Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
овившимся в положении незаконченной
партии. Биггер встал и резким взмахом руки разогнал шары, потом повернулся
к Гэсу, не глядя, как шары, поблескивая, чертят зигзаги по зеленому сукну,
сталкиваются, расходятся, отскакивают от упругих бортов. Биггер сам звал
Гэса на этот грабеж, и все же от страха, что Гэс и в самом деле пойдет,
что-то сжалось у него внутри; ему даже сделалось жарко. У него было такое
ощущение, словно он хочет чихнуть и не может, только это было мучительнее,
чем когда хочешь чихнуть. Ему стало еще жарче, внутри сжалось еще сильнее;
зубы у него были стиснуты, нервы напряжены до предела. Он почувствовал,
что в нем вот-вот что-то лопнет.
- А, черт! Говорите же наконец кто-нибудь.
- Я иду, - снова сказал Джек.
- Если все идут, значит, и я тоже, - сказал Джо.
Гэс все еще молчал, и у Биггера возникло странное ощущение,
полусознательное, полуинстинктивное. Он как будто раздвоился и мешал
самому себе. Все шло до сих пор так, как ему хотелось: все, кроме Гэса,
дали согласие. Теперь их было трое против Гэса одного; именно этого он
добивался. Биггеру страшно было грабить белого человека, и он знал, что
Гэсу тоже страшно. Лавка Блюма была невелика, и Блюм был один, но Биггер
никогда не решился бы на грабеж иначе как при участии своих трех друзей. И
даже с ними ему все-таки было страшно. Он убедил всех, кроме одного, и
этот один внушал ему страх и горячую ненависть; он перенес на Гэса часть
своего страха перед белыми. Он ненавидел Гэса, потому что он знал, что
Гэсу так же страшно, как и ему самому; и он боялся Гэса, потому что знал,
что Гэс согласится и тогда он вынужден будет идти на этот грабеж. Точно
человек, который решил покончить с собой, и боится, и знает, что он должен
это сделать, и все эти чувства давят на него сразу, он смотрел на Гэса и
ждал, чтоб тот сказал "да". Но Гэс молчал. Биггер стиснул зубы так сильно,
что челюсти заболели. Он тянулся к Гэсу, не глядя на него, но ощущая его
присутствие всем своим телом, повсюду: снаружи и внутри, и ненавидя и Гэса
и самого себя за это. Потом вдруг он почувствовал, что больше не может.
Нужно было заговорить, разрядить томительное напряжение нервов. Он
взглянул на Гэса в упор глазами, покрасневшими от страха и злобы, прижав к
бокам стиснутые кулаки.
- Сволочь черномазая, - сказал он ровным невыразительным голосом. - Ты
трусишь, потому что он белый.
- Не ругайся, Биггер, - сказал Гэс спокойно.
- Буду ругаться!
- Зря ты меня ругаешь, - сказал Гэс.
- А ты что, не можешь пошевелить своим поганым языком? - спросил
Биггер. - Не можешь сказать, пойдешь ты или нет?
- Я тогда пошевелю языком, когда мне _захочется_.
- Сукин ты сын! Трус и сукин сын!
- Ты мне не хозяин, - сказал Гэс.
- Ты предатель! - сказал Биггер. - Ты боишься грабить белого.
- Брось, Биггер. Сказал раз, и будет, - вступился Джо. - Чего ты к нему
пристал?
- Он предатель, - ответил Биггер. - Он не идет с нами.
- Я не говорил, что не иду, - сказал Гэс.
- Так что же, собачья твоя душа, пойдешь или нет? - спросил Биггер.
Гэс оперся на свой кий и внимательно посмотрел на Биггера, и опять у
Биггера что-то сжалось внутри, как будто он ожидал удара и готовился
принять его. Он стиснул кулаки еще сильнее. На одну секунду ему
представилось, какое ощущение будет у него в руке и во всем теле, если он
сейчас наотмашь хватит Гэса по лицу так, чтоб кровь пошла; Гэс тогда
упадет, а он молча выйдет вон, и тем дело кончится - и грабежа не будет. И
оттого, что он придумал и представил себе все это, теснящее чувство,
изнутри подступавшее к горлу, слегка отпустило его.
- Вот видишь, Биггер, - начал Гэс тоном, в котором была смесь
снисходительности и достоинства. - Видишь, Биггер, все неприятности у нас
всегда выходят из-за тебя. Очень ты горяч. Ну скажи, чего ты вдруг на меня
взбеленился? Разве я не имею права подумать? Но у тебя терпенья не
хватает. И сейчас же ругаться. Ты вот говоришь, что я трушу. А я тебе
скажу, что это ты трусишь. Ты боишься, что я скажу "да", и тогда тебе
придется в самом деле пойти на это...
- А ну, повтори, что ты сказал! Вот повтори, так я возьму этот шар и
заколочу его в твою поганую глотку, - сказал Биггер, задетый за живое.
- Да ну вас в самом деле, - сказал Джек.
- Ты же _слышал_, это все он, - сказал Гэс.
- Почему ты не говоришь прямо, пойдешь или не пойдешь? - спросил
Биггер.
- Я пойду вместе со всеми, - сказал Гэс, стараясь говорить твердо, не
выдавая своего волнения и стараясь поскорей заговорить о другом. - Я
пойду, но Биггер не нрав. Зачем он ругался?
- А почему ты сразу не сказал? - спросил Биггер. Его злоба переходила
уже в настоящее бешенство. - Доводишь человека до того, что он тебя
пришибить готов!
- ...Я помогу в этом деле, - продолжал Гэс, как будто не слыша слов
Биггера. - Я помогу, как я всегда помогал. Но только имей в виду, Биггер,
_тебе_ я подчиняться не собираюсь. Ты трус, и больше ничего. Ты кричишь,
что я трушу, чтобы никто не заметил, как ты трусишь сам.
Биггер рванулся к нему, но Джек бросился между ними, а Джо схватил Гэса
за локоть и отвел его в сторону.
- Кто тебя просит подчиняться? - сказал Биггер. - Очень мне нужно,
чтобы мне подчинялся такой сопляк, как ты?
- Эй, ребята, хватит вам лаяться! - крикнул Док.
Они молча стояли вокруг биллиарда. Биггер, не отводя глаз, следил, как
Гэс вставил свой кий на место, отряхнул мел с брюк и не торопясь отошел на
несколько шагов. Что-то жгло Биггера внутри, зыбкое черное облако на
мгновение застлало ему глаза, потом пропало. Бессвязные картины, точно
песчаный вихрь, сухой и быстрый, проносились в его голове. Можно нырнуть
Гэса ножом; можно избить его; можно вывернуть ему руки в плечах; можно
дать ему подножку, чтоб он ткнулся носом в землю. Можно по-разному
причинить Гэсу боль за все, что пришлось из-за него испытать.
- Идем, Джо, - сказал Гэс.
- Куда?
- Так, пошатаемся.
- Пошли.
- Так как же? - спросил Джек. - Встретимся в три, здесь?
- Ну да, - сказал Биггер. - Ведь мы же решили.
- В три я буду, - сказал Гэс не оборачиваясь.
Когда Гэс и Джо ушли, Биггер сел и почувствовал, как холодный пот
выступает у него на коже. План выработан, и теперь нужно приводить его в
действие. Он заскрежетал зубами: перед глазами у пего все еще стоял Гэс,
притворяющий за собой дверь. Можно было выхватить из стойки кий,
размахнуться и стукнуть Гэса по голове, так чтоб во всем теле отдался
треск его черных костей под тяжестью сухого дерева. Внутри у него
по-прежнему сжималось что-то, и он знал, что так будет, пока не дойдет до
дела, пока они не очутятся в лавке, у ящика с выручкой.
- Что-то вы с Гэсом никак не поладите, - сказал Джек, покачивая
головой.
Биггер обернулся и посмотрел на Джека: он забыл, что Джек еще здесь.
- Сволочь он, предатель черномазый, - сказал Биггер.
- Он не предатель, - сказал Джек.
- Он трус, - сказал Биггер. - Чтоб его подготовить к делу, нужно
заставить его перетрусить вдвойне. Нужно, чтобы он больше боялся того, что
с ним будет, если он не пойдет, чем того, что с ним будет, если он пойдет.
- Если мы решили сегодня идти к Блюму, надо бросить эту грызню, -
сказал Джек. - У нас ведь дело впереди, серьезное дело.
- Да, да. Верно. Я знаю, - сказал Биггер.
Биггер чувствовал острую потребность скрыть нервное напряжение, все
сильнее овладевавшее им; если он не сумеет освободиться, оно одолеет его.
Нужна была встряска, достаточно крепкая, чтобы отвлечь внимание и дать
выход накопившейся энергии. Хорошо бы побегать. Или послушать танцевальную
музыку. Или посмеяться, пошутить. Или почитать детективный журнал. Или
сходить в кино. Или побыть с Бесси. Все утро он прятался за своей завесой
равнодушия и злобно огрызался на все, что могло побудить его расстаться с
ней. Но теперь он попался; мысль о налете на Блюма и стычка с Гэсом
выманили его из прикрытия, и его самообладание исчезло. Вернуть
уверенность можно было только действием, яростным и упорным, которое
помогло бы забыть. Таков был ритм его жизни: от равнодушия к ярости; от
рассеянной задумчивости к порывам напряженного желания; от покоя к гневным
вспышкам - точно смена приливов и отливов, вызванная далекой невидимой
силой. Эти внезапные переходы были ому так же необходимы, как пища. Он был
похож на те странные растения, что распускаются днем и никнут ночью; но
никто не видел ни солнца, под которым он расцветал, ни холодной ночной
мглы, от которой он замирал и съеживался. Это было его собственное солнце
и его собственная мгла, заключенные в нем самом. Он говорил об этой своей
черте с оттенком мрачной хвастливости и гордился, когда ему самому
приходилось страдать от нее. Такой уж он есть, говорил он; и ничего с этим
не поделаешь, добавлял он, покачивая головой. Эта угрюмая неподвижность и
следовавшая за ней бурная жажда действия были причиной тому, что Джек, Гэс
и Джо ненавидели и боялись его не меньше, чем он сам себя ненавидел и
боялся.
- Куда пойдем? - спросил Джек. - Надоело торчать на одном месте.
- Пошатаемся по улицам, - сказал Биггер.
Они пошли к выходу. На пороге Биггер остановился и обвел биллиардную
хмурым, враждебным взглядом, губы его решительно сжались.
- Уходите? - спросил Док, не поворачивая головы.
- Уходим, - сказал Биггер.
- Мы еще вернемся, - сказал Джек.
Они шли по улице, освещенной утренним солнцем. На перекрестках они
останавливались, пропуская встречные машины: не из страха попасть под
колеса, а просто потому, что некуда было спешить. Они дошли до Южного
Парквэя, держа в зубах только что закуренные сигареты.
- Мне в кино хочется, - сказал Биггер.
- В "Рогале" опять идет "Торговец Хорн". Сейчас много старых картин
показывают.
- Сколько там стоит билет?
- Двадцать центов.
- Ладно. Пойдем посмотрим.
Они прошли еще шесть кварталов, молча шагая рядом. Когда они очутились
на углу Южного Парквэя и Сорок седьмой улицы, было ровно двенадцать.
"Регаль" только что открылся. Биггер помешкал в вестибюле, разглядывая
пестрые плакаты, а Джек отправился в кассу. Объявлены были две картины в
один сеанс; плакаты к первой, "Ветренице", изображали белых мужчину и
женщину, которые купались, нежились на пляже или танцевали в ночных
клубах; на плакатах ко второй, "Торговец Хорн", чернокожие дикари плясали
на фоне первобытных джунглей. Биггер обернулся и увидел за собой Джека.
- Идем. Сейчас начало, - сказал Джек.
- Идем.
Он пошел за Джеком в зал, где уже был погашен свет. После яркого солнца
глаза приятно отдыхали в полутьме. Сеанс еще не начался; он поглубже
вжался в кресло и стал слушать фонолу, исходившую ноющей, тоскливой
мелодией, которая навязчиво отдавалась у него внутри. Но ему не сиделось,
он все время ворочался, оглядывался, как будто подозревая, что кто-то
исподтишка следит за ним. Фонола заиграла громче, потом почти совсем
стихла.
- Как ты думаешь, сойдет благополучно у Блюма? - спросил он хрипловатым
голосом, в котором слышалась тревога.
- Понятно, - сказал Джек, но его голос тоже звучал неуверенно.
- Все равно, по мне, лучше сесть в тюрьму, чем браться за эту работу от
Бюро, - сказал Биггер.
- Почему в тюрьму? Увидишь, все сойдет отлично.
- Думаешь?
- Уверен.
- А впрочем, наплевать.
- Давай лучше думать про то, как мы это сделаем, а не про то, что нас
поймают.
- Ты боишься?
- Нет. А ты?
- Ничуть!
Они помолчали, слушая фонолу. Мелодия замерла на долгой, вибрирующей
ноте. Потом потянулась опять тихими, чуть слышными стонами.
- Пожалуй, в этот раз надо взять с собой револьверы, - сказал Биггер.
- Возьмем. Но только будем осторожны. Чтобы обошлось без убийства.
- Ну, понятно. Просто в этот раз с револьвером как-то спокойнее.
- Черт, я бы хотел, чтоб уже было три часа. Чтоб уже это кончилось.
- Я тоже.
Фонола смолкла, вздыхая, и экран вспыхнул ритмическим бегом теней.
Сначала шла короткая хроника, которую Биггер смотрел без особого интереса.
Потом началась "Ветреница". Замелькали бары, дансинги, пляжи, площадки для
гольфа и игорные залы, в которых богатая белая молодая женщина назначала
свидания любовнику, в то время как ее муж-миллионер занимался делами на
своей гигантской бумажной фабрике. Биггер толкал Джека локтем в бок каждый
раз, когда легкомысленной миллионерше особенно ловко удавалось провести
мужа и скрыть от него, где она была и что делала.
- Здорово она его обставляет, а? - сказал Биггер.
- Еще бы. Он думает только о деньгах, вот и не видит, что у него под
носом делается, - сказал Джек. - Уж эти богатые дамочки!
- Известно. А она ничего штучка, ей-богу, - сказал Биггер. - Слушай, а
может, я, если пойду на это место, попаду вот к таким, а? Может, придется
их возить на машине...
- Наверняка даже, - сказал Джек. - Дурак ты: понятно, иди. Мало ли что
может быть. У меня мать ходила поденно к одним богатым белым, так ты б
послушал, что только она про них рассказывала...
- А что? - живо спросил Биггер.
- Говорит, эти белые барыни с кем хочешь готовы лечь в постель, хоть со
стриженым пуделем. Бывает, что даже с шоферами путаются. Смотри, может, у
тебя там столько дела будет, что не справишься, так ты тогда меня зови на
подмогу...
Они засмеялись. Картина между тем продолжалась. На экране появился зал
ночного клуба, переполненный кружащимися парами, и послышались звуки
джаза. Молодая миллионерша танцевала со своим любовником и улыбалась ему.
- Хотел бы я разок попасть в такое место, - вслух подумал Биггер. -
Просто попробовать.
- Дурак, да там бы все разбежались от одного твоего вида, - сказал
Джек. - Подумали бы, что это горилла удрала из зоологического сада и
нарядилась в смокинг.
Они нагнули головы и долго хохотали, не пытаясь сдерживаться. Когда
Биггер наконец выпрямился и посмотрел на экран, рослый лакей подавал
молодой миллионерше и ее любовнику какой-то напиток в высоких хрустальных
бокалах.
- У таких, верно, и матрасы набиты долларовыми бумажками, - сказал
Биггер.
- Знаешь, им даже не приходится ворочаться во сне, - сказал Джек. -
Ночью у постели стоит лакей и, как услышит, что барин вздохнул, так сейчас
же легонько его на другой бок и перекатывает...
Они опять засмеялись, но сразу смолкли. Танцевальная музыка вдруг
сменилась низким рокочущим тремоло, и миллионерша повернулась и стала
смотреть на дверь зала, откуда слышались крик и шум.
- Держу пари, что это муж идет, - сказал Джек.
- Факт, - сказал Биггер.
Какой-то молодой человек, растрепанный, с блуждающими глазами, стал
проталкиваться сквозь толпу лакеев и танцующих.
- Сумасшедший какой-то, что ли, - сказал Джек.
- Чего ему здесь надо? - спросил Биггер, как будто его лично оскорбило
вторжение беспокойного незнакомца.
- А черт его знает, - пробормотал Джек, озабоченно глядя на экран.
Биггер увидел, как растрепанный человек увернулся от лакеев и побежал
прямо к столику молодой миллионерши. Музыка оборвалась, кавалеры и дамы в
панике разбежались по углам. Послышались крики: "Держите его! Хватайте
его!" Растрепанный молодой человек остановился в нескольких шагах от
столика, засунул руку за борт пиджака и вытащил какой-то черный предмет.
Раздались пронзительные возгласы: "У него бомба! Держите его!" Биггер
увидел, как любовник миллионерши одним прыжком очутился на середине зала,
высоко вскинул руки и поймал бомбу на лету, после того как растрепанный
человек ее бросил. Миллионерша упала в обморок, а любовник вышвырнул бомбу
в окно, разбив при этом два стекла. Биггер увидел белую вспышку за окном и
услышал оглушительный взрыв. Потом на экране опять появился растрепанный
человек, он лежал на полу, и десятка полтора рук его держали. Он услышал,
как одна из женщин воскликнула: "Он коммунист!"
- Слушай, Джек!
- Угу?
- Что такое коммунист?
- Коммунист - это красный, что ты, не знаешь?
- Хорошо, ну а что такое "красный"?
- А черт его знает. По-моему, это такие люди, которые живут в России.
- Безумные они все, что ли?
- Да вроде. Ты слушай. Он хотел убить кого-то.
На экране растрепанный человек рыдал, стоя на коленях, и вперемежку с
проклятиями стонал: "Я хотел убить его!" Выяснилось, что растрепанный
бомбометатель - из левых, он принял любовника миллионерши за ее мужа и
хотел его убить.
- Они, видно, не любят богатых, - сказал Джек.
- Еще бы, - сказал Биггер. - Про них только и слышно - то хотели убить
кого-то, то взрыв устроить.
Кадры быстро сменялись, и теперь молодая миллионерша в приливе
раскаяния говорила своему любовнику, что она благодарна ему за спасение ей
жизни, но то, что произошло, заставило ее понять, что она нужна мужу. Что,
если б это был он? - жалобно восклицала она.
- Она вернется к своему старику, - сказал Биггер.
- Ну да, - сказал Джек. - Надо же им поцеловаться в конце.
Биггер увидел машину, в которой молодая миллионерша спешила домой к
мужу. После долгих объятий и поцелуев они поклялись простить друг друга и
никогда больше не расставаться.
- Как ты думаешь, на самом деле так бывает? - спросил Биггер, полный
мыслей о жизни, которую он никогда не видал.
- Понятно. У богатых вот так и бывает, - сказал Джек.
- Интересно, этот тип, у которого я буду работать, тоже такой богатый?
- спросил Биггер.
- Может быть, - сказал Джек.
- Черт! Что-то мне захотелось пойти на эту работу, - сказал Биггер.
- А ты иди. Мало ли что может случиться.
Они засмеялись. Биггер повернулся к экрану, но не видел, что там
происходит. Он по-новому, с особым возбуждением думал о своей будущей
работе. Правда ли все то, что он слышал о богатых белых? Похожи ли его
будущие хозяева на тех людей, которых он видел в фильме? Если да, то он
все это увидит вблизи, изнутри, так сказать, узнает всю подноготную. На
экране замелькали первые кадры "Торговца Хорна", и он увидел голых черных
мужчин и женщин, извивающихся в бешеной пляске, и услышал глухой стук
тамтама, но африканское празднество расплывалось перед его глазами,
уступая место образам белых мужчин и женщин в черных и белых костюмах,
которые смеялись, разговаривали, пели и танцевали. Это были умные люди:
они умели загребать деньги, целые кучи денег. Может быть, если он у них
станет работать, случится что-нибудь неожиданное и часть этих денег
достанется ему? Он присмотрится, как они делают это. Ведь это просто такая
игра, и белые умеют играть в нее. А потом богатые белые не так плохо
относятся к неграм; это бедные белые их ненавидят. Они потому ненавидят
негров, что не сумели тоже нахапать денег. Мать всегда говорила ему, что
богатые белые предпочитают негров бедным белым. Он подумал, что, если б он
был бедным белым и не сумел нахапать денег, его стоило бы повесить. Бедные
белые - дураки. Только богатые белые умны, и они знают, как обходиться с
людьми. Он вспомнил историю, которую ему кто-то рассказывал, про
шофера-негра, который женился на богатой белой девушке, и родители девушки
дали им много денег и спровадили их за границу.
Да, этим местом у Долтонов швыряться не стоит. Может быть, мистер
Долтон - миллионер. Может быть, у него есть дочка, у которой горячая
кровь, может быть, она любит сорить деньгами, и когда-нибудь ей захочется
прокатиться на Южную сторону, посмотреть, что там есть