Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Прус Бореслав. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -
Мама, сейчас ночь? - Нет, дитя мое... А почему ты так говоришь? Но девочка ничего не ответила: ей хотелось спать. Однако на следующий день, когда пришел врач, она снова спросила: - Разве еще ночь? Тогда все поняли, что девочка ослепла. Врач осмотрел ее глаза и заявил, что надо ждать. Но чем больше восстанавливались ее силы, тем больше она беспокоилась: - Мама, почему я тебя не вижу? - Тебе заволокло глазки. Это пройдет. - Когда пройдет? - Скоро. - Может быть, завтра, дорогая мамочка? - Через несколько дней, детка. - А когда пройдет, ты мне сейчас же скажи, мама. А то мне очень грустно!.. Шли дни и недели в томительном ожидании. Девочка начала уже вставать с кроватки. Она научилась ходить ощупью по комнате, медленно и осторожно сама одевалась и раздевалась. Но зрение не возвращалось. Однажды она сказала: - Мама, ведь правда, на мне голубое платьице? - Нет, дитя мое, серенькое. - Ты его видишь, мама? - Вижу, моя любимая. - Так же, как днем? - Да. - Я тоже все буду видеть через несколько дней? Ну, хоть через месяц?.. Мать ничего не ответила, и девочка продолжала: - Мама, а правда - на улице все время день? И в саду - деревья, как раньше?.. А тот белый котенок с черными лапками приходит к нам?.. Скажи, мама, правда, я видела себя в зеркале?.. Тут нет зеркала?.. Мать подала ей зеркальце. - Надо смотреть вот сюда, где гладко, - сказала девочка, прикладывая зеркало к лицу. - Я ничего не вижу, - прибавила она. - А ты, мама, тоже не видишь меня в зеркале? - Я вижу тебя, птичка моя. - Но как же? - жалобно воскликнула девочка. - Ведь если я себя не вижу, так и в зеркале ничего не должно быть? А та, что в зеркале, она меня видит или нет? Мать расплакалась и убежала из комнаты. Любимым занятием слепой было ощупывать руками мелкие предметы и узнавать их. Однажды мать купила ей за рубль красиво одетую фарфоровую куклу. Девочка не выпускала ее из рук, трогала ее носик, рот, глаза, ласкала ее. Спать она легла поздно, не переставая думать о своей кукле, которую уложила в устланную ватой коробку. Ночью мать разбудил какой-то шорох и шепот... Она вскочила с кровати, зажгла свечу и увидела свою дочку: девочка сама оделась и играла с куклой. - Что ты делаешь, деточка? - вскричала мать. - Почему ты не спишь? - А сейчас уже день, мамочка, - ответила слепая. Для нее день и ночь слились в одно и тянулись бесконечно. Постепенно зрительные впечатления изгладились в ее памяти. Красная вишня стала для нее только гладкой, круглой и мягкой, блестящая монета - твердым и звонким кружочком, покрытым чуть выпуклой резьбой. Она знала, что комната больше ее самой, дом больше комнаты, а улица больше дома. Но все это как-то сократилось в ее воображении. Внимание слепой было сосредоточено на чувствах осязания, обоняния и слуха. Ее лицо и руки приобрели такую острую чувствительность, что, приближаясь к стене, она уже за несколько дюймов ощущала легкий холодок. То, что было в отдалении, девочка улавливала только слухом. По целым дням она к чему-то прислушивалась. Она узнавала шаркающую походку дворника, который говорил пискливым голосом и подметал двор. Знала, когда едет крестьянский воз с дровами, когда пролетка, а когда телега, вывозящая мусор. Малейший шорох, запах, охлаждение или потепление воздуха не ускользали от ее внимания. С непостижимой точностью она схватывала эти мелкие признаки и делала из них выводы. Однажды мать позвала служанку. - Яновой нет, - сказала слепая, сидя, по обыкновению в своем уголке. - Она пошла за водой. - А ты откуда знаешь? - удивилась мать. - Откуда? Как же, я знаю, что она взяла ведро на кухне, потом пошла в соседний двор и накачала воды. А сейчас она разговаривает с дворником. В самом деле, из-за забора доносились голоса двух человек, но так неясно, что расслышать их можно было только при большом напряжении. Однако даже такая обостренность восприятия других органов чувств не могла заменить девочке зрение. Она стала ощущать недостаток впечатлений и затосковала. Ей позволили ходить по всему дому, и это ее немного развлекло. Она изучила каждый камень во дворе, ощупала каждую водосточную трубу и каждую бочку. Но самое большое удовольствие доставляли ей путешествия в два совершенно различных мира - в погреб и на чердак. В погребе воздух был холодный, стены сырые. Сверху доносился приглушенный уличный грохот, остальные звуки пропадали. Для слепой это была ночь. На чердаке же, особенно у окошка, все происходило по-иному. Тут шума было больше, чем в комнате. Слепая слышала тарахтение телег с нескольких улиц, сюда долетали крики со всего дома. Лицо ее обвевал теплый ветер. Она слышала щебетанье птиц, лай собак и шелест деревьев в саду. Это был для нее день... Мало того. На чердаке чаще, чем в комнате, светило солнце, и, когда девочка устремляла на него свои угасшие глаза, ей казалось, будто она что-то видит. В ее воображении воскресали тени очертаний и красок, но такие неясные и зыбкие, что она не могла связать их с каким-либо предметом. В эту именно пору мать ее надумала поселиться вместе со своей приятельницей, и они все втроем переехали в дом, где жил пан Томаш. Обеим женщинам нравилась новая квартира, но для слепой перемена жилья была истинным несчастьем. Девочка была вынуждена сидеть в комнате. Тут ей нельзя было ходить ни на чердак, ни в погреб. Она не слышала ни птиц, ни шелеста деревьев, а во дворе царила жуткая тишина. Сюда никогда не заходили ни старьевщики, ни паяльщики, ни мусорщицы. Не пускали сюда ни старух, распевавших псалмы, ни нищего кларнетиста, ни шарманщиков. Единственным ее развлечением было глядеть на солнце, но оно не всегда одинаково светило и очень быстро скрывалось за домами. Девочка снова затосковала. В несколько дней она похудела, и лицо ее приняло то равнодушное и безжизненное выражение, которое так поражало пана Томаша. Слепая, она жаждала хотя бы слышать разнообразные звуки. А в доме было тихо. - Бедное дитя! - шептал нередко пан Томаш, разглядывая грустившую малютку. "Если бы я мог что-нибудь сделать для нее", - думал он, видя, как ребенок день ото дня худеет и бледнеет. Как раз в это время одному из приятелей пана Томаша предстоял судебный процесс, и, по обыкновению, тот обратился к почтенному адвокату за советом, прося его ознакомиться с материалами. Правда, пан Томаш уже не выступал в суде, но как опытный юрист мог указать правильный путь для ведения тяжбы и давал ценные советы приглашенному по его выбору адвокату. Дело было запутанное. Чем больше пан Томаш углублялся в чтение материалов, тем сильней оно его захватывало. В нем вновь ожил адвокат. Он уже не выходил из дому, не интересовался, вытерта ли пыль в гостиных, и, запершись у себя в кабинете, читал документы и делал заметки. Вечером старый слуга пана Томаша явился с обычным докладом. Он сообщил, что жена доктора переехала с детьми на дачу, что испортился водопровод, что дворник Казимеж затеял скандал с городовым и за это его на неделю посадили в кутузку. Под конец он спросил, не желает ли пан Томаш переговорить с новым дворником. Но пан Томаш, склонившись над бумагами, курил сигару, пускал кольцами дым и даже не взглянул на преданного слугу. На следующий день пан Томаш сел за документы с утра; около двух часов он пообедал и снова взялся за работу. Его румяное лицо и седеющие баки на синем фоне обоев напоминали какой-то "этюд с натуры". Мать слепой девочки и ее приятельница чулочница удивлялись пану Томашу и сожалели, что такой свежий на вид вдовец привык с утра до вечера дремать за письменным столом. Однако пан Томаш, хотя и закрывал глаза, отнюдь не дремал, а размышлял над процессом. Землевладелец X. в 1872 году завещал племяннику со стороны сестры имение, а в 1875 году - племяннику со стороны брата дом. Сын брата утверждал, что землевладелец X. лишился рассудка уже в 1872 году, а сын сестры доказывал, что X. сошел с ума лишь в 1875 году. Между тем муж сестры покойного приводил неопровержимые доказательства, что X. действовал как умалишенный и в 1872 и в 1875 году, а что в 1869 году, то есть еще находясь в здравом уме, он завещал все свое состояние сестре. Пана Томаша просили установить, когда же на самом деле X. лишился рассудка, а затем примирить все три враждующие стороны, из коих ни одна и слышать не хотела об уступках. И вот, в то время, когда пан Томаш с головой ушел в разрешение этих противоречивых обстоятельств, произошло поразительное, уму непостижимое событие. Во дворе, под самым окном пана Томаша, заиграла шарманка!.. Если бы покойник X. встал из гроба, если бы к нему вернулся рассудок и он вошел бы в кабинет, чтобы помочь почтенному адвокату разобраться в столь запутанных вопросах, пан Томаш, наверное, не был бы так потрясен, как сейчас, услышав шарманку! И будь это хоть итальянская шарманка, с приятным звучанием флейты, хорошо настроенная, играющая красивые пьесы! Куда там! Хрипя и фальшивя, шарманка, как нарочно, играла пошлейшие вальсы и польки, и так громко, что стекла звенели. В довершение всех зол, труба в шарманке вдруг начинала реветь, точно взбесившийся зверь! Впечатление было ошеломляющее. Пан Томаш остолбенел. Он не знал, что думать, что делать. Мгновениями он готов был допустить, что, изучая посмертные распоряжения душевнобольного землевладельца X., он сам помешался и оказался во власти галлюцинации. Но нет, это не была галлюцинация. Это действительно была шарманка, с испорченными дудками и очень громкой трубой. В сердце пана Томаша, всегда такого мягкого, такого снисходительного, проснулись дикие инстинкты. Он пожалел, что природа не создала его дагомейским королем, имеющим право убивать своих подданных, и представил себе, с каким наслаждением он в эту минуту уложил бы шарманщика на месте. Как все люди подобного темперамента, пан Томаш в гневе легко переходил от смелых мечтаний к отчаянным действиям, и сейчас он, как тигр, бросился к окну, намереваясь изругать шарманщика самыми отборными словами. Он уже высунулся из окна и раскрыл рот, чтобы крикнуть: "Ах ты бездельник!" - как вдруг услышал детский голосок. Маленькая слепая девочка кружилась по комнате, хлопая в ладоши. Бледное ее личико разрумянилось, губы улыбались, а из угасших глаз градом катились слезы. Бедняжка, она никогда не испытывала в этом тихом доме столько впечатлений! Какими прекрасными казались ей фальшивые звуки шарманки! Как великолепен был рев трубы, которая чуть не довела пана Томаша до удара! Вдобавок ко всему шарманщик, видя радость девочки, стал притопывать о мостовую своим огромным каблуком и свистеть, как паровоз при появлении встречного поезда. Боже, как он замечательно свистел!.. В кабинет пана Томаша влетел верный слуга, ведя за собой упиравшегося дворника и выкрикивая: - Я говорил этому негодяю, чтобы он немедля прогнал шарманщика! Говорил ему, что барин будет платить ему жалованье, что у нас есть договор. Но это же хам! Он только неделю назад приехал из деревни и не знает наших порядков. А теперь слушай, - кричал слуга, тормоша за плечи ошарашенного дворника, - слушай, что тебе барин скажет! Шарманщик играл уже третью пьесу - так же фальшиво и визгливо, как и две первых. Слепая девочка была в упоении. Пан Томаш повернулся к дворнику и, хотя был еще бледен, сказал с обычным хладнокровием: - Вот что, любезный тебя как зовут? - Павел, ваша милость... - Так вот что, Павел, я буду платить тебе десять злотых в месяц, но знаешь за что? - За то, чтобы ты никогда не пускал во двор шарманщиков! - поспешил вставить слуга. - Нет, - сказал пан Томаш, - за то, чтобы некоторое время ты ежедневно пускал шарманщиков. Понял? - Что вы говорите? - забывшись, закричал слуга, пораженный непонятным приказом. - А то, чтобы он, пока я не отменю своего распоряжения, ежедневно пускал шарманщиков во двор, - повторил пан Томаш, засунув руки в карманы. - Не понимаю! - протянул слуга с видом оскорбительного удивления. - Ибо ты глуп, мой милый! - добродушно ответил пан Томаш. - Ну, ступайте, займитесь своим делом, - добавил он. Лакей с дворником ушли, и пан Томаш заметил, как верный слуга его что-то шепчет на ухо своему спутнику, показывая при этом пальцем на лоб. Пан Томаш усмехнулся и, как бы подтверждая мрачные догадки слуги, бросил шарманщику десять грошей. Затем он взял справочник, отыскал в нем список врачей и записал на листке бумаги адреса нескольких окулистов. Между тем шарманщик повернулся к его окну и в благодарность за десять грошей стал так громко притопывать и насвистывать, что пан Томаш не вытерпел и, захватив записку с адресами врачей, вышел, бормоча: - Бедная девочка! Мне давно уже надо было ею заняться!.. "ПРИМЕЧАНИЯ" "ШАРМАНКА" Рассказ впервые опубликован в 1880 году в газете "Курьер варшавски". Болеслав Прус. Сочельник --------------------------------------------------------------------- Книга: Б.Прус. Сочинения в семи томах. Том 1 Перевод с польского Е.Живовой. Примечания E.Цыбенко Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 5 октября 2002 года --------------------------------------------------------------------- Когда я принес к себе в комнату какой-то, между нами говоря, совсем неказистый пирог, приобретенный на собственные (в поте лица заработанные) тридцать копеек, когда я собственными руками затопил печку и собственными щипцами наложил уголь в собственный пузатый самовар, я почувствовал себя, должен признаться, довольно глупо. Что за черт! Я, такой порядочный и достойный человек, я - опора и сотрудник стольких периодических изданий, я, у которого здесь родные, там друзья, тут сваты, - буду в этот вечер один как перст, когда самый последний из разносчиков "Курьера" веселится в семейном кругу... Э, скверно! По правде говоря, вчера я таки клюнул маленько, но то, что было вчера, не может удовлетворить сегодня. Я не голоден, мне не холодно, но мне хочется видеть сейчас рядом с собой веселое человеческое лицо, которое изгнало бы из моих роскошных апартаментов скуку и дурное настроение. Я чувствую, что зол на весь мир. Будь я в силах, я растер бы луну в нюхательный табак, остановил бы бег земли лет на сто, а солнце так заморозил, что оно бы у меня и не пискнуло. Но сделать это невозможно, и я ударяю табуретом о пол так, что ножки разлетаются во все стороны. Валентия, когда он явится с поздравлениями, я встречу с кислым лицом, а против хозяина начну процесс за то, что он не освободил мне до сих пор подвала. - Как поживаешь, недотепа? - Однако... Я оглядываюсь... Позади меня какая-то дама. Чепец с желтым бантом и тюлевым рюшем, от ватного салопа несет рыбой, как от торговки сельдями, в одном кармане - маковник, в другом - паяц, а под мышкой какой-то оловянный снаряд с деревянной ручкой... А талия у этой дамы! В три обхвата... платите мне по шесть грошей за строку, если вру! - Ну! и чего ты на меня глаза пялишь? - провизжала дама. - С кем имею честь?.. Не с пани ли Люциной? Я назвал первое попавшееся имя, которое, как мне казалось, больше всего соответствовало внешности, соединявшей в себе незаурядную энергию с необыкновенной деловитостью. - Ты что, с ума спятил?.. Какая Люцина?.. Не Люцина, а Ви... ги... лия!..* Понимаешь? ______________ * Вигилия (Wigilia) - сочельник (польск.). - Вигилия?.. Красивое имя, честное слово. Будьте же, милостивая пани, так добры... - Почему ты называешь меня пани, глупец этакий... разве ты не видишь, что я дух? - Дух?.. Но Вигилия - это... как будто особа женского пола. - У духов нет пола... - В самом деле? Разве?.. - Ну-ну! Хватит! Одевайся и пойдем, мне некогда с тобой любезничать. Допуская, что руки дамы такой корпуленции могут в случае надобности двигаться с той же стремительностью, как и язык, я не мешкая натянул шубу на плечи и шапку на уши. Через несколько минут мы были уже на улице. "x x x" - Дальше, милостивая государыня, я не пойду, - объявил я своей спутнице, ухватившись обеими руками за перила покрытой коврами лестницы. - Дальше я ни шагу, ибо если кто-нибудь нас увидит, то... Сами понимаете! - Я призрак! - прошептала дама, положив жирную руку на хрустальную дверную ручку. - Мне ничего не сделают, ну, а ты - ты как-нибудь вывернешься... Наконец, за тебя поручатся редакторы! Она толкнула дверь, затем меня в дверь, и мы очутились в передней. Господи помилуй! Какие гостиные, какая мебель, какое освещение!.. Пышная фигура моей спутницы с необыкновенной отчетливостью отражается в паркете. Ковер на столе, ковер под столом, бархат на диване... На мраморных тумбах стоят урны и длинногорлые этрусские вазы, кресла такие, что в самом худшем из них наслаждение сидеть даже тогда, когда вам снимают голову с плеч. А портьеры!.. А золотые кисти, тяжелые, как смертный грех! Я вздохнул: - Боже мой! Вот бы мне, бедняку, праздновать сочельник в этакой гостиной. - Погляди! - прошептала моя спутница. Я просунул голову между рукой и талией моей спутницы и, заслонившись портьерой, смотрел. В гостиной было двое: молодая красивая блондинка (просто конфетка - скажу я вам) в длинном платье и какой-то столь же худой, как и скучающий, щеголь, который сидел на диване, поминутно перекладывая ноги с колена на колено и прочесывая пальцами довольно жидкие бакенбарды. - Ты все же уходишь, Кароль? - спросила блондинка голосом, который пронзил мое сердце, как игла обойщика матрац. - Я останусь, Анеля, если только... - отозвался я. - Да тише, ты-ы... - пробурчала Вигилия, бесцеремонно прижимая мою голову к своей подбитой ватой талии. - Мне необходимо пойти, душечка, честное слово, - соизволил наконец ответить щеголь, снова перекладывая ногу на ногу. - И ты оставляешь меня одну даже в такой день, Кароль? Голос блондинки просверлил мне лопатку и застрял где-то в шубе. - Предрассудки! Сентименты! - зевнул щеголь. - Ты совсем не думаешь обо мне. - Тебе только так кажется, мой ангел, - ответил щеголь, поднимаясь. - Если бы я о тебе не думал и не соблюдал старых обычаев, я не купил бы тебе к рождеству гарнитур за триста пятнадцать рублей с полтиной, считая извозчика. Ну, будь здорова. Сказав это, он наклонился к прелестной даме в длинном платье, поцеловал цветок, приколотый к ее волосам, и вышел. В это мгновенье в противоположной двери появился лакей во фраке. - Кутья на столе... - Можете есть, - ответила блондинка, прикрывая платком лицо. - А вы, милостивая пани, не сядете за рождественский стол? - С кем же? - Со мн... - вырвалось у меня. - Молчи! - пробурчала старуха, выпроваживая меня на лестницу. О блондинка, блондинка! Если бы ты знала, как горячо билось для тебя чье-то сердце

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору