д солнцем, вода пахла снегом.
  Пошли в турецкую чайную. В чайной ливень настиг их снова. Он бил в потные
ст„кла; улицы и порт за нами приобрели фантастический вид: они струились и
расплывались. На рейде серые волны мыли борта пароходов.
  Всех радовала пустяковая мысль, что они заперты в чайной, может быть до
самого вечера, что весь город вымер и только ливень гремит и скачет по
крышам.
  - А как же Тифлис? - спохватился Глан. - Надо узнать точно, когда поезд.
  Он спросил хозяина-турка. Туурок вежливо ответил, глядя на Глага, как на
беспомошного иностранца, что опезд вряд ли сегодня отойд„т в Тифлис: такие
ливни всегда размывают полотно. Хозяин пов„л Глана в заднюю комнату к
телефону. Глан позвонил на вокзал, - ему ответили, что путь за Кобулетами
размыт и движенье прекращено.
  - Вез„т как утопленникам,- пробормотал Глан, но втайне подумал, что
против ливня он ничего не имеет. Пусть его лупит, - в Тифлис всегда успеем.
  В чайной зажгли свет. С запада вместе с густыми и медленными тучами шла
тьма. День приобр„л сизый цвет пороха.
  Вош„л человек в кле„нчатом плаще, прин„с с собой лужи, хриплый кашель. Он
откинул капюшон, оглянулся и радостно крикнул:
  - Ага, Берг, вот я где вас застукал!
  Это был Левшин.
  - Скотина вы, Берг, - сказал он, присаживаясь к столику. Запах дождя,
исходивший от него, смешался с дымом крымских папирос. - Куда вы удрали?
Сестра искала вас целый месяц, вся извелась.
  - Зачем я ей? - буркнул Берг.
  - Как зачем! Да хотя бы поглядеть на вас, какой вы есть человек. Я уш„л в
рейс, она мне наказала - ищи, найди и привези в Одессу. Для пущей крепости
даже письмо вам написала. Вот!
  Левшин вытащил мятый конверт. Пока Берг читал, он рассказал Нелидовой,
Батурину и Глану одесскую историю. Берг краснел и „рзал, папироса его
ежесекундно тухла.
   
" Я вас не знаю, - писала Левшина. - Я смутно помню, как вы позвали меня
в больнице. Письмо я пишу наугад, без адреса, без города, - в
пространство. Я даже не знаю вашего имени. Приезжайте. Вы боитесь, что
разыграется обычная история, - благодарности, сл„зы и растерянность.
Ничего не будет. Я не буду не благодарить вас, ни плакать, ни вообще
разыгрывать мелодраму".

  Берг скомкал письмо и засунул в карман.
  - Ну что? - спросил Левшин.
  - Ладно. Я приеду, но не сейчас. Из Москвы.
  - Когда хотите.
  В чайной просидели до вечера. Хозяин прин„с им обед - горячий, полный
перца и пара. Вечером турки достали всем плащи, Нелидову закутали в бурку
и кое-как, прячась под дырявыми навесами, добрались до гостиницы. На
перекр„стках Левшин ( Он был в высоких сапогах ) переносил всех на руках
через улицы, шумевшие, как горные реки.
  В Батуме прожили два лишних дня. На третий день ливень прош„л. К вечеру в
ст„кла ударил влажный солнечный свет. Улицы зашумели. Глан предложил пойти
к Левшину.
  На пароходе у Левшина пили кофе, в никелерованном кофейнике умирал в
пламени закат. Сусальным золотом были залеплены ст„кла. Пальмы на
Приморском бульваре напоминали Африку, - они казались ч„рными и неживыми
на кумаче грубого заката. Белая толпа шумела в сырой зелени. Вымытые
ливнем огни ходили столбами в воде, разламываясь и выпрямляясь в длинные
дороги.
  На следующий день уезжали. Заремба взял отпуск. Он напросился ехать
вместе со всеми в Тифлис. Свайную свою хижину он оставил на попечение
курдянки. На вокзале провожал Левшин, а после первого звонка приш„л
Фигатнер и сказал Зарембе мрачно:
  - Смотри, они тебя обворуют, - подозрительные типы.
  - Брось трепаться!
  - Прошу со мной в таком тоне не разговаривать. - Фигатнер зло уставился
на Зарембу. - Я двадцать пять лет честно работаю, как последний сукин сын,
и ты передо мной щенок. Связался с какими-то типами и институткой.
  - Кто это? - спросила Нелидова Зарембу.
  - Репорт„р один, ненормальный. В каждом городе, знаете, есть свои чудаки,
так это наш, батумский чудак. Ч„рт его прин„с.
  Фигатнер возвращался с вокзала на Барцхану, подозрительно поглядывая на
встречных детей и собак и бормотал:
  - Скотина. С нищенкой связался. А ещ„ партиец! "Сделаю из не„ человека".
Тьфу! - Фигатнер плюнул и оглянулся. - Обворует она тебя, как последнего
идиота, туда тебе и дорога. Метранпаж, а тоже лезет в партию.
  Фигатнер окончательно расстроился, заш„л в духанн и заказал стакан вина.
Поданный стакан он злобно повертел, позвал хозяина и сказал, что вс„ это -
лавочка и сплошное безобразие: в прошлый раз давали большие стаканы, а
сейчас ч„рт его знает что - в микроскоп такой стакан и то не увидишь.
  Вскоре Фигатнер вышел, пообещав завтра же написать заметку о
сволочуге-духанщике, - пусть знает, как обманывать посетителей.
  - Азиат, - бормотал он. - Я тебе поеажу швили-швили, ты у меня поплачешь.
  В это времф поезд уже прош„л в Чакву. Глан завалил купе мандаринами. Ему
здесь вс„ нравилось - и контрол„ры, кричавшие на пассажиров страшными
голосами: "А ну, покажи билет", - и ч„рные поджарые свиньи, бегавшие по
вагонам в Кобулетах, визжа и выпрашивая подачку, и бродячие музыканты,
жарившие под говор горбоносых пассажиров вс„ одну и ту же песенку:
   
Обидно, эх досадно,
Да ч„рт с тобой, да ладно!
  Что в жизни так нескладно
Мы встретились с тобой.

  Музыканты ехали без билетов на свадьбу в Натанеби. Контрол„р накричал на
них и позвал двух смущ„нных парней с винтовками. Пассажиры сразу вскочили,
закричали. Глан слышал только одно слово:
  - Натанеби, Натанеби...
  Музыканты махали смычками, яростно выворачивали карманы, парни с
винтовками скалили зубы. Потом музыканты сели и закатив глаза вытянули из
скрипок жалостную и берущую за душу "Молитву Шамиля". Мелодия крепла,
через минуту она достигла чудовищной быстроты, и парень с винтовкой, отдав
е„ беззубому испуганному старцу, пустился в пляс.
  - Ах-ах, ах-ах, - кричал весь вагон, похлопывая в ладоши.
  За Кобулетами поезд ш„л через обширные, затопленные ливнем лагуны. В воде
сверкало солнце. Праздничная страна открывалась за окнами вагона.
  Нелидова стояла у окна, Берг высунулся в соседнее окно и крикнул ей,
показывая на слюдяной широкий огонь за зарослями тростника:
  - Прощайтесь с морем!
  Нелидова вдохнула ветер: с гор дуло счастьем.

  ГОЛУБЯТНЯ В СОЛОЛАКАХ

  По Верийскому спуску муши несли рояль, подскользнулись, и рояль рухнул на
землю, наполнив воздух громом и звоном. Собралась толпа. Худые и рьяные
милиционеры непрерывно свистели, не зная, что делать дальше. Муши стояли,
отирая пот. Рояль упал на трамвайные рельсы и остановил движенье.
  Капитан, будучи любопытным, влез в гущу толпы и ввязался в спор, - должны
илил нет муши отвечать за рояль. Черноусые люди в широких штанах
притопывали на тротуарах, и жалостно чмокали жирными губами: "Ай, хороший
рояль, богатый рояль". Извозчики остановились, слезли с козел и пошли
расследовать дело.
  Толпа росла пчелиным роем, качалась и гудела. Хозяин рояля, сизый и
страшный, рвался из рук милиционеров к старшему муше и хрипел, потрясая
кулаками:
  - Отдай деньги, отдай семьсот рублей, кинтошка! Ты живой ходить не
будешь, собака!
  Муши невозмутимо слушали вопли и спл„вывали. Сочувствие толпы было на их
стороне. Крышка рояля отлетела, обнажив стальные порванные нервы. Сухость
дерева, из которого был сделан рояль, вызывала представление о погибшей
звучности, гуле педалей и приглуш„нном звоне бемолей.
  Капитан оглянулся, - ему почудилось, что его окликнул знакомый голос. Из
прол„тки ему кто-то махал. Капитан вгляделся, - прикрывшись рукой от
солнца, - это был Берг.
  Капитан рванулся, создавая в толпе ущелья и водовороты. Около извозчика
стоял Батурин, худой и зпгорелый, и Заремба щерил свой беззубый рот.
  - Здорово свистуны! - гаркнул капитан, расцеловался со всеми и потряс
Батурина за плечи. - Здорово, Мартын Задека!
  - Погодите. - Батурин взял капитана за локоть и повернул к извозчику. -
Ид„мте, я вас познакомлю.
  - С кем?
  - С Нелидовой.
  Капитан сдвинул кепку на затылок и уставился на Батурина.
  - Что же вы ни черта не написали!
  Но ругаться было некогда. Батурин тянул его за рукав, и капитан подош„л к
извозчику. Первое, что он увидел, - маленького человечка, похожего на
обезьяну. Он сидел, поглядывая на толпу, и посмеивался. Рядом с ним
капитан заметил молодую женщину и остановился. Чем-то она напомнила ему
батумскую курдянку - л„гким ли своим телом, нежным загаром и прозрачными
глазами. Капитан предсьавлял себе артисток пышными и капризными дамами, с
лицами крашенными и обсыпанными пудрой, с множеством колец на пухлых
пальцах. А эта была совсем девочка.
  - Здраствуйте, капитан, - сказала она молодым голосом. В н„м капитан
услышал горькую ноту, говорившую о не изжитом ещ„ и утомившемся страдании.
То, что она назвала его капитаном, ему понравилось, - в этом было
признание его дальних плаваний, штурманских познаний, штормов - всей,
моячившей за его спиной иольшой и п„строй жизни.
  Капитан улыбнулся, снял кепку ( это он делал в самых исключительных
случаях ) и крепко потряс руку Нелидовой. Он забыл, что она была женой
Пиррисона - настолько это казалось неправдоподобным. С Гланом он
поздоровался сухо и корректно. Около извозчика произош„л короткий разговор.
  - Сейчас о деле говорить не будкм. - Батурин предостережающее взглянул на
капитана. Капитан кивнул головой. - Прежде всего надо устроиться.
  - Да едем ко мне. У меня чудесно!
  Капитан жил у приятеля Зарембы, наборщика Шевчука в Сололаках. Шевчук
снимал две комнаты, - одна осталась от жены, недавно его бросившей. Дом
был похож на голубятню, - с пристройками, лестничками, узкими дверьми,
куда с трудом протискивался человек, балконами над обрывом и каменным
тесным двором. Как голубятню, этот дом на горе свободно обдувал ветер;
небо здесь казалось совсем близким.
  Капитан ходил по дому с опаской: ему казалось, что он залез внутрь
хрупкой игрушки. Вс„ трещало, прогибвлось и жалобно стонало от каждого его
движенья.
  "Как жук в часовом механизме", - думал о себе капитан.
  Под капитаном провалились две ржавые железные ступеньки на лестнице и
слетела с петли дверь, - капитан е„ легонько толкнул. Во время ветра дом
качался, как старый корабль. Лопались газеты, заменявшие во многих окнах
ст„кла, хлопали двери, с пола подымалась пыль, по крыше ветер гонял
тяж„лые кегельные шары. Голубятня посвистывала и трещала, и у жильцов
весело замирало сердце.
  В день приезда был ветер. Синее небо блестело полосами, будто ветер
проносил над городом сверкающие ткани. На висячей террасе капитан варил
кофе. Батурин сидел рядом с ним на корточках, и они тихо беседовали.
  - Пиррисон здесь, - говорил капитан, опасливо поглядывая на окно, за
которым была Нелидова. - Это не человек, а дьявол. Крутится, как бешеный
кот, унюхал слежку. Я свалял дурака. Вместо того чтобы влезть ему в нутро,
я ощетинился. Но иначе нельзя, - если бы вы видели эту лошадиную морду!
Втро„м мы его пристукнем. Я думаю, он - спекулянт, если не хуже. Вы
говорите, что дневник он ув„з ещ„ из Москвы. После этого вс„ ясно. Ведь
там чертежи. Ну, а как она?
  - Хорошая женщина... Она его бросила.
  - Зачем же она болталась по югу?
  Батурин пожал плечами.
  - Не знаю. Это человек со странной настройкой. Она наша, но... - Батурин
поглядел на лысую гору Давида, потрогал пальцем чайник, - она надломлена.
Вы представляете, - три года прожить с отъявленным негодяем, это
что-нибудь да стоит. Она, мне кажется, с усилием отбивается от апатии,
старается вернуть себя прежнюю... Конечно,, это трудно...
  - Так... Как думаете, она нам поможет?
  - Безусловно.
  Капитан закурил, сплюнул, прищурился хитро на Батурина.
  - Что и говорить, - девочка славная. И этот обезьянщик, - он говорил о
Глане, - наш в доску. Ну, а как проделать махинацию с Пиррисоном?
  Думали они долго. Кофе сбежал, и капитан не сразу это заметил.
  - Сделаем так. Он жив„т в гостинице "Ной", на Плехановской, номер сорок
девять, на четв„ртом этаже, окна в переулок. В номере бывает только
вечером. Я думаю, к нему должна пойти она и отобрать дневник. Соседний
номер свободен, - я сегодня утром узнавал. Вы могли бы там поселиться на
всякий случай. Будет вернее. А?
  - Ну, дальше.
  - Дальше ничего. Я уверен что выйдет и так. В крайнем случае прид„тся
вмешаться. Я буду караулить в переулке. В случае чего вы дадите знак в
окно, - позов„те, что ли. Возьм„м Зарембу и Глана. Берг будет сидеть
напротив "Ноя" - там есть духанчик. Если Пиррисону удастся удрать, он
двинет за ним, чтобы не подымать шума в гостинице. С Нелидовой поговорите
вы. Действовать будем завтра. Сейчас я их сплавлю, а вы берите чемодан и
дуйте к "Ною". Она не должна знать, что вы будете рядом в номере.
  - Почему?
  - Когда человек жд„т поддержки, он всегда наделает кучу ошибок. Понятно?
  - Пожалуй.
  После кофе Заремба пош„л к Шевчуку в типографию предупредить о нашествии.
Нелидова, Глан и Берг пошли в знаменитые серные бани. Берга радовало, что
в этих банях бывал ещ„ Пушкин. Батурин сослался на головную боль и
остался. Через полчаса он вышел с капитаном, взял извозчика и поехал к
"Ною". Капитан был прав, - соседний с пиррисоновским номер был свободен.
  В номере капитан и Батурин оставались недолго. Они тщательно осмотрели
его: в комнату Пиррисона вела дверь, она не была заколочена, около двери
стоял комод.
  - В случае чего, комод можно отодвинуть, - прикинул капитан. - Я буду
сидеть в садике напротив. Когда понадоблюсь, зажгите в своей комнате свет.
  На обратном пути зашли в духанчик, где должен был сидеть Берг, и выпили
белого вина. Батурин наклонился к рваной кле„нке, пристально е„
рассматривал. Капитан сказал тихо:
  - Бросьте волноваться, вс„ обойд„тся.
  - Я не о том. Вы дадите мне револьвер?
  - Зачем?
  - Пиррисон - человек опасный. Мало ли что может случиться...
  - Стрелять вс„ равно нельзя.
  - Мне револьвер нужен, - трудно запинаясь, сказал Батурин, - для
самообороны. Вы подумали, что, может быть, он из шпионской шайки ?
  Капитан постучал пальцами по столу, зорко взглянул на Батурина.
  - Вы точно знаете?
  - Я предполагаю.
  - Завтра узнаем. Если это так, то, конечно, разговор будет особый. Ладно,
я дам револьвер. После истории с Терьяном я предполагаю то же что и вы.
  - Какой истории?
  Капитан рассказал о выстреле, показал заштопанную кепку. Батурин слушал
безразлично.
  - Напрасно вы уверены, что вс„ обойд„тся, Может, обойд„тся, а может быть,
завтра он хлопнет кого-нибудь из нас. Я к этому готов.
  Весь день Батурин пролежал в сололакском доме, - у него всерь„з
разболелась голова. Он закрывал глаза и старался вызвать представение о
громадном озере, сливающемся с небом. Это давало отдых и ослабляло боль.
Лежал он на походной кровати, предназначенной для Нелидовой, - койка была
узкая, теплая. В комнате стоял запах тонких тканей, запах молодой женщины.
  Батурин протянул руку, поднял с полу оьрон„нную перчатку, сохранявшую ещ„
форму узкой кисти и закрыл перчаткой глаза. Стало легче. Морщась, он
подумал, что они зря втягивают Нелидову в это дело. Как было бы хорошо,
если бы дневник наш„лся где-нибудь на улице или его удалось бы украсть у
Пиррисона без сложнейших и неверных комбинаций, без суеты, подслушиванья,
без необходимости собирать в комок свою волю и щурить для зоркости глаза.
  Боль медленно проходила. Он вспомнил керченские ночи, когда решил убить
Пиррисона.
  "Это бесполезно, - подумал он теперь. - Таких людей надо уничтожать
организованным порядком, а не поодиночке."
Разговор с Нелидовой был поручен Батурину. Батурин предложил вместо себя
Берга, но капитан был неумолим.
  - Вы не вентите, - в этом деле нужна тонкость... Кому ж, как не вам.
  Как ей сказать? До сих пор Батурин не знал толком, как она относится к
Пиррисону, - женщина может прогнать и любить. Сл„зы е„ в Керчи, детский е„
ответ, что она плачет "просто так", были загадочны. Он вспомнил слова
Нелидовой - "он убь„т вас прежде, чем вы успеете пошевелиться" - и
подумал, что револьвер бер„т не зря.
  В соседней комнате ужинали. Приш„л Шевчук, - русые усы его были мокрые от
вина. Он заш„л для храбрости в духан и был поэтому иэлишне
предупредителен. Заремба рассказал капитану о курдянке. Капитан кусал
папиросу и слушал молча, краска залила его шею, поползла к усам.
  - Береги девочку, - сказал он с угрозой. - Из не„ можно сделать такую
женщину... - Капитан спохватился. - Коллонтай сделать курдянскую. Понял,
дурья твоя бышка! Только полировка нужна. Смотри, не свихнись.
  Заремба почесал за ухом. Слова капитана его взволновали и обидели.
  - Свихиваться мне не с руки. Пусть подучиться в Батуме, потом отправлю в
Москву, в Университет трудящихся Востока, а дальше дорога открытая. Верно,
товарищ Кравченко?
  - Ну, п„с с тобой. В Москве мы тебе поможем.
  Нелидова примолкла. Из-под опущенных ресниц она осторожно разглядывала
капитана. Этот шутить не любил. Крутой, определ„нный, как жирная черта,
провед„нная по линейке: две точки и прямая. Две точки - рожденье и смерть,
прямая - жизнь. Но капитан улыбнулся, и сразу показалось, что за столом
сидит мальчишка, дожидающийся, чтобы кто-нибудь сказал глупость, после
чего можно прыснуть со смеху. Кепка, сдвинутая на ухо, говорил о смелости,
отпетой голове. В капитансклм возрасте это было странно. Поражало Нелидову
и любопытство капитана. Казалось, нет в мире вещей, которые он считал бы
не заслуживающими внимания. Вот и теперь он был в восторге от Тифлиса, от
здешнего богатства. К этому богатству он причислял вс„ - и фрукты, и
ковры, и кукурузу, и руды, и горные реки, и даже Сионский собор и могилу
Грибоедова. Его занимала мысль об устройстве в Москве больщой закавказской
выставки. От этой выставки, по его мнению, глаза у всех полезут на лоб и в
истории Союза будет открыта новая страница.
  Берг ходил по комнате в светлом возбуждении. Тифлис он называл пушкинским
городом. Судьба Пушкина была, по его словам, особенно приметна здесь, в
Тифлисе.Он мечтал, что завтра же достанет "Путешествие в Эрзрум" и будет
медленно, фраза за фразой его перечитывать. Глан был спокоен, - перемена
мест ещ„ усиливала оющий п„стрый тон его жизни, но не казалась событием.
  На следующий день утром Батурин пош„л с Нелидовой в Ботанический сад.
  - Надо поговорить, - сказал он ей коротко.
  Нелидова посмотрела на него с укором. До сада шли молча. Лицо е„ опять
стало холодным и бледным, как в Керчи.
  В саду остановились на висячем мосту, над водопадом. На турецком кладбище
рыдали женщины. Из-за гор ползли тугие облака.
  - Ну, говорите, - промолвила Нелидова, комкая в руке перчатку. - Что,
время уже пришло?
  - Да, Пиррисон в Тифлисе. Я думаю, что ему не вырваться. Нам нужно
добытьдневник. Если бы он взял его из Москвы случайно, это была бы
пустяковая задача, но он взял его сознательно. Он украл его. Это осложняет
дело. Без борьбы он его не отдаст.
  Нелидова уронила перчатку, - серый ручей затянул е„ под камни. Батурин
посмотрел вниз и спросил:
  - Вы согласитесь пойти к нему и отобрать дневник?
  Она отрицательно покачала головой. Батурин сказал тихо:
  - Требовать мы не можем. Раз вы не согласны, будем действовать сами. Это
гораздо рискованнее. Кто-нибудь да поплатится головой.
  - Почему?
  - Вы знаете, кто Пиррисон?
  Нелидова натянуто улыбнулась.
  - Спекулянт. Это его профессия.
  - Мало. Кроме того, ещ„ и шпион.
  Они встретились глазами. Взгляд е„ был т„мен и полон вызова.
  - Я не пойду к нему, - сказала она глухо и тв„рдо. - Я любила этого
человека. Он первый видел мои сл„зы, мой стыд. Я хочу одного - поскорей
отсюда уехать. Я думала, что у меня хватит сил, согласилась ехать с вами.
Теперь мне противно. Поймите, - вы пятеро смелых, находчивых, сильных
мужчин, подсылаете женщину, бывшую жену. Вы хотите сыграть на том, что,
может быть, он ещ„ любит меня и отдаст дневник, из-за которого выподняли
столько шуму. Я не ждала этого. Вы называете его шпионом, - где
доказательства? Вы понимаете, что говорите! Вы рыщете по всей стране, у
вас развился прекрасный нюх, вы ловко его выследили и хот