Владимир Казаков.
   Загадочный пеленг.

   OCR Красно.
   Рисунки Ю. МАКАРОВА

   РАКЕТЧИЦА
   На Саратов с юга наползал туман, медленно растекаясь  по  берегам  Волги.
Тускнели редкие огни затемненных улиц, нахохлились  и  полиняли  домики  под
Соколовой горой. Город затягивался серым покрывалом, тонул  в  настороженной
тишине.
   Два курсанта  авиационной  школы  с  карабинами  за  плечами  неторопливо
поднимались в гору по узкой тропке виляющей в зарослях бересклета.
   Василий Тугов шел, нагнув голову, но ветки то  и  дело  пытались  сорвать
натянутую до ушей пилотку, царапали руку выставленную перед лицом.
   Евгений Шейнин,  посмеиваясь  над  товарищем-гренадером,  легко  проходил
кустарниковые туннели даже на цыпочках.
   Многих удивляла их дружба. Казалось, что общего между  всегда  спокойным,
исполнительным,  молчаливым  великаном   Туговым   и   тощим,   длинноруким,
вертлявым, языкастым Шейниным. А  дружба  возникла,  неверное,  потому,  что
командиры в воспитательных целях старались всегда и везде, соединять  Тугова
с Шейниным, своей властью давали Тугову служебное первенство, которое Шейнин
принимал как должное, хотя в отличие от своего товарища имел сержантский чин
и боевые медали позвякивали на его застиранной гимнастерке.
   Вспыхнул прожектор, белым глазом прошарил кусты, и над  военным  городком
повис тревожный вопль сирены.
   - Вася, давай газ! - Шейнин легко  толкнул  товарища  стволом  снятого  с
плеча карабина.
   Они прибежали в казарму и сразу у входа встретились со старшиной.
   - Первый патруль  прибыл  из  города.  На  Сенном  базаре  задержаны  два
спекулянта и сданы в комендатуру. Больше происшествий' не  было!  -  доложил
Тугов.
   - Отдыха не будет. В строй!
   Здание гудело от топота солдатских ног. Хлопали дверки ружейных  пирамид,
сухо щелкали затворы, обоймы загонялись ударами ладони, и приклад  стучал  о
бетонный пол - боец в строю.
   - На сей раз тревога не учебная! - сказал дежурный офицер, и  в  шеренгах
затих последний  говорок,  -  Наше  подразделение  выделено  для  облавы  на
ракетчиков в районе нефтеперегонного завода. Делимся на три  группы.  Первую
возглавляю я. Вторую - старшина. Третью  -  курсант  Тугов.  Машины  ждут  у
ворот.
   ...Автомобили с курсантами  неслись  по  затемненному  Саратову,  освещая
дорогу подфарниками. Иногда впереди описывал красный круг  фонарик  патруля,
головная машина отвечала троекратным миганием. До крекинг-завода  доехали  с
ветерком. Офицеры скрытно рассредоточили людей вокруг объектов.
   Волна дальних бомбардировщиков "хейнкель-111" вышла на город  в  23.00  с
точностью до секунды. И сразу же корпуса завода, бензобаки, подъездные  пути
осветились бледным светом выпущенных с земли ракет. Туман смазывал очертания
зданий, цистерны расплывались в нем -черными густыми  пятнами.  Вывел  трель
командирский свисток - курсанты поднялись из засад. С  винтовками  наперевес
они двинулись вперед, сужая огромное кольцо. Ямы, залитые  нефтью  с  водой,
кучи щебня и полусгоревших бревен разъединяли неплотные цепи людей,  и  они,
чтобы в темноте не потерять друг друга, сбивались  в  небольшие  группки.  В
сторону  речного  моста  мотнулась  ракета,  послышались  выстрелы.   Ракета
брызнула звездочками и, будто пойманная чьей-то рукой, мгновенно потухла.
   Группа Василия Тугова подходила к  подорванному  нефтебаку.  Поврежденный
бомбой  несколько  дней  назад,  он  стоял-  бесформенной  черной  громадой.
Фонарики осветили его рваные бока. Стальные  листы,  взметнув  острые  края,
нависли над воронкой, заполненной нефтью. Чрево бака  ухнуло  эхом  близкого
взрыва.
   Шейнин оступился и начал сползать в Яму, бормоча ругательства. Под  узким
лучом сверкнула маслянистая поверхность, и сильные руки кого-то из товарищей
вытащили сержанта.  Свет  скользнул  дальше,  под  вмятину  в  цистерне,  и,
дрогнув, потух.
   - Вперед! - Команда Тугова заглушила  тихое  бульканье  на  другом  конце
воронки. Фигуры курсантов растаяли в темноте,  а  Шейнин  потянул  Тугова  к
земле.
   Прошло несколько минут. От неосторожного удара гукнуло железо. Из  густой
темени разорванного бака вышел человек. Он торопливо сдирал  с  плеч  мокрый
комбинезон. Слышалось тяжелое дыхание. Комбинезон  полетел  в  яму.  Человек
повернулся и увидел перед собой поднявшуюся с земли  черную  фигуру.  В  его
лицо ударил сноп света, в грудь уперся жесткий ствол винтовки.
   - Руки!
   Но человек не успел поднять руки, их схватили  сзади  и  заломили.  Слабо
вскрикнув, человек упал на колени. Луч фонаря  остановился  на  его  грязном
лице.
   - Баба!.. Это ж баба, убей меня бог! - воскликнул Шейкин.
   - Это враг! Обыщи! - жестко сказал Тугов и одной  рукой  поднял  с  земли
обмякшее тело.
   Утром дежурный по управлению НКВД полковник Стариков записал в журнале:
   "В ночь на 25-е задержано три человека. В том  числе  ракетчица  Гертруда
Гольфштейн, уроженка г. Энгельса, республики немцев Поволжья.  Следствие  по
ее делу поручено лейтенанту Гобовде В. В.".
   Двое суток Гертруда Гольфштейн молчала, сидела перед  Гобовдой  почти  не
шевелясь, лишь иногда просила воды. Кажется, она даже  не  слышала  вопросов
следователя. И только сегодня, когда  Гобовда  сказал,  что  при  обыске  ее
квартиры обнаружен тщательно замаскированный тайник, она отрешенно  опустила
голову.
   Призналась  в  принадлежности  к  шпионской  организации  "Народный  союз
немцев, проживающих за границей", назвала, кличку: "Белка".
   После эвакуации немцев из Поволжья Белка осталась жить на прежнем  месте,
так как была женой русского фронтовика, но агентурные связи,  которые  ранее
поддерживала ее мать, нарушились.
   В конце 1942 года ее посетил человек "оттуда", привез деньги, побеседовал
и  включил  в  небольшую   мобильную   диверсионную   группу.   Демаскировка
крекинг-завода была одним из заданий Белки.
   Она назвала фамилии и адреса трех членов группы.
   - Под какой фамилией приходил к вам посланец "оттуда"?
   - Хижняк Арнольд Никитич.
   - После эвакуации ваших родственников из города были еще  встречи,  кроме
тех, о которых вы уже  рассказали?  Учтите,  Гольфштейн,  честное  признание
облегчит вашу вину!
   Женщина пошевелила  губами,  потом  с  усилием  подняла  голову  и  снова
попросила воды. Пила жадно,  проливая  воду  на  кофточку.  Промокнула  губы
рукавом и заговорила быстро, взволнованно.
   - Я понимаю, для меня все кончено! Еще девчонкой, в восьмом классе, я  по
поручению матери знакомилась с красноармейцами, командирами  и  узнавала  от
них многое. Я и замуж вышла по выбору матери за  военного.  И  прямо  скажу,
была горда беззаветной службой своей родине - Германии. А когда мать умерла,
я осталась совсем одна! Страх заставил думать. Нет, не о том,  что  поступаю
неправильно, я боялась  быть  схваченной,  умереть.  Особенно  когда  Хижняк
послал меня ползать в грязи  с  ракетницей.  Это  был  ужас!  Я  хочу  жить!
Расскажу все, что знаю. Хотя и понимаю, что оказалась мразью...
   - Остановитесь I- Вы отвлеклись, Гольфштейн, и не ответили на вопрос.
   - Хижняк, кроме денег, оставил мне посылку для другого человека.  Гобовда
постучал по столу карандашом и тихо попросил:
   - Успокойтесь. Сосредоточьтесь, Рассказывайте не торопясь, подробно.
   - В тайнике, где вы нашли шифроблокноты,  радиодетали  и  оружие,  совсем
недавно лежал ящичек, зашитый  в  парусину,  с  сургучными  печатями.  Очень
похожий на посылку. Хижняк сказал, что за ним придет мужчина и представится:
"Я Тринадцатый!" Мужчина не пришел, а позвонил по телефону.  Мы  встретились
во дворе кинотеатра "Центральный" после последнего сеанса, и я передала  ему
посылку.

   - Опишите его, - подсказал Гобовда.
   - Было  темно...  Выше  среднего  роста,  плотный,  голос  грубоватый,  в
фуражке, в солдатском бушлате.
   - О чем говорили?
   - Ни о чем. Он только поблагодарил. Хотя нет. Подождите... Он спросил: "А
усилитель здесь?" Я не знала  содержимое  посылки.  Вот  все!  -  Гольфштейн
начала выдергивать ниточки из рукава и накручивать их  на  пальцы.  Выдернув
несколько ниток, подняла глаза: - Он был в  солдатском  бушлате  без  знаков
различия. Когда прятал посылку под бушлат,  на  петлице  мундира  я  увидела
авиационную эмблему.
   - Не ошибаетесь?
   - Я хорошо знаю знаки различия. В это время он  вышел  из  тени,  а  была
луна.
   - Тогда вы видели и лицо.
   - Козырек... Большой, квадратный, закрывал... Лицо широкое.
   - У вас начинает прорезаться память, Гольфштейн, это хорошо.
   - Я устала.
   Гобовда открыл тощую  папку,  вынул  из  нее  бумажку,  поднес  к  глазам
женщины:
   - Вот этот адрес найден в вашей квартире. "Петровский район,  лесхоз  10,
Корень". Кто такой Корень?
   Ракетчица откинулась на спинку стула и прикрыла веки. Вяло и  безразлично
звучал ее голос:
   - Не знаю. Такого не помню. Еще до войны мы всей семьей ездили  в  лесхоз
отдыхать. Там заповедник, красивые места. Может быть, это кто-то из знакомых
матери.
   - Его фамилия? - резко спросил Гобовда.
   - Чья? - встрепенулась Гольфштейн.
   - Агента, которому вы передали посылку около кинотеатра.
   - Я ж говорила. Он мне известен только как Тринадцатый. Гобовда  обмакнул
ручку в чернила и протянул ее женщине, пододвинул к ней  и  листы  синеватой
бумаги.
   - Прочтите протокол допроса, подпишите и можете отдыхать.
   НЕОБЫКНОВЕННЫЙ РАДИСТ
   По авиашколе распространился слух, что приехала государственная комиссия.
   - Пока нет, но сегодня прилетит генерал со свитой, - уточнил пришедший из
штаба старшина.
   - Тыловик? - поинтересовался Шейкин.  -  "Гусей"  не  наставит  в  летные
книжки?
   - Не дрейфьте, генерал боевой! К нему в дивизию попасть считают счастьем!
- Старшина пошел вдоль коек. Его наметанный глаз заметил  прикрытую  газетой
пару нечищеных,  с  налипшей  грязью  сапог.  -  Вы,  Шейкин,  скоро  будете
офицером, а культуры ни на грош.
   - А скажите, товарищ старшина, вы, конечно, лично знакомы с генералом?
   - Не заговаривать зубы! - Выхваченные из-под  койки  сапоги  полетели  на
середину казармы. Белейшим носовым платком старшина аккуратно вытер руки:  -
За нечистоплотность - наряд вне очереди!
   Шейкин вытянулся и свел босые пятки:
   - Есть! Понял! Драить полы - знакомая  и  непыльная  работенка.  Но  смею
заметить...
   - Жень-ка! - укоризненно протянул Тугов, и  Шейкин,  скорчив  недовольную
мину, замолчал.
   ...Из-за  Соколовой  горы  выплыл  транспортный  самолет  СИ-47.  Красиво
подвернув на посадочную полосу, он сел и подрулил к  командному  пункту.  Из
кабины вышел пышноусый генерал, за ним несколько офицеров.
   - Смирно! - руководитель  полетов  шагнул  вперед  для  рапорта.  Генерал
протянул ему широкую ладонь.
   - Тянуть не будем.  Показывайте  машину,  на  которой  я  буду  летать  с
курсантами. И подполковнику самолет. Знакомьтесь - мой заместитель.
   Руководитель полетов поздоровался с моложавым подполковником.
   - Лавров, - представился тот.
   Фамилия  была  известна  авиаторам.  Будучи  командиром   полка,   Лавров
разработал несколько новых  схем  боевых  порядков  истребителей  и  успешно
применял их в бою. Лавров отмечался в приказах по воздушной армии. В военной
печати появлялись его статьи, обобщающие боевой опыт авиации.
   Подполковник  Лавров  внимательно  прочитал  список   курсантов,   назвал
несколько фамилий и направился к самолету.
   - И на  штурмовике  летает?  -  руководитель  полетов  кивнул  в  сторону
подполковника.
   - Освоил "Ильюшина" за пару дней. Цепок, чертяка! - с  гордостью  ответил
генерал. - Ну давайте и мне кого-нибудь.
   Генерал проверил в воздухе несколько человек и остался доволен.
   - Хватит, что ли? Или еще  одного?  Ты  мне,  старина,  наверное,  лучших
подсовываешь, а кого похуже  прячешь  в  казарме.  Знаю  я  вас!  Ну-ка  дай
списочек наряда.
   Генерал долго просматривал фамилии и наконец произнес:
   -  Шей-кин...  Тонкошеее  что-то  ассоциируется.  Давайте  его!  Старшина
разыскал  Шейнина  в  кухне,  где  тот  рассказывал   поварам   анекдоты   и
одновременно таскал со сковородок стреляющие жиром шкварки.
   Шейкин пулей вылетел из кухни, уселся в автомашину.
   - Как генерал?.. Ничего?
   Старшина промолчал. Шейкин вздохнул и затянул ремень потуже.
   - Злой, что ли, генерал? - тронул он за плечо шофера.
   - А  вот  сейчас  увидишь,  -  ответил  тот  и  остановил  машину  против
командного пункта.
   Из-за угла КП вышел генерал. Шейкин до того растерялся, что так и остался
сидеть в машине. Генерал поглядел, сдвинув  брови,  потом  приложил  руку  к
шлему и доложил:
   -  Товарищ  курсант,  эскадрилья  проводит  учебно-тренировочные  полеты.
Происшествий нет. Доложил генерал-лейтенант Смирнов!
   Шейкин вскочил, багровый румянец облил щеки.
   - Товарищ генерал! Курсант Шейкин прибыл по вашему приказанию!
   - Разгильдяй, а не курсант!..  Марш  в  самолет!  Посмотрю,  каков  ты  в
воздухе.
   ...Самолет носился  над  приволжскими  степями  сорок  минут.  Резкими  и
неожиданными были его эволюции. Из  пикирования  -  в  боевой  разворот.  Из
боевого разворота - в вираж. Крутые и энергичные  "восьмерки".  При  больших
перегрузках  широкое  лицо  генерала  наливалось  кровью,  отяжелевшие  веки
прикрывали задорные глаза, а голос прорывался сквозь гул мотора.
   - Хорошо! Кто научил тебя делать недозволенные фигуры?  Ты  и  в  воздухе
разгильдяй! Ну ладно, давай еще разок, это неплохой финт для воздушного боя.
Да не так! Давай покажу... Вот сейчас правильно! Выйдет из  тебя  штурмовик.
Молодец! Набирай высоту. А теперь в "штопор"! Не можешь, боишься? -  Генерал
хватался за управление. -  Что,  не  нравится?  Этого  не  умеешь?  То-то!..
Научишься падать сейчас - не упадешь в бою...
   Шейкин; окрыленный похвалами генерала, отлично посадил самолет.  Отпуская
курсанта, Смирнов сказал:
   - Неплохо. И откуда' в таком сила? Беру  к  себе!  Но  если  чуть  что...
смотри! А как у тебя дела? - обратился он к своему заместителю.
   - В дивизию отобрал восемь человек.  "Отлично"  заслужил  только  один  -
курсант Тугов, - сдержанно ответил подполковник Лавров.
   В радиоцентре  управления  боевая  тревога.  Поднял  ее  дежурный  радист
третьего   поста.   Контролируя   свой   поддиапазон,   он   наткнулся    на
незапланированную  передачу.  Почти  сплошным  потоком  лилась  из  динамика
морзянка. Радист схватился за карандаш, но потом со  злостью  бросил  его  и
нажал кнопку магнитофона.
   Световой сигнал тревоги: заплясал на электротабло дежурных  пеленгаторов,
и через несколько секунд медленно завращались круглые антенны  направленного
действия.
   На  настольном  пульте  полковника  Старикова  тоже  засветилась  красная
надпись: "Работает Неизвестная радиостанция!"
   Стариков вышел из  кабинета,  неторопливо  спустился  с  третьего  этажа,
прошел через двор и в радиооператорской выслушал рапорт командира связи.
   - Неизвестный радист дал триста знаков в минуту. Принять смогли только на
магнитофон. Пеленги получились  неустойчивые  и  размытые.  В  зону  размыва
попали здание  сельхозинститута  и  военный  аэродром  авиашколы.  Сближение
оказалось невозможным из-за короткого времени радиосеанса.  Даже  не  успели
завести автомашины! Цифровой текст радиограммы принят  почти  полностью,  он
сейчас  у  дешифровщиков.   Во   время   сеанса   неизвестного   радиста   в
сельхозинституте шли занятия, а на аэродроме авиашколы производились  полеты
штурмовиков ИЛ-2. Доложил...
   - Вольно! - прервал офицера Стариков. - Что еще можете добавить?
   - Есть странности, товарищ полковник. Во-первых, скорость передачи.  Даже
знаменитый Кренкель не способен на  такой  радиогалоп!  Работал  феномен!  В
'нашей зоне таких радистов нет!
   - Как видите, есть, дорогой товарищ.
   Офицер немного смутился от вольного обращения  начальника,  но  продолжал
высказывать свои наблюдения. Он сообщил, что передача велась на радиоволнах,
не обеспечивающих дальность. Обычно на этих частотах не работают  ключом,  а
ведут передачи голосом. Необычная скорость  передачи  оказалась  неожиданной
для радиста, поэтому он и запоздал с  приемом  радиограммы.  Офицер  обратил
внимание полковника, что месяц назад они бы не смогли  контролировать  такую
передачу - не было новых ультракоротковолновых пеленгаторов.
   К концу дня начальник дешифровальной группы доложил полковнику  Старикову
о затруднениях криптографов в  расшифровке  перехваченной  радиограммы.  Они
считали: ключом к цифровому шифру является какой-то текст прозаического  или
стихотворного произведения, поэтому предстоит трудная и длительная работа...
   - Ну а как подписана радиограмма? - перебил его полковник.
   - С интервалом отбита цифра тринадцать.
   Отпустив начальника дешифровщиков. Стариков вызвал лейтенанта  Гобовду  и
поинтересовался ходом следствия по делу Гертруды Гольфштейн.
   - Я считаю, она  сказала  все!  -  так  закончил  свой  короткий  рассказ
лейтенант.
   - Почему вы так думаете? - спросил Стариков.
   - Белка дала нам Хижняка, Тринадцатого  и  Корня.  На  Хижняка  -  только
словесный  портрет.  На  Тринадцатого  -  лишь  авиационную   эмблему.   Как
установила экспертиза, адрес Корня записан почерком, не принадлежащим никому
из семьи Гольфштейн. В нашем распоряжении были  письма  всех  членов  семьи.
Давность написания пять-шесть лет. Адрес найден не в тайнике, а в письменном
столе, так что человек, проживающий по нему,  если  он  еще  там  проживает,
может быть, и не имеет никакого отношения к нашему делу.
   Стариков закурил и, выпуская клубы дыма, пристально смотрел  на  Гобовду.
Ему не понравились ни скороспелые выводы  следователя,  ни  его  настроение.
Следователь "не вошел" в дело, оно его не захватило. В таких  случаях  лучше
заменить  исполнителя.  Но  опытных  сотрудников  не  хватало.  Да  и  этому
крепкому, энергичному пареньку нужно набирать опыт.
   -  Я  вам  хочу  предложить  одну  версию,  Гобовда.  Она   основана   на
предположении. - Стариков поудобнее устроился в кресле. - Давайте сопоставим
показания  Белки  и  некоторые  факты.  Вы  считаете,   что   она   передала
Тринадцатому портативную радиостанцию?
   - Да, товарищ  полковник,  его  вопрос:  "И  усилитель  здесь?.."  -  мог
относиться только к радио- или электроустройству.
   - Допустим. Вы также считаете Тринадцатого причастным к авиации. Понимаю,
понимаю... на петлице авиационная эмблема. Допустим и это, хотя форму он мог
бы надеть любую.  Итак,  радиостанция,  которая  передана  Хижняком,  обрела
хозяина авиатора. Для чего он ее взял?
   - Не любоваться же...
   - Для работы. И вот сегодня, следите внимательно, Гобовда,  сегодня  наши
радисты засекли неизвестный передатчик. Пеленг на него прошел через аэродром
авиашколы, где в это время летали.  Нерасшифрованная  радиограмма  подписана
индексом тринадцать.
   - Вот здорово, товарищ полковник!
   - Это плохо, Гобовда. Очень плохо! Если враг затаился в авиашколе,  поиск
расплывается по всей стране, В школе только курсантов более трехсот человек.
Сегодня они закончили учебу и разъезжаются по воинским частям, некоторые  во
фронтовую полосу, а кое-кто инструкторами в другие авиашколы.  Задержать  их
нам никто не позволит, поиск предстоит длительный, люди же нужны фронту. Что
будем делать, лейтенант Гобовда?
   - Узнав место назначения каждого курсанта, сориентируем на поиск  местные
органы наркомата и войсковые отделы СМЕРШа1.
   - Хорошо... Еще одна деталь... Прочел в деле описание  Хижняка:  высокий,
узкоплечий, сутулый, глаза голубые, под глазами мешки, на вид лет пятьдесят.
Арнольд Никитич, так?.. Но Хижняк Арнольд Никитич  проходит  у  нас  еще  по
одному делу, и словесный портрет его  совсем  другой.  Маленький,  полный...
дальше говорить не стоит. Вот вам еще загадка, если, конечно, Белка не врет.
   Они посидели молча, докурили папиросы. По раскрасневшемуся лицу  молодого
следователя Ста