ты перестанешь  меня  терзать  и
делать несчастной, как теперь! В какой обиде на тебя моя душа!.."
     Но судьба не  позволила  Бомарше  долго  предаваться  креольской  неге.
Благодаря некоему Клавихо и с помощью Пари-Дюверне она постучалась вновь,  и
весьма решительно.

        ^T4^U
        ^TСАРА Y SOMBRERO^U {*}

                                      Этот брат - я... а этот изменник - вы!
     {* Плащ и шляпа (исп.).}

     Обе старшие сестры Бомарше жили в Мадриде. Мария-Жозефа вышла замуж  за
испанского архитектора Гильберта. Вскоре после свадьбы г-жа Гильберт, супруг
которой оказался несколько не в своем  уме,  призвала  к  себе  Марию-Луизу,
прозванную Лизеттой. Чтобы не скучать, дамы Карон открыли модную  лавку.  Ни
на улице Сен-Дени, ни позднее, на улице Конде, от испанок не было  ни  слуху
ни духу, пока в один прекрасный день г-н Карон не получил от старшей  дочери
следующее письмо:
     "Лизетта оскорблена человеком, столь  же  влиятельным,  сколь  опасным.
Дважды, уже готовый на ней жениться, он вдруг отказывался от данного слова и
исчезал, не сочтя нужным даже извиниться за  свое  поведение;  чувства  моей
опозоренной сестры повергли ее в состояние,  опасное  для  жизни,  и  весьма
вероятно, что нам не удастся ее спасти: нервы ее  сдали,  и  вот  уже  шесть
дней, как она не разговаривает.
     Позор, обрушившийся на нее, вынудил нас закрыть дом для всех, я день  и
ночь плачу в одиночестве, расточая несчастной утешения, которыми не в  силах
успокоить даже себя самое.
     Всему Мадриду известно, что Лизетте не в чем себя упрекнуть.  Если  мой
брат..."
     Если мой брат - тут сомневаться не приходилось! Однако, хотя призыв  на
помощь, брошенный дамой Гильберт, дошел  в  конце  февраля,  выехал  Бомарше
только два месяца спустя и прибыл в Мадрид  18  мая.  В  чем  причина  такой
задержки?  Пьер-Огюстен,  у  которого  семейные  чувства  развиты  в  высшей
степени, отнюдь не склонен пренебрегать своими братскими обязанностями, но в
то же время никогда не упустит случая убить одним ударом двух, а то  и  трех
зайцев. Он выедет в Испанию, лишь заручившись самыми высокими рекомендациями
и, по-видимому, получив задание, связанное с экономикой и политикой.  Отнюдь
не частному лицу дает несколько раз аудиенцию Карл III и его первый  министр
де Гримальди. К тому же поездка тщательно продумана компаньонами по  Военной
школе. Пари-Дюверне ссудил  Бомарше  200  000  франков  на  первые  расходы,
главным образом представительские. Франция только что потеряла по Парижскому
договору  все  владения  Индийской  компании,  кроме  нескольких   факторий,
утратила Сенегал (за исключением Горе), Канаду и левый берег Миссисипи.  Что
до правого берега - то есть Луизианы, - он был поспешно уступлен Испании  по
Семейному договору между Бурбонами. Шуазель  и  король  предполагали  вскоре
вернуть эту провинцию, рассчитывая на возможность объединения французского и
испанского царствующих домов. Парижский договор был подписан 10 февраля 1763
года, Бомарше оказался в Мадриде несколькими месяцами позже. Но прежде всего
ему предстояло защитить честь Лизетты.
     В "Четвертом мемуаре для ознакомления с делом Пьера-Огюстена Карона  де
Бомарше",  написанном  десять  лет  спустя,  он  рассказал  перипетии  своих
отношений с гнусным соблазнителем Лизетты доном Хосе Клавихо. Повествование,
разумеется,  беллетризованное,  точнее  сказать  -   драматизованное,   ради
художественности, но  в  главном  Бомарше  придерживается  истины.  Об  этом
свидетельствуют все документы, начиная с тех, что подписаны самим Клавихо и,
в сущности, являются его признаниями. Хотя, конечно, ни дамы Карон  не  были
столь белы, ни Клавихо столь черен, как это выглядит у Бомарше. В 1764  году
Лизетте, невинной  жертве,  было  тридцать  четыре  года!  Что  касается  ее
соблазнителя, человека крайне двоедушного, мы, вероятно, никого  не  удивим,
сказав, что он был литератором. Для того чтобы попасть в такое осиное гнездо
и, выбравшись из негр однажды, снова туда сунуться,  нужно  быть  писателем.
Клавихо издавал весьма  почтенный  журнал  "Эль  пенсадор"  ("Мыслитель")  и
зарабатывал на жизнь, состоя в должности хранителя архивов испанской короны.
При иных обстоятельствах они с Бомарше непременно стали бы друзьями.
     Почему  Клавихо,  человек   с   положением,   увлекся   старой   девой,
бесприданницей, о которой нам неизвестно даже, была ли  она  привлекательна?
Тайна. Но таковы факты. Дважды Клавихо просил руки Лизетты и обязался  взять
ее в жены.
     Прибыв в Мадрид 18 мая, Бомарше уже 19-го был у дверей Клавихо. Предлог
визита  -  литература.  "Мыслитель"  в  полном  восторге  приглашает  в  дом
французского  коллегу,  не  зная  даже  его  имени.  А  Бомарше   немедленно
рассказывает  хозяину,  изменив  имена,  его  собственную  историю,  Клавихо
поначалу слушает внимательно, затем встревоженно. Вскоре точность  рассказа,
ряд подробностей, полнейшее совпадение  обстоятельств,  детали,  которых  не
выдумаешь, повергают его в панику. Но дадим лучше рассказать об  этой  сцене
самому Бомарше:
     "Только представьте себе этого человека, удивленного, ошарашенного моей
речью, у него от изумления отвисает челюсть и слова застревают в горле, язык
немеет; взгляните на эту радужную, расцветшую  от  моих  похвал  физиономию,
которая мало-помалу мрачнеет, вытягивается, приобретает свинцовый оттенок".
     Но это еще не конец. Вонзив в Клавихо свои  бандерильи,  поработав  как
следует плащом, Бомарше наконец повергает его точным ударом:
     "...в полном отчаянии старшая из сестер пишет во Францию  о  нанесенном
им публично оскорблении; ее рассказ до такой  степени  потрясает  сердце  их
брата, что он, не мешкая, испрашивает отпуск для поездки с целью  прояснения
этого столь запутанного дела и мчится из Парижа в Мадрид; этот брат -  я,  я
бросил все - отчизну, дела, семью, обязанности и развлечения, дабы явиться в
Испанию и отметить за невинную и  несчастную  сестру;  я  приехал  с  полным
правом и твердым намерением сорвать маску с лица изменника и его  же  кровью
изобразить на нем всю низость души злодея: а этот изменник - вы!"       .... ,,..,
     Вот неожиданная развязка,  подготовленная  с  величайшим  искусством  и
рассказанная с поразительной живостью. В эффекте сомневаться не  приходится.
Клавихо  падает  на  колени  и  в  третий  раз  просит  руки  Лизетты  у  ее
превосходнейшего брата ("Если бы я знал, что у донны Марии такой  брат,  как
вы" и т. о.). Но Бомарше ему отказывает.  Слишком  поздно,  моя  сестра  вас
более не любит! (Накануне Лизетта открыла ему, что готова  сочетаться  узами
брака с неким Дюраном, недавно обосновавшимся в Мадриде.) Уверенный в  себе,
позвонив лакею, чтобы тот принес шоколад,  мститель  вынуждает  недостойного
написать объяснение, кое диктует  ему  сам,  "прохаживаясь  по  своего  рода
галерее". Итак, Клавихо пишет и подписывает следующий текст:
     "Я,  нижеподписавшийся,  Хосе  Клавихо,  хранитель  одного  из  архивов
короны, признаю, что, будучи благосклонно принят в доме г-жи Гильберт, низко
обманул девицу Карон, ее сестру, давши ей тысячу раз слово чести, что женюсь
на ней; своего слова я не сдержал, хотя ей нельзя поставить в  вину  никаких
слабостей или провинностей, кои могли бы послужить предлогом или  извинением
моему позорному поступку; напротив, достойное поведение сей девицы, к коей я
преисполнен  глубочайшего  уважения,   неизменно   отличалось,   безупречной
чистотой. Я признаю, что своим поведением и легкомысленными речами,  которые
могли  быть  неверно   истолкованы,   я   нанес   явное   оскорбление   оной
добродетельной девице, за что прошу у нее прощения  в  письменном  виде  без
всякого Принуждения и  по  доброй  воле,  хотя  и  признаю,  что  совершенно
недостоин этого прощения; при сем обещаю ей любое другое  возмещение  по  ее
желанию, буде она сочтет, что этого недостаточно".
     Оригинал документа, хранившийся у него, как заверял Бомарше в 1774 году
в "Мемуаре", исчез. Дает ли это нам основание сомневаться в его подлинности,
как то обычно делают? Не думаю. Если Бомарше  в  разгар  судебного  процесса
включает документ в свой "Четвертый  мемуар",  ссылаясь  на  этот  оригинал,
значит, он, действительно, им обладает. Впрочем,  как  подчеркивает  Ломени,
его существование подтверждается также письмом Карона-отца  от  5  июня,  из
которого явствует,  что  старый  часовщик  своими  глазами  видел  извинение
Клавихо, восстанавливающее - да еще в каких выражениях! - честь Лизетты:
     "Сколь сладостно, мой дорогой  Бомарше,  быть  счастливым  отцом  сына,
коего поступки так славно венчают конец моего жизненного пути! Мне уже ясно,
что честь моей дорогой Лизетты спасена энергичными действиями, предпринятыми
Вами в ее защиту. О, друг мой, какой прекрасный  свадебный  подарок  ей  сия
декларация Клавихо. Если можно судить о причине по  результату,  он,  должно
быть, крепко струхнул: право же, за всю империю Магомета  вкупе  с  империей
Оттоманской не пожелал бы я подписать подобное заявление: оно покрывает  Вас
славой, а его позором..."
     События опережают почту, хотя она в ту пору была достаточно  скорой.  В
момент, когда г-н Карон пишет сыну, он убежден, что Лизетта  вскоре,  рискну
так  выразиться,  уцепится  за  Дюрана.  Но  это  значит  рассчитывать,   не
предусматривая  Клавихо,  который,  письменно  признав  бесчестность  своего
поведения, десять дней спустя вновь просит у  Бомарше  руку  его  сестры.  В
четвертый, следовательно, раз...
     "Я  уже  объяснился,   сударь,   и   самым   недвусмысленным   образом,
относительно моего намерения возместить огорчения, невольно причиненные мною
девице Карон; я вновь предложил ей стать моей  женой,  если  только  прошлые
недоразумения не внушили ей неприязни ко мне. Я  делаю  это  предложение  со
всей искренностью. Мое поведение и  мои  поступки  продиктованы  единственно
желанием завоевать вновь ее сердце, и мое счастье всецело зависит от  успеха
моих стараний; я позволяю себе поэтому напомнить Вам слово, кое Вы мне дали,
и прошу Вас быть посредником в нашем счастливом примирении. Я  убежден,  что
для человека  благородного  унизить  себя  перед  женщиной,  им  поруганной,
высокая честь; и что  тому,  кто  счел  бы  для  себя  унизительным  просить
прощения у мужчины, естественно видеть в признании своей вины  перед  особой
другого пола лишь проявление добропорядочности...".
     Трагедия начинает смахивать на водевиль.

     Бомарше и, очевидно, граф Оссон,  посол  Франции,  ходатайствуют  перед
Лизеттой, которая не заставляет себя  долго  просить  и  отказывает  бедняге
Дюрану. Итак, два дня спустя бедовый жених и злополучная  невеста  падают  в
объятия друг друга и, дабы закрепить достигнутое вновь согласие, с восторгом
подписывают очередной контракт:
     "Мы, нижеподписавшиеся, Хосе Клавихо и Мария-Луиза  Карон  подтверждаем
сим документом обещания принадлежать только друг другу,  многократно  данные
нами, обязуясь  освятить  эти  обещания  таинством  брака,  как  только  сие
окажется возможным. В удостоверение  чего  мы  составили  и  подписали  оный
договор, заключенный между нами
                                          в Мадриде, сего мая 26, 1764 года.
                                                          Мария-Луиза Каран,
                                                              Хосе Клавихо".
     Развязка? Куда там! Клавихо вновь исчезает. И 7 июня  -  ошеломительный
поворот  событий:  взволнованный  атташе  французского  посольства  приносит
Бомарше записку обеспокоенного графа Оссона...
     "Сударь, у меня сейчас был Робиу, сообщивший, что г-н Клавихо явился  в
казарму Инвалидов, где заявил, что якобы ищет убежище,  опасаясь  насилия  с
Вашей стороны, так как несколько дней тому назад Вы вынудили его,  приставив
пистолет к груди, подписать обязательство жениться на  девице  Карон,  Вашей
сестре.  Нет  нужды  объяснять  Вам,  как  я  отношусь   к   приему,   столь
недостойному. Но Вы сами хорошо понимаете - Ваше поведение в  этой  истории,
каким бы порядочным и прямым оно ни было, может быть  представлено  в  таком
свете, что дело примет для Вас столь же неприятный, сколь и опасный  оборот.
Поэтому я рекомендую Вам ничего не говорить, не писать и  не  предпринимать,
пока я с Вами не повидаюсь...".
     Не успевает еще Бомарше дочитать до конца  это  послание,  как  к  нему
является офицер валлонской гвардии с новым предостережением:
     "Господин де Бомарше, не теряйте ни минуты; скройтесь, не мешкая, иначе
завтра утром вы будете арестованы в постели; приказ уже отдан, я пришел  вас
предупредить: этот субъект - чудовище,  он  всех  настроил  против  вас,  он
морочил  вам  голову  всяческими  обещаниями,  намереваясь  затем   публично
обвинить вас. Бегите, бегите сию же минуту - или, упрятанный в  темницу,  вы
окажетесь без всякой защиты и протекции".
     Бомарше кидается в посольство, где Оссон советует  ему  безотлагательно
пересечь границу:  "Уезжайте,  сударь.  Если  вы  попадете  под  арест,  то,
поскольку никто в вас здесь не заинтересован, все, в конце концов, придут  к
убеждению, что, раз вы наказаны, значит, виноваты; а  потом  другие  события
заставят о вас позабыть; ибо легковерие  публики  повсюду  служит  одной  из
самых надежных опор несправедливости. Уезжайте, говорю вам, уезжайте".
     Но Оссон не знал Бомарше. Не знал этой "упрямой башки".  Не  знал,  что
"трудности в достижении успеха только укрепляют предприимчивость". Назавтра,
склонив на свою  сторону  двух  министров,  в  том  числе  главу  испанского
правительства  Гримальди,  Бомарше  предстает  перед   королем.   Карл   III
выслушивает его и выносит свое решение: "Тогда король, уразумев дело,  отдал
распоряжение лишить Клавихо  должности  и  навсегда  изгнать  с  королевской
службы".
     Конец? Все еще нет. Клавихо, укрывшийся в монастыре  капуцинов,  вскоре
присылает Бомарше невероятное письмо, которым - в пятый раз  -  просит  руки
Лизетты!
     "О, сударь, что Вы наделали? Не станете ли Вы  вечно  упрекать  себя  в
том, что легковерно принесли в жертву человека, Вам безмерно преданного, и в
то самое время, когда тот должен был стать Вашим братом?"
     Бомарше написал на полях: "Вы - мой брат? Да я, скорее, убью ее!"
     Таков был его последний ответ Клавихо, которому "бесчестье"  отнюдь  не
помешало продолжить почтенную литературную карьеру и  умереть  в  1806  году
весьма уважаемым человеком. Что до Лизетты, то у нее  имелся  в  запасе  "ее
Дюран"! Брат, однако, "побудил ее остаться в девицах". Так,  очевидно,  было
ей на роду написано. По правде говоря, никто не знает, что  с  ней  сталось.
Постриглась ли она в монахини? Уехала ли в  Америку?  С  уверенностью  можно
утверждать одно: покинула сей мир она до 1775 года, когда  умер  Карон-отец,
поскольку, как обратил внимание Ломени, "в нотариальном акте, составленном в
связи с этой кончиной, перечислены все члены семьи, но о Марии-Луизе  в  нем
не упоминается". И Ломени выражает удивление по поводу того, что "именно  та
из сестер  Бомарше,  которая  получила  наибольшую  известность  в  истории,
оставила в ней меньше всего следов". Герои этого  невероятного  романа  и  в
самом деле вскоре стали известны всей Европе. Гете воспроизвел эту историю в
драме, которая так и называлась "Клавихо". А  Марсолье,  в  ту  пору  модный
писатель, - в комедии "Норак и Жаволси". Когда сам Бомарше  включил  в  свой
"Четвертый мемуар" "Отрывок из моей поездки  в  Испанию",  изложив  во  всех
подробностях обстоятельства дела, и когда этот "Мемуар" разошелся в  тысячах
экземпляров,  ни  испанский  двор,  ни  задетые  Бомарше   правительственные
учреждения, ни упомянутые в "Мемуаре" дипломаты никак не выразили  протеста,
ибо эта невероятная история была чистой правдой.

     Но не следует обманываться, честь Лизетты была всего  лишь  благородным
предлогом  для  путешествия  Бомарше  в  Испанию.   И   наверняка   он   сам
преднамеренно выдвигал на первый план семейные причины своей поездки,  чтобы
обеспечить себе свободу действий в  других  областях,  на  манер  фокусника,
привлекающего внимание зрителей к правой руке, в то время как  по-настоящему
работает левая. Бомарше пишет отцу: "Я работаю, пишу, общаюсь,  представляю,
сражаюсь: вот моя жизнь". В 1764 году больше всего его занимают коммерция  и
политика. Причем, по-видимому, политика  даже  берет  верх  над  коммерцией.
По-видимому - так как в  XVTII  веке  ничто  не  явно,  все  -  засекречено.
Поручения Шуазеля и проекты Пари-Дюверне были в  известной  степени  связаны
между собой. Стали бы Карл III,  Гримальди,  испанские  министры  так  часто
принимать тридцатитрехлетнего  незнакомца,  будь  он  просто  путешествующим
дельцом?
     Главная и самая деликатная часть миссии Бомарше  касалась  Луизианы,  о
двадцатилетней концессии на которую он должен был договориться  с  испанским
двором. В  ожидании,  пока  события  примут  благоприятный  оборот,  Франция
нуждалась  хотя  бы  в  сохранении  своего  экономического  присутствия   на
американской территории. По проекту, который Бомарше  представил  испанскому
правительству,  эксплуатацию  Луизианы  надлежало  организовать  по  образцу
Индийской  компании  Ему  было  также  поручено  добиться   от   Карла   III
исключительного права на "поставку в испанские колонии негров".  Если  он  и
принял на себя эту, мягко выражаясь, не слишком приятную, но неотделимую  от
его "посольских" заданий в целом миссию, то никаких сведений о ее выполнении
у нас нет, и есть все основания полагать, что он поспешил  о  ней  позабыть.
Как это  и  предвидели,  Карл  III  в  концессии  на  Луизиану  отказал.  По
справедливому замечанию Огюстена Байи, "министры, принимавшие Бомарше, сочли
бы для себя позором  уступить  иностранцам  эксплуатацию  самой  богатой  из
колоний". В Париже  об  этом  знали,  но  на  политической  шахматной  доске
зачастую выгодно пожертвовать несколькими пешками. Я не без причины прибегаю
к этому  избитому  образу.  В  1764  году  Бомарше  входит  в  политику  "на
цыпочках". Его используют в роли агента, но, как бы мы  выразились  сегодня,
"агента по краткосрочному соглашению". Позднее  у  него  пробудится  вкус  к
самостоятельной игре, к прямому воздействию на события,  причем  действовать
он будет не в личных интересах, а в интересах Франции, сознавая, что наносит
удар  обществу,  системе,  обрекшей  его  быть  неизвестно  чьим   сыном   и
гражданином второго сорта.
     Более  благосклонный  прием  в   правительственных   кругах   встретило
предложение о повышении доходности засушливого горного района Сьерра-Морены,
граничившего с Андалусией. Предложение исходило, если так можно  выразиться,
от треста Пари-Дюверне - Бомарше.  Испанский  министр  экономики  рассмотрел
вопрос о перераспределении земель и государственной субсидии.  Подобно  тому
как поступил бы  сейчас  промышленник,  задумавший  строительство  завода  в
провинции, Бомарше заказал развернутое исследование  района  и  послал  свои
первые указания человеку, собиравшему для него нужные сведения.  Бомарше  не
желал ни в чем полагаться на случайность:
     "Узнайте: 1. Какова температура в этих горах?
     2. Где именно предпочтительно начать первые строительные работы?
     3. Достаточно ли там воды и леса, пригодного для строительства?
     4. Каковы наиболее надежные рынки экспорта товаров этого края как через
Андалусию, так и через Ламанчу?
     5. Есть ли поблизости от дель Висо, последнего из селений Ламанчи,  или
неподалеку от Байлена, первого Андалусского селения, или на всем  расстоянии
(примерно в две мили) между этими селениями  какие-либо  ручьи  или  реки  в
Сьерра-Морене, которые текут к Кадису и могут быть превращены в судоходные?
     55
     6. Есть ли в Сьерра-Морене какое-либо другое  место,  более  подходящее
для строительства, чем вышеобозначенное пространство