Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Пикуль Валентин. Каторга -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  -
ка задержу в городе, чтобы вы подумали об авторитете местной власти. Здесь вам не Порт-Артур, где вы фасонили как хотели. Здесь нет и адмирала, который бы оспорил мое решение! Коллежский асессор Зяблов, прибыв в бухту Лососей, для начала пересчитал количество пушек. Архип Макаренко не стал устраивать чинуше экзамен о таблицах морской стрельбы для наводки по движущимся целям - он сказал иное: - Мы тебя знать не знаем, а где наш мичман? - Говорят, уже арестован. - За что? - стали галдеть матросы. - За оскорбление окружного начальника. Макаренко сдернул чехол с орудия, разогнал его ствол по горизонту, прощупывая прицелом крыши Корсаковска: - Боевая тревога! Братва, кончай чикаться... прямой наводкой по дому с зеленой крышей... фу-гас-ным - клади! Клацнул замок, запечатывая жирную тушку фугаса в казенник. Макаренко велел протянуть провод телефона на батарею. - Это ты фон-барон? - крикнул он в трубку. - С тобою говорит баковое орудие крейсера "Новик"... Хана пришла! - Какая хана? - спросил Зальца комендора. - А вот как звезданем по твоей конторе, так от тебя только один "фон" останется. Мы люди нервные, всю войну отгрохали, нам терять нечего... Подать мичмана на тарелочке! Максаков в тот же день вернулся на батарею. - Спасибо, братцы, - сказал он. - Если б не ваша прямая наводка по канцелярии барона, видел бы я мир через решетку... Бедная мама! Живет и не знает, куда попал ее сынулечка! Июнь выдался жарким, даже слишком жарким для Сахалина. В доме губернского правления с утра были отворены настежь все окна, а Ляпишев расстегнул мундир. С улицы бодряще благоухало цветущими ландышами. Михаил Николаевич принял из рук Фенечки первую чашку с чаем. - Я вижу, ты поправляешься. Какие новости? Фенечка выложила перед ним листовку на русском языке: - Вот новость! Утром на крыльце подняла... Это была вражеская прокламация. В ней было сказано, что Япония за время войны не изведала ни одного поражения, все русские дивизии давно уничтожены, а японская армия стоит у ворот Харбина. Далее цитирую: "Японское войско приносит свободу русскому народу, и эта свобода скоро вспыхнет на Сахалине... Знайте что японское войско приходит, чтобы спасти вас из рук правительства, которое, заковав всех в цепи, предало вас безвестным терзаниям. Хотя ваше сопротивление не может иметь значения для победоносной японской армии, тем не менее мы предупреждаем всех каторжан-добровольцев, что все они, кто осмелится поднимать оружие против нас, БУДУТ БЕСПОЩАДНО ИСТРЕБЛЕНЫ". Ляпишев прощупал хорошую бумагу прокламации. - Как вам это нравится? - сказал он входившему к нему в кабинет полицмейстеру Маслову. - Фенечка нашла эту пакость на крыльце, и не могу понять: кто ее мог подбросить? Маслов ответил, что такие же листовки обнаружены в казармах ополченцев, даже на квартирах офицеров. - Плевать на эту писульку! - поморщился Маслов. - Ведь не все же у нас грамотные. Больше на цигарки изведут. Другое меня тревожит: на Сахалине снова начались поджоги мостов... Каторга жила еще в полном неведении того, что происходит в мире: Российское телеграфное агентство оповещало островитян отрывками телеграмм с большим опозданием, жители кормились больше досужими сплетнями, перевирая старые газетные слухи, они продолжали верить в боевое могущество эскадры адмирала Рожественского, способное круто изменить положение. Ляпишева навестил военный журналист Жохов: - Боюсь, вы опять станете упрекать меня за то, что суюсь не в свои дела. Но сейчас мы с капитаном Сомовым вышли на шлюпке в пролив, чтобы обозреть наш укрепленный район. То, что мы увидели, это ужасно! Желтые брустверы окопов со стороны моря выглядят как оборки кружев, далеко видные. Такой безобразной обороной мы только помогаем японцам, заранее размаскировав свои позиции. - Но ведь не я же копал эти окопы, и, если они сделаны неверно, теперь переделывать поздно... Кстати, - вдруг вспомнил Ляпишев, - кажется, вы или Быков жаловались, что у нас нет карт Сахалина. Не откажется ли капитан Филимонов, знающий геодезию, провести съемку местности внутри острова? - Боюсь, что поздно, - вздохнул генштабист. - Боюсь, что она совсем не нужна, - ответил Ляпишев. - Но я все-таки пошлю Филимонова на съедение комарам, чтобы у вас не сложилось обо мне худого мнения. Поверьте, я всегда чутко прислушиваюсь к мнению боевой офицерской молодежи... Михаил Николаевич действительно уважал офицера Быкова, он считался с мнением Жохова, но в близком окружении губернатора их не было. Известно, что любимцами растерянного начальства делаются не честные, сильные духом личности, а всякие прохиндеи, проныры, подхалимы и прочие нахалы, готовые воскурить фимиам начальнику ради своих персональных выгод. Недаром же прокурор Кушелев предупреждал губернатора: - Простите, если употреблю громкие слова о долге, о чести, о том, что отчизна для русского превыше всего... У наших же полковников карманы штанов раздулись от "подъемных", их жены стали поперек себя шире, и эти гарнизонные господа не пожертвуют ради отечества ничем - ни рублем из кармана, ни фунтом сала из общего веса своих дражайших половин. - Какой тяжелый день! - невпопад отвечал Ляпишев. - Фенечка подсунула мне глупую бумажонку с угрозами, Маслов доложил о поджоге мостов, Жохов наговорил, что все окопы просматриваются с моря, а теперь вы утверждаете, что мои обер-офицеры ни к черту не годятся. Я чувствую, что этот жаркий день закончится чудовищной катастрофой... Они жили в июне и не знали того, что случилось в мае. О катастрофе русского флота при Цусиме губернатора известил барон Зальца из далекого Корсаковска. Ляпишев, перебирая руками голубые и розовые полоски обоев на стене кабинета, как слепой, которого вдруг покинул предатель-поводырь, с трудом добрался до спальни и плашмя рухнул на постель. - Бедная Россия... такие потрясения, - шептал он. - Сначала Порт-Артур, а теперь и Цусима... А как же мы? Фенечка наложила на лоб ему мокрое полотенце. - Докатались! С бубенцами... Может, кого позвать? - А кого? - Вам виднее... Тулупьева, что ли? - Ах, что он знает! - Жохова? - Ладно. Позвони, чтобы пришел... Корреспондент "Русского инвалида" о Цусиме уже знал и на вопросительный взгляд Ляпишева заговорил с надрывом: - Теперь, оставшись без флота, Россия уже не способна охранить необозримые побережья Японского, Охотского и Берингова морей, отныне японцы могут беспрепятственно высаживаться где хотят - или в устье Амура, или даже здесь, на Сахалине. Если раньше мы сражались только на чужой земле, теперь под угрозой вторжения оказалась наша родная земля - русская! - Сергей Леонидович, что бы вы сделали на моем месте? - Сначала я бы созвал всех офицеров гарнизона города, дабы воодушевить их к стойкому отпору врагам. Михаил Николаевич сбросил со лба полотенце: - К самому стойкому! Завтра же мы соберемся... - Хорошего мало, - говорил Жохов, когда клуб, сильно запущенный, как дешевый трактир, стал заполняться офицерами. - Я не знаю, что думают в Токио, но банкиры Америки толкают самураев в спину, чтобы скорее брали Сахалин. - Им-то что от нас понадобилось? - Мне довелось читать статьи военного обозревателя Бернста, который, будучи в Лондоне, сам же и проболтался, что Япония решила допустить американцев к освоению рыбных промыслов Сахалина - пока на правах концессии. Митрофан Данилов, начальник Тымовского округа, приехал на совещание из Рыковского; этот тюремщик сказал: - Да япошкам только тук нужен! Только тук. На это капитан Жохов ответил полковнику: - Наверное, тук стал припахивать нефтью... Многие недолюбливали Жохова - за его столичные манеры, за его речи без жаргонных словечек; сахалинские недотепы посмеивались над значком Академии Генштаба, о каком сами они и не мечтали. Вот и сейчас, укрывшись в буфете, полковник Семен Болдырев говорил полковнику Георгию Тарасенко - командиру гарнизонного резерва: - А никто его сюда не звал! Теперь всякую ахинею порет, а наши дурачки и рты разинули, как "дяди сараи". Если бы капитан Жохов был талантливый, так сидел бы в редакции, а его к нам занесло... Сразу видать, что не Пушкин! - Да его на Рельсовой не раз видели, - вмешался в беседу подполковник Домницкий, приехавший из Дуэ. - Он политических навещал. Вы бы, господа, предупредили Михаила Николаевича, чтобы с этим умником особенно-то не цацкался... В руках этой троицы, собравшейся в буфете, заключалась главная сила обороны: Домницкий в Дуэ командовал тысячью ста двадцатью солдатами, Болдырев прикрывал побережье со стороны деревень Арково силами в тысячу триста двадцать человек, а Тарасенко хвастался: - У меня сразу две тащи душ... с берданками! Был жаркий воскресный день, православные шли в свой храм, на окраине города торчал тонкий шпиль костела, горестно завывал с минарета мечети мулла. В узком просвете долины речки Александровки уже виднелись пристань и сизый клочок Татарского пролива, а панорама обширного кладбища завершала обзор сахалинской столицы... Ляпишев прибыл на совещание при шпаге, сложил перчатки в свою треуголку. - Господа, - начал губернатор, - о прокламациях вы уже слышали, наверняка и читали их. Нас этими угрозами не запугать. Дикие айны, продолжая плавать в Японию по своим домашним делам, рассказывают, что скоро на Сахалине появятся несметные силы самураев. Якобы двадцать тысяч высадятся прямо на пристань Александровска, а десять тысяч возьмут Корсаковск. У нас, как вы знаете, всего лишь три-четыре тысячи боеспособных людей, и мы давно готовы ко всему на свете... Диспозиция обороны вчерне была намечена, но план обороны сводился Ляпишевым к отступлению внутрь острова: - Сначала отходим в Рыковское, после чего - всей массой! - ретируемся на юг до Корсаковска, где и нанесем главный урон противнику. Чем дальше заведем японцев от моря, тем больше надежд на то, что он завязнет в наших непроходимых буреломах, он погибнет в наших топях, а комары и партизаны довершат его истребление. Но, даже преследуя нас, японцы будут вынуждены побросать свои пушки, они устанут волочить за собой пулеметы, когда увидят, что внутри Сахалина не пройти даже бывалому охотнику на соболей... Он уверенно заявил, что отход гарнизона прикроют восемь пушек и четыре пулемета. Но артиллеристы сразу же сказали, что все их пушки устаревшей конструкции давно "расстреляны": - Снаряды бултыхаются в стволах, отчего не поручимся за меткость попаданий. А при любом выстреле из казенников вырываются струи раскаленных газов, обжигающие прислугу. Ляпишев заверил их, что до стрельбы дело не дойдет: - Вряд ли японцы рискнут нападать на Александровск, столицу каторги! Мы рассуждаем о нашей обороне не потому, что нам предстоит обороняться, а так... на всякий случай. Из зала послышался голос капитана Жохова: - Ради всякого случая мы могли бы и не собираться... Тут с улицы ворвался сияющий от радости капитан Владимир Сомов, размахивая узким бланком телеграммы: - Господа! Все наши опасения оказались излишни и преждевременны. Только что на телеграфе принято извещение о том, что государь император выразил высочайшее согласие на предложение Рузвельта к скорейшему заключению мира... - Уррра-а! - поднялись все разом с лавок. Ляпишев был вынужден пропустить выпад Жохова, обидный для него лично. Он надел перчатки и натянул треуголку. Его рука коснулась эфеса парадной шпаги, он сказал: - Я счастлив, господа, присутствовать среди вас в этот незабываемый момент скромной сахалинской истории. Не отслужить ли нам по этому поводу торжественный молебен?.. В эти дни популярная японская газета "Асахи" выступила с призывом: "Сахалин должен быть нашей собственностью. Ошибки правителей времен Токугавы, когда мы недостаточно ценили этот остров, пришло время исправить. Остров должен сделаться нашим, не ожидая мирных переговоров с русскими. Конечно, его следовало бы захватить сразу же после начала войны. Займи мы Сахалин с прошлого (1904) года, и мы не терпели бы убытков в нашей экономике, а наше земледелие не страдало бы от острой нехватки удобрительных туков... Сейчас на острове ничтожно мало русских войск! - подчеркивала "Асахи", обращаясь к своей военщине. - Так возьмите же Сахалин немедленно, это воодушевит нашу армию и наш флот..." Настал день 22 июня. На мостике флагманского крейсера "Акацуки" контр-адмирал Катаока приветствовал командира Сендайской дивизии - генерал-лейтенанта Харагучи: - В вашем лице, генерал, я от имени императорского флота рад видеть успехи вашей славной дивизии... Погрузка войск и армейского имущества начиналась в порту Хакодате на острове Хоккайдо. Здесь, в узости Сангарского пролива, японцы быстро формировали особую "Северную группу", для которой адмирал Того не пожалел две эскадры из четырех эскадр Японии. Катаока получил два мощных броненосца, несколько боевых крейсеров и множество миноносцев. По высоким трапам, стуча прикладами, поднимались на палубы транспортов солдаты. По широким настилам сходней кавалеристы вели своих лошадей под седлами. Артиллеристы бережно опускали на днище трюмов крупповские орудия, а следом за ними пулеметчики вкатывали пулеметы английской фирмы "Виккерс". Харагучи представил Катаоке своего адъютанта: - Майор Такаси Кумэда, хорошо знающий условия Сахалина, с ними плывет и бывший консул в Корсаковске - Кабаяси. Батальон за батальоном всходил по трапам. В трюмах пугливо ржали маньчжурские лошади, реквизированные у китайцев, и выносливые стройные кони, закупленные в Австралии. С берега на корабли перемещались тонны американских консервов с тушенкой, грузились связки тропических фруктов, пакеты прессованного сена и катушки телеграфных проводов. Катаока заметил подле Кумэды неизвестного ему человека. - Кто он? - спросил адмирал у майора. - Это русский геолог Оболмасов, но он давно не достоин вашего высокого внимания, - объяснил Кумэда. "Акацуки", выбрав швартовы, взбурлил за кормою воду, медленно двигаясь вдоль рейда. Харагучи и Катаока, стоя на мостике флагмана, отдавали честь, и восемьдесят три императорских вымпела хищно извивались над мачтами, безмолвно докладывая всей Японии о готовности эскадры сниматься с якорей. Из глубины трюмов слышалась песня самураев: Выйдем в поле - трупы в кустах.. Выйдем в море - трупы в волнах... ...Высадка японцев на Сахалине - это демонстрация силы Японии именно в тот момент, когда сил у Японии больше не оставалось. Но в этой демонстрации последних усилий сейчас особенно нуждались политики Токио, чтобы силой воздействовать на дипломатию России в предстоящих переговорах о мире. 4. ОТ БУХТЫ ЛОСОСЕЙ И ДАЛЬШЕ Гротто-Слепиковский пригласил Полынова с Анитой провести денек на берегу залива Анива, где его отряд в сто девяносто штыков при одном пулемете квартировал в рыбацком селе Чеписаны. Здесь, в Корсаковском уезде, японцы не подкидывали прокламаций, зато жители округа были извещены о событиях в мире лучше, нежели обыватели "столичного" града Александровска. - Многие из местных айнов, - рассказывал Слепиковский, - еще до войны привыкли плавать на Хоккайдо, чтобы навестить там сородичей. Вернувшись обратно, они теперь даже не скрывают, что скоро весь Сахалин станет японским "Карафуто". Полынов сказал, что в научных кругах России слишком много было разговоров о богатствах Сахалина: - Но военные люди совершенно упустили из виду его чисто стратегическое значение. Представьте, что в заливе Анива, на берегах Лаперузова пролива, была бы сейчас мощная база флота и крепость. Тогда выход в океан принадлежал бы России, и наш Дальний Восток не переживал бы тех опасений, которые угнетают вас в этой тишине... Слепиковский угостил Аниту мандаринами, признавшись гостям, что они японские, привезенные айнами, при этом Анита надкусила мандарин зубами, как яблоко. - Они растут в земле или на деревьях? Слепиковский подивился ее наивности, а Полынов не упустил случая, чтобы прочесть Аните лекцию о померанцевых плодах, пояснил, что мандарины растут на кустах. - Не смей поедать их с кожурою вместе и, пожалуйста, не путай съедобные мандарины с несъедобными чиновниками из Китая, которые растут во дворце императрицы Цыси... Затем Полынов заинтересованно спросил: как складывается жизнь Быкова с Челищевой в убогом Найбучи? Слепиковский замялся, выразительно глянув на девушку с мандарином. - При ней можете говорить все, - позволил Полынов. - Валерий Павлович, кажется, поступил неосмотрительно, причислив к своему отряду сестру милосердия из бестужевок. Я понимаю: в условиях каторги, где редко встретишь порядочную женщину, Клавдия Петровна предстала перед ним небесным созданием. Но я, честно говоря, недолюбливаю ученых девиц, склонных предъявлять к нашему полу чрезмерные требования. - Пожалуй, - как бы нехотя согласился Полынов. - Такие женщины тоже способны погубить. И не потому, что названная нами Клавдия Петровна дурная женщина, а потому, что она слишком порядочная. Излишне здравомыслящие женщины опасны для мужчин в той же степени, как и очень дурные. Слепиковский предложил гостям спуститься к соленому озеру, и Анита, опередив мужчин, шаловливой рысцой сбежала по тропинке к самой воде, а капитан Слепиковский спросил: - Но кто же она вам, эта девушка, которая иногда свободно судит о серьезных вещах, а порою озадачивает незнанием самых примитивных вещей? - Это моя... Галатея, - ответил Полынов. - Я, как Пигмалион, сделал ее, чтобы потом в нее же и влюбиться.. - Рискованная любовь! Вы и сами знаете, как плохо кончил Пигмалион... Полынов взмахом руки показал на Аниту, которая, подобрав края платья, босиком бегала по берегу соленого озера. Она хватала маленьких крабов и забрасывала их обратно в воду. - Я ее купил, - просто объяснил он. - Теперь она стала моей последней надеждой и моей первой радостью в слишком жестокой жизни. Горе тому, кто осмелится отнять ее у меня. Гротто-Слепиковский отвел глаза в сторону леса: - Вам, должно быть, очень неуютно живется? - Неуютно бывает в комнатах, - честно признал Полынов, - а в этой жизни мне иногда просто страшно... Ближе к вечеру они выехали в Корсаковск на попутной телеге поселенца. Усталые после дороги, Полынов с Анитой улеглись спать, чтобы проснуться в ином мире. Совсем ином, для них очень страшном... Им, к счастью, не дано было знать, что в это же время барона Зальца посетил в канцелярии мстительный капитан Таиров. - Случайно я встретил в городе человека, в котором сразу опознал преступника, служившего ранее на метеостанции в столичном Александровске, - доложил Таиров. - Политического? - сразу напрягся Зальца, догадываясь, что уголовнику на метеостанции делать нечего. Таиров еще не забыл оскорбительного для него смеха юной красавицы, которая столь откровенно смеялась над его унижением. Он подтвердил подозрения барона. - Политического! - убежденно сказал

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору