Ксения Букша
   Inside out (Наизнанку)


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Ксения Букша
     Email: da7da(а)mail.ru
     Date: 18 Aug 2004
     Изд. "Амфора", 2004
---------------------------------------------------------------

1
     Жарко стало на Земле.

     Легли шлагбаумы  поперек дорог, разделили мир  надвое.  С этой  стороны
забора жизнь.  С  той  стороны забора  смерть. Тут  - работают в  стеклянных
небоскребах, ведут  сложные разговоры, сидят у компьютеров с чашечкой  кофе.
Там - натирают лицо жирными листьями, хватают автоматы и убивают друг друга.
Охрана на вышках мрачно вглядывается в недобрую, чужую местность. Кое-кто  с
этой стороны поставляет на ту сторону оружие. Воровато подрагивает шлагбаум.
За  ним  -  звенящая  тишина. Пятна стали  и  жирной крови на дороге. Пустые
поляны  на много  километров. Кое-кто с той стороны иногда перепрыгивает  на
эту  сторону  и брызгает охране в глаза заразной  кровью. С этой стороны про
всех  знают все: кто  что  думает, кто каков. С той стороны  никто не  знает
ничего. Но нет никакой той стороны. Равно и этой стороны тоже нет. Мир един.

     И над этим единым миром  что ни день  поднимается, как ведро из колодца
на золотой  цепи, огромное и  раскаленное светило.  Оно  такое  поразительно
большое,  что заполоняет  все  небо.  Разевает  пасть  солнце,  крутится  на
ниточках в небе день  и  ночь, огромное, как колесо,  с подвешенными  к нему
разноцветными мигалками, разрисованное индексами.

2
     Мир похож на перегонный куб, на  кастрюлю  с плотно закрытой крышкой, -
так иногда  подумывал Леви  Штейнман,  глава  информационного  отдела  банка
Бакановиц.  Подумывал,  поглядывая из своего окошка вдаль.  Вон там,  далеко
внизу, рельсы разделяют  квартал  заводов  и  квартал  черных.  Здание банка
Бакановиц  стоит  несколько  на  отшибе - на хуторе, и  выезжать  из  гаража
приходится  на третьей  скорости,  чтоб  арабские  подростки не  ограбили. В
результате банкиры постоянно сшибают этих отморозков.  Скоро весь этот район
тоже закроют. Перенесут забор на три километра к Западу. Уже построили новый
шлагбаум; а если  приглядеться,  можно увидеть новое здание банка, в которое
они скоро переедут - поскорей бы уж.

     А там, внизу,  поезд продирался сквозь жаркие  бараки,  сквозь яркие  и
приземистые  ангары  заводов.  Тут и  там стайки  народу  переползали  через
рельсы.  Слева  супермаркет по жаре гремел на все стороны попсой и рекламой.
Чуть  дальше,  в  брызгах  сварки, в  веселом  грохоте,  строился  небоскреб
сволочей-конкурентов.
     -  Этот  гад  специально заказал  окна своего  будущего главного  офиса
размером с  наши  двери,  - ласково сказал Штейнман своему монитору. - Но он
прогорит, это как пить дать.
     Ему  нравилось  такими словами  подбадривать  подчиненных.  Работа была
важная, а Леви Штейнман - молод. Леви Штейнман обожал смотреться в зеркало и
всячески потреблять свой  образ.  Он думал о себе постоянно. Он пил  себя то
крупными глотками,  то  мелкими, то фыркал  и  плевался  сам собой -  больше
ничего в нем не было, только он сам, как в небе было только солнце.

     Мир  лился со  всех сторон.  Начинался прибой. Леви  Штейнман потянулся
назад и вверх, безразличный, теплый, свежий,  и устремил взгляд своих черных
глаз  в  электронный документ.  Но  тут  замахала своими желтыми  крылышками
летучая мышка почтовой службы.
     - Ну-ка, что нам пишут, - сказал Леви Штейнман и умолк.

     Двенадцать сотрудников информационного отдела  осторожно скосили глаза,
но  Штейнман ничего не стал продолжать и комментировать. Он качнулся, встал,
нажал на Reset, и, не дожидаясь, пока компьютер перезагрузится, вышел вон.

3
     Директор  инвестиционного  банка Элия  Бакановиц не  имел  собственного
кабинета. Он сидел в торговом зале за большим  столом, напоминавшим по форме
букву икс, в перекрестье, и работал вместе со всеми, пуская поверх то брань,
то смех.  Все  задавалось  и  росло. Элия  Бакановиц  крутился  на  стуле  и
оживленно разговаривал с окружающими, с клиентами и сам с собою.

     Леви Штейнман приблизился к директору и спросил:
     - Звали, господин директор?
     Бакановиц запрокинул голову. Леви увидел его глаза вниз бровями.
     -  Знаешь, сколько  стоит  одна минута  моей работы? -  грозным голосом
спросил Бакановиц.
     - У-у, - покачал головой Леви. - Тонн шестьдесят розовеньких?
     -  Вот!  -  крикнул Бакановиц  всем. - Все слышали?  Покурить, да? Пять
минут, да?

     Он уже вел  Леви по коридору. Тон у него был  шуточный, но  пятерней он
так  вцепился  в рукав  пиджака  Леви,  что  тот  уже распрощался с  хорошим
настроением. Элия Бакановиц любил покричать по пустякам. Вот и курилка.  Тут
Леви  Штейнман  попытался  остановиться,  но  директор  потащил  его дальше,
затолкнул в туалет, и, прежде чем Леви успел очнуться от изумления, открутил
воду на полную мощность, пригнулся к струе и прошептал:
     - Спускай воду в унитазе.
     - Зачем? - попытался Леви Штейнман.
     Элия Бакановиц  сделал  безумные  глаза,  и Леви  повиновался,  начиная
кое-что  понимать.  Он  нажал на кнопку  бачка, и, пока вода  низвергалась в
унитаз, директор молниеносно пригнул его к струе воды из крана и прошептал:

     - Помнишь Шварца?
     -  Ну  да,  тот  тип  из  Администрации,  который  продавал нам  разную
информацию заранее. Что, он засыпался и сдал нас?
     - Вчера он позвонил мне и сказал, что у него есть для нас охренительная
новость. Сегодня мы встречались... ну, тебе неважно знать, где... и  вот что
он мне передал. Один тип, русский, изобрел  топливо на воде. Нефть больше не
нужна. Мир спасен. Но русский прячется, его не могут найти. Понимаешь?
     - Пока да. А мы-то тут при чем?
     -  Русский  ползает  по нашему округу,  - прошелестел Бакановиц.  -  Ты
попробуешь найти его раньше,  чем они, и  купишь у него изобретение. Я знаю,
что  у  тебя огромная информационная база. Что касается людей,  я нанял  для
тебя  двенадцать  человек.  Поскромнее,  чем  у  них,  раза  в  три.  Но  ты
справишься.
     - Даже не собираюсь, - прошипел  Леви  Штейнман сквозь  блестящую струю
воды. - Я не камикадзе.
     -  А  я  тебя  дополнительно  стимулирую,  -  зловеще  проговорил  Элия
Бакановиц, - в твоей машине  полным-полно  наркоты, и  если ты не хочешь всю
оставшуюся жизнь провести на нарах, ты будешь делать то, что я говорю...

     Прозрачная  вода  из крана  залила Штейнману  лицо  и пиджак.  Штейнман
дернулся, выпрямился, на щеках у него краснели пятна.
     - Шварц сказал, что русского найдут, по прикидкам, не раньше, чем через
неделю. Ты должен  сделать это раньше, Леви,  - сказал Бакановиц от крана. -
Тебе ясно?

2
     Да уж яснее некуда. Один беглый взгляд на директора все скажет.  Руки у
него трясутся и потеют от  жадности. Алчность обливает ему лысину маслом, он
ерзает, словно на раскаленных углях, шарит  мышкой  по столу,  а пухлые губы
раскрыты,  будто нацелились  на виноградную  гроздь.  Элия  Бакановиц  хочет
делать заначки от Системы. Все бунтовщики и террористы -  ничто по сравнению
с   ним.   Мятежный   банкир.   Купил   секретную  информацию  и   хочет  ею
воспользоваться  в  своих  целях -  и  в  каких! Водяное топливо!  это  ведь
завоевание мира, практически!

     Штейнман вдруг  понял,  что  уже минут пять сидит в своем кабинете  и в
тоскливом ужасе, вжав голову в плечи, крутит в руках карандаш.

     Перед этим, стало быть, что-то было. Ах да. Ему показали этих людей,  с
помощью которых  он  должен искать русского. Он, кажется, сказал, что сможет
дать  им задание часа через три.  То есть, надо начинать что-то делать прямо
сейчас?..

     Штейнман  судорожно   вздохнул   и  ввел  пароль  для   входа  в   свою
информационную  базу.  Они  еще  не  знают,  вдруг  пришла  ему   в   голову
утешительная мысль, иначе уже взяли бы и его, и Бакановица. Если бы это была
провокация, ему  бы  не дали  даже начать искать русского. Директора  просто
арестовали бы в момент передачи взятки чиновнику Администрации.
     - Что там у нас, - пробормотал Штейнман. - Хм...

     Русских в базе Штейнмана имелось около десяти миллионов. Их было вообще
довольно мало, и в основном с темным прошлым. Да, мать их, подумал Штейнман,
у всех русских темное прошлое, с тех пор как  их сраный монарх продал всю их
засранную шестую  часть суши  китайцам, а денежки поровну  (это ж  надо было
удумать!) разделил между своими зафаканными подданными. Говорят, то, что там
потом творилось, было почище третьей Мировой. Естественно, у всех оставшихся
русских  прошлое темней  гнилой  черносливы, и никто не спрашивает, откуда у
них деньги  -  какая  уж тут легитимность.  И опять же естественно,  что эти
жизнерадостные  люди специализируются  на работорговле,  наркоте,  оружии  и
информации. Что, естественно, затрудняет  их поиск по базе. Даже они, скорее
всего, по именам всех русских не знают.

     Но этот  русский в базе должен  был быть. Не бывает гениальных физиков,
которые приходят  ниоткуда.  Физик должен быть  в  контексте,  читать  чужие
разработки, писать что-то  сам, не так  ли. А значит, про него есть данные в
базе.

     Своей базой данных Леви Штейнман гордился. Собственно, эта база  данных
и сделала его начальником информационного отдела банка в столь молодые  годы
(Штейнману  было двадцать девять лет, он недавно закончил учебу). База умела
искать  людей  не только  по именам,  прошлому и фотографии, но  и по  звуку
голоса, запахам, связям.
     -  Надо искать,  как на аукционе,  -  пробормотал  Штейнман.  - Сначала
отсечем всех физиков.
     Хоп!  - и количество русских резко сократилось, правда, не  так  резко,
как ожидал Штейнман.  Да, у  них ведь  там всегда были  хорошие  технические
вузы,  вспомнил он  и  ввел  новый параметр: кто  из  них  находится в нашем
округе? Хоп  - и  осталось всего пять человек. В нашем  округе пять  русских
физиков! - Штейнман поднял хвост трубой и впился в экран.

     Первого  русского  звали Герман  Треф,  и  он  был  личность  темная  и
непредсказуемая. Ходили слухи о том, что он пытался сплавить несколько своих
разработок за забор, причем не из абстрактного гуманизма - назывались суммы.
Одна  такая  продажа  была выявлена  и предотвращена,  Герман Треф  улыбался
ослепительно, чернявый,  с фиолетовой мраморной трубкой в  зубах, с длинными
волосами, перехваченными бриллиантовой заколкой.
     Второй русский был  некто Петр Введенский.  Он прозябал в зоне Москва -
Петербург,  которую  давно  собирались   окончательно  прикрыть  по  причине
тамошней нищеты, и  сильно  полемизировал с  каким-то  Николае  Брамсом. Все
материалы о Петре касались исключительно буйной ругани этих двух людей.
     Третьего русского  звали Замир  Мурадов, и он был  личность  еще темнее
Трефа, да к тому же  к науке никакого отношения  не имел, кроме того, что  в
молодости защитил кандидатскую диссертацию по физике.
     Четвертый был Вася Курочка, десятилетний вундеркинд  из зоны Гонконг, и
к  нему  Штейнман  почувствовал  какую-то  внутреннюю  симпатию:  вундеркинд
отказывался учиться  чему-либо,  кроме  физики,  химии  и  математики  и  из
принципа говорил только на мертвом  (русском) языке. О нем снимали передачи,
и вообще малый делал деньги.
     Пятый, наконец,  никак не мог быть тем самым русским, потому что он был
не русский, не пятый и не тот самый,  а непосредственно сам Леви Штейнман, -
база данных всегда  из  уважения выводила  на экран имя своего творца, делая
его и физиком, и шпионом, и русским, и всем, чем только можно.
     Штейнман чертыхнулся. Никто из  них, по идее, не может  быть  тем самым
русским физиком.  Но почему  бы и не поискать их.  Петра Введенского, скорее
всего,  найдут быстро, он приехал выдирать волосья Николае Брамсу. Также нет
проблем  и  со  звездой экрана Васей  Курочкиным. Двух аферистов будет найти
посложнее, но тоже нет ничего невозможного. В конце концов...

     Штейнман  посмотрел  на часы.  Ха,  он управился  гораздо  быстрее, чем
думал. Правда,  решение так же далеко, как  и прежде. Но  кто сказал, что он
должен  чрезмерно усердствовать, когда  речь идет о  беззаконии.  Если  тебя
отымели, подумал Штейнман, необязательно получать удовольствие.

3
     Да.  Уделать,  отыметь, вставить, лег под него, по самое не балуйся, на
хрен - похрен - ни хрена. Подчинение и агрессия, жизнерадостная демонстрация
победы силы над  слабостью.  Кто сверху, кто  снизу?  Кто  кого  вверх-вниз?
Конечно,  если бы  была любовь, можно было  бы  и по-другому. Но если бы  да
кабы. Любви нет - значит, будем драться, конкурировать, соперничать, лишь бы
друг  до  друга  хоть как-нибудь дотянуться, хоть  разик  посмотреть  в твои
безумные  глаза моими безумными  глазами, и может быть, на одну  секундочку,
между пиком и дном, прежде  чем ты меня поимеешь, а я  тебя  уделаю по самое
некуда, -

     Штейнманом вдруг овладело  бешенство. Он  рассвирепел, хлопнул  дверцей
машины  и  вдавил газ  в пол.  Сто  километров в  час  за  полторы  секунды,
говорите?  Ворота  вверх  рывком,  джип,  напрягаясь  до  дрожи,  вылетел на
свободу.  В-в-в!  - пролетел  через двор.  - У-у-у! - завопили  черные тени,
бросаясь  на машину  - арабские  подростки, кто  пристал,  кто  отстал, двое
откатились,  ух, ловки. Новичков вот  часто  грабят,  те  останавливаются  с
испугу, окна  открывают, или еще что-нибудь такое... Лучше б ты был новичок,
подумал Штейнман, яростно виляя  по  неровной щербатой  улице мимо тополей и
блошиного рынка; на лугу паслись облезлые  козы. Ты влип, урод, кретин, и не
поможет тебе все  твое  пафосное образование, вся твоя карьера в кредит, все
твои мозги, деньги и  костюмы, - все  это не поможет, и все  вместе взятое -
тррык! - хрустнет под гидравлическим прессом, что бы ты ни делал, как бы  ни
метался... Штейнман  заскрежетал зубами  и вцепился в руль. Ну,  дир-ректор,
ну, сво...  Черт,  психов полный район, ходить  не  умеют. Три иссиня-черные
бабуси в сарафанах ядовитых  цветов, как  куры,  решительно  кинулись  через
дорогу. Здесь живут идиоты, скоро забор перенесут на  три  километра вправо,
так им и надо,  уродам, -  однообразно ругался Штейнман, вцепившись в руль и
глядя перед собой, - дер-рьмо... давай же, вперед, вот сейчас  будут ворота,
вот  они,  наконец,  две  вышки  с  пулеметами,  крепостная  стена с колючей
проволокой. Скорей, скорей  поднимайте шлагбаум, поднимайте  выше, впускайте
меня  в мой мир. Джип вскарабкался  на мост,  на  автобан. Срочно отвлечься.
Лучше всего перестать думать вообще.

6
     Обычно по  вечерам Леви Штейнман отдыхал, пытаясь  вдохнуть  в себя как
можно больше воздуха, влить как можно больше рыжих огненных напитков, купить
как можно больше девиц с розовыми ушками  и бесстыжими глазами. Он, конечно,
знал,  что все  это обман.  На самом  деле  не  было ни девиц,  ни джипа, ни
напитков, ни даже воздуха: откуда  бы его  столько взялось? Ничего этого  не
было.  Был только он сам, Леви Штейнман. Он потреблял себя. Он дергался, как
бешеный, среди лучей, метавшихся по площадке, в окружении таких же,  как он,
-  пиджак  за спиной, в  глазах  немеркнущее  солнце.  Ревел, гремел  вокруг
призрачный вечер, бурный лес рук освещало сиреневым, малиновым, ярко-желтым.
Было известное средство, чтоб не спать всю ночь.  Элия Бакановиц использовал
его, чтобы  всю  ночь торговать  ("деньги не  спят",  фанатик чертов),  Леви
Штейнман  - чтоб  успеть насладиться  собой, чтобы потребить-потратить себя,
бешено  по себе попрыгать,  умять, чтобы хрустнули и провалились в тартарары
все диджеи, цифры на табло, автомобили, бабки и пузыри.

     Штейнман  вылез  из  машины и встал, озираясь и  вбирая  в себя  жидкий
оливковый воздух. Закат обливал небоскребы тяжелыми лучами, вокруг было серо
и  шумно.  Штейнман  стоял около  большого пивного завода,  на  первом этаже
которого  находился огромный пивбар. Штейнману немедленно  захотелось  пива.
Реклама  еды неизменно возбуждала в нем аппетит, порнофильмы -  желание, вид
пивбара  -  жажду. Он вошел внутрь, но там  было битком.  Нашелся  лишь один
свободный стульчик, на который мистер Штейнман и присел:
     - Одно пиво с турбонаддувом и интеркулером.
     Но тут он встрепенулся.  На соседнем  стуле - они  здесь были дубовые и
кованые, тяжелые, - сидела и читала журнал красивая девушка.

     "Ай,  черт",  - простонал  про себя Штейнман и  постарался отодвинуться
так, чтобы это было  незаметно. Сидеть рядом с любым существом женского пола
- безумный риск.  Будешь  пялиться - "сексуальное домогательство", пятьдесят
лет  тюрьмы.   Не   будешь   пялиться  -  "оскорбительное  для   достоинства
игнорирование", от двух  до десяти  лет. Будешь смотреть спокойно  - тоже не
факт,  что обойдешься простым штрафом. Поэтому  Штейнман проклял все и решил
выглотать это чертово пиво с турбонаддувом и интеркулером  и идти куда глаза
глядят - шататься по городу. Он уже видел себя в  ямах-дворах, среди башен и
уступов,  серых  в надвигающихся  сумерках,  но тут  девушка  оторвалась  от
журнала и сказала благосклонно:
     - Ничего, сиди...
     И опять  углубилась в  чтение.  Леви Штейнман очень  удивился, отставил
бокал и посмотрел на нее.
     - Спасибо, - сказал он изумленно.
     - Ничего, - опять сказала девушка, глядя в журнал.
     А  читает,  глянь-ка,  "Финмаркет".  Коллега, похоже. Все  на ней  было
джинсовое,  даже  тапочки  и сумка,  а на  голове красный платочек. Модная и
очень красивая девушка; милая, милая, в панике отвлекался Штейнман.

     - Эй, мне  еще пива дайте!.. - Слушай, - сказал он, наклонившись к ней.
- Ты мне скажи, ты что, мусульманка?
     - Да нет,  -  сказала девушка. - Просто  вижу, человек сидит пиво пьет.
Что я ему буду мешать из-за какой-то дурацкой политкорректности.
     - То есть, ты подумала - про  меня? -  вконец удивился Штейнман.  - Но,
слушай, это  же  большая удача -  мужик сел  рядом,  можно ведь кучу деньжищ
через суд слупить, как же ты так просто упускаешь свой шанс?
     - Я не голодаю, - заметила девица.
     - А что, деньги нужны, чтоб не голодать?! - А-а, - Штейнман все понял и
решил уточнить детали, - какая у тебя группа потребления?
     - М-654, - сказала девушка, поднимая глаза на Штейнмана и улыбаясь. - Я
очень лояльный потребитель.
     Ну, теперь-то уж точно все ясно. Она проститутка, и недешевая. Улыбка -
это аванс. Ну что ж.
     - И  где ж  ты работаешь такая молодая и красивая! Может, пойдем туда и
немножко поработаем?

     Штейнман напряженно светился и мигал,  и пихал пиво  кулаком  к себе  в
глотку.  Давал себе  передышку.  Ну,  давай  я  схвачу тебя  за  руку,  и мы
пойдем... я же вижу, что ты хочешь.
     -  Я  работаю вот здесь, -  девушка  тряхнула  журналом "Финмаркет".  -
Журналистом.

     Это  был  удар.  Разом  вылетел из головы  у  Штейнмана  директор  Элия
Бакановиц, и все проблемы, и даже сам он на секундочку растворился - правда,
тут же обрел себя.
     -  Ты...  о-о,  блинский  блин...  -  замотал  он  головой.  -  Прости!
Пожалуйста!  Я впервые вижу,  чтобы... Ох,  ну и дела! - он рассмеялся очень
смущенно.
     - Ладно, - улыбнулась девушка. - Ты-то кем работаешь?
     -  Я,  блин,  банкир, -  сказал Штейнман.  -  Ну-ка,  что  пишут.  - Он
быстренько схватил  "Финмаркет", руки  у  него  тряслись.  -  "Кризис в зоне
Новогрудка-Щецена-Вильнюса  выявил  все  болевые точки зон Восточной  Европы
вообще: слишком сильное  отгораживание, инициированное олигархами, поставило
людей на край..." Что ты думаешь об этом?
     - Тебе это  неинтересно, - сказала девушка. - Ты до сих пор не спросил,
как меня зовут. Ты просто хочешь отвлечься со мной.
     - Хочу-то я просто, - согласился Штейнман, - да вот отвлечься мне вовсе
не просто, вот в чем фишка-то, чуешь?
     - Чую, - сказала девушка уже серьезно. - Тебе надо вылезти из себя.
     - Это как? -  намор