синими и голубыми,  потом снова оранжевыми, исчезая в клубах
черного дыма. Гигантский костер разрастался  с  каждой  минутой. От  нагрева
взрывались  железные бочки с бензолом,  кусочки  раскаленного металла дождем
осыпали  палубу.  Погасить  пожар ручными огнетушителями, которые имелись на
"Монблане",  команда не  смогла.  Единственное место на носовой  палубе  для
подключения пожарных рукавов к гидрантам  находилось впереди  первого трюма,
но  путь  туда сразу же был отрезан огненной завесой. Нельзя  было отдать  и
якорь...
     "Открыть кингстоны! Затопить судно!"  -- пронеслась  в  голове капитана
мысль. Но, хорошо зная свой старый потрепанный пароход, он тут же представил
себе эти  насквозь проржавевшие клапаны приема забортной  воды и понял, что,
даже с помощью кувалды, их смогут  открыть только  минут через пятнадцать, а
на затопление двух носовых  трюмов ушло бы минут  сорок. Видя,  что пожар не
погасить, матросы  и кочегары "Монблана", сбивая друг друга с ног, бросились
на верхнюю палубу спардека и начали спускать на воду шлюпки.
     Капитан Ле Медэк, едва сдерживая дрожь в ногах, повернулся к вахтенному
штурману, чтобы дать приказ спустить шлюпки  и оставить  судно. В эту минуту
лоцман сказал:  "Немедленно дайте в  машину команду сообщить пароходу  самый
полный вперед!". Маккей  понимал, что  это  единственный шанс  предотвратить
или,  в  крайнем  случае,  замедлить  на  несколько  минут  катастрофу.   Он
рассчитывал, что при полном ходе  судна  вода каскадом устремится в пробитый
борт и зальет взрывчатку.
     Лоцман  предвидел,  что произойдет, если  "Монблана взорвется  в  этом,
самом узком месте пролива  Тэ-Нарроус,  разделяющем  город  на две части. Он
надеялся,  что капитан сам догадается развернуть судно  в  сторону открытого
моря,  посадить  команду  в шлюпки,  а  "Монблана с пущенной  на полный  ход
машиной направить в океан, подальше от города.
     -  Но   капитан  Ле  Медэк  и  виду  не   показал,  что  слышал  фразу,
произнесенную  лоцманом.  Обращаясь  к  штурману,  Жану  Плотину,  он  отдал
команду: "Приказываю покинуть судно!"  Но  и без его  приказа  обе  шлюпки с
сидевшей в них  командой уже стояли у бортов  под  штормтрапами.  Лоцману не
оставалось ничего  другого, как последовать  за  капитаном. Матросы с  диким
неистовством навалились на весла, и шлюпки устремились к берегу Дартмута.
     Брошенный на произвол судьбы "Монблана -- этот исполинский брандер -- с
поднимавшимся  в  ясное  голубое  небо  черным  шлейфом  дыма,  подхваченный
приливным течением, стал дрейфовать к пирсам Ричмонда.
     На набережных города по обеим  сторонам пролива собрались толпы народа.
Сотни  людей выглядывали из окон домов, с крыш домов. Ведь пароходы горят не
так уж часто!
     С  крейсера  "Хайфлайер" видели,  что команда покинула горящее судно, и
послали  к  "Монблану" вельбот.  Командир крейсера рассчитывал закрепить  на
корме парохода буксир и оттащить горевшее судно, чтобы оно не подожгло пирс.
Об опасности, которую  представлял "Монблан", на крейсере не  знали. Но было
уже поздно: пароход носом навалился на деревянный пирс No 6 и поджег стоящий
на его краю склад.
     О  дьявольском грузе "Монблана" в Галифаксе  знали только три человека:
контр-адмирал Чандарс, старший офицер  штаба Вайятт и  старший  офицер связи
капитан-лейтенант   Мюррей.   В  момент  столкновения   пароходов  последний
находился  на  буксире  "Хилфорт".  Увидя, что "Монблана  загорелся,  он дал
буксиру самый  полный  ход  и направил его  к ближайшему пирсу.  Спрыгнув на
берег,  капитан-лейтенант  побежал  в  диспетчерскую. На  ходу  он остановил
какого-то  матроса и приказал ему объявить всем вокруг, чтобы все  бежали из
порта.
     "Бегите,   бегите  все!  Бегите  прочь!  Начальник   сказал,   что  это
дьявольское судно  загружено взрывчаткой,  оно  сейчас взорвется!" -- кричал
матрос.
     Команда вельбота с  крейсера "Хайфлайер", по-прежнему ничего не зная об
опасности, уже закрепила  трос на корме  "Монблана" и передала его  конец на
буксирный  пароход "Стэлла Марис".  Еще  каких-нибудь  полчаса  --  и судьба
Галифакса  сложилась бы по-иному. Его жители просто услышали  бы  со стороны
океана звук сильного взрыва.
     Но все  обернулось  иначе:  "Монблана  взорвался  в  тот  момент, когда
"Стелла Марис" выбрал втугую  с его кормы буксир и начал оттаскивать в море.
Часы на башне ратуши показывали 9 часов 6 минут утра.
     Ад
     Большинство  специалистов-пиротехников  сходится  во  мнении,   что  до
появления  атомной бомбы  взрыв,  который  произошел  6 декабря  1917  г.  в
Галифаксе,  является  самым  сильным  взрывом,  который   когда-либо   знало
человечество. Он обернулся для Галифакса подлинной катастрофой.
     Чтобы  читатель  имел  возможность  нагляднее представить себе  масштаб
этого  взрыва, приведем выдержку  из  записи в  вахтенном  журнале,  которую
сделал утром того  дня капитан английского лайнера "Акадиан" Кампбелл, когда
его судно находились в океане в 15 милях от входа в Галифакскую бухту.
     "Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в
стороне  залива  я  увидел  зарево,  которое  казалось  ярче  солнца.  Через
несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный
яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-черных клубах дыма
и  через несколько мгновений снова  появились  в небе в  виде многочисленных
вспышек.  Над  городом медленно  вздымался черный  гриб дыма. Потом  до  нас
донесся звук двух,  последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По
определению секстаном высота этого черного гриба составила более 2  миль. Он
висел над городом неподвижно в течение 15 минута.
     Смертельный  груз  "Монблана",  размещенный впереди  и  позади  средней
надстройки  и  машинного  отделения,  детонировал  почти  мгновенно: сначала
взорвались  первый и  второй  трюмы, затем  -- третий  и четвертый.  Пароход
разлетелся на сотни тысяч кусков.
     Взрывная волна была направлена по всей  картушке  компаса.  О силе этой
волны  можно судить хотя бы  по  следующим  фактам. Стальной кусок шпангоута
"Монблана" весом около 100 кг нашли в лесу  в 12 милях  от  города. Веретено
станового якоря, которое  весило  около  полутонны,  перелетело через пролив
Норт-Арм и упало  в лесу в 2  милях от  места взрыва. Четырехдюймовую пушку,
которая стояла на баке "Монблана",  нашли с расплавленным наполовину стволом
на дне озера Албро, расположенного в 1 миле за Дартмутом.
     Все  каменные здания, не  говоря уже о  деревянных домах,  стоявших  по
обоим берегам пролива  Тз-Нарроус, в  Дартмуте  и Ричмонде,  почти полностью
оказались  снесенными  с  лица  земли. На всех  домах, которые находились на
расстоянии  500  м,  были  сорваны крыши.  Телеграфные столбы  переломились,
словно спички, сотни деревьев  вывернуло с корнем, мосты обрушились, рухнули
водонапорные башни, заводские кирпичные трубы.
     Особенно  пострадала  северная  часть  Галифакса  --  Ричмонд --  район
города,  расположенный на  склоне холма.  Там рухнуло здание протестантского
приюта сирот, похоронив заживо под своими каменными обломками его и без того
несчастных  обитателей.  Было разрушено  три  школы: из 500  учеников  живых
осталось только 11. Больше всего жертв  отмечалось  в местах скопления людей
-- на заводах, фабриках и в конторах.
     Например,  почти  никто не  уцелел на  текстильной  фабрике,  а в  цехе
литейного  завода, что стоял недалеко от пирса No 6, из 75 человек спаслось,
получив тяжелые ранения, всего 6. Погибло несколько сот рабочих, собравшихся
на крыше сахарного завода "Акадиа", чтобы посмотреть пожар "Монблана".
     Огромное число  жертв в Галифаксе объяснялось тем,  что когда загорелся
пароход,  люди хотели  посмотреть на это зрелище -- они стали  собираться на
набережных, на  крышах, холмах.  Те, кто был в  это время дома,  смотрели на
пролив в окна. Горевший пароход привлек массу людей.
     Кроме  крупных  зданий  --  заводов,  фабрик,  церквей, складов,  взрыв
полностью разрушил 1600 и сильно  повредил 1200 жилых  домов. Едва  ли можно
было найти тогда в городе целое оконное стекло.
     От  действия  взрывной  волны  вылетели   окна  даже  в  городе  Труро,
расположенном в 30 милях от Галифакса.
     В  течение  нескольких минут после взрыва оба берега пролива Тэ-Нарроус
были  окутаны  черным  дымом  и  пылью.  На  город  падали  не  только куски
разорвавшегося парохода, но и  огромные обломки скал со дна пролива, камни и
кирпичи   домов.  Из  стоявших  в  гавани   судов   погибла  дюжина  крупных
транспортов, а десятки пароходов и военных  кораблей  получили очень сильные
повреждения.  Ошвартованный  у  пирса No 8  большой новый  пароход  "Курака"
оказался полузатопленным и выброшенным на другой берег пролива. Из 45 членов
его  экипажа  в живых осталось  только  8.  Стоявший  под его  прикрытием по
отношению  к "Монблану" транспорт  "Каление остался  без  спардека,  трубы и
мачт.  На  крейсере  "Хайфлайер"  взрывной волной  разворотило бронированный
борт, снесло рубки, трубы, мачты  и все баркасы. Более 20 человек из команды
крейсера  были  убиты  и   более   100  человек   ранены.   Крейсер  "Найоб"
водоизмещением 11'000 т выбросило на берег словно  щепку.  Стоявший в  сухом
доке норвежский пароход "Ховланд" был почти полностью разрушен.
     Когда  взрывная  волна   утратила   свою  силу,  в  проливе  Тэ-Нарроус
образовалась придонная волна высотой около 5 м. Она Сорвала с якорей и бочек
десятки судов. Ею был подхвачен и "Имо". С частично снесенным спардеком, без
трубы  и с погнутыми мачтами,  он был  выброшен  на  берег.  На нем  погибли
капитан Фром, лоцман Хэйс и 5 матросов.
     Берега  Ричмонда  и Дартмута  на  протяжении  мили были сплошь усеяны и
завалены буксирами, баржами, шхунами, катерами и лодками.
     По воде плавала масса обломков и трупов -- людей и лошадей.
     На  загроможденные  обломками  улицы  города  упала  искрящаяся паутина
проводов. Из-за развалившихся угольных печей и плит повсюду начались пожары.
Произошла  удивительная  вещь  -- в округе  в радиусе 60 миль  в церквах  от
взрывной волны зазвонили колокола. Их звон был как бы панихидой по погибшему
городу.
     Жители  вначале  не  знали,  что произошло. По городу прошел слух,  что
взрыв  был  результатом  действий   немецких  диверсантов,  высадившихся   у
Галифакса с подводных лодок. Поговаривали о налете вражеских дирижаблей.
     По  официальным  данным канадской и американской печати, в городе  было
убито 1963 человека, более 2 тысяч пропало без вести, раненых  около 9 тысяч
человек,  500  лишилось зрения  от  разлетевшихся в  окнах стекол, 25  тысяч
осталось  без крова.  Фактически число  жертв  было значительно больше. Одна
канадская   газета  того  времени   сообщает:  "Только  фирма   галифакского
гробовщика  Мак-Гилливрея изготовила  3200 могильных  надгробных надписей за
три дня". С  рассветом  7  декабря над Галифаксом ударили  морозы и  начался
снежный буран, а  через сутки со стороны  Атлантики на  город налетел шторм,
один из самых сильных за последние 20 лет.
     Спасение раненых и заваленных рухнувшими зданиями началось почти  сразу
же после  взрыва. Командование  флотом выделило несколько особых отрядов для
проведения спасательных работ. Уцелевшие здания были превращены во временные
госпитали и морги.
     Снежный буран  затруднял  работу спасательных партий, развалины занесло
снегом, поэтому вытащить  из-под обломков удалось не всех. Пожары бушевали в
городе несколько дней. Первые дни  отмечались случаи грабежей и мародерства,
злодеи  обыскивали и грабили  трупы,  забирались в брошенные лавки и склады.
Был нарушен "сухой закон".
     Снежный буран сменился через день оттепелью с дождем.  Люди утопали  по
колено в грязи не мощеных улиц города.
     Когда  мир узнал о катастрофе, в Галифакс направили помощь: из  Бостона
прибыл  специальный  железнодорожный  состав с медикаментами  и  продуктами,
потом  еще  один состав, оборудованный  под госпиталь,  с  ним  приехали  30
врачей-хирургов,  окулистов и 100  сестер милосердия. Из Нью-Йорка доставили
10 000 теплых одеял, медикаменты, продукты. Потом в Галифакс стали прибывать
пароходы с грузом одежды, стройматериалов, цемента, гвоздей.
     Во многих странах  мира проводился  сбор пожертвований в пользу жителей
разрушенного города. В итоге Галифакс  получил 30 млн. долларов. Но для того
чтобы полностью залечить свои тяжелые  раны, городу  потребовалось несколько
лет.
     Суд
     Еще н6  успели в  городе затушить  все пожары и  еще не  были извлечены
из-под обломков  зданий  все  трупы, как  население Галифакса  потребовало у
губернатора выдать им виновников катастрофы.
     13  декабря  1917  г.  в  уцелевшем  здании  городского  суда  началось
расследование  причин  катастрофы. Председателем судебной комиссии назначили
Артура Драйздейла -- верховного судью Канады.
     В комиссию вошли  представители  Британского  адмиралтейства,  капитаны
кораблей, известные в городе инженеры и юристы.
     Суду ясно,  что  причиной катастрофы  явилось столкновение пароходов  в
проливе  Тэ-Нарроус.  Вначале  допросили  капитана  взорвавшегося  парохода.
Напомним, что команда "Монблана" высадилась в одной  миле от горевшего судна
на побережье Дартмута и залегла в лесу.
     Весь экипаж  "Монблана" спасся, кроме одного  матроса, который в момент
взрыва получил смертельное ранение осколком в спину.
     При  допросе  капитан  Ле   Медэк  детально  охарактеризовал   погрузку
взрывчатки в Нью-Йорке, объяснил причины прибытия  в Галифакс и рассказал об
инструкциях, которые он получил  накануне перед входом  в бухту.  Он доложил
суду, какие он давал гудки и какие делал маневры, потом рассказал, при каких
обстоятельствах  суда  столкнулись  (они  совпадают  с  теми,  которые  нами
изложены выше).
     С норвежской стороны показания давал старший штурман  (капитан и лоцман
"Имо" были убиты  при взрыве).  Согласно норвежской версии, "Имо"  входил  в
пролив со скоростью не более 5 узлов  и отошел влево от оси фарватера, чтобы
разойтись  с американским  грузовым  пароходом,  который  шел  им навстречу.
Норвежские  моряки  заявили,  что  "Монблана  сам  подставил  свой борт  под
форштевень "Имо".
     На второй день допроса  капитан  Лс  Медэк повторил свои  показания,  а
лоцман Маккей под присягой полностью подтвердил все, что заявил Ле Медэк.
     После того как лоцман закончил рассказ о столкновении, Ле Медэку задали
вопрос: "Что произошло потом?" Капитан ответил: "Когда я увидел пламя и дым,
я посчитал, что судно взлетит на воздух немедленно. Невозможно было что-либо
предпринять, чтобы  погасить пожар, и, чтобы  зря не рисковать жизнью сорока
человек, я отдал команду покинуть судно".
     Защитник  "Имо"  шел  на  всяческие  ухищрения,  чтобы  сбить  с  толку
французов, доказать их вину и отстоять норвежцев.
     У Ле  Медэка не было почти никаких шансов выиграть дело по той причине,
что он  был  капитаном французского  судна, а  в то время в  Канаде очень не
любили  французов.  Это объясняется одним  политическим конфликтом  в  самом
начале  войны.  Многие канадские французы, особенно  из провинции Квебек, не
хотели воевать на стороне  Англии. В провинции Квебек  по этому поводу  были
даже волнения. Слова "французский канадец" в те дни звучали как "изменник".
     Для жителей Галифакса было более чем достаточно,  что судно, погубившее
их город, носило трехцветный флаг...
     Французского  капитана  пытались  сбить  с  толку,  запутать в  его  же
показаниях  о  сигналах,  которые  давал "Монблан". Но  Ле  Медэк  оставался
спокойным. Газета "Галифакс Геральд" отмечала:  "...на все вопросы судей  он
давал прямые ответы, его глаза все время смотрели в глаза спрашивающего". --
Ваше  судно  несло  на  мачте  красный  флаг  или  какой-то  другой  сигнал,
обозначавший, что оно имеет на борту взрывоопасный груз?
     -- Нет сэр.
     -- Почему нет?
     --  Потому что красный флаг  согласно Международным  правилам означает,
что на судно грузят взрывчатку и что
     оно находится в процессе погрузки или выгрузки опасного груза. Нигде  в
Правилах не сказано,  что флаг должен быть поднят, когда судно на ходу, и  я
полагал тогда,  что особенно во время войны  было бы предпочтительным, чтобы
никто не знал о моем грузе.
     Версия норвежцев сводилась к следующему. Прежде чем "Имо" мог вернуться
на  свою  сторону  фарватера,  впереди  показался буксир  "Стелла  Мариек  с
баржами. Он резал  им  нос,  и, таким образом, они продолжали  движение близ
берега Дартмута.  Когда "Имо"  дал один  короткий гудок, "Монблана вовсе  не
находился близ берега  Дартмута, а был на  оси  фарватера и резал нос "Имо",
который, находясь  на  траверзе "Стелла Марис"  против  пирса No 9, дал  три
гудка и пустил машину на задний ход.
     В это время расстояние между судами составляло половину -- три четверти
мили.  С  машиной, работающей на задний ход, "Имо" носом повернул  вправо, в
сторону  Галифакса,  и  с этого времени  до  столкновения его  нос  даже  не
поворачивался в сторону Дартмута.
     Перед  столкновением норвежское  судно не  двигалось.  Потом последовал
один гудок "Монблана". "Имо"  ответил одним гудком,  так как его нос валился
вправо.
     К этому  моменту "Монблан" намного вылез на середину фарватера, но, тем
не менее, суда все же могли разойтись левыми бортами.
     Потом французское судно дало  два гудка  и  повалилось влево, подставив
свой  борт   под  форштевень   "Имо",  который  немедля   дал  три  гудка  и
среверсировал машину, но было уже поздно.
     Суд  проходил в  обстановке шпиономании.  В  каждом действии и  маневре
французских  и норвежских  моряков судьи пытались найти злой умысел. Лоцмана
Маккея  пытались  чуть ли не силой  заставить  отречься от  показаний.  Была
сделана попытка  уличить его  в пьянстве.  Но  местный шериф отрицал  это, а
председатель  лоцманской   ассоциации  Канады  заявил,  что  Фрэнсис  Маккей
является одним из лучших лоцманов ассоциации.
     По  поводу  красного флага на мачте "Монблана" мнения  судей разошлись.
Большинство  считало, что  в  условиях  военного времени этот  флаг  был  бы
равносилен самоубийству: дать знать немецким агентам о грузе.
     Через несколько дней  следствия выяснилось, что "Имо"  вообще  не  имел
официального  разрешения на  выход в  море.  Капитан судна мог  получить его
только у капитана третьего
     ранга Фредерика Виятта, который отвечал за движение судов на внутреннем
рейде.  И вообще  Виятт считал, что никакой  опасности столкновения  судов в
проливе Тэ-Нарроус никогда не отмечалось. На суде он обосновывал свое мнение
тем фактом, что в этом  проливе неоднократно расходились лайнеры "Олимпик" и
"Мавритания".
     4 февраля  1918 г. верховный  судья  Канады  Драйздейл  объявил решение
суда. В тринадцати  пространных пунктах  вся вина была  свалена на  капитана
"Монблана"  и его  лоцмана.  В постановлении  говорилось, что  они  нарушили
Правила предупреждения столкновения судов в  море. Суд  требовал  уголовного
наказания  лоцмана, рекомендовал  французским  властям  лишить  капитана  Ле
Медэка судоводительских прав и судить его по законам его страны.
     Ле  Медэк, Маккей и  капитан третьего ранга Виятт, которого обвинили  в
том,  что  он поздно предупредил жителей  города  о возможном  взрыве,  были
арестованы.
     Удивительно, что никому  из  судей не пришла в голову  мысль обвинить в
галифакской   катастрофе   Британское  адмиралтейство,  которое   фактически
приказало  судну,  набитому  взрывчаткой, войти  в  пролив, проходящий через
город,  и  бросить  якорь  в  бухте  Бедфорд,  где  оно  должно  было  ждать
формирования  конвоя.  Бросается в  глаза  парадоксальный  факт: судно,  уже
принявшее  груз  (причем  огромную  партию  взрывчатых  веществ),  заставили
следовать  в залив,  забитый  судам