Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Лирика
      Веллер Михаил. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -
НАМ НЕКОГДА Нам некогда. Мы сдаем. Мы сдаем кровь и отчеты, взносы и ГТО, рапорты и корабли, экзамены и канализацию, пусковые объекты и жизненные позиции. Жены говорят, что мы сдаем. Сдаем к юбилеям и сверх плана, по частям и сразу, в красные будни и черные субботы. Сдаем в гардероб и в поддержку, на подпись и на похороны, в ознаменование и в приемные пункты, сдаем на время и на ученую степень, деньгами и зеленым горошком, в местком и в архив, сдаем раньше срока, стеклотару и билеты в театр, потому что в театр некогда. У нас - своя трагедия. Нам некогда. Мы работаем. Труд красит человека. От этой краски за месяц отпуска еле отходишь. У нас слишком много начальников и лейкоцитов в крови, воды в сметане и конкурентов в списке не жилье, проблем для голов и голов для ондатровых шапок, поэтому мы плохо выглядим. Нам надо отдохнуть. Придти в себя. Полежать. Послушать тишину. Понюхать молодую травинку. А то некогда. Некогда читать книги и нотации детям, писать жалобы и диссертации, ходить в гости и на лыжах, посещать театр и дантиста, думать о жизни и рожать детей. А если не будет детей, то на черта нам вообще вся эта карусель? ИДИЛЛИЯ Ветер нес по пляжу песок. Они долго искали укрытое место, и чтоб солнце падало правильно. Лучшие места все были заняты. У поросшей травой дюны женщина постелила махровую простыню. - Хорошо быть аристократом, - сказал мужчина, и женщина улыбнулась. - Я пойду поброжу немножко, - сказала она... - Холодно на ветру. - Ты подожди меня. Я недолго. - Хм, - он согласился. Он смотрел, как она идет к берегу в своем оранжевом купальнике, потом лег на простыню и закрыл глаза. Она пришла минут через сорок и тихо опустилась рядом. - Ты меня искал? Он играл с муравьем, загораживая ему путь травинкой. - Конечно. Но не нашел и вот только вернулся. Муравей ушел. - Не отирая влажных глаз, с маленьким играю крабом, - сказала женщина. - Что? - Это Такубоку. Мальчишки, пыля, играли в футбол. - Хочешь есть? - она достала из замшевой сумки-торбы хлеб, колбасу, помидоры и три бутылки пива. Он закурил после еды. Деревья шумели. - Я, кажется, сгорела. Пошли купаться. Он поднялся. - Если не хочешь - не надо, - сказала она. - Пошли. Зайдя на шаг в воду, она побежала вдоль берега. Она бежала, смеялась и оглядывалась. - Догоняй! - крикнула она. Он затрусил следом. Вода была холодная. Женщина плавала плохо. Они вернулись быстро. Он лег и смотрел, как она вытирает свое тело. Она легла рядом и поцеловала его. - Это тебе за хорошее поведение, - дала из своей сумочки апельсин. ПАУК Беззаботность. Он был обречен: мальчик заметил его. С перил веранды он пошуршал через расчерченный солнцем стол. Крупный: серая шершавая вишня на членистых ножках. Мальчик взял спички. Он всходил на стенку: сверху напали! Он сжался и упал: умер. Удар мощного жала - он вскочил и понесся. Мальчик чиркнул еще спичку, отрезая бегство. Он метался, спасаясь. Мальчик не выпускал его из угла перил и стены. Брезгливо поджимался. Противный. Враг убивал отовсюду. Иногда кидались двое, он еле ускользал. Не успел увернуться. Тело слушалось плохо. Оно было уже не все. Яркий шар вздулся и прыгнул снова. Ухода нет. В угрожающей позе он изготовился драться. Мальчик увидел: две передние ножки сложились пополам, открыв из суставов когти поменьше воробьиных. И когда враг надвинулся вновь, он прянул вперед и ударил. Враг исчез. Мальчик отдернул руку. Спичка погасла. Ты смотри... Он бросался еще, и враг не мог приблизиться. Два сразу: один спереди пятился от ударов - второй сверху целил в голову. Он забил когтями, завертелся. Им было не справиться с ним. Коробок пустел. Жало жгло. Била белая боль. Коготь исчез. Он выставил уцелевший коготь к бою. Стена огня. Мир горел и сжимался. Жало врезалось в мозг и выжгло его. Жизнь кончалась. Обугленные шпеньки лап еще двигались: он дрался. ...Холодная струна вибрировала в позвоночнике мальчика. Рот в кислой слюне. Двумя щепочками он взял пепельный катышек и выбросил на клумбу. Пространство там прониклось его значением, словно серовато-прозрачная сфера. Долго не сводил глаз с незаметного шарика между травинок, взрослея. Его трясло. Он чувствовал себя ничтожеством. КТО ЕСТЬ КТО? Понять это невозможно. Фантасты занимаются планированием или плановики занимаются фантастикой? Читаешь роман - какой-то производственный доклад. Читаешь доклад - какой-то фантастический роман. Не говоря уже о жалобной книге - просто какое-то полное собрание трагедий Шекспира. Как отличить? На какое место бирки привязывать? Вот в морге - там ясно: у каждого на ноге - кто такой. А то. Как называются люди, работающие в поле? Полеводы? Нет - это симфонический оркестр. В полном составе. А вот там поют. Наверное, хор? Нет - это бригада механизаторов празднует шефскую помощь. А кто, собственно, кому помогает? Механизаторы помогают - выполнить план магазину. Те, кто разводит свиней, - это свиноводы? Ошибаетесь - это летчики. Ведут подсобное хозяйство. А где же свиноводы? А вот - ведут пионеров. Деревья сажать. А что делают лесники? Может, водят самолеты, поскольку летчики заняты? Говорят, где-то недавно поезд с рельсов сошел. А что странного, у железной дороги тоже план по сдаче металлолома. Они его разом перевыполнили. Премии получили. Вон в кабинете зубы сверлят - думаете, зубной врач? Нет, сверловщик третьего разряда. Врач на овощебазе картошку перебирает. А грузчики оформляют наглядную агитацию. А художник на стройке работает - квартиру хочет получить. Строитель квартиру уже получил и ушел работать в автосервис. Объясните, кем он там работал, что получил восемь лет с конфискацией? Инженеры кроют крыши. А вот продает им шифер - это продавец? Нет, кровельщик. И сует он кому-то в лапу. Взяточнику? Нет - ревизору. Недаром призывают - овладевайте смежными профессиями! А как отличить: какая смежная, какая основная? На основной зарабатывает сто рублей, на смежной - покупает "Жигули". Вот в темноте из магазина топают фигуры с мешками. Воры? Не оскорбляйте, это по смежной профессии. По основной - скромные герои торговой сети. Вот ударники вкалывают по двенадцать часов в сутки. Работяги? Нет - это отдыхают в законном отпуске научные сотрудники. На шабашке. И зарабатывают за этот отпуск столько, сколько за весь остальной год. Как же они выдерживают? А они весь остальной год отдыхают: сидят в лаборатории и играют в шахматы. А вот эти туфли шил уж точно сапожник. Нет - шофер. Сапожник работает на кране. Учтите, что написал все это электрик, пока я чинил проводку. СВЯТОЙ ИЗ ДЕСАНТА Солдаты пьют водку в поезде. - За дембель! Жаркий сентябрь. Густой дух общего вагона. Заглядывает девка с тупым накрашенным лицом. - О, Тонечка! Садись... Кокетливая улыбка. - Входи, - разрешает рослый в тельняшке - десантник, и она садится рядом. - За вас, мальчики, - берет стакан и ломоть оплывшей колбасы. - А пацан где? - Спит. - Сколько тебе лет-то, Тонечка? - Восемнадцать!.. - От кого ребенок-то, Тонечка? - Не помню!.. - невзначай касается бедра десантника. Тот не смотрит. - Сама же родила и сама же как со щенком... - Тю! Твой ли... - Не мой... Ухмыляясь, коротко раскрывает про ночь: что, где и как. - Гад!.. - говорит девка и уходит. Десантник и коротыш-танкист идут в тамбур курить. Белое небо палит. Орлы следят со столбов не взлетая. - Прочти, - дает танкисту из бумажника письмо. Юля выходит замуж и просит просить; он обязательно встретит лучшую; а ее забудет; а может быть, они останутся добрыми друзьями. Десантник тоже читает, складывает и прячет. - За две недели до дембеля получил. Два года ждала! За две недели! Показывает фотографию: беленькая девушка у перил моста, в руке газовый шарфик. - Красивая... - он плачет, пьян. - И на ...! Пусть! - кричит. - Еще десять найду! Так! Еще десять найду! Приятели на верхних полках трудно дышат ртами во сне. Тонечка ждет у окна. Десантник приносит ребенка. - Мам-ма, - сын тянется к ней. Она шлепает его по рукам. - Мам-ма! - лепечет он. - Сердитая мамка, - утешает десантник, качая его на колене. - Ничего, Толенька, скоро вырастешь, большой станешь. В армию пойдешь, - вздыхает. - А солдату плакать не положено. - Плозено, - кивает он. - Давай-ка закурим с тобой, - щелкает портсигаром, осторожно вставляет ему в рот незажженную папиросу. - У-дю-лю! - радуется Толька. - Внешний вид, брат, у тебя... Наденем-ка головные уборы, - нахлобучивает на головенку голубой берет с крабом и звездочкой. - Па-а машинам! - кричит. - Десант готов. Вв-ву-у! - Вв-ву-у-у! - ликует Толька, взлетая на его колене и машет ручонками. [О названии: просто он часто пел анчаровскую "Балладу о парашютистах": Он грешниц любил, а они его, и грешником был он сам, - а где ж ты святого найдешь одного, чтобы пошел в десант.] МИМОХОДОМ - Здравствуй, - не сразу сказал он. - Мы не виделись тысячу лет, - она улыбнулась. - Здравствуй. - Как дела? - Ничего. А ты? - Нормально. Да... Люди проходили по длинному коридору, смотрели. - Ты торопишься? Она взглянула на его часы: - У тебя есть сигарета? - А тебе можно? Махнула рукой: - Можно. Они отошли к окну. Закурили. - Хочешь кофе? - спросил он. - Нет. Стряхивали пепел за батарею. - Так кто у тебя? - спросил он. - Девочка. - Сколько? - Четыре месяца. - Как звать? - Ольга. Ольга Александровна. - Вот так вот... Послушай, может быть, ты все-таки хочешь кофе? - Нет, - она вздохнула. - Не хочу. На ней была белая вязаная шапочка. - А рыжая ты была лучше. Она пожала плечами: - А мужу больше нравится так. Он отвернулся. Заснеженный двор и низкое зимнее солнце над крышами. - Сашка мой так хотел сына, - сказала она. - Он был в экспедиции, когда Оленька родилась, так даже на телеграмму мне не ответил. - Ну, есть еще время. - Нет уж, хватит пока. По коридору, вспушив поднятый хвост, гуляла беременная кошка. - Ты бы отказался от аспирантуры? - На что мне она?.. - Я думала, мой Сашка один такой дурак. - Я второй, - сказал он. - Или первый? - Он обогатитель... Он хочет ехать в Мирный. А я хочу жить в Ленинграде. - Что ж. Выходи замуж за меня. - Тоже идея, - сказала она. - Только ведь ты все будешь пропивать. - Ну что ты. Было бы кому нести. А мне некому нести. А если б было кому нести, я бы и принес. - Ты-то? - Конечно. - Пойдем на площадку, - она взяла его за руку... На лестничной площадке сели в ободранные кресла у перил. - А с тобой было бы, наверное, легко, - улыбнулась она. - Мой Сашка точно так же: есть деньги - спустит, нет - выкрутится. И всегда веселый. - Вот и дивно. - Жениться тебе нужно. - На ком? - Ну! Найдешь. - Я бреюсь на ощупь, а то смотреть противно. - Не напрашивайся на комплименты. - Да серьезно. - Брось. - А за что ей, бедной, такую жизнь со мной. - Это дело другое. - Бродяга я, понимаешь? - Это точно, - сказала она. Зажглось электричество. - Ты гони меня, - попросила она. - Сейчас. - Верно; мне пора. - Посиди. - Я не могу больше. - Когда еще будет следующий раз. - Я не могу больше! Одетые люди спускались мимо по лестнице. - Дай тогда две копейки - позвонить, что задерживаюсь, - она смотрела перед собой. - Ну конечно, - он достал кошелек. - Держи. ЛЕГИОНЕР Его родители, одесские евреи, эмигрировали во Францию перед первой мировой войной. В сороковом году, когда немцы вошли в Париж, ему было четырнадцать. Он был рослый и сильный подросток. Родителям нашили желтые звезды и отправили на регистрацию. Они велели ему прятаться и бежать. У них был позади опыт погромов; впереди - лагерь и газовая камера. Он бежал в маки. Цель, смысл жизни - мстить. Было абсолютное бесстрашие отпетого мальчишки: отчаяние и ненависть. Всей мальчишеской страстью он предался оружию и войне. Он лез на рожон. В пятнадцать лет он был равным в отряде. Он вел зарубки на ложе английского автомата. В сорок четвертом, когда партизаны вошли в Париж прежде авангардов генерала Леклерка, ему было восемнадцать лет и он командовал батальоном франтиреров. Он праздновал победу в рукоплесканиях и цветах. Но война кончилась, и ценности сменились. Герой остался нищим мальчишкой без профессии. Он пил в долг, поминал заслуги и поносил приспособленцев. Был скандал, драка, а стрелять он умел. Замаячила гильотина. ...Он записался в иностранный легион. Вербовочный пункт отсекал слежку, прошлое исчезало, кончался закон: называл любое имя. Он умел воевать, а больше ничего не умел: любить и ненавидеть. Любить было некого, а ненавидел он всех. Капралом был румын. Взводным немец. Власовцы, итальянцы, усташи, четники, уголовники и нищие крестьяне. На себе стоял крест: десятилетний контракт не сулил выжить. Он дрался в Северной и Экваториальной Африке, в Индокитае. Легион был надежнейшей частью: не сдавались - прикончат, не бежали - некуда, не отступали - пристрелят свои. Держались, сколько были живы и имели патроны. Он узнал, что такое легионерская тоска - "кяфар". Пронзительная пустота, безысходность в чужом мире (джунгли, пустыни), бессмысленность усилий, - безразличие к жизни настолько полное, что именно оно и становилось основным ощущением жизни. Разум и совесть закуклились. Отребье суперменов, "солдаты удачи", наемное зверье - они были вне всех законов. Жгли. Вырезали. Добивали раненых. Выполняли приказ и отводили душу. Личный состав взвода менялся раз за разом. Он был отчаян и везуч - выжил. По окончании контракта он получил счет в банке и чистые документы: щепетильная Франция одаряла легионеров всеми правами гражданства. Лысый, простреленный, в тридцать выглядящий на сорок, он жил на скромные проценты. Гулял по бульварам. Молодость прошла; проходила жизнь. Кончались пятидесятые годы. Запахло алжирской войной. Только не воевать: его трясли кошмары. Русские эмигранты говорили о родине и тянулись в Союз. Он вспомнил свое происхождение. Родители рассказывали ему об Одессе. Он пошел в советское посольство. ...В тридцать три он начал новую жизнь. Аппетит к жизни всколыхнулся в нем: здесь все было иначе. Он поступил в электротехнический институт. Влюбился и женился. Родился ребенок; защитили дипломы; получили комнату. Он уже говорил по-русски без акцента, зато акцент появился во французском. Нормальный инженер вставал на ноги. Терзаясь и веря, он рассказал жене о себе. Она плакала в ужасе и восхищении. Не верила, пока не свыклась. Всех забот у него, казалось, - что подарить жене и детям. Лысенький, очкастенький, небольшой, а - крепок, как дубовый бочонок. Авантюристическая жилка ожила в нем и заиграла. Он занялся альпинизмом, горными лыжами, отпуск работал спасателем в горах. Потом увлекся дельтапланеризмом. Парил под белым парусом в небе и хохотал. АПЕЛЬСИНЫ Ему был свойствен тот неподдельный романтизм, который заставляет с восхищением - порой тайным, бессознательным даже, - жадно переживать новизну любого события. Такой романтизм, по существу, делает жизнь счастливой - если только в один прекрасный день вам не надоест все на свете. Тогда обнаруживается, что все вещи не имеют смысла, и вселенское это бессмыслие убивает; но, скорее, это происходит просто от душевной усталости. Нельзя слишком долго натягивать до предела все нити своего бытия безнаказанно. Паруса с треском лопаются, лохмотья свисают на месте тугих полотнищ, и никчемно стынет корабль в бескрайних волнах. Он искренне полагал, что только молодость, пренебрегая деньгами - которых еще нет, и здоровьем - которое еще есть, способна создать шедевры. Он безумствовал ночами; неродившаяся слава сжигала его; руки его тряслись. Фразы сочными мазками шлепались на листы. Глубины мира яснели; ошеломительные, сверкали сокровища на острие его мысли. Сведущий в тайнах, он не замечал явного... Реальность отковывала его взгляды, круша идеализм; совесть корчилась поверженным, но бессмертным драконом; характер его не твердел. Он грезил любовью ко всем; спасение не шло; он истязался в бессилии. Неотвратимо - он близился к ней. ОНА стала для него - все: любовь, избавление, жизнь, истина. Жаждуще взбухли его губы на иссушенном лице. Опущенный полумесяц ее рта тлел ему в сознании; увядшие лепестки век трепетали. Он вышел под вечер. Разноцветные здания рвались в умопомрачительную синь, где серебрились и таяли облачные миражи. На самом высоком здании было написано: "Театр Комедии". Императрица вздымалась напротив в бронзовом своем величии. У несокрушимого гранитного постамента, греясь на солнышке, играли в шахматы дряхлеющие пенсионеры. - Ваши отцы вернулись с величайшей из войн, - сказал ему старичок. - Кровь победителей рвет наши жилы! - закричал старичок, голова его дрожала, шахматы рассыпались. Чугунные кони дыбились вечно над взрябленной мутью и рвали удила. Регулировщик с красной повязкой тут же штрафовал мотоциклиста, нарушившего правила. Солнце заходило над Дворцом пионеров им. Жданова, бывшим Аничковым. На углу продавали пачки сигарет - и красные гвоздики. У лоточницы оставался единственный лимон. Лимон был похож на гранату-лимонку. Человечек схватил его за рукав. Человечек был мал ростом, непреклонен и доброжелателен. Человечек потребовал сигарету; на листе записной книжки нарисовал зубастого нестрашного волка в воротничке и галстуке и удалился, загадочно улыбаясь. Он зашел выпить кофе. За кофе стояла длинная очередь. Кофе был горек. Колдовски прекрасная девушка умоляла о чем-то мятого верзилу; верзила жевал резинку. Он перешел на солнечную сторону улицы. Но вечернее солнце не грело его. Пока он размышлял об этом, кто-то занял телефонную будку. Дороги он не знал. Ему подсказали. В автобусе юноша с измученным лицом спал на тряском заднем сиденье; модные дорогие часы блестели на руке. На улице Некрасова сел милиционер, такой молоденький и добродушный, что кругом заулыбались. Милиционер ехал до Салтыкова-Щедрина. Де

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору