на грани катастрофы... но я отчаянно решил его  потрясти...  Потрясаю  -  до
самого  дома!  Выходим:  гляжу,  он  сосредоточенно  покусывает  губу,  нуль
внимания. Сказал, конечно, "спасибо", позвал к себе. Я не был у него на этой
квартире, подымаемся. Настойчиво ожидаю заслуженных похвал.  Дома  он  вдруг
"отключил" сосредоточенность, ясным взором глянул мне  в  глаза,  улыбнулся:
"Молодец, что аккуратно ездишь, молодец. Осторожно,  грамотно,  молодец".  -
"Интересно!!! Я  думал,  у  тебя  душа  в  пятках,  обзовешь  лихачем..."  -
"Серьезно? А по-моему, культурно..."
   На гастролях в Париже он был собран, хмур  и  предельно  ответствен  -  в
работе. Почти ни с кем в театре не  общался,  никого  французским  бытом  не
угощал, это как-то обижало, настораживало...
   И вдруг подговорил знаменитую сестру своей знаменитой жены - и мы  попали
в огромный дом в Латинском квартале... все чинно, просторно,  великолепно...
Мы ждали посреди великолепия, что  приплывут  на  стол  невиданные  яства...
ночью, после "Гамлета", на левом берегу Сены,  на  втором  этаже  старинного
замка, в честь русских, то бишь иностранных артистов торжественно внесли два
гигантских блюда:  горячую  гречневую  кашу  и  гору  котлет...  Володя  был
счастлив за свою выдумку, он обегал нас, узнавал  про  наше  удовольствие  с
видом того чудесного арапа, которого сыграл на экране.
   В последний год он почти не бывал в театре. По серьезному счету,  его  на
Таганку тянули три "магнита": Гамлет, Лопахин и Давид  Боровский.  Мало  что
знали о происходящем в душе у поэта даже очень близкие люди.
   ...И весело, и грустно вспоминается теперь эпизод с моей нежданной удачей
в журнале "Аврора". В пятом номере ленинградского журнала за 1980 год  вышли
фрагменты из моей рукописи. "Аврора" два  года  тянула  с  этим  "выстрелом"
из-за Высоцкого.  А  я  не  соглашался,  чтобы  среди  портретов  Демидовой,
Золотухина, Табакова, Визбора, Славиной не оказалось главы о Володе. Не  мог
согласиться, потому что Володя в гримерной, при всех, заключил со мной пари:
не будет о нем напечатано, запретят. А я горячился,  ибо  знал  еще  в  78-м
году, что вся  публикация  набрана,  что  вот-вот  придет  верстка-правка...
Несколько раз переверстывали и переправляли. Наконец, спасибо  вмешательству
Федора Абрамова, книжка "Авроры"  вышла,  и  я  выиграл  пари...  Я  подарил
Высоцкому журнал на предпоследнем "Гамлете"... За день до его смерти у  него
дома был Валерий Плотников, чьи фотографии сопровождали мою  публикацию.  Он
увидел красненькую книжечку "Авроры" № 5,  спросил  у  Володи  и  услыхал  в
ответ: "Приятно о себе почитать... не на  латинском  шрифте..."  И  сыновьям
своим велел раздобыть экземпляры журнала.
   Все, что успел о себе и своего сочинения прочитать на родном  языке  поэт
Высоцкий:  публикация  в  "Дне  поэзии",  публикация  в  журнале  "Химия   и
жизнь"(!),   статья   Н.Крымовой   в   журнале   "Клуб   и    художественная
самодеятельность" о его творческом вечере в Доме актера в 67-м году,  буклет
с описанием киноролей члена Союза кинематографистов Вл. С.Высоцкого,  добрый
труд Ирины Рубановой... И вот, мой выигрыш в нашем пари, "Аврора" № 5...
   Но Высоцкий умел мстить за обиду необыкновенно: власти запрещали печатать
стихи и выступать публично, а он, как оказалось после смерти, звучал  и  был
любим, как никто другой...
   В день похорон Высоцкого, 28 июля 1980  года,  такие  люди,  такой  поток
личностей прошел мимо гроба Высоцкого на Таганке! И ночью, в доме Владимира,
Белла Ахмадулина от себя и от всех послала душе поэта, в небеса,  от  сердца
сказанное спасибо -  за  то,  что  он  впервые  одарил  нас  правом  назвать
население - "народом". С уходом Высоцкого  вдруг  реализовалась  метафора  -
"всенародная любовь"...

   Когда я был Атосом


   НАЧАЛО
   Если бы я писал книгу "Кино в  моей  жизни",  то  многосерийный  фильм  о
мушкетерах, где я сам сыграл роль графа де ля Фер, в ряду выдающихся изделий
искусства назван бы не был. Я бы смаковал впечатления кинолюбителя по другим
адресам. Статистика успеха "Мушкетеров" несоизмерима со шкалой  ценностей  в
искусстве. Можно было бы объяснить это термином "шлягер",  но  с  ним  легко
запутаться. "Шлягером" был "Бродяга", "Веселые ребята" тоже, ну, а "Чапаев"?
"Кабаре" - тоже? Не знаю ответа, я не специалист.
   Значит, эта глава - не про  кино?  Нет,  она  все-таки  про  такое  кино,
которое любят смотреть разные люди и с  удовольствием  вспоминают  участники
съемок. Один из них как раз и вспоминает.
   Итак, в январе 1978-го  друг  моих  друзей,  Юра  Хилькевич,  художник  и
режиссер из Одессы, звонит и говорит:
   - Веня, по заказу телестудии  "Экран"  я  запускаю  три  серии  фильма  о
мушкетерах.  Потрясающий  сценарий  Розовского,  гениальные  песни   Максима
Дунаевского на грандиозные стихи Ряшенцева. Веня, я беру тебя на роль  Атоса
- без всяких проб! Приезжай в Одессу, поищем грим, обо всем договоримся. Мне
дали "зеленую улицу", все решаю я сам. Согласен?
   Через короткое время, уже после моего  визита  в  Одессу,  переговоров  и
пробы грима снова звонит в Москву Хилькевич:
   - Я послал в "Экран" список всех, кого хочу  снимать.  Утверждать  должны
хозяин студии Хессин и его команда. Веня, меня только что предупредили,  что
с "Таганки" не только Смехова, но даже Трофимова не допустят. Я буду  стоять
насмерть, но ты мне помоги. Посветись перед начальством: выступи на вечере в
Доме кино, ладно?
   На сцене Центрального Дома кинематографистов - праздник,  15  лет  студии
"Экран".  Ведет  вечер  Юрий  Визбор.  Пародируют   дуэт   "журналист-актер"
А.Ширвиндт и А.Миронов. Поет Н.Сличенко. В зале кроме  трудящихся  экрана  -
чиновники,  руководители...  Словом,  друзья  кино.  Десять  минут  шучу  по
бумажке:
   "Я буду говорить ровно семнадцать мгновений и уйду...
   Стоит только закрыть глаза, и сразу встает прошлое: битком  набитые  залы
кинотеатров, фильмы идут один другого... лучше  не  вспоминать,  а  нынче  -
поглядим в окно, постучим в любую дверь... Что  идет  сегодня  в  кинотеатре
"Перекоп"? Пожмут плечами, не  ответят.  А  спросите  любого:  что  шло  сто
семьдесят четыре дня назад по второй программе ЦТ в 21.15? И любой улыбнется
наивности вопроса и нежно ответит с точностью до...
   И чем дольше и чаще, тем ярче  и  сильнее  желание  людей  досмотреть  до
конца, чему-то поучиться у шестой серии, чему-то улыбнуться в двенадцатой, о
чем-то погрустить в пятнадцатой, чего-то не заметить  в  шестнадцатой,  а  о
семнадцатой и говорить нечего. Ее смотришь и наутро, и  в  повтор,  под  нее
бюллетенишь, о ней пишешь письма и растешь от письма к письму,  от  серии  к
серии...
   Только я бы название  изменил.  Неблагозвучно  говорить  "первая  серая",
"вторая серая"...
   Почему серая?
   У нас много цветных!
   Я бы предложил отсчитывать  фильмы  в  "ярках":  "первая  ярка",  "вторая
ярка",  третья...  Тогда  это  сольется  в  единую  симфонию  многояркостных
телекинофильмов, и каждый поспешит с работы - досмотреть это дело от сих  до
сих, от "ярки" до "ярки"!
   Главное - чтобы людям было весело! Не надо бояться  трудностей,  не  надо
валить на свое начальство, я  знаю  по  своему  начальству:  они  тоже  были
когда-то как мы, так что не будем их судить за то, чего у них нет,  а  будем
судить о них по тому, чего у них нельзя отнять.
   Я знаю как автолюбитель: не всегда то, что думаешь, то и надо пить. Можно
и важно держать себя в руках.
   Дорогие "экрановцы"!
   Еще смелее разверните самокритику вторых и третьих режиссеров!
   Невзирая на лица, давайте бичевать язвы закадровых исполнителей!
   Еще полнее ударим по рукам нерадивым уборщицам!
   Ваши фильмы снискали любовь, ваши фильмы снискали славу, они снискивали и
будут  снискивать  еще  больше  любви,  они  снищут  себе   самую   великую,
эпохальную, они снищут -  "Любовь  Эровую"!  И  для  этого  каждый  работник
"Экрана" не должен бояться "Хождения по нервам". Тогда-то  и  будет  высота,
достойная Останкинской башни.
   Кстати, это старое название. Когда-то здесь не  было  бюро  пропусков,  а
стояли только музей да крепостной строй. Тогда и  назвали  место:  "Отстань,
кино".
   Ну что это за название - "Отстань, кино"? Я бы в  честь  юбилея  "Экрана"
переименовал бы район в "Экранкино", а башня бы тогда звучала: "Экранкинская
башня". А саму студию за подъем надежд и духа  дальше  бы  звали  "Подъемный
экран".
   Я желаю, чтобы ваши фильмы шли с "Вечным зовом", с вещим звоном, с легким
даром, словно счастливая симфония судьбы!
   Спешу закончить, пока у вас не настал "Вечный зев"".

   Я закончил. Визбор показывает из-за кулис большой палец.  В  фойе  Володя
Высоцкий и Марина Влади тоже подбадривают: дескать, после такого выступления
они должны  разрешить  "Хилу"  (Хилькевичу)  тебя  снимать  в  "Мушкетерах".
Визбор, штатный сценарист "Экрана", подводит меня к  начальнику.  Б.М.Хессин
благосклонно улыбается, хвалит мои шуточки и предлагает пригласить его... на
"Мастера и Маргариту". О, конечно! Говорим обо всем,  кроме  главного  дела.
Привычный диалог по формуле "два пишем, пять в уме"... Что же у нас на уме?
   а) Хилькевичу  доверяют.  На  "Мушкетеров"  возлагают  особые  надежды  -
талантливо отвлечь советский народ от его трудовых подвигов;
   б) Хессин уже пару раз вычеркивал меня из  числа  кандидатов  на  роли  в
других фильмах, но я об этом "как бы не знаю";
   в) ненавистную "Таганку" при желании  можно  обойти,  поскольку  я  много
работал и на стороне - как режиссер, писатель, актер в телепередачах;
   г) наконец, "Три мушкетера" - это все-таки не "Рожденные  революцией",  и
Атос - не Дзержинский. Фильм развлекательный, что  с  него  взять.  Режиссер
беспартийный, актеры - тоже (кроме Табакова, да и тот студию норовит открыть
какую-то антисоветскую).
   Словом, утвердили меня на роль Атоса, а моего товарища по "Таганке", Сашу
Трофимова, - на роль кардинала Ришелье.
   ХВАЛИТЬСЯ ИЛИ НЕ ХВАЛИТЬСЯ?
   Нет пророков в своей киногруппе! Во Львове, в 1978 году, посреди  шума  и
хлама,  в  Доме  культуры,  где  переодевали  массовку,  выписывали  ордера,
гримировали актеров,  где  звучала  из  уст  "гвардейцев  кардинала"  густая
украинская мова, где истошно хрипел постановщик Георгий  Юнгвальд-Хилькевич,
- ничто, казалось, не предвещало успешного киноискусства.
   Каждый съемочный день - гибель нервных клеток. Конечно, нет  пророков,  и
теперь, с расстояния в двадцать с лишним лет, видишь, что для той поры и той
страны все было сделано отлично. И Хилькевич и директор Бялый - молодцы.  Но
тогда я исходил язвительным юмором: "Что может быть хорошего в  группе,  где
режиссер Хилый, а директор Вялый?!"  Единственный  мастер,  который  вызывал
уважение вместо юмора, - Саша Полынников, оператор фильма. Да и тот, отвечая
на вопросы, спокойно признавался: "Дюму этого не  дочитал,  от  книги  не  в
восторге, в шуме не участвую, гляжу себе в глазок камеры и снимаю..."
   Кто бы мог подумать, что спустя годы это станет почти  "культовым  кино",
любимым, еж