Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аксенов Василий. Пора, мой друг, пора -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
Василий АКСЕНОВ ПОРА, МОЙ ДРУГ, ПОРА Роман Часть 1 ПРОГУЛКИ 1. Вся стена была залита лунным светом, только темнели ниши. Раз, два, три... восемь ниш в крепостной стене вдоль всей улицы Лабораториум. В каждую из этих ниш можно было влезть, согнувшись в три погибели, а когда-то ведь они предназначались для стражников, когда- то в каждой из них стоял стражник в латах и еще хватало высоты для алебарды. Время на- несло несколько слоев грязи, земли, булыжников, и вот теперь я, мужчина среднего роста, сидел скорчившись в одной из этих ниш. Года два назад я еще мог играть в стражника, мог еще крикнуть гулко на всю улицу: "Внимание! Опасность!" Сейчас уже не могу. Сейчас я могу только сесть здесь на камни, вытянуть ноги в полосу лунного света и, глядя на кости своих ботинок, бездумно и беспечально выкурить одну за другой три сигареты. Потом я встал, снял пиджак, вывернул его подкладкой наружу и положил в нишу. Потом я сделал четыре шага, поднял руки и обнаружил над головой знакомый выступ, который не сдвинулся за эти два года ни на один санти- метр. Потом я встал на цыпочки, быстро, с прыжка, подтянулся и перебро- сил ноги вверх. Потом я полез по лестнице. По стене к башне шла стертая, выветрившаяся, еле заметная лестница. По-обезьяньи, на четырех конечностях, я пересек освещенную часть стены и вдруг испытал знакомый страх, когда, спасаясь от луны, прижался плечом к башне. Я стоял, прижавшись к башне, смотрел на поблескивающий внизу бу- лыжник и накачивал себя, накачивал, как будто можно было что-то вернуть. Никогда не возвращайтесь на старые места, где вам было хорошо. Хорошо?! Мне было тогда плохо, отчаянно, гнусно, тревожно, зыбко, я умирал по нескольку раз в день, я весь ходил в липком поту - ах, как мне было тог- да хорошо! Однако все попытки отсечь память провалились, вот я вернулся на это место, и сейчас, кажется, со мной происходило то же самое, что и тогда. Итак, преодолевая массу каких-то унизительных ощущений, я нырнул в черный провал. Я лез вверх по узкому каменному горлу, то и дело руками и лицом прикасаясь к влажным стенам, как будто жабы целовали меня в кро- мешной тьме, загадочные жабы, явившиеся из глубины двух последних лет; я лез все быстрее и вылез на площадку башни. Голуби взлетели с шумом, все разом. Толкая друг друга, они устреми- лись в прорехи крыши, в лунное небо, и через несколько секунд настала тишина. Пыли здесь накопилось достаточно за это время, пыли и голубиного помета. Тогда мы уживались с голубями. Иные из них, причастные к тайнам любви, перестали нас бояться и ходили по балкам над нами, стуча лапками. В этом углу лежал мой старый плащ. Кто забрал его? Мы были свободны здесь, на этой улице. Почему-то милиция обходила ее стороной. А ведь ни- чего особенно зловещего нет в этой улице - элементарная средневековая улица. Я просунул голову в амбразуру и посмотрел вниз, на строй глухих домов с маленькими оконцами, похожими на амбразуры для мушкетов (дома эти были очень стары, в них помещались какие-то забытые всеми на свете склады), на узкую полосу лунного булыжника, на изгибающуюся крепостную стену, на башни, выглядывающие одна из-за другой. Почему-то даже туристы не реша- ются таскаться ночью по этой улице, хотя она для этих задрипанных турис- тов сущий клад. Только пьяные компании нарушали иногда нашу тишину. Подъезжала к на- чалу улицы машина и останавливалась: в улицу она въехать не могла - слишком узка эта улица. Из машины вываливалась группа орущих рок-н-роллы людей и бесновалась несколько минут, прыгая по булыжникам. Потом укаты- вали. Разок, правда, какой-то "лоб" в рубашке, усеянной голубыми и крас- ными яхтами, отважился полезть по нашей лестнице, сунул голову в башню и выскочил вереща: "Ой, братцы, там шкилеты!" А мы с ней, "шкилеты", снова легли на мой старый плащ. Да, она не бы- ла тогда лишена романтического воображения! А я-то уж был хорош: недоуч- ка, начитавшийся Грина; мне грезилась бесконечная наша общая жизнь, ты да я от Севера до Юга, от Востока до Запада, двое бродяг, любящие серд- ца, двухместная байдарка, двухместная палатка... Нелегко проститься с юношескими грезами, но жизнь обламывает тебя, она тебя "учит", нельзя же все время быть сопливым теленком. Ребята, никогда не посещайте вновь старых башен, где когда-то вам бы- ло хорошо. Ах, как хорошо мне было! Башку я тогда чуть не разбил об эти камни. Ну, ладно! Все дело в том, что в последние месяцы мной овладело удивительное спокойствие, спокойствие, которое выбивает меня из колеи и не дает рабо- тать, общаться с людьми, даже читать, а только дает возможность прекрас- но есть, прекрасно переваривать пищу, прекрасно толкать тележку. После всех огорчений, слез и клятв, после всевозможных волнений, и разлук, и встреч наступило это многомесячное спокойствие. Я двигаюсь по своим пу- тям подобно ленивцу; на жизнь мне хватает, особых запросов нет; лениво жду событий, лениво принимаю решения. Короче говоря, мне необходим курс инъекций. И вот я начинаю его, сознательно, лениво, с ленивым любопытс- твом к самому себе. Сначала я записываюсь в эту экспедицию, потом прихо- жу на улицу Лабораториум, потом влезаю в эту башню, где мы когда- то ти- хо умирали от счастья... Я спустился, нашел свой пиджак, надел его и поклонился всем теням, всем призракам и всем голодным кошкам этой улицы. На сегодня хватит. Вышел на улицу Широкую - шар на шпиле евангелистской церкви. Вышел на улицу Длинную - милицейская машина "раковая шейка" с дрожащим султаном антенны. Иду по улице Длинной - освещенные двери буфета, велосипеды у дверей. Возле буфета кто-то схватил меня за плечо. Я узнал Барабанчикова, ма- ляра из нашей экспедиции. - Здорово, - сказал он. - Ну, ты, я гляжу, хитрован. - Выпил, Барабанчиков? - спросил я его. - Ну, ты и хитрован! - восторженно и угрожающе пропел он, не отпуская меня. - Что ты, Барабанчиков, в самом деле, - сказал я, освобождаясь от его руки. - Ты меня, парень, не бойся, - прошептал он. - А я и не боюсь. - А это ты зря! - повысил он голос и сверкнул своей фиксой. Замоскворецкие его фокусы и кураж сразу надоели мне, но я говорил мирно, не хотел портить отношений, потому что и так в экспедиции меня все еще считали чужаком. - А я сейчас на танчиках был, - сказал Барабанчиков. - Бацал с одной эстоночкой. Ну, а потом, значитца, по садику с ней прошлись. Колечко мне подарила. Глянь! На ладони его лежало жалкое колечко с красным камешком. - Сила! - сказал я. - Хитрован ты! - воскликнул он, седлая велосипед. - Костюмчик-то им- порт? По блату достал небось, да? Вырядился, ишь ты! Знаю я тебя. Он поехал, сутулый и какой-то дикий, всклокоченный, как медведь на велосипеде. Описал круг и остановился возле меня, упираясь правой ногой в асфальт. - Садись на багажник, ну! - с какой-то совершенно непонятной угрозой крикнул он. - Садись, Валька, на базу свезу. - Иди ты к чертям! - рассердился я. - Ну, ладно! - захохотал он. - Пес с тобой! Чю читаешь-то? - "Знамя". - Я показал журнал. - Молодец! Поможет жить, - одобрил он и поехал по улице, распевая что-то, вихляясь и дергаясь. Я вошел в буфет. Эстонские и русские рабочие, заполнявшие его, даже не взглянули на меня. Навалившись на высокие столы, они пили пиво и громко говорили что-то друг другу, эстонские и русские слова, и матери- лись, естественно по-русски. Я взял пива и отошел к ближайшему столику. Кто-то убрал локоть, и я поставил свою кружку на грязный мрамор, прямо о который люди гасили сигареты. На меня смотрел серый глаз, качающийся над кружкой рыжего пива. Парень в морской фуражке внимательно разглядывал меня. Перед ним на газетке лежала горка копчушек. Он пил пиво, прищурив один глаз, а вторым так и буравил меня. Такой это был тертый-перетертый паренек, каких можно увидеть в любом месте страны. Заметив, что я не от- ворачиваюсь, он подвинул ко мне свои копчушки. - Угощайтесь. - Благодарю, - я схватил копчушку, оторвал ей голову и мгновенно сже- вал. Парень поставил кружку и спросил в упор: - Сам-то откуда? - Москва. - А я из Пярну, механик по дизелям, - он протянул через стол руку. - Сережка Югов. Ты, друг, пойми меня правильно. Я так считаю, что рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. - Правильно, Сережа. - Образование у тебя высшее? - Да нет. Я сейчас в киноэкспедицию нанялся, такелажником. А до этого шоферил в Московской области. - Много имеешь? - Мало. - Слушай, "Гастроном" еще работает. Давай скинемся на полбанки? - На чекушку пойдет, не больше. Мы сложились по семьдесят пять копеек, и я побежал в "Гастроном". Бе- гом я пересек Рыночную площадь, перескочил через металлический барьер и сразу плечом нажал на дверь "Гастронома", которую уже закрывали, выпро- важивая последних покупателей. - Закрыто! - борясь со мной, крикнула из-за стекла тетка в белом ха- лате. - Закрыт магазин, пьяницы проклятые! - О, мисс, гив ми плиз уан баттл водка! - крикнул я. Она осмотрела меня и пропустила, приняв за иностранца. - Вас волен зи? - неожиданно спросила она. - Литтл баттл водка, - беспомощно жестикулировал я и гремел мелочью. - Это есть чекушка. - Гопник вы самый настоящий, - разгадала меня тетушка, но бутылку все-таки отпустила. Бегом, с чекушкой в кармане, восторженным и гулким галопом, как в лучшие годы юности, я пересек площадь и ввалился в буфет. Я понимал, что это тоже входит в курс моих дурацких инъекций. Сережа Югов стоял суровый, ни с кем не разговаривал, ни с кем не об- щался, хранил верность мне, даже пива не трогал. Еще с порога я подал ему ободряющий знак. - Давай с пивом сольем, - предложил он. - Крепче ударит. Действительно, ударило крепко. Сережа поднял свой чемоданчик, и мы вышли из буфета. Мы пошли на вокзал - я решил проводить Сережку Югова. Он шел рядом и что-то мне рассказывал о своей беспечальной жизни, в которой он всегда был вот таким крепышом с прямым позвоночником и расп- равленными плечами. Тихо шелестели и изредка хлопали его клеши. - Я, Валя, на минном тральщике служил, а потом на энском эсминце. Да- же в загранку ходил, в Стокгольм с дружественным визитом. Он посмотрел на меня искоса, поставил чемоданчик на асфальт и вытащил из кармана военный билет. Открыл его и показал мне: Югов Сергей Ивано- вич, старшина ШШ статьи, - сжатое, как кулак, лицо с выпирающими желва- ками. Потом он показал мне карточки жены и дочки и, наконец, паспорт и служебное удостоверение. Я тоже предъявил свои документы, и это еще сильнее сблизило нас. До отхода его поезда оставалось сорок пять минут, и мы направились в вокзальный ресторан. Решили махнуть рукой на все и потратить еще по два рубля пятьдесят копеек. В ресторане было битком, мы с трудом отыскали места за столом рядом с двумя старшими лейтенантами, врачами. Это был обычный вокзальный ресторан, шумный, с огромной картиной Нал- бандяна, с обалдевшими, замученными официантками, с шевелящейся разно- шерстной толпой, но с оркестром. Оркестр был дурацкий, тоже очень шум- ный, и странно было слышать в нем трубу с удивительно чистым звуком. Труба, сравнительно молодой отечный человек, видимо, задавала тон в этой компании - они играли мелодии из "Серенады Солнечной долины". Сережа все смешивал водку с пивом. Вдруг наклонился ко мне: - Давай скинемся на "Полонез" Огинского? - Что? - Давай по полтиннику скинемся на "Полонез" Огинского? Я сообразил, в чем дело, и выложил полтинник. - А ты думаешь, они сыграют за полтинник? - Черт, - задумался Сережа. - Очень хочется послушать. Вдруг он повернулся к старшим лейтенантам: - Скинемся на "Полонез" Огинского? Офицеры уставились на него. - Скинемся по полтинничку, товарищи старшие лейтенанты? - Что такое? Ничего не понимаю, - сказал один офицер. - Я не люблю "Полонез" Огинского, - сказал второй, - в зубах он у ме- ня застрял. - Что вы, обеднеете от полтинника? - возмутился Сергей. - Фу, какие жадные! Он встал и пошел к музыкантам. Труба, наклонившись и иронически улы- баясь, кивнула ему и забрала деньги. Сережа вернулся и сел, прикрывшись рукой от офицеров. Те переглянулись недоуменно и смущенно засмеялись. - Сейчас, - сказал мне Сергей. - Слушай. И грянул "Полонез" Огинского. Ту-у-у, ту-ру-ру-ру, туру-ра... И вверх и вниз славянская тоска с чудовищным грохотом медных тарелок и чистым звуком презрительной трубы, за рубль серебром волнение Серегиного серд- ца, и я, хмельной от пива и водки, тоже закрывшись рукой, как мой дру- жок, взволнованный и гордый тем, что это за мои пятьдесят копеек три ми- нуты славянской тоски из репертуара всех самодеятельных оркестров, всех заводских и сельских клубов, ту-у-у, ту- ру-ру-ру, ту-ру-ра... А Сережка кивал музыкантам и кивал иногда мне; это он заказал, и он слушал, и он был добр, пусть уж и эти жадные врачи послушают, пусть слу- шает весь ресторан, надо же - какая музыка! - Все! Девушка, получите с нас! Расчет был нелегкий, но вышло по два шестьдесят семь. Терпимо. Мы об- менялись адресами, и Серега поехал в Пярну. Он стоял на подножке вагона, клеши под ветром щелкали об его ноги. Он кричал: - Валька, в случ-чего разорись на телеграмму! Еще одним дружком стало у меня больше. Мой блокнот, говорящий голоса- ми грубыми и писклявыми, разудалыми басками, и тенорами, и девчачьими голосами, хрипло смеющийся и плачущий, адреса, записанные на пространс- тве от Магадана до Паланги, дают мне право чувствовать себя своим парнем в своей стране. Адреса, имена и телефоны, но за этими кривыми значками видятся мне вокзалы и ярко освещенные аэропорты, взвешивание багажа и толкотня у бу- фетов. Вперед, вперед, моя энергичная страна, я твой на этих дорогах и на этих трассах, и вот поэтому мне тошно всегда участвовать в проводах, а потом покидать вокзал в одиночестве. Я вышел из вокзала и сразу стал одиноким в темном парке у подножия крепостных стен. Башни улицы Лабораториум обрисовывались на фоне желто- ватого сияния центра, и ноги понесли меня как раз туда, куда я зарекся ходить. Я шел к гостинице "Бристоль". Я шел так, словно мне шестнадцать лет, все апрельское волнение и юно- шеские страхи воскресли во мне. Я останавливался возле газировочных ав- томатов и возле газетных витрин, в животе у меня что-то булькало и пере- ворачивалось, точь-в-точь как тогда. С высоты своего спокойствия я радо- вался этому, но на самом деле мне было невесело. Сквозь сетку ветвей, наконец, показалось шестиэтажное здание отеля. Весь нижний этаж был ярко освещен: светились окна ресторана и кафе. Я вышел на край площади, присел на барьер и огляделся. Качалась пьяная очередь на такси. Машины подходили одна за другой. В десяти шагах от го- родской уборной спал в своем креслице старый еврей-чистильщик. Я давно знал его, еще с прошлых приездов в этот город. Он был единственным в своем роде. Эстонцы не любят чистить обувь на улицах, и клиентура ста- ричка состоит в основном из приезжих. Своего рода русско-еврейский клуб собирается вокруг него днем, в послеобеденное время. Он любит погово- рить, порасспросить и порассказать, этот тщедушный жалкий старикашка. Говорят, когда-то у него был обувной магазин. Сейчас он спал, прикрыв лицо лацканом пиджака, и только иногда вздра- гивал, словно чуя опасность, и выглядывал из-за пиджака невидящими гла- зами в глубоких темных впадинах - неожиданно величественным ликом, слов- но хранящим гнев и зоркость Авраама, - и снова закутывался в пиджак. Это были бессознательные движения - он спал, просто это вздрагивал его внут- ренний сторожевой. Я подошел и поставил ногу на подставку. Тронул его за плечо. - Папаша! - Да! - воскликнул он, затрепетав. - Да, да! Нет! - и проснулся. Он чистил и трещал по своему обыкновению: - Вы мне знакомы, я вас уже видел. Приходилось бывать в нашем город- ке, не так ли? Постойте-постойте, года три назад, ведь верно? А, два го- да! Ну, я вас помню! Вы ходили в коричневом пиджаке. Нет? Без пиджака? Ну да, кажется, была большая компания, правда? Две или три красивые де- вушки, нет, не так? Видите, я не ошибся! Кажется, вы артист или худож- ник, нет? Рабочий? Не хитрите, прошу вас. Конечно, вы ленинградец, нет? Москвич. Я угадал, вот видите. Пожалуйста, готово! Можно смотреться, как в зеркальце. Благодарю вас. Да, а я все здесь сижу. Думаете, я всегда чистил? Нет, я не всегда был таким. Угодно посмотреть? Вот, молодой че- ловек, каким я был когда-то. Он открыл потрескавшийся школьный портфель и достал оттуда твердый и сильно пожелтевший фотоснимок. На нем был он сам лет тридцати пяти: округлое довольное лицо, смо- кинг, в правой руке цилиндр. Он стоял за креслом, а в кресле в белом платье восседала дама с лицом, тоже полным довольства. - Это Рива. Она умерла. Я простился с ним и пошел через площадь к отелю, медленно переступая начищенными до блеска английскими ботинками. С другой стороны площади я посмотрел на чистильщика. Он собирал свое хозяйство, укладывал в порт- фель банки и щетки, потом взял под мышку кресло и пошел. О господи, ночи этой не было конца! 2. Причины, которые заставляли меня останавливаться возле газировоч- ных автоматов и возле газетных витрин и чистить обувь, те же самые при- чины заставили меня пройти не сразу в ресторан, а в кафе сначала. Я был уверен, что все они сидят в ресторане, но, войдя в кафе, сразу увидел их там. Впрочем, спокойствие ко мне уже возвращалось, и я спокойно разгля- дел их всех, а потом прошел к стойке, сел там и заказал что-то на семь- десят пять копеек. Барабанила какая-то музыка, и я спокойно разглядывал их всех в зерка- ле, которое было у меня прямо перед глазами. Там была Таня и еще какие-то две девицы - кажется, из массовки, Анд- рей Потанин - исполнитель главной роли, администратор Нема, потом те трое из гостиницы и еще какой-то незнакомый мне паренек, который сегодня утром появился на съемочной площадке. Это был, по всей видимости, нас- тырный паренек. Он потешал всю компанию. Вытягивая шею из защитной ру- башки и обнажая верхние зубы, он что-то рассказывал Тане. Она с трудом удерживала серьезную мину, а все остальные качались, слабея от смеха. Особенно меня раздражали те трое. Уже неделю они крутились вокруг Та- ни. Странно, не такая все же она глупая, чтобы не видеть, какие это за- конченные, вылощенные и скучные подонки. Вся эта троица в натянутых на голые тела грубых свитерах, со сползающими браслетами на руках, двое на машине, а третий на мотоцикле, пустоглазые, очень сильные, - знаем мы этих типчиков. Сейчас все они были в дакроновых костюмах и встряхивали руками, подб- расывая сползающие браслеты. Наверное, один из них был умницей, второй - середка на половинку, а третий - кретин, но для меня все трое были одним миром мазаны. Ух, гады! Один из подонков привстал и дал прикурить нашей кинозвезде, Татьяне. Я понял, что мне пора ехать на базу от греха подальше. Слез с табуретки, и тут меня Нема окликнул. Я подошел к ним. - Знакомьтесь, это Валя Марвич, наш сотрудник, - сказал Нема. Какой тактичный человек Нема! Ведь вся эта компания вечно ошивается на съемочной площадке и знает, какой я сотрудник. Девицы на меня даже не взглянули, а те трое так и уставились, должно быть, их костюм мой уди- вил, что же еще. - Здравствуй, Валя, - сказала Таня. - Мы с тобой потом поговорим? Это тоже удивило тех троих. - Слушай, тут у нас попался такой комик, умрешь, - шепнул мне Нема и показал глазами на парня в зеленой рубашке. - Здорово, друг, - сказал я и протянул рук

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору