к метехской охраны все знает, невидимые уши имеет, даже о сегодняшнем тайном совещании у Шадимана, даже о намерении персидских послов вывезти из Тбилиси не только послание от царицы к Тинатин. Да, Шадиман в силе, лучше азнауру уехать из Метехи. Осторожным стал? Поэтому в щель пролезает? Азнауру беречься необходимо, узнает Газнели, гордый князь... А если Дато хочет видеть своего друга мужем Русудан, пусть крепко хранит тайну круглой башни...
     Дато с утра сумрачен. Кроме гранатовых губ Хорешани, азнаура удерживал в Метехи долг.
     Шадиман решил отправить Нестан к Тинатин, но азнаур отменил решение "змеиного" князя, мрачно обдумывая последний удар.
     Баака тоже хмурился: опять малый совет... Очень тетива натянута, куда стрела полетит... нехорошо кончится. Что? Посмотреть царский совет? Получил право? Эх, друг... Хорошо, возьму тебя вход охранять.

***

     Шадиман осторожно расправил согнувшийся лист лимонного дерева. Он достал кусочек бархата и смахнул пыль с листьев. Отодвинул вправо, потом чуть влево и, взяв из рук чубукчи кувшин, обильно полил водой. Уходу за любимым деревом он посвящал весь свой небольшой досуг от больших и малых забот. Вдруг он нахмурился, крупными шагами приблизился к черным коням, охраняющим шаха.
     Передвинув на квадратной доске белую башню, побарабанил сухими пальцами по блестящему восьмиугольнику полированного столика и опустился на тахту.
     Последние события все больше перепутывали обдуманные ходы.
     "Распутать невозможно, необходимо разрубить... Историю с изъятием азнаурских земель следует отнести к временной неудаче и заняться не менее важным делом. Взбесившегося влюбленного удалось убедить, что дальнейшее присутствие Нестан в Метехи небезопасно для Луарсаба. Изгнать Нестан, отправить к Астан, в Гурию, Одиши... Легко сказать - отправить! Луарсаб уже раз не допустил, и потом невозможно отправить в Имерети, особенно в Гурию. Едва переступит границу, светлейшие раскроют убийство Орбелиани. Наверное, заступятся, потребуют вернуть имение. Да, лучше в Исфахан, как сначала решили.
     Купцы за Нестан богатый калым дают, для сына Караджугай-хана повезут. Можно..."
     Шадиман встал, надел шашку, снял белой башней черного коня и позвал телохранителя.

***

     На малый совет собрались только приближенные. По некоторым соображениям приглашена и Мариам.
     Начальник замка доложил о порядке празднования дня рождения царя: утром церковь, потом раздача нищим папах, прием просьб, потом преподношение княгиням египетских благовоний, потом прием подарков, легкая еда, двойной турнир витязей и трехдневный пир у фонтана.
     Быстро решили воздержаться от продажи шелка из личных имений Мариам, до съезда купцов больших стран.
     Менее охотно уважили просьбу отца Евстафия возвести церковь на подъеме у Высоких ворот.
     Шадиман передал просьбу Цицишвили о посылке к Куркутскому броду второй горийской дружины. Георгий X внезапно вспылил:
     - Допустил глехи и амкаров княжеским делом заниматься, мдиванбегов из них сделал, а из дружинников военный совет хочет создать?
     Тайные лазутчики Шадимана неустанно доносили царю о  самовольных действиях Саакадзе на Куркутском броде.
     Саакадзе действительно решил  воспользоваться наплывом амкаров  и крестьян из княжеских замков и под предлогом обуздания борчалинцев, не прекращающих набеги на картлийскую сторону, создал народный суд. Георгий знал - поступок смелый, но когда-нибудь надо начать. Ему удалось убедить Цицишвили, что только такой способ расправы с борчалинцами не обострит отношения с Али-Баиндуром, назначенным шахом Аббасом начальником Агджа-Калы. Но втайне Саакадзе рассчитывал на другое: крестьяне вернутся домой и разговорами об отношении азнауров к народу всколыхнут застывшие мысли, амкары разнесут эту весть по майдану, а азнауры почуствуют сладость власти. Первый удар по феодалам Саакадзе рассчитал верно.
     Но не менее важно было пресечь вражеские действия Ирана, ставившие под угрозу восточные территории Грузии. И Саакадзе путем мудрой политики щедрых преподношений удалось убедить Али-Баиндур-хана относиться спокойно к суровым мерам картлийцев против борчалу.
     Так Саакадзе в  кратчайший срок воздвигнул стены новой крепости Ахал-Агджа-Кала и укрепил картлийскую границу, но Георгий X, обуреваемый мелкими страстями, видел во всем этом только самовластие Саакадзе.
     И он приказал Бартому прочитать письмо Тинатин.
     Царица вынула платочек...

     "...Мой великий супруг шах Аббас очень добр ко мне, но все же скучаю без любимой подруги Нестан. Очень прошу отпустить ко мне в гости..."

     Луарсаб удивленно оглядел присутствующих.
     - Странно, я тоже получил письмо и... про Нестан... "Мой нежный брат, береги Нестан. Когда думаю об участи одинокой княжны, сердце болит. Пусть при тебе вырастет и выйдет замуж за любимого."
     - Мой сын, не может Тинатин всем одинаково писать. Царь уже решил не огорчать Тинатин отказом. Одна, без близких живет.
     - Бартом, покажи письмо. Знаю, Тинатин не может так писать... В гости?.. А кто видел красивую девушку вернувшейся из персидского гарема?
     - Выходит,  дорогой Луарсаб,  тебя обманывают. Разве Нестан твоя собственность? - насмешливо спросил царь.
     - Отец, Нестан тобой обижена, не понимаю несправедливой суровости. Разве княжна непочтительна или зло таит? Я обещал Тинатин охранять Нестан, как сестру.
     - Позволь заметить, царевич, возраст твой не соответствует положению покровителя. В замке говорят: дочь врага пленила наследника. Пусть неправда, но Нестан должна на время покинуть страну.
     - Шадиман, в этом ты всегда против меня. Никто не может пленить хрусталь, я только шучу со всеми... Если это плохо, зачем царица позволяет?
     - Царица? Да, да, по своей слабости много лишнего позволяет, а Нестан...
     - В Иран не поедет...
     - Опомнись, мой высокий воспитанник, с царем говоришь! Посмотри, еще не выросла Нестан, уже смуту в Метехи сеет. Да, теперь поздно перерешать, царь дал согласие, купцы княжну доставят в Исфахан.
     Сш... сссс... ух... фс... фссс...
     Все недоуменно повернули головы.
     У дверей, закатав рукав, Дато усердно чистил надетый на левую руку браслет. Будто не замечая удивленных взглядов, азнаур с увлечением вертел, вытягивал руку, щурился, встряхивал платок, усиленно дул и внимательно рассматривал оправу камней.
     Царица побледнела, четки беспомощно упали на ковер.
     Изумленный царь вонзил глаза в Дато... Где видел этот браслет? Да, да, мой подарок Мариам... Мариам... Почему темнее ночи стала? Как попал браслет к ностевскому азнауру? Неужели от Мариам получил?
     Первым опомнился начальник замка.
     - Азнаур, ты, вероятно, ума лишился, если при царе чистишься, подобно коню.
     - Откуда у тебя браслет? - исступленно закричал Георгий X.
     Начальник замка поспешил напомнить о браслете, подаренном царицей азнауру за хорошие вести о триалетской битве.
     - Да, великий царь, в первый раз я его от царицы получил, а во второй... браслет оказался волшебным...
     - Дерзкий азнаур, говори прямо или сгниешь в подземелье.
     - Великий царь, я уже сказал - браслет волшебный и... выведет из подземелья, даже из метехского, невредимым.
     Царь затрясся, метнул полный злорадства взгляд на полуживую Мариам, на сумрачного Баака, оглядел недоумевающий зал и задержал глаза на Луарсабе.
     - Говори, все говори, азнаур, князем будешь, а за молчание раскаленным железом угощу!
     Шадиман поспешно наклонился к телохранителю, и тот змеей выскользнул за дверь. Затем он шепотом напомнил царю о присутствии Луарсаба.
     - Очевидно, азнаур о царице нехорошее знает, совсем помертвела...
     Луарсаб,  выслушав приказание,  пожал плечами и порывисто вышел. Обезумевшая Мариам оглядела знакомые лица. Шадиман предал... Она сдавленно простонала.
     - Баака, Баака...
     Херхеулидзе тяжело опустил руку на плечо Дато:
     - Азнаур, ты осмелился быть непочтительным в присутствии царя... Стража, запереть безрассудного в башню и никого не пропускать...
     - Кто, кроме меня, смеет распоряжаться? - загремел Георгий X.
     Из раздвинутых стен, из оживших фресок, из-за висящих ковров, из глубины ниш молниеносно с обнаженными саблями выскочили рослые телохранители и острым кольцом сковали зал.
     - Великий царь, персидские послы более двух часов дожидаются, очень торопятся,  просят выслушать, - прорвался сквозь кольцо телохранитель Шадимана.
     - Пусть хоть два года дожидаются... Говори, азнаур.
     - Царь, послов необходимо отпустить, шах Аббас за оскорбление может принять, азнаура пока в башне замкну...
     - Царь царей, если князь Херхеулидзе охраняет, азнаур не сбежит... Персидских послов опасно задерживать...
     Шадиман совсем склонился к царю:
     - Завтра при знатных свидетелях допросим... Царица должна в монастырь уйти... Сведения имею: Русудан она запретила Метехи посещать, при всех унизила за внимание к тебе... Долго княжна болела, теперь назло решила за Саакадзе выйти, но всегда говорила: за царя Георгия жизнь отдать не жаль. Завтра при князьях выясним поступки царицы, пусть Нугзар княжне расскажет.
     - Шадиман, первым дидебули сделаю... Да, да, давно с тобой следовало посоветоваться. Баака, хорошо спрячь азнаура, завтра допросим... Царицу в молельню проводи... стражу поставь...

***

     Дато кинулся навстречу вошедшему князю, но Баака холодно отстранился:
     - Ты арестован, азнаур, и... нехорошо арестован... Зачем со мной не посоветовался?..
     Дато очнулся, спокойно оглядел знакомые покои.
     - Ты арестован, азнаур, и нехорошо арестован, - мрачно повторил Баака.
     Дато пожал плечами и, небрежно вручив начальнику метехской стражи оружие, поинтересовался, осведомлен ли Баака о разрешении царя отобрать азнаурские земли, уничтожить полководца азнауров и о твердом решении азнаура Дато предвосхитить план Шадимана и уничтожить "змеиного" князя, тоже "полководца". Откуда узнал? Начальник замка на совещании присутствовал...
     Баака, скрывая невольную улыбку, отвернулся и грустно опустил голову. Он всегда честно исполнял долг, но тяжелее ему никогда не было. Он привязался к Дато, сына родного не мог бы больше любить, но Мариам до смерти останется царицей.
     Дато удивился: он не хотел предать царицу, подземелье готовил для Шадимана, только ему нужна была свобода и смерть Орбелиани. Браслет от радости царица подарила, а Шадиман от хитрости украл... Зачем такую охрану князь поставил? Разве Дато способен убежать?
     - Многого, дорогой, не понимаешь... Плохую услугу Саакадзе хочешь оказать...
     - Знаю, Хорешани рассказала. Думаешь, Русудан изменит? Саакадзе не знаешь: чьей душой завладел, на всю жизнь его будет... Прошу, отпусти охрану, неудобно людей беспокоить...
     - Дато, первый раз вместо нужного слова камень на языке держу. Знай - судьба сегодня меч обнажила. Здесь жизнь твоя в безопасности. Покои царя тоже тройной охраной окружил. Посмотрим, чей рок... Но если ночь пройдет спокойно, то утром ничего не сможешь царю рассказать. Всегда долг исполняю, как бы тяжело ни было... утром тюремщик тебе язык отрежет.
     Дато смертельно побледнел. Он вспомнил рослого Киазо, невнятное мычание перекошенного рта и тонкий сучок, запутавшийся в его густых волосах. Тяжело помолчали. Дато подошел к стене, снял дамасский клинок, спрятав в куладжу, остановился перед мрачным Баака.
     - Добрый друг, благодарю за предупреждение, но, может, ночь не пройдет спокойно... А если... избавлю тебя от тяжести... Дато сам вонзит клинок в свое сердце, позорить не позволит... Исполни последнюю просьбу, пусти к Шадиману, я должен поговорить...
     - Что?! Дорогой Дато, так еще надежду имею, а от Шадимана мертвым вынесут, такой случай князь не упустит.
     - Ошибаешься,  Баака,  Шадиман слишком умен.  Хочешь жизнь друга сохранить, положи в покоях князя спать.
     - Зачем Шадиман необходим?
     - Если утром Хорешани лишусь, азнаурскому союзу услугу хочу оказать. Только один, без стражи пойду.

***

     Но наедине с собою Шадиман не был так спокоен, как в присутствии других. Морщины перечеркнули лоб, переносицу прорезала глубокая складка, от быстрой ходьбы выхоленная борода металась в беспорядке.
     Шадиман закрыл и снова открыл глаза - не бредит ли он? Или острые мысли разжигают воображение? Но нет, перед ним - живой безумец.
     Дато спокойно спросил, не подслушивают ли здесь.
     Шадиман расхохотался.
     - Говори,  азнаур,  у тебя сегодня хорошо выходит,  а если кто подслушивает или необдуманно развязывает тесьму, "змеиный" князь умеет завязывать язык...
     - Это у тебя хорошо выходит, в Абхазети видел...
     - А не думаешь, что больше ничего не придется увидеть?
     - Если и думаю, то без помощи "змеиного" князя, - простодушно бросил Дато. - Баака не хотел пускать, я убедил: у тебя целее, чем под стражей Баака буду.
     Шадиман пристально смотрел на Дато: откуда столько ума? Да, плохо, если азнауры много думать начнут.
     - Раньше хочу предупредить: о земле азнауров не печалься, все равно князьям не отдадим, а будете домогаться, плохо кончится, умеем не хуже вас свою землю защищать.
     - Если так сильны, почему говорить пришел?
     - Говорить необходимо... Зачем лисицами ходить, лучше сразу зубы барсов показать. Так, князь, воспретишь князьям до конца года перед царем об азнаурах беспокоиться. Срок небольшой, можно потерпеть, а нам год необходим: укрепимся, тогда начнем разговаривать.
     - Одно думаю: дурак ты или меня за такого принимаешь? - изумился Шадиман.
     - Если бы такое думал, открыто бы не говорил, если бы сам дураком был, такое бы не придумал... Потому и сойдемся. Знаю твои мысли! Узнай и ты мои... Если сегодня буду убит, завтра царю все будет известно. Орбелиани подробное описание пути от молельни царицы до Абхазети оставил... Как думаешь, Орбелиани любимую дочь без защиты бросил? Еще одиннадцать азнауров осведомлены. Меня убьешь, царь узнает, остальных убьешь - у верного человека письмо держим. Конечно, царь тоже может умереть, но... и Луарсабу многое не будет приятно... Итак, Шадиман, ты год об азнаурах не заботься, Нестан живая, запомни, а не отравленная, останется в Метехи до замужества... остальное твое дело, ни по одному царю, как и по князю, народ особенно не убивался.
     - Азнаур, думаешь, что говоришь?
     - Ты, князь, думаешь, а я говорю, но... - Дато передвинул на квадрат черного коня... - Даже мой конь не узнает об этом разговоре.
     - А если князем сделаю, большое поместье получишь, перейдешь к нам?
     - Нет, не хочу тебя обременять сто первой заботой.
     - Значит, война между нами?
     - Через год, князь... Пойду, Баака ждет... Сегодня тройную охрану у царя ставит... Желаю тебе удачно закончить игру в "сто забот".
     Долго, словно остолбенев, стоял Шадиман, не в силах подавить изумление и невольное восхищение.
     Вскоре он решительно направился к начальнику замка,  где князья обсуждали двойное состязание витязей в честь именин царя,  но мысли перенеслись в книгохранилище, где Шадиман некогда усиленно изучал персидские рукописи.
     В полночь через "пустыню тринадцати сирийских отцов" проскользнула чья-то зловещая тень...
     Наутро Георгия X нашли на ложе мертвым. На синих губах застыла кровавая пена...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

     Надрывались колокола. Усиленные царские дружины растянулись от иранской и турецкой границ до крепостных стен Мцхетского собора.
     Саакадзе окружил замки Андукапара и Баграта копьями азнаурских дружин.
     Шадиман не только сдержал слово год не преследовать азнауров, но, убежденный, что это лучший способ предотвратить поползновение светлейших к перевороту, поручил Саакадзе на время погребения Георгия X и коронации Луарсаба II охрану опасных дорог.
     Надрывались колокола. Протяжный звон сливался с воплями и стенаниями. В черных балахонах, перетянутых грубыми черными поясами, с распущенными волосами окружали черный гроб сто сорок плакальщиц.
     Мариам, в черном бархате, с распущенными волосами, надменно выпрямилась у изголовья. Чинно стояли князья. Шептались княгини.
     - Много цхиретского выпил. Сердце обжег.
     - Плохое известие получил...
     Шептались о лиловых пятнах, признаке индусского яда, шептались о многом, украдкой оглядываясь на соседей.
     По всей Картли перекатывался стон. Георгий X был не лучше многих царей, но народ к нему привык, а смена пугала неизвестностью.
     Надрывались колокола, провожая Георгия X в лучший мир. Надрывались колокола, звонко встречая Луарсаба II, под защитой войска благополучно взошедшего на престол Багратидов.

***

     Мариам, позабыв неоценимые услуги Баака, на другой же день после погребения Георгия X  поспешила упрекнуть его в  неосторожности и с негодованием изгнала из Метехи дерзкого плебея Дато. Не менее круто намеревалась она поступить и с Саакадзе, но неожиданно для Шадимана наткнулась на упрямство Луарсаба. Даже жалоба князей не помогла. Помня осторожный совет Баака, молодой царь ограничился требованием к Саакадзе прекратить прием азнаурами беглых крестьян и не вступать в неравную борьбу с князьями.
     - Но, великий царь, - оправдывался Саакадзе, - разве я сам зову? Пусть князья найдут способ удерживать народ... Почему царские не бегут?
     Саакадзе скрыл, что союз азнауров решил ни под каким видом не принимать царских крестьян.
     - Георгий, отец очень ценил героя последней войны, мне бы тоже хотелось сохранить к тебе расположение, но постоянная вражда с преданным трону Багратидов князем может повредить даже светлейшим. Найди способ примириться с Шадиманом... Скоро женишься?
     - Хотел скоро, и Русудан не против, но княгиня Нато ждет, когда князем приеду... Царь Георгий мне давно обещал...
     Луарсаб смутился. Он уже говорил, но Шадиман и царица доказывали, что опасно сейчас возбуждать неудовольствие князей, враждебно настроенных к Саакадзе. Царица злорадно добавила: "Русудан всего восемнадцать лет, пусть еще подождет".
     Луарсаб смутно догадывался о причине ненависти к Русудан и деликатно избегал скользкой темы.
     - Есть препятствие, Георгий, почему сейчас не могу исполнить обещанное отцом, но даю слово при первом случае...
     Саакадзе понял - на время лучше удалиться из Тбилиси. Холодность Шадимана, явное пренебрежение царицы, безразличие Луарсаба ничего хорошего не предвещали. Он попросил царя отпустить его в Носте наладить хозяйство и, легко получив согласие, выехал из Тбилиси.

***

     Окруженный высокой каменной стеной, над зеленым лесом возвышался замок - крепость азнаура Саакадзе. На базарной площади новая аспарези, вокруг замка блестят двухэтажные дома с веселыми балконами. Общественные сараи, шерстопрядильни, ткацкая, роща наполнены радостными голосами. Здесь каждому предоставлялась возможность расширить свое хозяйство, здесь уже никто не боялся набегов.
     Носте также обнесено высокой каменной стеной, усеянной сторожевыми башнями. Расширение владений требовало увеличения дружин, но положение в Метехи обязывало к большой осторожности, и беглых крестьян принимали тайно, только из далеких княжеств и ни в каких случаях из царских деревень.
     Большое стечение народа вынудило Саакадзе строить новое даба за стенами Носте. Расширение владений не укрылось от зорких княжеских лазутчиков, и в Метехи вновь потекли жалобы. Но Шадиман, помня об уговоре с азнауром Дато, откладывал расправу с дерзкими плебеями. Саакадзе спешил использовать данный год.
     Всеми способами пуская в ход шахаббасовское золото, доводы, красноречие и обещания, он привлекал в союз мелкоземельное азнаурство. Знакомясь и сближаясь, азнауры все больше подпадали под влияние властного предводителя.

***

     Стояла полуденная тишина. Носте тонуло в густой листве, чуть тронутой желтизной. На дальних пажитях шумно оканчивались полевые работы. На улочках монотонно поскрипывали арбы, доверху наполненные душистым сеном. Буйволы нехотя передвигали мохнатые ноги.
     Через колючие изгороди перевешивались грузные ветви, покачивая тяжелые плод