и пятнами пылающих факелов. В черных изгибах улиц кружились фантастические толпы. Кабаньи морды скалили острые клыки на ощетинившихся волков, ловкими прыжками барс сбивал с ног рогатого оленя, зайцы с испуганно выкаченными глазами вели на цепи яростно рычащую пантеру. Крылатые кони наскакивали на кривляющихся обезьян, бурый медведь, рыча, дергал за хвост воющих чертей. Двугорбый верблюд нежно прижимался к пятнистой корове, лающая собака и мяукающая кошка вели под руку кричащего осла, лев, обнявшись с ягненком, изображали влюбленных, лисицы, виляя хвостом, шныряли между гиенами.
     Под исступленный визг зурны, раскатистые удары барабанов, звон дайры в прыгающих языках факелов раскачивались, плясали, пели, кричали, прощая шутки и вольности.
     Ошеломленные ностевцы сначала,  тесно обнявшись,  неслись вперед, увлекаемые уличным потоком, но, быстро освоившись, приняли живейшее участие в безудержном веселье.
     У аспарези, в глубине темной калитки, таинственно скрылись Гиви и Даутбек. Дато, воспламененный песнями женщин, быстро взобравшись по ковру на крышу, понесся в бешеном танце, обжигая дыханием свою случайную подругу.
     Саакадзе уже не раз приходилось встречаться с  Али-Баиндуром на тбилисском майдане и в лавке прозорливого уста-баши Сиуша, и они с первых же встреч оценили друг друга. "Нельзя выпускать этого азнаура из поля зрения", - решил Али-Баиндур,  поднимая "за дружбу" наполненный рог. "Придется неустанно следить за этим скользким хитрецом", - решил Георгий, опустошая "за дружбу" пенящийся рог.
     И сейчас, дружески обнявшись, они развлекались выдергиванием у пищавшей лисицы хвоста. Ростом, Сандро и Пануш качали дико воющего черта.
     Димитрий, увлеченный обезьянами, хохотал на всю улицу, но радость испортил кусок яблока, запущенный в него облезлой коровой: Рассердившись, Димитрий отпустил увесистую пощечину неучтивому животному, но корова не преминула боднуть его в бок.
     Под мяуканье и рычание разгорелся поединок. Крик Ростома и Сандро, звавших Димитрия, тонул в общем исступлении и ярости Димитрия.
     На плоской крыше, в кругу разодетых женщин, Дато оборвал танец и впился острым взглядом в стройного чубукчи,  кичившегося придворной одеждой. Окружающие восторгались чубукчи, искусно подражавшим женскому голосу... Заметив пристальный взгляд Кавтарадзе, чубукчи проворно сполз с крыши. Дато змеей скользнул за ним.
     Напрасно подбежавшие Ростом и Сандро старались разнять сильные пальцы.
     - Задушу! - неистово кричал Дато. - Проклятый вор, лучше отдай браслет, я узнал твой липкий голос. Презренный, ты позавидовал подарку царицы, ты заманил меня в компанию разбойников... за...
     Сандро, усмехнувшись, на ухо посоветовал Дато, во избежание больших неприятностей, оставить в покое любимого слугу князя Шадимана, тем более, что настало время возвратиться в замок.
     Дато,  с  презрением плюнув в  лицо  чубукчи,  стал ожесточенно протискиваться с друзьями сквозь кривляющиеся маски.
     В комнате азнауров их встретили уже собравшиеся ностевцы. Отсутствовал только Димитрий. Взволнованные друзья решили отправиться на поиски, но вдруг дверь широко распахнулась, порывисто влетел Димитрий. На нем клочьями висела изодранная одежда.
     Азнауры остолбенели.
     Оглушительный удар серебряного колокола привел друзей в еще большее замешательство. Дато с проклятием помчался к Баака выпрашивать "ишачьей голове" новую одежду.
     Вскоре ностевские азнауры под уверенным предводительством Саакадзе поднимались по изменчивой лестнице Метехского замка к политическим победам и военной славе.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Гульшари, дочь Баграта светлейшего, вплетая серебряные ленты в черные косы, ласково смотрела на свое отражение в венецианском зеркале... Как она прекрасна! Она восхищает старых князей и туманит головы молодым.
     Лишившись матери, Гульшари, как светлейшая княжна, уже год жила в Метехи под  покровительством царицы.  Четырнадцатая весна  всколыхнула монотонную жизнь девочки. Вслушиваясь в разговоры придворных, она рано научилась скрывать чуства и познала власть красоты.
     Гульшари улыбнулась загадочному стеклу. Изящный Луарсаб с некоторого времени не скупился на приятные слова и даже несколько раз ее поцеловал у Розовой беседки, но наследнику только четырнадцать лет, что за толк в пустых поцелуях?
     В глубине стекла качнулся Андукапар... Что ж, он первый пригласил ее на тваладский танец, и она вызвала восторг и восхищение князей своей гибкостью и красотой. Молодежь бросилась к ней, оставив Хорешани, Тасо и других княжен.
     Гульшари надменно откинула косу.
     Под окном нетерпеливо фыркал белоснежный конь.
     Да, Андукапар первый оценил ее. Правда, Андукапар не красавец, пожалуй, слишком высок и худощав, но у князя сильные руки и властные глаза, потом он дружит с отцом и братом...  Смешной Луарсаб,  ревнует, грозит убить соперников, но ему только четырнадцать лет.

***

     - Княжна, ты сейчас похожа на уставшее солнце. С печалью думаю о твоем отъезде. Да, да, Метехи погрузится в темноту.
     - Странно говоришь, царь, точно ты не женат...
     - Женат, потому и говорю странно. Иначе повел бы прекрасную Русудан к трону... Да, да, одна Русудан живет в мыслях царя. Подумай, княжна... Знаю, почему не выходишь замуж... Правда, ты не совсем спокойна ко мне?
     - Царь, перед тобою дочь Нугзара. Княжна Эристави может быть только женою... но ты слишком слаб, и Русудан подумает о более сильном муже.
     Разгневанная Русудан распахнула дверь и столкнулась с Магаладзе. Нино скромно опустила глаза и преувеличенно поспешно покинула зал. Смущенный царь посмотрел ей вслед.
     "Теперь непременно сдерет имение... Хорошо, Носте пристроил, а то бы выклянчила..."
     Старый князь Амилахвари выразительно посмотрел на сына. Тот ответил ему понимающим взглядом и поинтересовался, не приснился ли Шадиману союз трех могущественных князей иранской ориентации - Эристави Ксанского, Эристави Арагвского и Мухран-батони, и если приснился, то не думает ли уважаемый Шадиман посоветовать князьям скрепить этот  союз замечательным браком племянника  отважного  Эристави  Ксанского  на  племяннице  отважного Мухран-батони.
     Глоток сладкого цхинвальского уксусом царапнул горло Шадимана. Но он снова любезно наполнил три чаши янтарным вином и спросил Андукапара, не ждет ли Андукапар помощи его, Шадимана, в выборе свадебного подарка.
     Молодой и старый Амилахвари многозначительно переглянулись, и Андукапар решил открыть забрало.
     Он  обрисовал Шадиману опасность объединения трех  могущественных княжеств, которое станет по силе равным царской власти. При таком положении царь будет только исполнителем воли трех князей. Андукапар отодвинул чашу и, выжидательно помолчав, предложил противопоставить силу силе и образовать союз турецкой ориентации из трех не менее могущественных гербов: светлейшего Баграта, Амилахвари и Шадимана; тем более, что все три владения находятся вблизи иранской границы и ряд укреплений против Ирана даст им перевес в борьбе с другим союзом.
     При таком положении можно вынудить царя пойти на союз с Турцией. Андукапар таинственно добавил, что султан обещает князьям большие выгоды за окончательный поворот Картли к Стамбулу.
     Этот союз они также решили скрепить узами брака:  Андукапара и прекрасной Гульшари.
     Шадиман великолепно понимал всю выгодность предложенного Андукэларом союза. Правда, еще вчера он, Шадиман, решительно стоял за персидскую дружбу, и если бы не такой крутой поворот, то и сегодня бы утверждал, что солнце восходит со стороны Ирана.
     "Но и с этими друзьями необходима осторожность, - подумал Шадиман, - вот Амилахвари и Баграт собираются скрепить союз кровными узами, а он, Шадиман, в любую минуту может очутиться за крепостной стеной своего владения..." Молниеносно взвесив положение, Шадиман мягко положил руку на плечо Андукапара и напомнил о существующем обычае спрашивать согласия царя на брак, если княжна воспитывалась в царском замке, но царь сейчас едва ли согласится на объединение двух гербов. Ходят слухи - у царя для Гульшари уже приготовлен рыцарь. Встревоженные Амилахвари просили Шадимана похлопотать об этом браке у царицы, так неосторожно дарящей браслеты азнаурам.
     Заметив приподнявшуюся бровь Шадимана, Андукапар сообщил о ползущих по замку слухах, будто чубукчи Шадимана украл у гонца браслет...
     Шадиман несколько мгновений молчал, потом высокомерно ответил:
     - Если чубукчи вор, он получит должное наказание... Что же касается хлопот у царицы, то она за последнее время часто меня упрекает: "Чем заниматься чужими делами, подумай, Шадиман, о женихе для твоей сестры, княжны Марии".
     Амилахвари понял, на каких условиях можно объединиться с шадиманом, и с притворной радостью воскликнул:
     - Кто уступит другому честь породниться с мудрейшим Шадиманом? Прошу отдать княжну Марию в жены моему младшему сыну.
     Шадиман выразил готовность породниться с высокой фамилией и обещал поговорить с царицей о свадьбе двух сыновей Амилахвари.
     Довольные друг другом, они чокнулись, залпом осушили серебряные чаши и приступили к обсуждению совместных действий.

***

     Дверь отворилась, и юркий чубукчи ввел Саакадзе. Георгий споткнулся о ковер и чуть не вытянулся на вытканном олене. Пронзительный смех привел в себя Саакадзе, он смущенно поклонился царице.
     - Неустрашимый воин не должен робеть перед женщинами, - ободрила его Мариам.
     - Светлая  царица,  осыпанный  милостями  повелителя,  я  смущен незаслуженным вниманием, позволившим мне переступить высокий порог.
     Георгий преклонил колено, поцеловал край ленты царицы, встал и низко поклонился.
     - Азнаур, отмеченный царем, раньше всего должен научиться угождать женщинам, - сказала княгиня Цицишвили, - выбери себе покровительницу.
     - Конечно, любая за честь примет, - съязвила Астан. - Сколько времени стоишь, и ни одна княгиня не осчастливлена твоей благосклонностью.
     - Слова бессильны описать красоту звезд, но перед солнцем и звезды бледнеют. - Георгий снова низко поклонился царице.
     Дружный хохот встретил ответ Георгия.
     - Видно, какая-то неизвестная красавица уже многому научила "барса", - сквозь смех проговорила Цицишвили.
     - Успокойтесь, бедные азнауры не думают о красоте, иначе у них навоз оставался бы неубранным, - сказала Нино Магаладзе, брезгливо приподняв платье.
     - Разве царица пригласила отважного азнаура выслушивать оскорбления? - произнесла вошедшая Русудан.
     Княгини, не предвидя ничего хорошего от спора Магаладзе и Эристави, поспешно переменили разговор, посмеялись над неудачными похождениями князя Газнели, пошутили над Бартомом, уверявшим, будто в его кубке плавал раздетый черт.
     - Не смущайся, Георгий, шутки женщин - еще не поражение, - сказал Луарсаб, чтобы загладить неловкость Нино.
     - Как же не смущаться азнауру, впервые наступившему на царский ковер, но я уверена, что смелая Русудан поделится с отважным рыцарем изысканностью, - ехидно ответила Нино.
     - Правда, я не умею протирать ковры, но зато хорошо наступаю на врагов, и твои сыновья, княгиня, имели случай в этом убедиться... Большое спасибо, княжна, за добрые слова, ты, конечно, иначе не могла поступить, ведь на мне шашка доблестного Нугзара... Я действительно - барс, мой ковер - горные вершины, скалистые пропасти, мрачные леса, но если каждый воин должен иметь покровительницу, то с удовольствием покоряюсь... Не осмеливаясь просить царицу цариц, склоняю голову и оружие перед дочерью доблестного Нугзара, княжной Русудан.
     - С большой радостью принимаю тебя, Георгий, в число своих друзей, - просто сказала Русудан.
     Не ожидавшие от рядового азнаура такого красноречия, царица и княгини с нескрываемым изумлением смотрели на Георгия. Уже никто не решался над ним подсмеиваться, и все облегченно вздохнули, когда Луарсаб встал.
     - Суровому воину долго оставаться здесь нельзя, пусть княгини для веселья выберут другого рыцаря. Пойдем, Георгий, посмотришь мое оружие.
     Луарсаб изысканно поклонился княгиням и быстро направился к дверям. Не менее быстро Саакадэе поцеловал край ленты царицы, склонился перед Русудан и вышел за Луарсабом. Джавахишвили поспешила загладить неловкость.
     - Наш  проницательный царь не  мог  ошибиться,  осыпая милостями замечательного воина. Он подготовляет нового полководца для будущих битв... А мы, женщины, должны оказывать покровительство неустрашимым...
     - Уже оказано. Дальновидная Русудан, угождая царю и предчуствуя твою речь, княгиня, обласкала замечательного воина, - протянула Нино.
     Все промолчали.
     Царица, которую Нино осведомила о беседе Русудан с царем, едва владела собой. Задетая дерзостью неискушенного в придворных интригах Саакадзе, поставившего рядом с ее именем имя Русудан, царица саркастически сказала:
     - Русудан должна быть польщена, она мечтает о необыкновенном муже, а годы проходят, и что-то не слышно о желающих запасаться льдом... Советую не упускать последнего случая...
     Как ни привыкли придворные к словесным колкостям, но такая смелость по отношению к дочери могущественного князя оглушила даже их. Кроме Магаладзе, никто не улыбнулся, боясь нажить врага в лице Нугзара Эристави.
     Русудан гордо выпрямилась.
     - Я запомню совет царицы. Воин, спасший жизнь и честь моему брату и удостоенный отцом шашки, перед которой трепещут даже цари, в моих глазах равен всем витязям Картли.
     Царица  комкала  багровую ленту,  княгини  испуганно следили  за разрастающейся бурей.
     - Уж не думаешь ли, что царь держится шашкой твоего отца? Или подаренное тебе царем, по моему совету, голубое ожерелье вскружило тебе голову? Разве для Метехского замка тайна - твоя охота?.. Чем думать о витязе, высмеивающем перед своей женой ехидну, выбери лучше мужа, достойного имени доблестного Нугзара... Знай: незамужняя возлюбленная стоит наравне с презренной месепе.
     - Я знаю, царица, причину твоего смешного гнева. - Русудан встала. - Смотри,  как Эристави отвечает на оскорбление: возьми голубые четки, подаренные дочери Нугзара. Ведь после твоего неосторожного совета ты несколько дней сгораешь от зависти и злости...
     Русудан резко сдернула с шеи ожерелье и, бросив его Мариам, не поклонившись, вышла с гордо поднятой головой.
     Потрясенные княгини застыли в безмолвии.
     Самообладание покинуло Мариам, и она упала без чуств. Захлопали двери, окна, забегали растерянные придворные. Дрожал серебряный кувшин с водой... Вбежавшая Нари со служанками перенесла царицу во внутренние покои.
     Княгини воспользовались суматохой и  бросились торопить мужей  с отъездом.
     Всех мучила мысль: скажет Русудан отцу или нет о нанесенном ей оскорблении, а если скажет, что здесь произойдет? Один выход - бежать, не принимая сторону ни царицы, ни Эристави.
     Джавахишвили и Цицишвили, поспешившие к Мариам заглаживать скандал, вернулись с известием о внезапной болезни царицы, лишившей ее удовольствия проститься с гостями и поблагодарить за посещение.
     Русудан, не дожидаясь родных, велела оседлать коня и, не отвечая на удивленные вопросы Нугзара, выехала с двумя дружинниками вперед.
     Царица поняла: княгини разбежались, не желая ссориться с Эристави. Почуствовав осуждение своему гневу, она терзалась, как примет происшедшее царь.
     Вызванный на тайное совещание Шадиман сильно встревожился. Он считал преждевременным разрыв с Эристави, ведь его союз с князьями еще ничем не был скреплен.
     - Не время, царица, раздражать царя. Влюблен он в Русудан или нет, но ссориться с Эристави не захочет, а если влюблен, то тем хуже для тебя. Разве намек с браслетом не внушил мысль об осторожности? Зачем идти навстречу тому, чего следует избегать? Кстати, ты видела азнаура из Носте? Кое-кто из дружинников поговаривает, что он не совсем точно исполнил приказ царя, которого, впрочем, царь ему никогда не отдавал... Мой мсахури не отходил от Ярали... и, по его уверению, Саакадзе тоже не отходил. Не странен ли такой щедрый подарок? Да, Мариам, нам следует приблизить ностевцев. И потом, моя царица, еще раз напомню наш разговор... Скажи, согласна ли ты?..
     - Не знаю, о чем говоришь, Шадиман, но я хочу отомстить любой ценой и остаться царицей Картли.
     Долго совещались они в тайнике за молельней, и в Ананури поскакал гонец с письмом и шкатулкой.

***

     "Приятная княгиня Нато, княжна Русудан случайно оставила в Метехи подарок царя. Боюсь, царь обидится за невнимание к знаку его дружеского расположения к знамени Эристави... Спешу вернуть голубое ожерелье в твои руки. Жду в гости уважаемых Эристави, желаю процветания замку Ананури.
     Из рода царицы небесной, носящая имя ее, Мариам".

***

     Затем Мариам необычайной хитростью и нежностью вернула расположение царя.
     Ожидаемая гроза не разразилась. Снова синий шелк переливался над Тбилиси. В драгоценных ножнах дремала дамасская сталь. Русудан молчала.
     Извинительное письмо царицы озадачило Нугзара. Но Русудан напомнила отцу  нетактичный поступок царя,  подчеркнув свое твердое решение до замужества не посещать Метехи. Нугзар вполне согласился с дочерью.

***

     Мариам обрадовалась решению царя посетить Твалади.
     Луарсаб и Тинатин были не менее довольны поездкой. Луарсаб, влюбленный в Гульшари, радовался предстоящей возможности проводить с Гульшари приятные часы. Тинатин любила Твалади за тишину и пышные цветники.
     Ностевцы также сияли от удовольствия: они должны были сопровождать царское семейство до Твалади, а затем могли ехать домой. Все новые азнауры получили небольшие наделы вокруг Носте и стремились до ностурских ветров наладить азнаурское хозяйство.
     Дато Кавтарадзе, овладев сердцем Баака, получил большой надел со всеми "угодьями и людьми". Даутбек получил старую деревню прадеда. Такое отличие не вызвало зависти товарищей, ценивших ум и ловкость Дато и Даутбека.
     Дато отправился перед отъездом к Баака.
     - Князь, давно хочу слово сказать, - начал смущенно Дато, - неудобно было... стыдно вспоминать, как позволил обмануть себя. Я нашел укравшего браслет...
     Баака подскочил на тахте:
     - Нашел?! Кто, где?.. Говори!..
     - Презренный вор - чубукчи князя Шаднмана.
     Баака стремительно зажал Дато рот, бросился к дверям и, только убедившись в бдительности верных лучников, тесно придвинулся к удивленному Дато и шепотом расспросил о подробностях.
     Бледный, потрясенный, шагал по мягкому ковру начальник метехской охраны... Еще один потайной ход надо завалить, - подумал он. - Если бы молодец знал! В его руках жизнь царицы и Шадимана. Так вот под чью зурну пляшет царица! А я, фазан, не догадывался. Да, да, как говорит царь, Баака и впредь ничего не будет знать..."
     Он быстро остановился и пристально посмотрел в живые глаза Дато.
     - Даже под каменной пыткой не рассказывай об этом, если дорожишь жизнью. Думаю, тебя позовет Шадиман для расспроса, скажи - был пьян и не помнишь, а подозреваешь копьеносца Сотрана, все время угощавшего тебя. Сотран - мой верный слуга, примерной честности, и будет предупрежден. Шадиман убедится в твоей глупости и успокоится.
     - Ничего такого не будет, князь, сейчас пойду к Шадиману и, если собака чубукчи не вернет браслета, сверну чубукчи и князю голову. Кстати, эта лиса мне с первого раза не понравилась.
     - Дато, послушай совета, а если хочешь - приказания... ты будешь молчать как рыба.
     - В деле чести, князь, я слушаюсь только себя и скорее лишусь азнаурства, чем потерплю унижение...
     Баака задумался. "Испытай их на деле", - припомнилось желание царя, и, вдруг решившись, наклонился и зашептал на ухо Дато. Лицо Дато все больше вытягивалось, глаза от изумления широко раскрылись, руке сжимала кинжал.
     Утром в Метехи грузились арбы. Тбилисские дружины уже расположились за коваными воротами.
     - Азнаур, - позвал Шадиман, - правда, мой чубукчи украл у тебя подарок царицы?
     - Нет, князь, - ответил Дато, - я ошибся. Настоящий вор - слуга князя Херхеулидзе, Сотран. Кстати, та