Сергей Алексеев.
        Покаяние пророков

---------------------------------------------------------------
     OCR: Sergius (s_sergius@pisem.net
     _ ..._ -- курсив
---------------------------------------------------------------


     Алексеев С.Т.
     А471 Покаяние  пророков: Роман.  -- М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. --  446 с. --
(Русский проект).
     ISBN 5-224-03926-6
     Новый роман известного  писателя, как и предыдущие его книги, поднимает
острые проблемы истории России  и ее  сегодняшнего дня. Главная  героиня  --
боярышня Вавила, наследница древнего рода Углицких, четыреста лет обитающего
в таежном поселке староверов на загадочной Соляной Тропе. Девушка становится
разменной картой в амбициозных играх различных политических и олигархических
движении,  задавшихся целью  захватить  власть в стране, посадив на  престол
Вавилу, как наследницу Рюриковичей.
     ББК 84(2Рос-Рус)6
     © ЗАО "Издательство "ОЛМА-ПРЕСС"", 2002




        "1. Странница"
     В  начале  марта завьюжило  так,  что  деревня  утонула  по  окна, а  с
подветренной  стороны сугробы и  вовсе сомкнулись  со снегом на крышах, зато
кромка увала облысела до желтой стерни, будто первая проталина появилась.
     Ночью,  вроде бы,  ослабнет  буран,  и  под светом дрожащего фонаря  на
столбе видно лишь, как поземку  несет,  но  на восходе  ветер словно с  цепи
сорвется  и так  разбежится по косогорам, так  всколыхнет сыпучие  воздушные
барханы  -- белого света не  видать. Зимой жителей в  Холомницах было  всего
четверо  на двадцать дворов: сам  Космач, старики Почтари и Кондрат Иванович
Гор, обрусевший немец по прозвищу Комендант.
     Так вот,  на  четвертый день пурги, пробившись с другого конца деревни,
Кондрат  Иванович с  радостью заявил, что  за свои  шестьдесят с  лишним лет
подобной  метели не  помнит и что  разлад  в природе  происходит  от запуска
ракет, которые  дырявят небо, то есть озоновый слой атмосферы. Обычно Космач
начинал  оспаривать подобные заявления, и тогда начиналась долгая  и  нудная
дискуссия, ибо старый служака никогда  не сдавался и выворачивался из любого
положения, крыл цитатами, на ходу сочиняя за великих философов, астрономов и
физиков. Пойди потом поищи, откуда он что взял.
     Комендант  долгие годы служил  на Кубе  -- то  ли в разведке,  то ли  в
личной  охране Фиделя  Кастро,  а может, просто  был великий  выдумщик,  ибо
Космач иногда  шалел  от его рассказов  о тайных террористических  операциях
американцев  против  Острова  свободы,  которые  Кондрат  Иванович с блеском
предотвращал.  О его  боевом прошлом на  самом деле  никто ничего  толком не
знал, но доподлинно было известно, что поселился он в Холомницах вынужденно,
как и большинство здешних жителей, однако тщательно это скрывал. Овдовел  он
рано и на старости лет стал никому не нужен, трое его сыновей и дочь еще лет
семь назад вспомнили свое происхождение и один за другим уехали  в Германию,
за лучшей долей. Ко всему прочему,  распродали не только свои квартиры, но и
отцовскую,  будто бы по его  просьбе купив  взамен  избу в глухой деревеньке
Холомницы. А это сто семьдесят километров от областного центра.
     Однако,  несмотря  на  свое положение, Комендант хорохорился, был самым
бойким  и активным даже в летнюю пору, когда деревня заселялась дачниками. С
осени все  разъезжались  по зимним  квартирам,  и  Кондрат Иванович  начинал
сильно  тосковать без общения,  приходил  к  Космачу раза два-три за  день и
иногда   становился   надоедливым,   особенно  если   затевал   какой-нибудь
бесполезный спор.
     За эти  метельные дни Космач даже соскучился по нему, ничего оспаривать
не  хотел, да и  Комендант вел  себя странно, больше молчал,  ерзал  и часто
выглядывал в окно.
     -- Может, на  руках потягаемся? -- внезапно предложил  он. --  Что-то я
подзабыл, кто кого в последний раз уложил?
     До приезда Космача в Холомницы на  руках здесь никто  не боролся, и все
началось с  того,  что  он однажды  принял предложение Кондрата  Ивановича и
легко  его завалил, не  подозревая,  как  сильно  ущемил больное  самолюбие.
Обиженный,  он  несколько  дней  не  приходил,  а   потом  привел   Почтаря,
невысокого,  квадратного  и рукастого старика на  подогнутых  кривых  ногах.
Схватка  длилась  минут пять,  уже и мышцы начали  деревенеть,  но дед Лука,
несмотря на возраст, стоял, как молодой  боец. Согнуть его руку удалось лишь
после  нескольких  тактических  приемов,  заставивших сильного и  неопытного
соперника расслабиться.
     С  той  поры   в  конце   каждого   дачного   сезона   Комендант  начал
организовывать  соревнование.  Летом  народ  здесь  отдыхал  в  основном  не
болезненный, бОльшую часть жизни хорошо питавшийся и не чуравшийся спорта по
служебному долгу и образу жизни,  -- бывшие советские и партийные работники,
уволенные  директора  предприятий,  два  бывших  прокурора,  один  отставной
начальник  паспортной службы и  даже не доработавший  до пенсии председатель
облисполкома. Когда-то  у всей этой номенклатуры были казенные дачи, отнятые
во время борьбы с привилегиями, а скоро все они вовсе остались без работы и,
выброшенные из жизни, как-то разом и густо заселили Холомницы, раскупив дома
в опустевшей деревне по бросовым ценам. Многие по два -- три года жили здесь
безвыездно, то  ли отдыхали, то  ли  скрывались, пока каждый не  нашел  себе
новое, пусть  и не такое престижное  место. На лето  деревня заполнялась под
завязку, однако каждый существовал сам по себе: сблизиться и жить компанией,
как  это часто  бывает на  дачах,  не  позволяло то ли  безвозвратно ушедшее
положение  в прошлом, то ли стыдливость в настоящем. Поединок на руках  был,
пожалуй,  единственным развлечением и общественным  действом  в деревне: все
остальное время всяк по себе ковырялся на своих грядках.
     Тягаться  на руках у Космача настроения не было, и Комендант, так  и не
дождавшись поединка, начал развивать запретную тему.
     -- Как ты живешь? Не пойму... Молодой здоровый мужчина, бороду побрить,
так вообще!..  Кандидат  наук, умный, развитый, а  как монах, честное слово.
Хоть бы в город съездил!
     Раньше он  впрямую никогда не  касался подобных вопросов и  порой  даже
подчеркивал свое полное равнодушие к личной жизни не совсем обычного соседа.
В  дачных  деревнях  было  не  принято  лезть в  душу,  что  Космача  вполне
устраивало.
     --  Мне и  здесь хорошо, --  уклонился он.  --  Смотри,  дороги замело,
полное ощущение необитаемого острова. По крайней мере до весны.
     Должно  быть,  на  откровенность  Комендант  и  не  рассчитывал, тотчас
скомкал разговор:
     --  Да  уж, замело  так  замело... Хлеба на день  осталось.  На сухарях
придется сидеть...
     Космач  ничего  не ответил,  и гость, так  и не  дождавшись ни  научной
беседы,  ни предложения потягаться  на руках,  ни,  на  худой случай,  рюмки
самогона, вроде бы засобирался домой.
     Но прежде чем  пойти, сделал еще один народный вывод: мол, нескончаемый
этот ветер оттого, что где-то умирает колдун или великий грешник, и буря  не
уляжется до тех пор, пока не отлетит его зловредная душа.
     --  А она  долго не отлетит, это я говорю, -- добавил Кондрат Иванович.
--  Так  что буран  еще  дня два-три будет.  Ты же заметил, что я скажу, все
сбывается?
     -- Не заметил, -- отозвался Космач.
     -- Как? Помнишь, зимой, когда рыбачили у мельницы? Я же сказал, не лезь
на кромку, провалишься! И ты провалился!
     -- Да у тебя просто язык шерстяной!
     -- Ну вот посмотришь!
     И уж до  порога дошел,  за  дверную  ручку  взялся,  однако  решительно
вернулся назад, сел на табурет к печному зеву.
     -- Ты хоть  понимаешь, зачем я приходил?  Зачем  в такую бурю с другого
конца к тебе шел?
     -- Чувствую, сказать что-то хочешь, -- предположил  Космач.  -- И никак
не можешь.
     -- Хочу. Давно  собирался. А  вот посидел  в заточении четверо  суток и
решился.
     Он  достал  из  внутреннего кармана  алюминиевый пенал  из-под  дорогой
сигары,  но  вытряхнул  короткий  окурок  дешевой, кое-как припалил  спичкой
черный конец: курил он редко, скорее всего, для антуража, дым пускал, однако
сейчас сделал несколько глубоких затяжек и вытер слезы.
     Сам все время учил, что настоящие сигары в затяг не курят.
     -- Когда  ты сюда  перебрался... месяца через  два...  Ко  мне  человек
пришел. Сам понимаешь, откуда... Сначала поинтересовался твоей персоной, как
да  что,  а  потом  предложил  присматривать  за  тобой.  Войти  в  доверие,
отслеживать, кто  приходит,  что приносит  или  уносит.  Построить отношения
таким  образом,  чтоб  ты  мне  ключ  оставлял,  когда уезжаешь  куда.  Печь
протопить,  коня  обрядить... Ну  и досмотр сделать  в  избе. Человека этого
интересовал антиквариат. Золото, серебро, камни драгоценные, старинные книги
и документы.  Если  что найду, должен был сразу же сообщить. Телефон-то  мне
поставили будто бы как ветерану, а на самом деле для оперативных целей.
     -- Ну и ты, естественно, отказался?
     -- Я бы мог отказаться, безусловно. Да они бы в покое меня не оставили.
Не  мне, так  детям  навредят. Подбросят какую-нибудь дезинформацию властям,
мол, связаны с российской разведкой, испортят и карьеру, и жизнь... Я же для
них -- свой, а со своими они жестко обходятся. На пенсии ты, нет -- значения
не имеет. Вот в нашей деревне все бывшие, и секретари райкомов, и прокуроры.
Даже ты вот историк бывший, верно? А я нет, потому что в нашей службе всегда
ты настоящий.
     -- То есть и сейчас на службе?
     -- Да это сложный вопрос.  Ведь каждый человек хозяин своей судьбы. Так
ведь  нас  учили? Я  вот захотел  уйти, а другие не хотят, кое-какие денежки
получают. Старикам все помощь.  Мне надоело, знаешь, так  засвербило... Буду
сам собой.
     -- Что же ты согласился?
     -- Знаешь, подумал,  меня не  завербуют -- другого найдут, из дачников,
например, дилетанта какого-нибудь. Они дураки и от этого борзые...
     Космач пожал плечами, спросил невозмутимо:
     --  А  с  чего  вдруг такая  откровенность? Ты  что,  Кондрат Иванович,
умирать собрался?
     --  Да нет пока. -- Сподвижник Фиделя снова  распалил сигару. -- Ты  не
думай, я  ни одного сигнала не послал. Хотя видел,  и люди к тебе приходили,
так  сказать,  в   конспиративном  порядке.  Подходящие  объекты,   кержачки
бородатые, и  что-то  приносили...  Антиквариат  у  тебя  находил  и грамоты
старинные. Это еще в самом начале,  когда произвел первый  досмотр. И должен
заметить, Николаич,  тайники  ты  делать не  умеешь. Я сразу увидел: верхний
косяк  на дверях  горницы вынимается. Пальчиком постучал -- пустота есть,  а
ведь  в  нем  паз не  долбят. Снял,  а там свежая долбежка и  два  свитка...
Хорошо, что ты  потом новый тайник сделал. Уже почти профессионально. Только
когда пробку  из бревна вынимаешь, следи за руками, чтоб чистые были.  А  то
устал я грязь оттирать.
     Космач   впервые   почувствовал  беспокойство,   но  не   связанное   с
откровениями  старика: сквозь гул метели  явственно донеслось  ржание коня в
стойле. С чего бы это вдруг? Накормлен, а поить еще рановато...
     -- Первый досмотр делал, когда  ты  в Москву ездил, с диссертацией,  --
невозмутимо  продолжал Комендант.  --  Потому  что мне  позвонили.  Проверку
устроили, достоверную ли я информацию даю. Уже знали,  что ты  улетел,  сюда
собирались... Я свитки эти убрал, а их трое приехало, ночью с задов зашли  и
до утра  всю избу твою  обследовали. Меня на улице оставили, чтоб не впускал
посторонних.  Но  я  все  видел...   В  основном   бумаги  смотрели,  записи
фотографировали... Уехали, я назад вложил. Знаешь, читать пробовал -- ничего
не разобрал. Язык какой-то... Вроде бы  арабский, но не читается. Ни  справа
налево, ни слева направо... Что там было-то?
     --  Послания сонорецких старцев,  --  отозвался Космач, прислушиваясь к
звукам  на улице.  -- На русском языке,  только написано арамейским письмом,
справа налево.
     -- Ага, понятно! Шифровка... Откуда они, старцы эти?
     -- На Сон-реке живут.
     Комендант  открыл  было  рот, чтобы  спросить,  где такая река,  однако
спохватился  -- вероятно,  сообразил,  что  любопытство неуместно,  когда  в
грехах каешься. Помялся немного, вздохнул.
     -- Они потом интерес к  тебе потеряли. Так,  изредка позванивали,  мол,
как  живет  наш  подопечный,  не  собирается  ли  куда...  Думал,  закончили
разработку и забыли. Время-то  суетливое,  каждый день перемены. А года  три
назад, когда к тебе  один  кержак  приходил... Маленький такой  и  борода по
пояс.  Клестианом  Алфеичем  зовут. Опять звонок, дескать, к  Космачу  гость
идет,  и  описывают,  какой.  К тому  времени  он  ушел  от  тебя,  неверная
информация,  запоздали...  Так я  и  доложил  соответственно.  Вот  тут  они
крыльями  захлопали!  Через  два  часа  своего  человека прислали.  Помнишь,
контролер  ходил, счетчики проверял?.. А сегодня опять звонок: нет ли гостей
у тебя?  Оказывается,  до  сих  пор тебя  пасут.  Так  что если со  мной что
случится, знай: ты под наблюдением.
     -- А что с тобой может случиться?
     -- Да мало ли... Все-таки седьмой десяток, сердце ноет. И, может, не от
ветра -- от перегрузки. Думаю много.
     -- Надо было сразу сказать, и не мучился бы.
     -- Нельзя! -- отрезал Кондрат Иванович. -- Ты  человек молодой и в этих
премудростях неопытный. Мог  случайно  и меня сдать, и сам бы вляпался.  А я
знаю, как проворачивать такие  дела, чтоб  и волки сыты,  и  овцы целы. Могу
даже научить.
     -- Не  знаю, что и  делать, -- Космач рассеянно походил по избе, слушая
ветер за окнами, -- благодарить или выставить, чтоб дорогу забыл.
     -- Это ты сам решай, -- обиделся  тот и встал. -- Только дурного я тебе
ничего не сделал. Напротив...
     Не договорил,  вдруг ссутулился и нетвердыми пальцами начал застегивать
пуговицы --  наверное,  чего-нибудь  другого ждал. Космач  молча слушал крик
жеребца и  ощущал,  как  беспокойство  постепенно  перерастает в  неясную  и
необъяснимую тревогу. Однако же, не показывая  виду,  хладнокровно дождался,
когда  Комендант упакуется  в  дождевик,  натянутый поверх старой  дубленки,
после чего распахнул дверь.
     -- Будь здоров.
     И  стал  смотреть  в   окно.  Согбенный,  удрученный  старик,  даже  не
попрощавшись,  вышел  на улицу, как-то по-пингвиньи  соскочил  с  крыльца  и
побрел по метельным сугробам, увязая иногда по колено.
     Космач не испытывал ни  разочарования,  ни  жалости,  однако  тревожное
чувство потянуло из дома: чудилось, будто там, в буранной мгле, кто-то зовет
его,  кричит и просит помощи. Набросив полушубок, он выбежал на  крыльцо  --
нет, вроде бы  все спокойно,  если  не считать свиста и  хлопанья  ветра  да
ржания коня в стойле...
     Космач работал объездчиком  газопровода, конь был  хоть и  казенный, но
избалованный и оттого наглый,  попробуй  не напоить или сена  не дать, когда
захочет.  Из вредности не  один раз изгрызал  в  прах  не только ясли,  но и
двери,  а вырвавшись на волю, жевал все подряд --  от  белья  на веревке  до
сетей,  развешанных  для  просушки. Но  при  этом имел экстерьер  чистейшего
арабского  скакуна,  ноги тоненькие,  копыта стаканчиком, головка маленькая,
нервная, все жилы на  виду,  а как понесется  на воле, смолистые,  блестящие
грива и  хвост переливаются на ветру, искрятся -- загляденье.  А заседлай  и
сядь  верхом --  мерин мерином, в  рысь не разгонишь, Космач о его  круп две
плети истрепал, вдоль газопровода  все кусты изломал  на вицы, хоть застегай
его,  голову  опустит и  бредет,  словно  каторжник.  Говорили, что за  один
внешний вид он несколько лет работал на племзаводе. но когда выяснилось, что
и  потомство от  него  ничуть  не  лучше, то  списали  и  продали  в  охрану
газопровода.  Там же за  его неумеренную любовь к кобылицам и бродяжничеству
на   этой  почве  несколько  раз  хотели  подкастрировать,  однако   жеребец
невероятным образом чувствовал это и накануне срывался в бега.
     И  все-таки было одно качество положительное, хотя  совсем  не конское:
вместо цепного пса выпускай во двор, чужого  почует раньше  собак и  к  дому
близко никого не подпустит.
     Возможно, потому и прозвище носил собачье -- Жулик.
     Зимой дорогу вдоль трубопровода не чистили, приходилось обход делать на
лыжах и  воевать  с лесорубами,  которые таскали хлысты на  тракторах  прямо
через нитку и  где попало. Так что конь отъел себе задницу (скоро в двери не
протолкнуть) и  все  время рвался на волю, но выводить его для  проминки без
веревки было  опасно, все  из-за его  стремления к воле:  бывало, по  неделе
приходилось искать, и  все бесполезно. Обычно  Жулик возвращался сам.  когда
нагуляется, и из-за  своей внешней красоты приносил то чужой  недоуздок,  то
веревку на шее или вовсе дробовой заряд в холке.
     И  все-таки   с  ним  было  хорошо,  не  так  одиноко  и   есть  о  ком
позаботиться...
     Сейчас жеребец трубил во всю глотку и  барабанил  ногами по деревянному
полу: в самом деле пить просил или чуял кого-то?..
     --  Ты что это, Николаич? -- Комендант  появился внезапно, словно  и не
уходил. -- Испуганный какой-то... Не заболел ли?
     -- Нет. От твоего признания отойти не могу.
     -- Я сказал, как было. Так что не обижайся.
     -- Так ты где служил, что-то я не пойму? На Кубе или стукачом в КГБ?
     --  Извини, я  служил в военной контрразведке! -- позванивающим голосом
отчеканил Комендант. -- И не нужно меня сравнивать со стукачом.
     -- Почему же тебя приставили за мной следить?
     -- Им другого  агента сюда посадить трудно. Вот и вспомнили про меня, и
здесь разыскали...
     -- Не ожидал от тебя, Кондрат Иванович...
     -- Что ты не ожидал? -- вдруг задиристо  спросил  Комендант. -- Да если
бы ты сюда не  переехал,  я бы жил спокойно.  И никто бы  не доставал! Между
прочим, я поэтому в деревне поселился. А тебя черти принесли!..
     -- То есть я еще и виноват?
     Комендант ссориться не хотел, но и унижаться тоже.
     -- Как  хочешь! Я с тобой в открытую! А мог бы не говорить,  и сроду бы
не узнал.
     Космач послушал жеребца, поглядел по сторонам -- в свете фонаря снежная
муть, никакой видимости.
     -- Почему вдруг позвонили именно сегодня?
     -- Не объяснили. Возможно, прошла информация, кто-то к тебе идет.
     -- Я никого не жду. -- Космач пожат плечами. -- Хотя вон конь вопит...
     -- Где-то кобылка загуляла, ветром наносит... Весна.
     -- Откуда кобылке взяться?..
     -- А,  ну  да!  И  в самом деле,  -- как ни в чем не  бывало  засмеялся
Комендант --  должно  быть, примириться хотел. -- Если только  едет кто,  на
кобыле.
     -- Что домой-то не ушел?
     Кондрат Иванович махнул рукой в сторону столба.
     -- Да я вернулся, свет включить...
     На  все Холомницы было два фонаря, в начале и конце деревни. Зажигать и
тушить  их  Комендант сделал своей обязанностью, и  сейчас Космач неожиданно
подумал,  что все это специально Лишний  раз пройтись по улице и посмотреть,
что  где творится,  и  есть причина в гости заглянуть. Ведь приходил  каждый
день, по утрам и вечерам...
     Однако тут же и отогнал  зудящую мысль:  окажись  он  и  в  самом  деле
исправным стукачом,  давно бы кто-нибудь нагрянул среди ночи, особенно когда
гости приходят  с Соляной  Тропы. А  то ведь ни  одной  неожиданности за все
шесть лет не случалось.
     -- Ладно, коня напою, может, успокоится. -- Космач пошел к стойлу.
     -- У тебя, наверное, на душе неспокойно, -- не отставал  Комендант.  --
Только  ведь  я  должен был когда-то сказать? А тут  еще звонок!..  И сердце
ноет. Умру, и знать не будешь!.
     -- Ладно, живи и не умирай!
     Кондрат Иванович что-то прокричал и пошел буравить снежные дюны.
     Космач запер за ним калитку, взял ведра и пошел в баню, где топил снег,
чтоб не  водить коня на реку в  такой буран. Но  вышло, засиделся  с гостем,
котел выкипел чуть ли не до дна, т