бой.  Николай  II  посмотрел  с
удивлением на нас обоих с Распутиным и сказал:
   - Я не понимаю.
   Остальные присутствующие смотрели на нас с большим любопытством. Распутин
продолжал:
   - Я только начал, он сам изложит тебе все. Дрожа от волнения, я начал:
   - Ваше Императорское Величество, я уже годами живу в Петербурге,  но  мои
сестры и братья и весь наш еврейский народ ничего не знают о вашей  любви  к
нам.
   Митрополит прервал меня:
   - Ты объясняешь очень неясно. Если ты говоришь как сын еврейского народа,
то ты должен выражаться яснее. В сильном волнении я продолжал:
   - Ваше Величество, мои братья и сестры и весь еврейский народ ждут вашего
слова. Они ждут свободы и разрешения на право образования,  они  ждут  вашей
милости.
   Царь слушал  меня.  Речь  моя  была  бессвязная.  Я  говорил  отрывистыми
предложениями,  но  Николай  II  понял,  чего  я  хотел.  Все  молчали  и  с
напряжением  ждали  ответа  царя.  С  удовлетворением  я  заметил,  что  все
присутствующие сочувствовали. Но царь ответил мне:
   -  Скажи  твоим  братьям,  что  я  им  ничего  не  разрешу.   Я   потерял
самообладание и со слезами на глазах умолял царя:
   - Ваше Величество, ради Бога, освободите меня от этого ответа. Свыше моих
сил передать моим братьям такой ответ.
   Ласково смотрел царь на меня и сказал спокойным, даже симпатичным тоном:
   - Ты меня не понял. Ты  должен  передать  евреям,  что  они,  как  и  все
инородцы, в моем государстве равны с другими  моими  подданными.  Но  у  нас
имеется  девяносто  миллионов  крестьян  и  сто  миллионов  инородцев.   Мои
крестьяне безграмотны и малоразвиты. Евреи  высоко  развиты.  Скажи  евреям:
"Когда крестьяне будут на той же ступени развития, как евреи, то они получат
все то, что к тому времени будут иметь крестьяне".
   Я ответил:
   - Как прикажете, Ваше Величество, я все сделаю.
   Я просил митрополита Питирима на другой день принять еврейских  делегатов
и подтвердить им, что я хлопотал перед царем  о  равноправии  евреев.  Барон
Гринцбург,  Поляков  и  Варшавский  явились  к  нему,  и  он  им  подтвердил
правильность моего сообщения.
 
 
 
   ПРОТОПОПОВ - ПОСЛЕДНЯЯ КАРТА
 
   Наши надежды на царя разбились,  и  мы  находились  в  очень  подавленном
состоянии. Мы решили в будущем уже не рассчитывать на непостоянство царя,  а
действовать больше  при  посредстве  министров.  На  них  можно  было  легче
воздействовать и при помощи орденов и денег перетянуть на  свою  сторону.  Я
опять поставил себе целью добиваться улучшения еврейского положения, считая,
что скорее возможно улучшить положение отдельных лиц, чем добиться изменения
всего режима.
   В этом отношении у нас появились  новые  надежды.  Распутин  неоднократно
сообщал нам, что царь не прочь  предоставить  евреям  некоторые  облегчения.
Когда нам удалось провести в министры внутренних дел Протопопова, мы взяли с
него обещание что-нибудь сделать для евреев. Мы уверили  его,  что  почва  в
этом  отношении  уже  подготовлена   нами   и   дальнейший   успех   зависит
исключительно от его ловкости и умения.
   Когда евреи узнали,  что  Протопопов  обещал  принять  меры  к  улучшению
положения евреев, то они прислали к  нему  делегацию.  Ему  это  было  очень
неприятно, так как он не хотел преждевременно открывать свои карты.  Поэтому
он приял делегацию довольно сдержанно и не высказал ей своего намерения идти
им навстречу. Этим он вызвал сильное недовольство среди евреев.
   Протопопов, решив  выдвинуть  себя  на  пост  министра,  вошел  сперва  в
сношения со мной. Мы скоро с ним подружились и стали на ты.  Я  его  свел  с
Распутиным, который начал ему доверять. Он  часто  разговаривал  с  царем  о
Протопопове и старался царя им заинтересовать. Его старания не остались  без
результатов.
   Первые встречи Распутина с Протопоповым происходили у княжны  Тархановой.
Потом  они  встречались  в  доме  князя  Мышецкого.  Протопопов   мечтал   о
министерской карьере. Мы выдвинули ему наши условия: заключение  сепаратного
мира  с  Германией  и  проведение  мер  к  улучшению  положения  евреев.  Он
согласился. Я его потом познакомил с выдающимися представителями  еврейства,
и он им подтвердил свое согласие относительно  евреев.  Однажды  Протопопов,
Распутин и я поехали в Царское Село  к  Вырубовой.  Она  подвергла  его,  по
своему обычаю, особому испытанию. Все  сошло  хорошо.  В  лазарете  Вырубова
представила Протопопова царице, на которую он произвел хорошее  впечатление.
Скоро он  сделался  министром  внутренних  дел,  но,  как  потом  оказалось,
последним при старом режиме. До его назначения я выкупил его векселя на  сто
пятьдесят  тысяч  рублей,  иначе  его  объявили  бы   несостоятельным,   что
воспрепятствовало  бы  его  назначению.  Протопопов  обещал  мне  эту  сумму
уплатить после своего назначения из секретных фондов  министерства.  Но  так
как он пожертвовал сто тысяч рублей лазарету Вырубовой, то он сразу  не  мог
эту сумму вернуть. Вырубова спросила, согласен ли Распутин на принятие этого
пожертвования, и получила ответ, что оно произведено по указанию  Распутина.
Для нее это было достаточно, и она приняла пожертвование. Очень часто  такие
суммы жертвовались лицами, которые пользовались поддержкой  Вырубовой.  Так,
например, ей пожертвовали: г-жа Рубинштейн 50 000 рублей, г-жа  Бейненсон  -
25 000 рублей, банкир Манус - 200 000 рублей, Нахимов - 30 000 и другие.  От
меня Вырубова получала неоднократно ценные бриллианты,  смарагды  и  дорогие
серебряные вазы. Вырубова рассказывала царской чете,  что  ее  друзья  хотят
обеспечить ее будущность, так как во время железнодорожной катастрофы у  нее
были сломаны ноги.
   При обыске на моей квартире во время  революции  были  найдены  несколько
векселей Протопопова. На основании этого судебный  следователь,  нашедший  у
меня векселя также других лиц, великих князей, министров  и  прочих  высоких
сановников, хотел меня обвинить в даче взяток. Но до этого дело не дошло.  Я
пояснил ему, что не могу отвечать за то, что я занимал должность  еврея  без
портфеля.
   Назначение Протопопова вызвало в России много шума. Члены Государственной
Думы были возмущены, что он в борьбе за народное представительство  стал  на
сторону царя. Очень озабоченный этим  Протопопов  советовался  с  нами,  что
делать. Распутин пояснил ему, что он не должен вводить себя  в  заблуждение.
Члены Думы сами не знают, что они хотят. В действительности Распутин боялся,
чтобы против  него  самого  не  произносились  бы  едкие  речи.  Поэтому  он
советовал царю и потом Протопопову по возможности оттягивать открытие Думы и
вообще держать представителей народа, как собак  на  привязи,  так  как  они
всегда будут недовольны  и  всегда  будут  иметь  стремление  кусаться.  Это
выражение особенно любил Распутин.
   Царь, царица и Распутин были сильно увлечены Протопоповым.  Молодой  двор
чувствовал себя всеми оставленным и окруженным только врагами. Он  находился
в  сильном  беспокойстве,  чувствовал  опасность,  но  не  был  в  силах  ее
предотвратить. Это кажется странным, потому что царь не был  еще  свержен  и
имел почти неограниченную власть. Но настроение  при  дворе  было  в  высшей
степени подавленным.  Тем  более  ценилось  каждое  лицо,  которое  вызывало
доверие. Кружок друзей и надежных людей все  сужался.  Царь  становился  все
более апатичным и безразличным. Создавалось впечатление, что он уже ничем не
интересуется. Ему и в голову не приходило принять  действительно  энергичные
меры к примирению со своими врагами и к общему улучшению  положения.  В  это
время появился Протопопов, и он сумел воскресить угасшие надежды.
 
 
 
   АФЕРА САХАРОЗАВОДЧИКОВ
 
   Сын известного председателя Петербургской синагоги Зив обратился ко мне с
просьбой помочь его тестю, Хепнеру, киевскому  сахарозаводчику.  Хепнер  был
арестован совместно с сахарозаводчиками Бабушкиным и Добрым.
   Так началась известная афера киевских  сахарозаводчиков.  Их  обвиняли  в
продаже во время войны немцам крупной партии сахара и отправки его в Персию.
Дело касалось, насколько я мог установить, крупной  махинации  с  сахаром  и
имело своим началом крупную продажу перед войной. Военные  власти  старались
всех  обвиняемых  (они  все  были  евреи)  привлечь  к  ответственности   за
государственную измену.
   Осуждение их военным судом могло иметь  самые  нежелательные  последствия
для евреев, и поэтому считалось необходимым всеми мерами  противодействовать
обвинению заводчиков.
   Я советовался  с  Распутиным.  Он  согласился  помочь  арестованным.  Зив
согласился  нести  все  финансовые   тяготы,   связанные   с   благополучным
разрешением этого дела. Его первый расход был  уплачен  в  "Вилле  Родэ"  за
кутеж: пятнадцать тысяч рублей.
   Далее я заинтересовал этим делом и обер-прокурора сената  Добровольского,
который со своей стороны конферировал с товарищем  министра  юстиции.  Через
несколько дней Добровольский посоветовал мне подать через поверенного жалобу
на неправильный арест обвиняемых. По мнению Добровольского, процесс подлежал
рассмотрению в гражданском суде. Военные же власти держались  того  взгляда,
что произведена спекуляция  с  сахаром,  вредно  отозвавшаяся  на  снабжении
армии.
   Случай был очень тяжелый, и даже Распутин признался мне, что у  него  нет
надежды. Генералы не хотели его даже слушать. Он пояснил  мне,  что  с  этим
делом я должен один справиться. После долгих споров он все-таки согласился и
в  дальнейшем  меня  поддерживать.   Чтобы   облегчить   борьбу,   мы   дали
Добровольскому обещание  провести  его  в  министры  юстиции,  если  он  нас
поддержит. Со своей стороны, он  обещал  нам  распустить  комиссию  генерала
Батюшкина, которая будто бы  мешала  юстиции.  Распутин  согласился  с  этим
планом и даже вызвался заинтересовать этим делом  царицу.  Он  действительно
сумел так устроить, что Добровольский был представлен царице. При посредстве
ее окружения старались ей внушить,  что  генерал  Батюшкин  и  его  комиссия
приносят  много  вреда.  Распутин  выступал  вообще   против   комиссий,   в
бесполезной работе которых, по  словам  Распутина,  только  тратилось  много
времени, которое могло быть использовано более целесообразно.
   Скоро я мог установить, что наша пропаганда в пользу сахарозаводчиков при
дворе возымела некоторый успех. Одновременно я предпринимал также шаги  и  в
другом  направлении.  Я  посылал  моего  друга  Розена  к  отдельным  членам
комиссии, к которым он как бывший  прокурор  имел  отношение,  с  поручением
выведать положение дела и ход расследования, что ему  без  особых  трудов  и
удавалось. Таким образом, нам удалось узнать слабые пункты обвинения.
   От имени дочери Хепнера мы подали на имя царицы прошение о помиловании, в
котором мы  особенно  напирали  на  слабые  стороны  обвинения.  В  прошении
указывалось, что сахар был продан немцам еще до войны и отправлен в  Персию.
Каким путем он оттуда попал в Германию, сахарозаводчикам не известно. Царица
послала прошение находящемуся в то время в Ставке царю с  просьбой  поручить
установить действительное положение дела.
   Николай вызвал генерала Батюшкина в Ставку. Здесь ему  сообщили,  что  он
скоро будет сменен  с  должности  председателя  комиссии  и  получит  другое
назначение.  Батюшкин  сильно  возмутился  и  пожаловался  начальнику  штаба
Алексееву. Последний посоветовал ему не обращать внимания на эти запугивания
и спокойно продолжать свою работу. Батюшкин последовал этому совету, но стал
осторожнее и начал добиваться расположения к нему  Распутина.  Когда  я  это
заметил, я пошел к генералу. Мы  имели  продолжительный  разговор.  Батюшкин
стал податливее, и нам удалось все дело  вырвать  из  рук  военного  суда  и
передать его гражданскому суду. Сахарозаводчики признали  себя  виновными  в
спекуляции с сахаром, но отвергли обвинение в государственной измене.
   Это произошло уже после смерти Распутина.  В  то  время  министр  юстиции
Макаров  был  уже  уволен  и  вместо  него  назначен,  по  моему   указанию,
Добровольский. Я был в нем вполне  уверен  и  рассчитывал  на  то,  что  ему
удастся это дело совсем прекратить. Он вызвал к себе киевского  прокурора  с
подробным докладом о ходе  расследования.  После  переговоров  с  прокурором
Добровольский  распорядился  о   прекращении   дела.   Все   же   освободить
арестованных мне не удалось, так как они  были  арестованы  по  распоряжению
командующего Юго-западным фронтом Брусиловым, который и слышать не хотел  об
их освобождении. Он распорядился сослать сахарозаводчиков в Нарымский край.
   Мы старались оказать на Брусилова влияние, но  совершенно  безрезультатно
Тогда Слиозберг написал  царю  новое  прошение,  в  котором  сахарозаводчики
признали себя виновными  в  попустительстве,  благодаря  которому  германцам
удалось переотправить сахар в Германию, и просили  о  помиловании.  Прошение
было подано через министра внутренних  дел  Протопопова.  На  прошении  царь
поставил  резолюцию,  коей  хотя  сахарозаводчики  и  не   были   совершенно
оправданы,  но  судебное  преследование  против  них  было  прекращено.  Она
гласила, что, хотя сахарозаводчики и  провинились,  все  же  для  них  будет
достаточным наказанием сознавать перед обществом свою вину.
   Незадолго перед революцией они были освобождены.
   Это дело имело еще в 1919 году свои последствия в Одессе. Хепнер, Розен и
я в числе других беженцев также попали туда.  Розен  очень  нуждался.  Розен
просил Хепнера выдать ему обещанные в  Петербурге  его  зятем  Зивом  двести
тысяч рублей.  Хепнер  отказался.  Тогда  Розен  пожаловался  бывшему  члену
комиссии генерала Батюшкина Орлову, который в  то  время  занимал  должность
начальника контрразведки при генерале Деникине. У него был произведен  обыск
и при этом найдено мое адресованное ему письмо, в котором я требовал  уплаты
указанных двухсот тысяч рублей. Хепнера арестовали. В то время  Одесса  была
оккупирована французами. Когда они узнали, что
   Хепнер в свое время оказывал услуги немцам, они стали к  нему  относиться
весьма  подозрительно.  Он  оставался  в  заключении  до  оставления  Одессы
французами.
 
 
 
   МИНИСТР-ПРЕЗИДЕНТ В ВИДЕ ПРИМАНКИ
 
   К началу войны министр-президентом  в  России  был  Горемыкин.  Старый  и
совершенно больной человек оставался на своем посту только  благодаря  своей
жене, которая сумела обеспечить себе расположение Распутина.  Она  постоянно
находилась на квартире Распутина  и  всеми  мерами  старалась  удержать  его
расположение. Когда Горемыкин все же был смещен, ей удалось все же  добиться
вновь назначения мужа министр-президентом.
   Горемыкина приняла на  себя,  по  ее  мнению,  почетную  заботу  снабжать
Распутина  вареным  картофелем,  который  доставлялся  Распутину   с   такой
быстротой, что по дороге не успевал остыть. Кроме того, она  часто  посылала
уху, яблоки и  белые  булочки.  Она  умела  приготовлять  картофель  десятью
способами и этим действительно добилась расположения Распутина.
   Известный  петербургский  банкир  Дмитрий   Рубинштейн,   человек   очень
честолюбивый, высказал пожелание познакомиться с Горемыкиным. Я  посоветовал
для этой цели пожертвовать  Горемыкину  для  содержания  лазарета  некоторую
сумму денег. По моему совету  Рубинштейн  через  Распутина  просил  передать
Горемыкину для пожертвования соответствующую сумму для лазарета. После этого
Распутин представил Горемыкину Рубинштейна. Сумма пожертвования была 200 000
рублей. Госпожа Рубинштейн была  назначена  начальницей  лазарета,  и  таким
путем Рубинштейн имел возможность часто встречать Горемыкина.
   Это вызывало много зависти среди других финансистов Петербурга, но  имело
большую пользу для Распутина, так как благодаря  этому  престиж  Рубинштейна
сильно поднялся. Он очень гордился знакомством с Горемыкиным  и  никогда  не
упускал  случая  этим  похвастаться.  Очень  часто  во  время  разговора   с
каким-нибудь лицом, с которым он считался, Рубинштейн звонил по  телефону  к
Горемыкину  и  справлялся  о  здоровьи  его  супруги  или  заводил   с   ним
какой-нибудь    незначительный    разговор,    чтобы    этим    импонировать
присутствующему при разговоре. Соответствующее лицо тогда распространяло  по
всему городу слухи о близости Рубинштейна с  Горемыкиным,  что,  конечно,  в
сильной мере укрепляло положение Рубинштейна.
   Рубинштейн приобрел большинство акций известного банкирского дома Юнкер и
К° Началась эта операция блестящим балом, на  который  в  числе  других  был
приглашен очень богатый киевский  сахарозаводчик  Лев  Бродский.  Рубинштейн
надеялся его также привлечь к участию в  покупке  акций.  Ему  это  удалось.
Когда  Бродский  на  балу  Рубинштейна   увидел   министров   Горемыкина   и
Протопопова, Распутина и ряд других высокопоставленных лиц  и  ему  пришлось
подслушать дружественные разговоры хозяина дома с  влиятельными  министрами,
он согласился участвовать в покупке акций на несколько миллионов рублей.
   Рубинштейн умел выдвигать себя на первый план. Он  не  скупился  большими
пожертвованиями  на  благотворительность.  Я  находился  с  ним  в   хороших
отношениях и часто помогал ему в  его  делах.  Его  сближение  с  Распутиным
состоялось через меня. Рубинштейн расценивал знакомство с  Распутиным  очень
высоко. Поэтому он охотно отзывался на мои просьбы о помощи  бедным  евреям.
Со своей стороны я также старался быть ему полезным и всюду его рекомендовал
для финансовых операций.
 
 
 
   БАНКИР ЦАРИЦЫ
 
   Царица просила Распутина  указать  ей  для  ее  доверительных  финансовых
операций верного банкира. Он, конечно, обратился ко  мне,  и  я  назвал  ему
Рубинштейна. Распутин вызвал его к себе и спросил его, можно ли ему доверить
производство одной финансовой  сделки,  в  которой  особенно  заинтересована
государыня. Рубинштейн пришел в большое волнение и  клялся  в  том,  что  он
оправдает вполне оказанное ему доверие и будет держать данное ему  поручение
в безусловной тайне.  К  моему  удовольствию,  Рубинштейну  удалось  убедить
Распутина,  что  он  является  самым  подходящим  человеком  для  исполнения
поручений царицы.
   Распутин рассказал  царице,  что  он  нашел  для  нее  очень  подходящего
банкира,  Рубинштейна,  члена  древней   еврейской   фамилии,   родственника
знаменитого  композитора,  который  ко  всему   этому   является   одаренным
финансистом. Царица согласилась на выбор, и Рубинштейн находился на  вершине
своего счастья.
   Поручение царицы заключалось в следующем.
   Царица имела в Германии бедных родственников, которым  она  помогала.  Во
время  войны  денежные  переводы  в  Германию  не  производились,  и  царица
беспокоилась  о  своих  нуждающихся  родственниках.   Поэтому   она   искала
возможности тайным образом переслать деньги в Германию. Роль  Рубинштейна  в
этом деле была очень деликатна и опасна, но он исполнил поручение  царицы  с
большой ловкостью и этим заслужил ее благодарность.
   Своими отношениями к Распутину Рубинштейн добился некоторого  значения  в
придворных кругах. Оба старались быть друг другу полезными. Лично  для  себя
Распутин от Рубинштейна ничего не требовал.  Но  он  посылал  к  Рубинштейну
массу нуждающихся, чтобы он им помог или дал работу. Рубинштейн  никогда  не
отказывал в исполнении просьб Распутина, но не имел возможности предоставить
такой массе работу в своих банках.  Поэтому  он  основал  на  Марсовом  поле
контору, назначение которой для  него  самого  было  неясно.  Служащие  этой
конторы не имели никакой  работы,  но  регулярно  получали  жалованье.  Этим
Рубинштейн достиг того, что Распутин его постоянно хвалил и  величал  "умным
банкиром".
   Отношения Рубинштейна к царице никому не были известны, но  путем  ловкой
рекламы Рубинштейн сумел  распространить  слухи,  что  он  состоит  банкиром
царского дома. Мануйлов, секретарь председателя Совета министров Штюрмера, с