Николай ЛЕОНОВ, Георгий САДОВНИКОВ

                               МАСТЕР

                               Повесть
-------------------------
"Искатель" ј 1-2, 1967 г.
OCR Dauphin, VIII/2002
-------------------------

        Пролог

    - Ну, вот и все, - сказал начальник краевого управления. - Ну, 
вот и пора распрощаться, Михеев. Скатертью дорога, так сказать. 
Три дня вам на сборы. На тары, на бары. На всякую раскачку. Потом 
дорога поездом, и на шестой по месту новой службы - как часы.
    Он рассуждал-приказывал, как будто это касалось его: и перевод 
в Москву, и железнодорожный контейнер, и всякое такое, сопряженное 
с отъездом Он фантазировал, что бы сделал он в положении Михеева. 
Первым делом он бы собирался три дня и три ночи. Всласть и со 
смаком пакуя каждую щетку. А Михееву хватало дня с избытком. Ну, 
день бы взял еще на всякий случай. Не более того. Отдел он передал 
заместителю, и делать ему здесь было нечего, в Краснодаре. Лишний 
день - это пытка. После смерти жены минуло много лет, но город, 
где, куда ни ступи, все связано с ней, не перестал быть источником 
печальных воспоминании.
    Он просился куда угодно, лишь бы отсюда подальше. Так и 
написано в рапорте синим по белому. И начальник его читал, от 
него-то рапорт пошел вверх, переходя из рук в руки А оттуда 
спустили взамен другую бумагу, и она так же передавалась из рук в 
руки, только в обратном порядке. Он, Михеев, узнал ответ и 
подумал, ну что ж, это кстати, - в Москве его дочь и внучата, - 
пожалуй, ему повезло. - Там-то вы в Лужники. Там уж все матчи, - 
проговорил начальник. Он все-таки слегка завидовал Михееву доброй 
завистью старого друга.
    - Там двое внучат, в Москве. Такие подрастают сорванцы, - 
возразил Михеев, защищаясь.
    - Ну да? За "Динамо"-то вы болеете? Не станете же отрицать?
    - Разумеется.
    Сказал он просто так, стараясь не обидеть. А ему давно не до 
футбола. Это была какая-то другая страна - футбол. Веселая и 
беспечная. Но ему там места не нашлось. Не подошел он как-то.
    - Ну что ж, счастливого пути и всяческих успехов, - сказал 
начальник, поднимаясь и долго не отпуская михеевскую руку. Потом 
Михеев зашел в хозчасть и сдал пистолет.
    - Пока займитесь утюгом. Для тренировки. Чтобы кисть не 
отвыкла, вытяни руку с утюгом и так подержи, - сказал начальник 
хозчасти, составляя акт о сдаче оружия.
    Михеев расписался, где положено, и вышел на улицу. Здесь его 
поджидали. Напротив, через улицу, стоял пожилой мужчина в новом 
двубортном пиджаке и полосатом галстуке. Он привалился плечом к 
стволу приземистой катальпы и угрюмо смотрел на Михеева. Его глаза 
сидели глубоко под густыми бровями, издали просто темнели глазные 
впадины, и было трудно разобрать, куда смотрит их хозяин. Но 
Михеев знал точно: взгляд принадлежит ему. Большие мягкие листья 
катальпы висели почти над головой мужчины, как мягкие собачьи уши, 
и ствол ее, казалось, поскрипывал под тяжестью его плеча - такая 
сила угадывалась под пиджаком.
    Михеев глянул мельком на ожидавшего и зашагал к центру города. 
Мужчина помедлил, точно нехотя оттолкнулся плечом от катальпы и 
двинулся следом за Михеевым. Иногда косясь на витрины, тот видел 
его отражение. Мужчина шел теперь почти вровень по другой стороне 
улицы.
    Потом Михеев брал чемодан в универмаге, а непрошеный спутник 
торчал поодаль за спиной, и публика разбивалась о него, будто о 
скалу, обтекала стороной.
    Подобрав чемодан, Михеев направился в кассу. Мужчина стоял все 
на том же месте, как раз на его пути.
    - А, Мастер, это ты? Ну, здравствуй. Как живешь? - сказал 
Михеев принужденно.
    - Здорово, начальник. Твоими молитвами только, больше еще чем? 
- мрачно буркнул Мастер, не уступая дороги.
    - Ну, я пошел, - сообщил Михеев, хотя толком и сам не знал, 
зачем он это объясняет. Пошел себе, и все, какие разговоры.
    Но Мастер промолчал, только выпятил нижнюю губу - задумчиво 
или просто так. И Михеев тоже его обогнул, при этом Мастер не 
шелохнулся, так и остался к нему спиной. Но когда Михеев шел назад 
к прилавку, Мастер все же удосужился сделать разворот. Он медленно 
повернул свое тяжелое тело вокруг оси и встретил Михеева лицом.
    - Значит, уезжаешь? - на той же низкой ноте произнес Мастер, 
обращаясь скорее к самому себе.
    - Переводят, Мастер, - сказал Михеев чуть ли не в оправдание. 
И без этого можно было обойтись, никто не тянул за язык. Но он 
стоял перед Мастером и разводил руками.
    - Ну-ну, - помолчав, выдавил Мастер из себя, по-прежнему не 
уступая дороги.
    - Такие дела, - согласился Михеев тоже после паузы, и это 
напомнило тот день, когда они молча два часа просидели у Мастера 
за столом лицом к лицу и только изредка цедили это же самое "ну-
ну" и "такие дела".
    Тогда, в прошлую зиму, Мастер ни с того, ни с сего пригласил 
его на день рождения. И Михеев, застигнутый врасплох, от этой 
неожиданности принял предложение. Они сидели молча вдвоем за 
нетронутой бутылкой водки. Говорить им было не о чем. И они 
сидели, невольно погрузившись в общие воспоминания, только каждый 
вспоминал свое в этих давних событиях.
    - Такие дела, - повторил Михеев и опять обошел Мастера, 
стараясь не задеть.
    Каким образом пронюхал Мастер о его отъезде? Тут оставалось 
только гадать. Может, за минувшие тридцать лет между ними уже 
возникло нечто вроде телепатической связи? Между ним, работником 
розыска, и этим матерым замшелым преступником. Что только не 
бывает! Не учтешь всего. Когда вот так некий человек напрочь 
становится частью твоей жизни. И хотя в последние годы Мастер ушел 
на покой, это уже ничего не меняло. Напоминания о нем отныне 
существовали вечно.
    Но вот теперь их пути расходятся, и Мастер навсегда выбывает 
из его жизни. Михеев подумал об этом только сейчас. Его 
собственная судьба настолько сплелась с судьбой Мастера, что эта 
мысль попервоначалу показалась удивительной. Он даже обернулся. Но 
толчея скрыла Мастера. И только по кипящим бурунам можно было 
догадаться, что тот по-прежнему стоит на скрещении самых людных 
путей, между прилавками и кассой.
    Михеев поправил штатскую кепку и вышел на улицу.
    В квартире опустело - часть вещей он уже упаковал и сложил их 
вдоль стенки. Теперь в комнатах завелось эхо, и шаги его словно 
получили продолжение, отдаваясь под потолком. Он набрал телефон 
товарной станции - справился о контейнере, который был заказан еще 
три дня назад, и вновь занялся укладкой.
    Вещей после жены еще оставалось много. Они попадались на глаза 
и под руку на каждом шагу и бередили приутихшую боль. Часть их, 
имевшую ценность, он отправил ее родне. Остальное отнес 
дворничихе. Оставил только памятное. И казалось, после этого 
нечего будет паковать - у него-то вещей раз-два и обчелся. Но не 
тут-то было - он запутался в массе мелочей.
    Выходит, квартира ими кишела, а он не знал этого раньше.
    Временами хлопоты приводили его к окну, и он тогда бросал 
невольный взгляд на улицу. Там, наискосок, где виднелся угол 
сквера, сидел на скамейке Мастер.
    Скамья стояла так, что Мастеру пришлось сидеть спиной к 
михеевским окнам. Он изредка поворачивал голову и смотрел на окна. 
И Михееву было нетрудно представить, как багровеет могучая шея у 
Мастера от такой принужденной позы.
    Сидел он допоздна, пока не растворился в темноте, но утром он 
пришел, когда Михеев загружал контейнер. Михеев и рабочие натужно 
волокли пианино, покрикивая "давай, давай", а Мастер наблюдал в 
сторонке, и его лицо с мелкими чертами было безучастно ко всей 
этой возне. Только его глаза временами останавливались на 
суетящемся Михееве, и тогда по ним можно было догадаться, что 
Мастер о чем-то думает.
    - Чего стоишь? Лучше подмогни! - кивнул один из рабочих.
    Мастер глянул равнодушно и бровью не повел. Он-то, который пер 
с десяток верст на собственном горбу металлический сейф средней 
величины, потому что тот не открылся на месте, где ему было 
предписано стоять.
    На контейнер рабочие навесили пломбу и укатили на станцию. 
Оставшийся Михеев стряхнул с ладоней пыль, вытер лоб носовым 
платком и только тогда посмотрел на Мастера.
    - Вещички, значит? Барахлишко? - просипел Мастер со своей 
позиции издали и даже шага не сделал, хотя их разделяло расстояние 
для беседы малоподходящее.
    - Барахлишко, Мастер. Вещички, - подтвердил Михеев, закурил и 
обвел глазами улицу, прощаясь.
    Ответ, вероятно, исчерпал весь вопрос до дна. Мастер молчал. 
Так они немного постояли переминаясь. Потом Михеев кивнул и вошел 
в подъезд, точно порвал невидимые путы, а Мастер навечно остался 
там, за пределами его жизни.
    Под вечер у Михеева собрались друзья. Сидя на чемоданах, 
выпили водки и потом, расхватав багаж, отправились на вокзал.
    Поезд пришел со стороны Новороссийска.
    То ли проводница была близорукой, то ли неповоротливой, только 
у михеевского вагона выросла очередь. И Михеев стоял с друзьями в 
стороне.
    Приятели били его по рукам, трясли за плечо, кричали 
вразнобой, прощаясь.
    А поодаль, широко и твердо расставив чугунные ноги, стоял 
Мастер. Он курил, затягиваясь неторопливо. Сигарету прятал в 
ладонь по мальчишеской привычке, а вторая рука была в кармане.
    Покрывая шум, надрывался диспетчер, гоняя маневровые:
    - Иванов, какого черта?!
    Сквозь хаос пробился настойчивый голос диктора и сказал:
    -...ква осталось пять минут.
    Михеев полез в вагон. У входа в тамбур он обернулся. Внизу 
маячили взволнованные лица, седые кудри и лысины друзей. Мастер 
стоял на том же месте. Михеев машинально ему кивнул и поволок 
чемоданы в купе.
    Мастер некоторое время машинально шагал за поездом. Но в 
общем-то так все равно было ближе к дому. Словом, еще неизвестно, 
шел ли он следом за составом, увезшим Михеева, или просто сокращал 
дорогу. У моста он в самом деле свернул вправо, а отсюда до его 
улицы уже подать рукой.
    Пока ему еще не было толком ясно, что же произошло.
    Но оттого, что Михеев навсегда ушел из его жизни, и вправду 
становилось непривычно. Когда же он впервые увидел Михеева? 
Сколько лет - не сочтешь. И где это было? Ну, да, тот приперся 
прямо на квартиру: брать - ни больше ни меньше. А сам он был один, 
точно перст. Худой и долговязый. Стоял в дверях, и рот до ушей - 
довольный. Думал, пара пустяков взять Мастера голыми руками. Это 
встретившись с глазу на глаз! Тогда-то он вывернулся просто: 
Михеева башкой о стену, а сам тараном в окно.
    Мастер толкнул ногой калитку и пересек двор, давя подошвой 
сбитые ветром черные виноградинки. Виноградник ему достался от 
тетки вместе с половиной дома по наследству, и теперь без ухода 
совсем одичал, ягоды стали мелкими, в горошину.
    Он открыл дверь, прошел в комнату и сел на стул, не сняв даже 
кепку.


        Глава I. ВЫЕЗД

    - Ты возьмешь шляпу в конце концов? - спросила мама.
    - Тепло, ма. Честное слово! - крикнул он и сбежал по ступеням 
на нижнюю площадку.
    Времени было в обрез - он летел, едва касаясь ступеней.
    На троллейбусной остановке переминались ожидающие. Леонид 
занял место в хвосте очереди и приготовился ждать.
    Троллейбуса долго не было. Леонид заволновался. Его 
пунктуальность никак не могла совпасть с графиком работы 
транспорта, из-за этого она почти всегда висела на волоске. И 
когда в конце концов троллейбус пришел и довез его до Петровских 
ворот, Леониду уже пришлось мчаться во всю прыть от остановки до 
управления.
    Он едва не пролетел мимо дежурного старшины. Если бы дежурил 
кто-нибудь другой, он бы здесь не задержался и сэкономил массу 
секунд. Но именно сегодня у входа стоял тот самый багровый толстяк 
в начищенных пуговицах. Большой и дородный.
    - Товарищ Зубов, документик, - сказал старшина.
    Леонид будто с ходу уткнулся в невидимую стенку. Каждый раз у 
него тихонько пострадывало самолюбие. К остальным работникам 
розыска этот старшина был мягок и смотрел сквозь пальцы на то, как 
они носятся мимо, не предъявляя удостоверений. И почему-то он 
выбрал именно Леонида и тренировал свою принципиальность на нем.
    Потом Леонид взлетел на четвертый этаж и пронзил коридор, 
точно сквозняк. Еще мгновение, он сбросит плащ - и тогда...
    - Итак, все на месте? - спросил подполковник Михеев, отрываясь 
от блокнота. Он стоял возле окна и копался в блокноте.
    - Все, - ответил Леонид, тяжело переводя дыхание. Собравшиеся 
посмотрели на него. Он стоял в дверях, неустойчиво покачиваясь на 
каблуках, упираясь пальцами в косяк, и боялся оступиться назад, в 
коридор. Коридор - еще не кабинет. И тогда докажи, что пришел 
вовремя.
    - Зубов, - произнес подполковник, и Леониду сразу стало ясно: 
сейчас попадет.
    Такой в отделе признак: если зовут по фамилии, значит жди 
разноса. И тогда готовься - держи ухо востро и, когда начнется, 
терпи.
    - Вот что, Зубов, - повторил старик, видно соображая, с какого 
бока удобней взяться за Леонида.
    То, что он собирался сказать, осталось тайной, потому что 
задребезжал всеми расхлябанными частями старый телефон, прозванный 
"наганом" за безотказность. Уж сколько начальников в сердцах било 
его же собственной трубкой по рычагам, так нет, он только 
металлически екал и продолжал исправную службу. Но все равно не 
миновать бы ему мусорной ямы, не обладай он одним дорогим 
качеством. Через эту примитивную машинку было слышно все, что 
творилось за сотню метров окрест на том конце провода. И это 
свойство древнего прибора выдало начальству с головой не одного 
заленившегося сотрудника. Жена, конечно, уверяла, что муж куда-то 
ушел. Начальник отдела терпеливо слушал все это до конца, а потом 
невинно говорил: "Ну, вот он и явился, пока мы тут с вами мило 
судачили. Слышите, он просит выходные брюки. Передайте ему 
выходные брюки потом, а сейчас он срочно нужен в рабочем костюме".
    Вот и теперь, когда Михеев поднял трубку, Леонид из первых 
рук, от самого дежурного по управлению, узнал, что произошло в его 
районе. Кто-то ограбил квартиру инженера Крылова и унес большие 
деньги.
    - Слушаюсь, Серафим Петрович, - ответил Леонид, выслушав 
распоряжения о выезде, и пошел к дежурному за подробностями.
    Затем он оделся и сбежал по ступенькам во двор к машине. Там, 
за спиной шофера, уже сидел собаковод - конопатый, добродушный 
парень с овчаркой. Шофер читал журнал "Здоровье" и только искоса 
мельком глянул на Леонида, когда тот уселся рядом. Последним 
явился работник научно-технического отдела, или короче - НТО. Он 
тащил с собой небольшой, но тяжелый чемодан с инструментами. Он 
еще выходил из подъезда, а уже было ясно, что это идет кто-то из 
работников НТО. Они всегда таскали с собой тяжелые чемоданы, и без 
чемоданов их трудно было вообразить. Это была их неотъемлемая 
часть.
    - Трудненько? - спросил Леонид сострадательно.
    - Ничего, - бодренько ответил работник НТО и начал 
устраиваться в машине рядом с собакой.
    Леонид, обернувшись, ждал, когда тот займет свое место. Этого 
ждали все - и шофер и собаковод. И овчарка тоже, высунув язык и 
быстро дыша, смотрела на последнего пассажира.
    - Ты бы хоть отвернул ее морду к себе, что ли, - попросил тот 
собаковода. - Все-таки чудовище. Ишь, как глядит.
    - Нужен ты ей, Николай Иванович. Ты для нее не существуешь, - 
сказал собаковод с обидой за свою овчарку.
    - А если наступишь на хвост? Нечаянно? Тогда что? Борись за 
жизнь, а потом чини штаны и делай уколы.
    - Ну-ну, только не калечь собаку, штаны обойдутся дешевле, - 
запротестовал собаковод и перевел овчарку к себе поближе.
    Они, видно, были старые знакомые - собаковод и работник НТО, - 
а Леонид с ними выезжал впервые.
    Тем временем шофер завел машину, и Леонид скомандовал: 
"Поехали".
    Машина проскочила по бульварам по улице Герцена, на время была 
затерта в механическом потоке, вынырнула из него и остановилась 
перед облупившимся пятиэтажным домом.
    Лифт, судя по висевшей бумажке, не работал, поэтому Леонид и 
собаковод с овчаркой побежали на третий этаж своим ходом. Там, на 
площадке, их дожидался участковый в новых больших сапогах и с 
традиционным кожаным планшетом в руках.
    Из-за его спины выглядывали встревоженные лица жильцов, 
высыпавших из квартир.
    - Милиция приехала, - произнес кто-то.
    - Здравствуйте, товарищи, - сказал Леонид, и ему ответили 
вразнобой.
    - Дядя милиционер, а почему вы не в форме? - спросил мальчуган 
в джинсах.
    - Толя, не мешай дядям работать, - сказала женщина в цветном 
халате и повела мальчугана в одну из распахнутых дверей.
    - А они их быстро поймают, жуликов? - не унимался малыш
    - Где хозяин? - спросил Леонид, пожимая участковому руку. 
Соседи привели под локти крошечную старушку.
    - К вам можно? - обратился Леонид к тем, кто привел 
пострадавшую.
    - Милости просим.
    Овчарка нервничала, чувствуя начало работы. Ее мощная, 
отвисающая грудь напряженно дрожала.
    - Начинайте, - сказал Леонид собаководу. Со второго этажа тем 
временем поднимался Николай Иванович из НТО.
    - И лифт, как назло, не работает, повесили бумажку, - сказал 
он, преодолевая последний марш.
    - Наоборот. Лифт работает, - возразил участковый. - На бумажке 
так и написано: "Лифт работает".
    - Итак, за дело. Прошу вас, - сказал Леонид старушке, 
пропуская ее в соседскую квартиру.
    Ее рассказ был немногословен. Женщина заново, теперь уже 
освобожденно, плакала, увидев зримую поддержку милиции. В восемь с 
чем-то утра Дарья Ивановна Крылова пошла по магазинам ("Каждый 
день хожу. За продуктами, - пояснила она. - За мясом, а потом за 
овощами"), а вернувшись приблизительно часа через полтора, раньше 
обычного ("За говядиной не пошла, купила свинину, закололо в 
боку"), и открыв дверь, услышала в квартире тихие шаги. Это могла 
быть племянница Нина. "Что-то больно рано?" - крикнула старушка и 
так, с хозяйственной сумкой заглянула в комнату. И вот тут 
случилось ужасное. Кто-то крепко взял ее сзади за локти ("Будто 
железом", - вспомнила Дарья Ивановна) и сказал: "Молчи, бабка, и 
не оглядывайся, не заставляй убивать". Потом сильным, твердым 
плечом нажал на спину, отвел в кладовку, толкнул в темноту; 
торопливо захлопнул дверь и добавил: "Сиди тут и не рыпайся, будет 
каюк". Потом еще с минуту походил вроде на цыпочках и ушел, тихо 
стукнув дверью. Тогда только она вышла и закричала не своим 
голосом.
    - Страсти-то какие. Рука до сих пор болит, - закончила 
женщина.
    Выяснив все, что можно было, Леонид сказал: "Спасибо, мамаша, 
отдохните здесь", - и вышел на лестничную площадку. Тут же курил 
собаковод. Овчарка сидела около его ноги и виновато смотрела на 
своего хозяина. У нее был обескураженный вид.
    - Куда следы? На улицу или во двор? - спросил Леонид 
собаковода.
    - На улицу. А там дым и копоть. И тысячи ног. Что вы хотите - 
Москва.
    - Конечно, в лесу полегче. Особенно зимой. Пушистый нетронутый 
снег и единственная цепочка следов. Не следы, а загляденье - хоть 
сам бери вместо собаки.
    - А-а, - махнул рукой собаковод. - Уйду работать к Дурову. Уж 
там не мучают зверье, во всяком случае. А здесь сплошная 
живодерня. Смотри, до чего довели собаку. До невроза. Смотреть 
больно.
    - Леонид Михайлыч, - позвали из ограбленной квартиры.
    - Мастерская работа. Асовая, - сказал работник НТО. Он стоял 
около двери на разостланной газете и держал в руках фотоаппарат.
    - Как же он вошел, этот грабитель? - спросил Леонид, 
остановившись в дверях. - Входной замок целехонек. Без царапины.
    - Подобрал ключ и вошел. А может, и без ключа. Поленился. 
Сунул грязный нестриженый ноготь - и милости просим. Замок 
стандартный и разработан до того, что еще удивительно, как он не 
отпирается просто на просьбу: "Сезам, откройся", - сказал Николай 
Иванович, отодвигая чемодан и пропуская Зубова.
    Леонид прош