Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Рассадин С., Сарнов. В стране литературных героев 1-2 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  -
у". Шквал аплодисментов. Голоса - О наш король! - Наш властелин! - Наш гений!! - Ты победил! - Да, никаких сомнений! - Ах, от него давно я без ума! - Да здравствует великий наш Козьма! Баян Силянс! Победа снова за Прутковым! Король венком венчается лавровым! Баян торжественно возлагает на макушку Козьмы Пруткова лавровый венок. Козьма с достоинством, как должное, принимает эту награду. И тут вдруг на сцене появляется новый персонаж. Худой, высокий, он выходит на авансцену, сразу заслонив собой всю церемонию венчания короля поэтов. Баян А это кто сюда без спросу прет? Пардон, месье! Зайдите через год! Местов, как говорится, больше нет! Вы кто такой? Откуда? Незнакомец (голос его низок и глубок, а интонации сразу выделяются в этом шутовском гомоне). Я - Поэт!.. Баян (издевательски). Видали невидаль? Да мы тут все - поэты! А впрочем, может, там у вас - куплеты? Веселенькое что-то? Тра-ля-ля? Тогда - повеселите короля! Поэт "Ищите жирных в домах - скорлупах и в бубен брюха веселье бейте! Схватите за ноги глухих и глупых и дуйте в уши им, как в ноздри флейте". Недоумевающие голоса Таких куплетов не было доселе!.. - "Веселье бейте!.." - Хорошо веселье! Поэт "Граненых строчек босой алмазник, взметя перины в чужих жилищах, зажгу сегодня всемирный праздник таких богатых и пестрых нищих". Голоса - Какой кошмар! - Ах, как непоэтично! - Неэстетично! - Просто неприлично! - Такого сраму не было вовек! Гена: Ого, Архип Архипыч, ну и крики! Чем разозлил их этот человек? И что, он тоже из какой-то книги? А.А.: Да, он герой трагедии одной - Печальной, страстной, горестной и хлесткой... Гена: А автор кто? А.А.: Владимир Маяковский. Он был в ту пору очень молодой... Поэт "Придите все ко мне, кто рвал молчанье, кто выл оттого, что петли полдней туги,- я вам открою словами, простыми, как мычанье, наши новые души, гудящие, как фонарные дуги... Вам ли понять, почему я спокойный насмешек грозою душу на блюде несу к обеду идущих лет. С небритой щеки площадей стекая ненужной слезою, я, быть может, последний поэт". Хохот, свист, улюлюканье. Голоса - Вот именно "последний"! - Ха-ха-ха! - Ну и стихи! - Ни рифмы, ни размера! - Ни складу и ни ладу! - Бред! - Химера! - Халтура! - Ахинея! - Чепуха! Гена: (он уже больше не может сдерживаться). Нет! Это вы несете ахинею! Ведь он вас всех и лучше и умнее! Он гордый! Он правдивый! Разве ж нет?! А.А.: Скажи короче, Гена: он - поэт! Комната профессора, Гена - в позе человека, смертельно уставшего от непосильной работы. А.А.: Что, Геночка? Устал стихами разговаривать? Гена: Ой! И не говорите! Вот вы меня спросили, а я уже невольно думаю: как бы в рифму попасть, а то еще выгонят... Вспомнил, что теперь можно уже без рифмы, и прямо камень с души свалился!.. А.А.: А как тебе понравилась публика? Гена: Вы знаете, совсем не понравилась... Такого поэта освистать! Откуда только такие люди берутся? А.А.: Да они там все такие! Гена: Где там? А.А.: В той области Страны Литературии, где мы с тобой только что побывали. Гена: Неужели же это и была Республика Поэзия? Стоило тогда так в нее стремиться! А.А.: Нет, это была не Республика Поэзия. Это была совсем другая область. Гена. И как же она называется? А.А.: А вот подумай, как нам с тобой лучше всего ее назвать. Гена: Ладно, подумаю. Только, чур, вы тоже придумайте свое название! А мы уж потом вместе выберем самое лучшее. А.А.: Договорились! Путешествие семнадцатое Провинция Эпигония Архип Архипович и Гена у пульта. Видно, что Гене не терпится поскорее отправиться в очередное путешествие. Профессор его останавливает. А.А.: Погоди, погоди! Не спеши! Ты ведь в прошлый раз взялся придумать название для той области Страны Литературии, в которой мы с тобой оказались. Неужели забыл? Гена: Ничего я не забыл! Придумал я вам название, и даже не одно, а целых два! А.А.: Какое совпадение! Как нарочно, я тоже придумал два. Таким образом, у нас с тобой есть на выбор четыре варианта. Ну давай, говори свои! Гена: Можно назвать эту область Стихоплетия. Или Рифмоплетия. Как вам больше нравится, мне все равно. А.А.: Недурно! Совсем недурно! Во всяком случае, по мысли совершенно правильно. Гена: А вы как хотели? А.А.: Я - то считал, что мы с тобой побывали в Графомании. И поэтому у меня сперва возникла мысль присвоить этой области наименование: Графство Графоманское. Гена: Звучит красиво. Только... не очень понятно. А.А.: Что ж тут непонятного? Неужто-ты никогда не слыхал такого слова: "графоман"? Гена: Слыхать-то слыхал! Только, честно говоря, я не очень ясно представляю себе, что это значит. А.А.: Ну как же! Графоманом называется человек, который одержим манией сочинительства, но при этом начисто лишен литературного таланта. Гена: А-а, теперь понятно... Нет, знаете, это все-таки сложновато. А второе ваше предложение какое? А.А.: Второе, мне кажется, точнее: Эпигония... Гена: Как? А.А.: Эпигония. От слова "эпигон". Гена: (туманно). А-а... А.А.: Я вижу, ты весьма смутно представляешь себе значение этого слова. Эпигон - это значит подражатель. Эпигоном в искусстве называется человек, который неспособен творить самостоятельно, а создает лишь бледные, бессильные копии того, что уже было сделано его талантливыми предшественниками... Итак, на каком же названии мы с тобой остановимся? Как назовем ту область Страны Литературии, в которой процветают Никифор Ляпис, Олег Баян, Козьма Прутков и из которой были изгнаны стихи Маяковского? Ну, решай! Гена: Честно говоря, Архип Архипыч, мне ни одно из этих названий по-настоящему не нравится. Да и те, что я придумал, тоже как-то разонравились. А.А.: Что это вдруг? Гена: Потому что я подумал, что лучшего названия, чем Республика Поэзия, мы с вами все равно не найдем! А.А.: Вот тебе и раз! Да при чем же тут поэзия? Ляпис, Козьма Прутков, Баян - разве они поэты? Гена: А кто же они, по-вашему?.. Нет, вы не смейтесь, я понимаю, конечно, что Никифор Ляпис - плохой поэт. Даже очень плохой, халтурщик... Но ведь поэт все-таки! Хороший или там плохой - это уже совсем другой вопрос. Инженер тоже может быть талантливый или бездарный. Но плохой инженер - тоже ведь инженер! А.А.: А в поэзии совсем иначе. Плохой поэт - попросту не поэт. Гена: А кто же он? А.А.: Ну... В лучшем случае - стихотворец. Или, как еще говорят, версификатор. Гена: А как же Козьма Прутков? Он, что ли, тоже не поэт? Да его книжка вот уже, наверно, лет сто как издается! И еще как - с портретом. Я сам видел... А.А.: Ты прав. Прутков бессмертен, и книга его издается даже больше, чем сто лет. Но ведь Пруткова никогда не существовало на свете. Он выдуман! Гена: Как не существовало? А портрет? А.А.: И портрет выдуман! Козьму Пруткова, важного чиновника, пишущего скверные стихи и тем не менее считающего себя гением, создали в пятидесятых годах прошлого века несколько литераторов: братья Жемчужниковы и замечательный русский поэт Алексей Константинович Толстой. Гена: А зачем? А.А.: Затем, чтобы высмеять то, что им не нравилось в тогдашней литературе: пошлость, бессмыслицу, казенщину, отрыв от реальной жизни... Я вижу, Геночка, не миновать нам с тобой еще одного, повторного путешествия в те же края, Гена: (в ужасе). Это что же? Опять стихами разговаривать? А.А.: На этот раз можно и не стихами. Перевыборы короля поэтов уже прошли. А кроме того, в этой области Страны Литературии живут не только стихоплеты. Некоторые из ее обитателей пишут прозу. Гена: Ну, если не обязательно говорить стихами, тогда ладно! Тогда я согласен. Давайте поедем... Улица в Эпигонии. Она представляет собой пестрое смешение самых различных архитектурных стилей. Тут и ложноклассические здания с колоннами, и более скромные, мещанские домики с занавесочками, канарейками, геранью, фикусами. И все же есть в этой пестроте нечто общее: какой бы стиль ни являло собой то или иное здание, этот стиль доведен в нем до самого предельного, самого уродливого своего выражения. Гена и Архип Архипович бредут по этой странной улице, и как ни в чем не бывало продолжают свой разговор. А.А.: Да ты не горячись! Я ведь не спорю с тобой, Козьма Прутков и в самом деле бессмертен. Но то-то и оно, что бессмертен он вовсе не как поэт! Гена: А как кто же? А.А.: Как насмешка над плохим поэтом! Вернее, над плохими поэтами. Навстречу нашим героям движется какая-то странная фигура. Это чопорный человек в темных очках. Несмотря на ясный солнечный день, он в калошах, с зонтиком. На нем - длинное глухое пальто, застегнутое на все пуговицы. Воротник поднят. Совершенно неожиданно для наших героев этот странный прохожий вмешивается в их разговор. Прохожий (еще издали тыча в профессора зонтиком). Стыдно вам, милостивый государь! Да-с! Стыдно вводить в заблуждение юношество! Гена: (вполголоса). Архип Архипыч, это еще что за тип? А.А.: (так же). Неужели ты не узнаешь его, Геночка?.. Здравствуйте, господин Беликов! Беликов (сухо). Честь имею. Гена: А, вот это кто! Беликов! Чеховский человек в футляре! А.А.: Не соблаговолите ли вы объяснить нам, что побудило вас принять участие в нашем разговоре? Беликов Извольте-с! Я вмешался, дабы указать вам на недопустимость вашего поведения. Да-с! На легкомыслие, совершенно неприличное для воспитателя юношества. А.А.: Вот как? И в чем же оно проявилось, это мое легкомыслие? Беликов Вы изволили сейчас сказать этому молодому человеку, что господин Прутков - не поэт. А.А.: Да, именно это я и сказал. Вы поняли меня совершенно правильно. Беликов (в ужасе). Тсс! Опомнитесь! Что вы такое говорите?! Нас могут услышать! А.А.: А нас и так слушают по радио - и, надеюсь, слушают многие. Почему вас это так пугает? Даже если бы я был не прав, что в этом ужасного? Вот вы сейчас докажете всем, что я ошибаюсь - и дело с концом. Беликов Так-то оно, конечно, так, да как бы, знаете, чего не вышло! А.А.: Помилуйте, что же из этого может выйти? Беликов Если мы с вами, взрослые люди, станем спорить друг с другом, то что же тогда остается делать ученикам? Им остается только ходить на головах! Господин Прутков - Директор Пробирной Палаты, лицо в высшей степени уважаемое, а вы о нем так непочтительно... Как старший товарищ, я считаю своим долгом предостеречь вас. Да и почему вы решили, что господин Прутков не поэт? Как же он не поэт, ежели стихи пишет? Кто же он тогда, по-вашему? А.А.: А вы уверены, что всякий пишущий стихи имеет право называться поэтом? Беликов Да какие же еще могут быть суждения на сей счет? Древние греки, изучению коих я посвятил свою жизнь, понимали под словом "поэзия" именно стихотворные произведения. И всякое человека, умеющего сочинять стихи, именовали поэтом. Гена: Слышите, Архип Архипыч? Я ведь вам то же самое говорил! А.А.: Поздравляю, Гена, ты нашел себе достойного союзника! Гена: (смущенно). А что? Он ведь все-таки учитель гимназии. Он, наверно, про это знает. Разве он неправильно про древних греков сказал? А.А.: Про греков-то все правильно. У них поначалу все так и было. Но, насколько я понимаю, Козьма Прутков - не древний грек. Впрочем, не о том речь... Итак, господин Беликов, вы считаете, что и поныне всякий человек, умеющий сочинять стихи, может быть удостоен высокого звания поэта? Беликов Разумеется! Ибо согласно циркуляру, гласящему... А.А.: Извините, что я вас прерываю. Бог с ним, с циркуляром... Я вижу, к нам приближается один весьма известный в здешних местах стихотворец. Давайте я вас с ним познакомлю. Он почитает нам свои стихи, а вы дадите заключение, можно ли его назвать поэтом. Беликов Извольте. Я только не знаю, смею ли я взять на себя такую ответственность. Как бы, знаете, чего не вышло... Дойдет до директора, до попечителя... А.А.: Не беспокойтесь, мы им ничего не скажем... А вот и наш стихотворец! В самом деле, пока Архип Архипович уговаривал Беликова, к ним приблизился человек странного, если не сказать нелепого вида. Он в сильно поношенном капитанском мундире, а на лице его выражение, увы, явного слабоумия. А.А.: Познакомьтесь, господа! Это господин Беликов. А это капитан Лебядкин. Прошу любить и жаловать. Беликов Простите, я недослышал... Как? Лебядкин? Лебядкин (с драматическим пафосом). Увы! Я, может быть, желал бы называться князем де Монбаром, а между тем я только Лебядкин - от лебедя... Я, может быть, желал бы называться Эрнестом, а между тем принужден носить грубое имя Игната... Игнат Лебядкин к вашим услугам. А.А.: Я полагаю, господин Беликов, вам знакомо это имя? Беликов Нет-с, не имел такой чести. А.А.: Вот как? Вы не знаете капитана Лебядкина, знаменитого персонажа Достоевского? Так, может, вы и Достоевского не читали? Беликов Осмелюсь заметить, я преподаю не российскую словесность, а древнегреческую. А.А.: Ну хорошо. Не знакомы, так познакомитесь... Господин Лебядкин, не прочтете ли вы нам что-нибудь? Ведь вы, насколько я знаю, занимаетесь поэзией? Лебядкин Я поэт, сударь! Поэт в душе! И мог бы получать тысячу рублей от издателя, а между тем принужден жить в бедности... Однако ж вы просили меня прочесть... Извольте, я прочту пиесу "Таракан". Это есть собственное мое сочинение. (Читает.) Жил на свете таракан, Таракан от детства, И потом попал в стакан, Полный мухоедства... Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Юпитеру закричали... А.А.: Благодарю вас капитан. Пока довольно.. Что скажете, господин Беликов? Каховы стихи? Беликов Недурно. Совсем недурно. Но есть одна погрешность. Последняя строка не укладывается в размер. Я бы посоветовал вам заменить Юпитера Зевсом. Ведь Зевс у древних греков то же, что у римлян Юпитер. Так что смысл никоим образом не пострадает. А стихи станут гораздо благозвучнее. Поверьте, в этом я понимаю более, чем кто-либо иной. О, если б вы только знали, как прекрасен, как звучен древнегреческий язык! (Наслаждаясь.) Ан-тро-пос!.. Лебядкин Как вы говорите? К Зевсу? (Читает.) Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Зевсу закричали... (Радостно.) В самом деле, так лучше! Гена: Архип Архипыч! Видите? Он все-таки кое-что понимает, этот Беликов! Стихи-то и правда получше стали. А.А.: Во всяком случае, они стали более гладкими. Лебядкин (Беликову). Я вижу, вы большой дока по этой части! Позволите ли прочитать вам еще одно мое сочинение? Беликов Что ж, читайте. Лебядкин (с пафосом). О, как мила она, Елизавета Тушина! Когда с родственником на дамском седле летает, А локон ее с ветрами играет Или когда с матерью в церкви падает ниц, И зрится румянец благоговейных лиц! Ну, каково? Гена: (после паузы). Это и не стихи вовсе. Ни складу, ни ладу... А.А.: Да, боюсь, что тут и сам господин Беликов не сможет ничего присоветовать. Беликов Это отчего ж-с? А.А.: Да оттого, что стихи непоправимо плохи. Беликов. Ошибаетесь. Их тоже можно поправить. То есть сам я навряд ли бы с этим справился. Но, по счастию, у меня имеется надежное руководство. Гена: Руководство? Какое еще руководство? Беликов А вот-с, не угодно ли взглянуть... Гена: Действительно, руководство... (Читает.) "Полная школа выучиться писать стихи. Сборник примеров и упражнений для самоизучения в самое короткое время и не больше как в пять уроков сделаться поэтом..." А.А.: Какая глупость. Беликов Как вы можете так говорить? Да еще при юноше! Вы человек уже пожилой, должны с осторожностью выбирать выражения, а вы так манкируете! Ох, как вы манкируете! А.А.: Да почему же я не могу назвать глупую книжку глупой? Беликов Потому что она разрешена к печати вышестоящим начальством как весьма полезное и ценное издание. Тут не просто теория, но практическое руководство. Вот-с, взгляните. Упражнение нумер один... А.А.: (читает). "Упражнение номеп один Пока поэта не требует Аполлон к жертве священной, Света суетного в заботах погружен он малодушно..." Гена: Ха-ха-ха! Вот это да! Это они Пушкина так изувечили! Беликов Остановитесь, молодой человек! В вашем возрасте весьма пагубно смеяться над печатным словом! Извольте лучше читать дальше. Гена: (читает). "Исправьте это умышленно искаженное пушкинское четверостишие: последнее слово 1-й строчки должно быть - "поэта", 2-й строчки - "Аполлон", 3-й-"света", 4-й - "погружен". А.А.: Послушайте, господин Беликов, неужели вы верите, что эти дурацкие упражнения могут научить человека быть поэтом? Беликов А вот сейчас я на основании этого руководства преподам господину Лебядкину один наглядный урок, и вы сам тотчас в этом убедитесь! А.А.: Ну-ка, ну-ка, попробуйте! Беликов Господин Лебядкин! Сделаемте такой опыт. Подсчитайте, сколько слогов имеется в каждой строчке вашего стихотворения... Лебядкин Слушаюсь! Только я буду читать, а уж вы, господа, сделайте милость, загибайте пальцы. А то мне одному, пожалуй, и не справиться... (Читает по слогам.) "О-как-ми-ла-о-на..." Гена: Шесть слогов! Лебядкин "Е-ли-за-ве-та-Ту-ши-на..." Гена: Восемь! Лебядкин "Ко-гда-с-род-ствен-ни-ком-на-дам-ском-сед-ле-ле-та-ет..." Гена: Четырнадцать! Лебядкин "А-ло-кон-е-„-свет-ра-ми-иг-ра-ет..." Гена: Одиннадцать! Беликов Вот видите! Шесть, восемь, четырнадцать и одиннадцать! А ежели вы хотите, чтобы ваши стихи были столь же благозвучны, как древнегреческие гекзаметры, вы должны следить, дабы в рифмующихся строчках было одинаковое количество слогов... Лебядкин (потрясение). Ишь ты... А как же это сделать? А.А.: Ну, это очень просто. Выбросьте лишние слова - и все. А те, что не влезают в размер, замените другими. Лебядкин ..Легко сказать! А.А.: Да нет, и сделать легко. Ну вот хотя бы так: О боже, как мила она, Елизавета Тушина, Когда в седле своем летает, А локон с ветерком играет Иль в церкви упадает ниц Среди благоговейных лиц... Гена: "0-бо-же-как-ми-ла-о-на..." Восемь! "Е-ли-за-ве-та-Ту-ши-на". Тоже восемь! "Ког-да-в-се-дле-сво-емле-та-ет..." Девять! "А-ло-кон-с-ве-тер-ком-иг-ра-ет..." И тут девять!.. Архип Архипыч! Почему ж вы тогда сказали, что эта книжка дурацкая? А.А.: Потому, что так оно и есть. Гена: Но вот же вы сами сейчас сделали все так, как в ней написано, и стихи сразу стали в тысячу раз лучше! А.А.: Нет, Геночка! Это тебе только кажется. Я ведь уже говорил, что стихи стали не лучше, а глаже. Ну, более складными, что ли... А ведь ты, по-моему, еще в прошлом нашем путешествии убедился, что складные вирши - это еще далеко не стихи, а тем более - не поэзия... Гена: Ну да, надо еще, чтобы смысл был... А.А.: И не только смысл... Гена: А чего еще? А.А.: Очень часто бывает, что в стихотворении и размер соблюден, и рифма на месте, и даже смысл есть, а поэзия в нем; как говорится, и не ночевала... К нашим героям приближается еще одна, тоже весьма своеобразная, фигура. Это человек с довольно благообразной внешностью, традиционной для русского интеллигента начала века: "чеховская" бородка, пенсне. Однако выглядит он более чем странно. Похоже, что он совершенно гол. Наготу его прикрывает только байковое одеяло. Из-под одеяла виднеются голые волосатые ноги. В руках - толстый том в роскошном золоченом переплете. Человек, завернутый в одеяло Я к вам пришел навеки поселиться! А.А.: А, Васисуалий Андреевич! Вы как нельзя более кстати! Гена: Архип Архипыч, кто это? Странный какой! Почему он без штанов? И в одеяло завернут! Беликов Я полагаю, это не одеяло, а древняя тога. А.А.: Да нет, именно одеяло. Но вот то, что ты его, Геночка, не узнал, это для меня удивительно. Э

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору