Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Рассадин С., Сарнов. В стране литературных героев 1-2 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  -
ли мы считать, что все эти случаи выражают определенную закономерность? Ведь пока что у нас речь шла только об изображении в художественных произведениях реальных исторических лиц. Изображая какого-нибудь знаменитого исторического деятеля - императора, царя, короля или полководца, писатель неизбежно бывает тенденциозным. Его отношение к этому деятелю зависит от его политических взглядов, от его мировоззрения. Наконец, даже от того, какую роль сыграл тот или иной исторический деятель в судьбе его Родины. (Наполеон, например, в описываемое Толстым время был врагом России, так что отрицательное отношение автора "Войны и мира" к императору французов, быть может, было продиктовано и этим.) А вот как обстоит дело с фигурами, так сказать, неисторическими? Бывает ли так, чтобы два разных писателя изобразили - и изобразили по-разному - одного и того же, но при том самого обыкновенного, никакими историческими подвигами и преступлениями не прославившегося человека? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется провести еще одно расследование, которое мы, разумеется, опять поручим Шерлоку Холмсу и доктору Уотсону. КРЕСТНАЯ НАТАШИ РОСТОВОЙ, ОНА ЖЕ - СВОЯЧЕНИЦА ФАМУСОВА Расследование ведут Шерлок Холмс и доктор Уотсон - Нет-нет, Уотсон, не становитесь на этот путь! Поверьте мне, он ошибочен, - сказал Холмс. Уотсон вздрогнул. - О чем вы? - растерянно спросил он. - О выводе, к которому вы сейчас пришли. - А к какому выводу, по-вашему, я пришел? - Вы размышляли о том, могут ли два разных писателя, отталкиваясь от одного и того же прототипа, создать отличающиеся друг от друга и даже не слишком схожие характеры. Разумеется, если речь идет о простых смертных, а не о каких-либо известных политических или государственных деятелях. И, если я правильно вас понял, пришли к выводу, что этого быть не может. Так вот, поверьте мне, друг мой: этот ваш вывод неверен. - Я, видно, так увлекся своими мыслями, что, сам того не замечая, размышлял вслух, - предположил Уотсон. - Нет, друг мой, размышляли вы молча. - Каким же образом тогда вам стали известны мои мысли? Уж не телепат ли вы? - Нет, друг мой, телепатия тут ни при чем. Я просто внимательно наблюдал за вами. Сперва вы довольно долго, наморщив лоб, сидели над томом "Войны и мира". По том ваш взгляд упал на бюст Наполеона, стоящий у нас на камине. Вы кинули взгляд на этот бюст, потом на книгу Толстого и недовольно поморщились. Из этого я заключил, что вы не разделяете скептического отношения Толстого к французскому императору. Затем... - Можете не продолжать, Холмс! - прервал этот монолог Уотсон. - Я просто забыл, с кем имею дело. Да, не стану спорить: вы, как всегда, угадали. Я действительно подумал, что если прототипом для двух разных писателей оказался самый обыкновенный человек, а не какой-нибудь великий исторический деятель... Скажем, Ивана Грозного, или Петра Великого, или того же Наполеона да же ученые-историки оценивают по-разному. Так что уж тут говорить о писателях. А вот когда описывается самый что ни на есть обыкновенный, простой человек, такого, по-моему, и в самом деле быть не может. Ну сами подумайте! Если человек был хороший, разве может писатель изобразить его плохим? И наоборот: если он - негодяй, разве сможет писатель, будь он хоть трижды гений, сделать из него ангела? - Звучит убедительно, - согласился Холмс. - И все же... - Вы считаете, что я не прав? - Я ведь уже сказал вам... - И беретесь это доказать? - Во всяком случае, попробую. Дайте-ка мне том "Войны и мира", который лежит у вас на коленях... Хотя... Чем долго и нудно вчитываться в текст, отправимся-ка туда сами. - Куда? - не понял Уотсон. - На торжественный обед к графам Ростовым. Это, если память мне не изменяет, глава восемнадцатая. - Помилуйте, Холмс! - изумился Уотсон. - Каким образом мы с вами можем оказаться на этом обеде? Ведь то, что там, у Толстого, описывается в этой главе... Ведь все это, некоторым образом, художественный вымысел... - Так ведь и мы с вами, мой дорогой Уотсон, тоже, некоторым образом, художественный вымысел. - Положим. Но ведь это званый обед. А мы с вами, насколько я знаю, не числимся в списке приглашенных... - Пустяки, Уотсон! Там будет такая пропасть народу, что нашего присутствия никто не заметит. Вы только помалкивайте. Все, что услышите и увидите, как говорится, мотайте себе на ус. А обсудим наши впечатления мы позже. Л. Н. ТОЛСТОЙ. "ВОЙНА И МИР" Том первый. Часть первая. Глава восемнадцатая Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадываться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело. Гости были все заняты между собой. Графиня встала и пошла в залу. - Марья Дмитриевна? - послышался ее голос из залы. - Она самая, - послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна. Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Удивленный Уотсон не выдержал и, позабыв настоятельную просьбу Холмса помалкивать, вполголоса обратился к сидящему рядом с ним господину: - Извините, сударь, я человек здесь новый, никого не знаю. Объясните, сделайте милость, кто эта дама? - Марья Дмитриевна Ахросимова, - ответил тот. - А кто она? Судя по тому, как ее встречают, это какая-то важная особа. Может быть, она принадлежит к царствующей фамилии? - Марья Дмитриевна, - снисходительно разъяснил Уотсону его собеседник, - прозванная в обществе драгуном, дама знаменитая. Однако не богатством и не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марья Дмитриевна между тем остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по-русски. - Имениннице дорогой с детками, - сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. - Ты что, старый греховодник, - обратилась она к графу, целовавшему ей руку, - чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут... - Она указывала на девиц. - Хочешь - не хочешь, надо женихов искать. - Ну что, казак мой? - (Марья Дмитриевна казаком называла свою крестницу Наташу) говорила она, лаская рукой Наташу, подходящую к ее руке без страха и весело. - Знаю, что зелье девка, а люблю. Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно-сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру. - Э, э! любезный! поди-ка сюда, - сказала она притворно тихим голосом. - Поди-ка, любезный... И она грозно засучила рукава еще выше. - Что это она к нему так? - вполголоса спросил у Холмса Уотсон. - Бить, что ли, она его собирается? - Бить - не бить, - усмехнулся Холмс, - но сейчас, я думаю, нашему любимцу Пьеру достанется на орехи. Пьер подошел к Марье Дмитриевне, наивно глядя на нее через очки. - Подойди, подойди, любезный! Я и отцу-то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе-то и Бог велит. Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие. - Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!.. Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел. Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха. - Ну, что ж, к столу, я чай, пора? - сказала Марья Дмитриевна. Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую провел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна - с Шиншиным. Берг подал руку Вере... За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, а сзади всех поодиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов... На мужском конце стола разговор все более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему. - И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? - сказал Шиншин. Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словам Шиншина. - А затэм, мылостывый государ, - сказал он, выговаривая "э" вместо "е" и "ъ" вместо "ь". - Затэм, что импэратор это знаэт. Он в манифэстэ сказал, что нэ можэт смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России. - "Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена", - сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. - Уж на что Суворова - и того расколотили, а где у нас Суворовы теперь? - Мы должны драться до послэднэ капли кров, - сказал полковник, ударяя по столу, - и умэр-р-рэт за своэго импэратора, и тогда всэй будэт хорошо. А рассуждать как мо-о-ожно (он особенно вытянул голос на слове "можно"), как мо-о-ожно меньше, - докончил он, опять обращаясь к графу. - Так старые гусары судим, вот и все. А вы как судитэ, молодой человек? - прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника. - Совершенно с вами согласен, - отвечал Николай, весь вспыхнув, - я убежден, что русские должны умирать или побеждать! - Неужели они все так стремятся умереть? - шепнул Уотсон Холмсу. - Почему же. Некоторые, напротив, рассчитывают на то, что умирать будут другие. Спросите хоть вашего соседа, - ответил ему Холмс, указывая на сидящего рядом Берга. Уотсон тотчас же осуществил это предложение Холмса. - Скажите, сударь, - обратился он к Бергу, - вы тоже радуетесь, что война объявлена? - О, да! - с готовностью отвечал тот. - Переводом в гвардию я уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу. А тут - война. Как же мне не радоваться. В военное время ротного командира могут убить и я, оставшись старшим в роте, очень легко могу стать ротным. - Настоящий гусар, молодой челолвэк! - крикнул полковник, ударив опять по столу. - О чем вы там шумите? - вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. - Что ты по столу стучишь? - обратилась она к гусару, - на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой? - Я правду говору, - улыбаясь сказал гусар. - Все о войне, - через стол прокричал граф. - Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет. - А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На все воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении. Бог помилует, - прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны. Уотсон с интересом приглядывался к гостям и прислушивался ко всем этим застольным разговорам, и только начал по-настоящему входить во вкус, когда вдруг, совершенно неожиданно для него, Холмс сжал его локоть и прошептал: - Подымайтесь, друг мой. Нам пора. Уйдем незаметно. Как говорят в России, по-английски. И вот уже оба друга снова на Бейкер-стрит, у своего любимого камина. - Какая муха вас укусила! - возмущенно заговорил Уотсон. - В самый интересный момент вы вдруг выдергиваете меня прямо из-за стола, не дав дослушать только начавшийся разговор... Я уж не говорю о том, что вы не дали мне отведать ни одного блюда и ни одного напитка! - Вы забыли, Уотсон, что на обед к графам Ростовым мы с вами явились совсем не за тем, чтобы дегустировать великолепные яства и напитки, которыми граф потчевал своих гостей. У нас, насколько я помню, была совсем другая цель. - Да, верно, - тотчас же охладил свой пыл Уотсон. - Но прежде, чем продолжить наше расследование, давайте обменяемся впечатлениями. Скажите, Уотсон, как вам понравился этот гусарский полковник? - Как вам, сказать, - замялся Уотсон. - По правде говоря, не очень. - А он вам никого не напомнил? - Полковник этот?.. Да, пожалуй... Кого-то он мне, безусловно, напоминает... Но кого?.. - И тут его словно озарило. - Постойте! Да ведь это же вылитый полковник Скалозуб! - Вот именно - вылитый. А этот молодой офицер, с которым вы беседовали? Берг... То, что он сказал вам в ответ на ваш вопрос, разве вам ничего не напомнило? Уотсон смущенно молчал. - Надеюсь, вы не забыли его замечательное рассуждение насчет того, что на войне очень легко могут убить ротного командира и тогда он сразу продвинется на ступеньку вверх по служебной лестнице? - Полноте, Холмс! Такое разве забудешь! - И это вам ничего не напоминает? Уотсон и на этот раз сконфуженно промолчал. - Ну что ж, Уотсон, так и быть, подскажу вам, - сжалился над своим незадачливым другом Холмс. И продекламировал, подделываясь под грибоедовского Скалозуба: Довольно счастлив я в товарищах моих, Вакансии как раз открыты. То старших выключат иных, Другие, смотришь, перебиты. - В самом деле, похоже, - согласился Уотсон. - Но что же из этого следует? Ведь и Грибоедов издевался над Скалозубом. И Толстой своего Берга, да и полковника этого гусарского тоже не жалует. А вы ведь, сколько мне помнится, совсем другое собирались мне доказать: что одного и того же человека один писатель может изобразить отрицательным героем, а другой - положительным. Ведь так? - Да, верно. Поэтому перейдем к другому действующему лицу этого эпизода, к Марье Дмитриевне Ахросимовой. Сперва скажите: она вам понравилась? - Очень! Этот господин, у которого я про нее спросил, очень хорошо про нее сказал, что она знаменита не богатством и не знатностью, а прямотой ума и простотой обращения. - А она вам никого не напомнила? - А кого она должна была мне напомнить? - удивился Уотсон. - Какую-нибудь другую литературную героиню. - Да вы хоть намекните: из какого произведения? - Да хотя бы из того же "Горя от ума". Уотсон задумался. - Нет, - покачал он головой. - В "Горе от ума" таких нет и быть не может. Там ведь у него - я имею в виду Грибоедова - какое-то скопище монстров. Ну, кроме Чацкого, конечно. - Значит, не помните? Ну что ж... В таком случае сейчас я вам напомню, на кого из персонажей "Горя от ума" похожа толстовская Марья Дмитриевна Ахросимова. Только на этот раз, Уотсон, я убедительно вас прошу: ни слова. Ни одной реплики. - Так ведь вы же сами мне сказали, чтобы я спросил у Берга... - Да, да. Там это было можно. Но комедия Грибоедова ведь написана стихами. Говорить стихами вы, я полагаю, вряд ли сможете. Впрочем, если у вас получится... - О, нет! Ни в коем случае! - в ужасе воскликнул Уотсон. - Клянусь вам, я буду нем как рыба! А. С. ГРИБОЕДОВ. "ГОРЕ ОТ УМА" Действие третье. Явление десятое Хлестова Легко ли в шестьдесят пять лет Тащиться мне к тебе, племянница, мученье! Час битый ехала с Покровки, силы нет; Ночь - светапреставленье! От скуки я взяла с собой Арапку-девку да собачку. Вели их накормить, ужо, дружочек мой; От ужина сошли подачку. Княгиня, здравствуйте! (Села.) Ну, Софьюшка, мой друг, Какая у меня арапка для услуг, Курчавая! горбом лопатки! Сердитая! все кошачьи ухватки! Да как черна! да как страшна! Ведь создал же Господь такое племя! Чорт сущий; в девичьей она; Позвать ли? София Нет-с; в другое время. Хлестова Представь: их как зверей выводят напоказ... Я слышала, там... город есть турецкий... А знаешь ли, кто мне припас? Антон Антоныч Загорецкий. (Загорецкий выставляется вперед.) Лгунишка он, картежник, вор. (Загорецкий исчезает.) Я от него было и двери на запор; Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье Двоих арапченков на ярмарке достал; Купил, он говорит, чай в карты сплутовал; А мне подарочек, дай бог ему здоровье! Чацкий (с хохотом Платону Михайловичу) Не поздоровится от этаких похвал, И Загорецкий сам не выдержал, пропал. Хлестова Кто этот весельчак? Из звания какого? София Вон этот? Чацкий. Хлестова Ну? а что нашел смешного? Чему он рад? Какой тут смех? Над старостью смеяться грех. Я помню, ты дитей с ним часто танцевала, Я за уши его дирала, только мало. - Ну как, Уотсон? Что скажете? Разве не похожа эта дама, - надеюсь, вы узнали госпожу Хлестову, свояченицу Фамусова, - разве не похожа она на Марью Дмитриевну Ахросимову? Вернее, если строго придерживаться хронологии, - ведь "Войну и мир" Толстой написал гораздо позже, чем Грибоедов свою комедию, - разве не похожа толстовская Марья Дмитриевна Ахросимова на грибоедовскую Хлестову? - Как вам сказать, - замялся Уотсон. - Вообще-то, небольшое сходство, конечно, есть... - Ничего себе небольшое! - усмехнулся Холмс. - Да ведь они - как родные сестры! Вы обратили внимание, как Хлестова говорила о Загорецком? И ее ничуть не смутило, что он слышал эту ее уничтожающую реплику: "Лгунишка он, картежник, вор!" А как она обошлась с Чацким? Ну совершенно так же, как Марья Дмитриевна Ахросимова с Пьером Безуховым: "Я за уши его дирала, только мало". И ведь это тоже в его присутствии. Согласитесь, Уотсон, у нее - та же прямота ума и откровенная простота обращения, которая так восхищала Толстого в Марье Дмитриевне. Уж в чем другом, а в этом Хлестовой не откажешь. - Так-то оно так, - не очень охотно согласился Уотсон. - Только Марья Дмитриевна - просто прелесть что за старуха! А эта ваша Хлестова - противная. И не спорьте, пожалуйста, Холмс! Сами знаете, что противная. - Да я и не думаю спорить, - возразил Холмс. - Напротив, я ведь именно это и хотел вам продемонстрировать. Ведь цель нашего расследования как раз в том и состояла, чтобы доказать, что одного и того же человека один писатель может изобразить как привлекательного, обаятельного, милого, а другой его же изобразит противным и даже отвратительным. - Вы что же, собираетесь уверить меня, что у Марьи Дмитриевны Ахросимовой и грибоедовской Хлестовой был один и тот же прототип? - недоверчиво спросил Уотсон. - Вот именно! Поглядите-ка, что пишет по этому поводу крупнейший специалист по творчеству Грибоедова Николай Пиксанов. Холмс отпер свое бюро, достал из ящика досье с материалами, относящимися к "Горю от ума", и вручил эту довольно объемистую папку Уотсону. Тот с интересом углубился в чтение. ИЗ СТАТЬИ Н. К. ПИКСАНОВА "ПРОТОТИПЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ КОМЕДИИ "ГОРЕ ОТ УМА" Наиболее единодушны современники и историки в определении прототипа

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору