Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детская литература
   Обучающая, развивающая литература, стихи, сказки
      Драгунский Виктор. Денискины рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  -
и подошел к вешалке. Он там порылся и карманах. - На-ка, - он протянул мне монетки, - вот тебе немного деньжат. Купи Мишке конфет. А это от меня добавка. - И папа отвинтил от своего пиджака чудесный голубой значок "Спутник". Я сказал: - Ура! Мишка будет на седьмом небе. У него теперь от меня целых три подарка. Значок, конфеты и гусиное горло. Это всякий бы обрадовался! Я взял гусиное горло и положил его на батарею досушиваться. Мама сказала: - Вымой руки и ешь! И мы стали дальше обедать, и я ел рассольник и потихоньку стонал от удовольствия. И вдруг мама положила ложку и сказала ни с того ни с сего: - Прямо не знаю, пускать его в гости или нет? Вот тебе раз! Гром среди ясного неба! Я сказал: - А почему? И папа тоже: - В чем дело-то? - Он нас там опозорит. Он совершенно не умеет есть. Стонет, хлебает, везет... Кошмар! - Ничего, - сказал я. - Мишка тоже стонет, еще лучше меня. - Это не оправдание, - нахмурился папа. - Нужно есть прилично. Мало тебя учили? - Значит, мало, - сказала мама. - Ничему не учили, - сказал я. - Я ем как бог на душу положит. И ничего. Довольно здорово получается. А чему тут учить-то? - Нужно знать правила, - сказал папа строго. - Ты знаешь? Нет. А вот они: когда ешь, не чавкай, не причмокивай, не дуй на еду, не стони от удовольствия и вообще не издавай никаких звуков при еде. - А я не издаю! Что, издаю, что ли? - И никогда не ешь перед обедом хлеб с горчицей! - воскликнула мама. Папа ужасно покраснел. Еще бы! Он недавно съел перед обедом, наверное, целое кило хлеба с горчицей. Когда мама принесла суп, оказалось, что у нее уже нет хлеба, папа весь съел, и мне пришлось бежать в булочную за новым. Вот он теперь и покраснел, но промолчал. А мама продолжала на него смотреть и все говорила беспощадным голосом. Она говорила как будто бы мне, но папе от этого было не по себе. И мне тоже. Мама столько наговорила, что я просто ужаснулся. Как же теперь жить? Того нельзя, этого нельзя! - Не роняй вилку на пол, - говорила мама. - А если уронил, сиди спокойно, не становись на четвереньки, не ныряй под стол и не ползай там полчаса. Не барабань пальцами по столу, не свисти, не пой! Не хохочи за столом! Не ешь рыбу ножом, тем более если ты в гостях. - А это вовсе не рыба была, - сказал папа, и лицо у него стало какое-то виноватое, - это были обыкновенные голубцы. - Тем более. - Мама была неумолима. - Еще чего придумали, голубцы - ножом! Ни голубцы, ни яичницу не едят ножом! Это закон! Я ужасно удивился: - А как же голубцы есть без ножа? Мама сказала: - А так же, как и котлеты. Вилочкой, и все. - Так ведь останется же на тарелке! Как быть? Мама сказала: - Ну и пусть останется! - Так ведь жалко же! - взмолился я. - Я, может быть, еще не наелся, а тут осталось... Нужно доесть! Папа сказал: - Ну доедай, чего там! Я сказал: - Вот спасибо. Потом я вспомнил еще одну важную вещь: - А подливу? Мама обернулась ко мне. - Что подливу? - спросила она. - Вылизать... - сказал я. У мамы брови подскочили до самой прически. Она стукнула пальцем по столу: - Не сметь вылизывать! Я понял, что надо спасаться. - Что ты, мама? Я знаю, что вылизывать языком нельзя! Что я, собачонка, что ли! Я, мама, вылизывать никогда не буду, особенно при ком-нибудь. Я тебя спрашиваю: а вымазать? Хлебом? - Нельзя! - сказала мама. - Так я же не пальцем! Я хлебом! Мякишем! - Отвяжись, - крикнула мама, - тебе говорят! И у нее сделались зеленые глаза. Как крыжовник. И я подумал: ну ее, эту подливку, не буду я ее ни вылизывать, ни вымазывать, если мама из-за этого так расстраивается. Я сказал: - Ну ладно, мама. Я не буду. Пусть пропадает. - А вот, кстати, - сказал папа, я серьезно хочу тебя спросить... - Спрашивай, - сказала мама, - ты ведь еще хуже маленького. - Нет, верно, - продолжал папа, - у нас, знаешь, иногда банкеты бывают, всякие там торжества... Так вот: ничего, если я иногда захвачу что-нибудь с собой? Ну, яблочко там или апельсин... - Не сходи с ума! - сказала мама. - Да почему же? - спросил папа. - А потому, что сегодня ты унес яблоко с собою, а завтра начнешь винегрет в боковой карман запихивать! - Да, - сказал папа и поглядел в потолок, - да, некоторые очень хорошо знают правила хорошего тона! Прямо профессора! Куда там!.. А как ты думаешь, Дениска, - папа взял меня за плечо и повернул к себе, - как ты думаешь, - он даже повысил голос, - если у тебя собрались гости и вдруг один надумал уходить... Как ты думаешь, должна хозяйка дома провожать его до дверей и стоять с ним в коридоре чуть не двадцать минут? Я не знал, что ответить папе. Его это, видимо, очень интересовало, потому что он крепко сжал мое плечо, даже больно стало. Но я не знал, что ему ответить. А мама, наверно, знала, потому что она сказала: - Если я его проводила, значит, так было нужно. Чем больше внимания гостям, тем, безусловно, лучше. Тут папа вдруг рассмеялся. Как из песни про блоху: - Ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха! А я думаю, что он не умрет, если она не проводит его! Ха-ха-ха-ха-ха! Папа вдруг взъерошил волосы и стал ходить туда-сюда по комнате, как лев по клетке. И глаза у него все время вращались. Теперь он смеялся с каким-то рывком: "Ха-ха! Ррр! Ха-ха! Рр!" Глядя на него, я тоже расхохотался: - Конечно, не умрет! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Тут случилось чудо. Мама встала, взяла со стола чашку, вышла на середку комнаты и аккуратно бросила эту чашку об пол. Чашка разлетелась на тысячу кусочков. Я сказал: - Ты что, мама? Ты это зачем? А папа сказал: - Ничего, ничего. Это к счастью! Ну, давай, Дениска, собирайся. Иди к Мишке, а то опоздаешь! Иди и не ешь рыбу ножом, не позорь фамилию! Я собрал свои подарки и пошел к Мишке. И мы там веселились вовсю. Мы подскакивали на диване чуть не до потолка. Мишка даже стал лиловый от этого подскакивания. А фамилию нашу я не опозорил, потому что угощенье было не обед или ужин, а лимонад и конфеты. Мы поели все конфеты, какие были, и даже ту коробочку съели, что я Мишке принес в подарок. А вообще подарков Мишке понанесли видимо-невидимо: и поезд, и книжки, и краски. И Мишкина мама сказала: - Ох сколько подарков у тебя, Мишук! А тебе какой больше всех нравится? - Какой может быть разговор? Конечно, гусиное горло! И покраснел от удовольствия. А я так и знал. РЫЦАРИ Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич сказал: - Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка ты, Денис, докладывай. - Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил. А Мишка добавил: - Мы все по две сшили. Одну - маме, а другую - Раисе Ивановне. - Это почему же все? - спросил Борис Сергеевич. - Вы что, так сговорились, чтобы всем шить одно и то же? - Да нет, - сказал Валерка, - это у нас в кружке "Умелые руки" - мы подушечки проходим. Сперва проходили чертиков, а теперь подушечки. - Каких еще чертиков? - удивился Борис Сергеевич. Я сказал: - Пластилиновых! Наши руководители Володя и Толя из восьмого класса полгода с нами чертиков проходили. Как придут, так сейчас: "Лепите чертиков!" Ну, мы лепим, а они в шахматы играют. - С ума сойти, - сказал Борис Сергеевич. - Подушечки! Придется разобраться! Стойте! - И он вдруг весело рассмеялся. - А сколько у вас мальчишек в первом "В"? - Пятнадцать, - сказал Мишка, - а девочек - двадцать пять. Тут Борис Сергеевич прямо покатился со смеху. А я сказал: - У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского. Но Борис Сергеевич отмахнулся от меня. - Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается поздравить своих мам с Первым мая? Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал: - Вы, Борис Сергеевич, наверное, шутите, не хватало еще и на май поздравлять. - А вот и неправильно, именно что необходимо поздравить с маем своих мам. А это некрасиво: только раз в году поздравлять. А если каждый праздник поздравлять - это будет по-рыцарски. Ну кто знает, что такое рыцарь? Я сказал: - Он на лошади и в железном костюме. Борис Сергеевич кивнул. - Да, так было давно. И вы, когда подрастете, прочтете много книжек про рыцарей, но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то это, значит, имеется в виду благородный, самоотверженный и великодушный человек. И я думаю, что каждый пионер должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки, кто здесь рыцарь? Мы все подняли руки. - Я так и знал, - сказал Борис Сергеевич, - идите, рыцари! Мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал: - Ладно уж, я маме конфет куплю, у меня деньги есть. И вот я пришел домой, а дома никого нету. И меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет! А тут, как назло, прибежал Мишка, в руках нарядная коробочка с надписью: "Первое мая". Мишка говорит: - Готово, теперь я рыцарь за двадцать две копейки. А ты что сидишь? - Мишка, ты рыцарь? - сказал я. - Рыцарь, - говорит Мишка. - Тогда дай взаймы. Мишка огорчился: - Я все истратил до копейки. - Что же делать? - Поискать, - говорит Мишка, - ведь двадцать копеек - маленькая монетка, может, куда завалилась хоть одна, давай поищем. И мы всю комнату облазили - и за диваном, и под шкафом, и я все туфли мамины перетряхнул, и даже в пудре у нее пальцем поковырял. Нету нигде. Вдруг Мишка раскрыл буфет: - Стой, а это что такое? - Где? - говорю я. - Ах, это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в одной бутылке - черное, а в другой - желтое. Это для гостей, к нам завтра гости придут. Мишка говорит: - Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги. - Это как? - А бутылки, - говорит Мишка, - да за пустые бутылки деньги дают. На углу. Называется "Прием стеклотары"! - Что же ты раньше молчал! Сейчас мы это дело уладим. Давай банку из-под компота, вон на окне стоит. Мишка протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино в банку. - Правильно, - сказал Мишка. - Что ему сделается?.. - Ну конечно, - сказал я. - А куда вторую? - Да сюда же, - говорит Мишка, - не все равно? И это вино, и то вино. - Ну да, - сказал я. - Если бы одно было вино, а другое керосин, тогда нельзя, а так, пожалуйста, еще лучше. Держи банку. И мы вылили туда и вторую бутылку. Я сказал: - Ставь ее на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим! И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я купил маме конфет. Мне еще две копейки сдачи дали. Я пришел домой веселый, потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал: - Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил! Мама сказала: - Ну-ка расскажи! Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз. Мама сказала: - А где же ты денег достал? - Я, мам, пустую посуду сдал. Вот две копейки сдачи. Тут папа сказал: - Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат! Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся: - Компотику бы. - Извини, я сегодня не успела, - сказала мама. Но папа подмигнул мне: - А это что? Я давно уже заметил. И он подошел к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Но тут что было! Бедный папа кашлял так, как будто он выпил стакан гвоздей. Он закричал не своим голосом: - Что это такое? Что это за отрава?! Я сказал: - Папа, не пугайся! Это не отрава. Это два твоих вина! Тут папа немножко пошатнулся и побледнел. - Какие два вина?! - закричал он громче прежнего. - Черное и желтое, - сказал я, - что стояли в буфете. Ты, главное, не пугайся. Папа побежал к буфету и распахнул дверцу. Потом он заморгал глазами и стал растирать себе грудь. Он смотрел на меня с таким удивлением, будто я был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку. Я сказал: - Ты что, папа, удивляешься? Я вылил твои два вина в банку, а то где бы я взял пустую посуду? Сам подумай! Мама вскрикнула: - Ой! И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет плохо. Я ничего не мог понять, а папа закричал: - Хохочете? Что ж, хохочите! А между прочим, этот ваш рыцарь сведет меня с ума, но лучше я его раньше выдеру, чтобы он забыл раз и навсегда свои рыцарские манеры. И папа стал делать вид, что он ищет ремень. - Где он? - кричал папа. - Подайте мне сюда этого Айвенго! Куда он провалился? А я был за шкафом. Я уже давно был там на всякий случай. А то папа что-то сильно волновался. Он кричал: - Слыханное ли дело выливать в банку коллекционный черный "Мускат" урожая 1954 года и разбавлять его жигулевским пивом?! А мама изнемогала от смеха. Она еле-еле проговорила: - Ведь это он... из лучших побуждений... Ведь он же... рыцарь... Я умру от смеха. И она продолжала смеяться. А папа еще немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошел к маме. Он сказал: - Как я люблю твой смех. И наклонился и поцеловал маму. И я тогда спокойно вылез из-за шкафа. НА САДОВОЙ БОЛЬШОЕ ДВИЖЕНИЕ У Ваньки Дыхова был велосипед. Довольно старый, но все-таки ничего. Раньше это был велосипед Ванькиного папы, но, когда велосипед сломался, Ванькин папа сказал: - Вот, Ванька, чем целый день гонкА гонять, на тебе эту машину, отремонтируй ее, и будет у тебя свой велосипед. Он, в общем, еще хоть куда. Я его когда-то на барахолке купил, он почти новый был. И Ванька так обрадовался этому велосипеду, что просто трудно передать. Он его утащил в самый конец двора и совсем перестал гонка гонять - наоборот, он целый день возился со своим велосипедом, стучал, колотил, отвинчивал и привинчивал. Он весь чумазый стал, наш Ванька, от машинного масла, и пальцы у него были все в ссадинах, потому что он, когда работал, часто промахивался и попадал сам себе молотком по пальцам. Но все-таки дело у него ладилось, потому что у них в пятом классе проходят слесарное дело, а Ванька всегда был отличником по труду. И я Ваньке тоже помогал чинить машину, и он каждый день говорил мне: - Вот погоди, Дениска, когда мы ее починим, я тебя на ней катать буду. Ты сзади, на багажнике, будешь сидеть, и мы с тобой всю Москву изъездим! И за то, что он со мной так дружит, хотя я всего только во втором, я еще больше ему помогал и, главное, старался, чтобы багажник получился красивый. Я его четыре раза черным лаком покрасил, потому что он был все равно что мой собственный. И он у меня так сверкал, этот багажник, как новенькая машина "Волга". И я все радовался, как я буду сидеть на нем, и держаться за Ванькин ремень, и мы будем носиться по всему миру. И вот однажды Ванька поднял свой велосипед с земли, подкачал шины, протер его весь тряпочкой, сам умылся из бочки и застегнул брюки внизу бельевыми защелками. И я понял, что приближается наш с ним праздник. Ванька сел на машину и поехал. Он сначала объехал не торопясь вокруг двора, и машина шла под ним мягко-мягко, и было слышно, как приятно трутся о землю шины. Потом Ванька прибавил скорости, и спицы засверкали, и Ванька пошел выкомаривать номера, и стал петлять и крутить восьмерки, и разгонялся изо всех сил, и сразу резко тормозил, и машина останавливалась под ним как вкопанная. И он по-всякому ее испытывал, как летчик-испытатель, а я стоял и смотрел, как механик, который стоит внизу и смотрит на штуки своего пилота. И мне было приятно, что Ванька так здорово ездит, хотя я могу, пожалуй, еще лучше, во всяком случае не хуже. Но велосипед был не мой, велосипед был Ванькин, и нечего тут долго разговаривать, пускай он делает на нем все, что угодно. Приятно было видеть, что машина вся блестит от краски, и невозможно было догадаться, что она старая. Она была лучше любой новой. Особенно багажник. Любо-дорого было смотреть на него, прямо сердце радовалось. И Ванька скакал так на этой машине, наверно, с полчаса, и я уже стал побаиваться, что он совсем забыл про меня. Но нет, напрасно я так подумал про Ваньку. Он подъехал ко мне, ногой уткнулся в забор и говорит: - Давай влазь. Я, пока карабкался, спросил: - А куда поедем? Ванька сказал: - А не все равно? По белу свету! И у меня сразу появилось такое настроение, как будто на нашем белом свете живут одни только веселые люди и все они только и делают, что ждут, когда же мы с Ванькой к ним приедем в гости. И когда мы к ним приедем - Ванька за рулем, а я на багажнике, - сразу начнется большущий праздник, и флаги будут развеваться, и шарики летать, и песни, и эскимо на палочке, и духовые оркестры будут греметь, и клоуны ходить на голове. Такое вот у меня было удивительное настроение, и я примостился на свой багажник и схватился за Ванькин ремень. Ванька крутнул педали, и... прощай, папа! Прощай, мама! Прощай, весь наш старый двор, и вы, голуби, тоже до свиданья! Мы уезжаем кататься по белу свету! Ванька вырулил со двора, потом за угол, и мы поехали разными переулками, где я раньше ходил только пешком. И все теперь было совершенно по-другому, незнакомое какое-то, и Ванька все время позванивал в звонок, чтобы не задавить кого-нибудь: ззь! ззь! ззь!.. И пешеходы выпрыгивали из-под нашей машины, как куры, и мы мчались с неслыханной быстротой, и мне было очень весело, и на душе было свободно, и очень хотелось горланить что-нибудь отчаянное. И я горланил букву "а". Вот так: аааааааааааа! И очень смешно получилось, когда Ванька въехал в один старенький переулок, в котором дорога была вся в булыжниках, как при царе Горохе. Машину стало трясти, и моя оралка на букву "а" стала прерываться, как будто стоило ей вылететь изо рта, как кто-то сразу обрезал ее острыми ножичками и кидал на ветер. Получалось: а! а! а! а! а! Но потом опять подвернулся асфальт, и все снова пошло как по маслу: аааааааааааа! И мы еще долго ездили по переулкам и наконец очень устали. Ванька остановился, и я спрыгнул со своего багажника. Ванька сказал: - Ну как? - Блеск! - сказал я. - Тебе удобно было? - Как на диване, - сказал я, - еще удобней. Что за машина! Прямо экстра-класс! Он засмеялся и пригладил свои растрепанные волосы. Лицо у него было пыльное, грязное, и только глаза сверкали - синие, как тазики в кухне на стене. И зубы блестели вовсю. И вот тут-то к нам с Ванькой и подошел этот парень. Он был высокий, и у него был золотой зуб. На нем была полосатая рубашка с длинными рукавами, и на руках у него были разные рисунки, портреты и пейзажи. И за ним плелась такая лохматенькая собачушка, сделанная из разных шерстей. Были кусочки шерсти черненькие, были беленькие, попадались рыженькие, и был один зеленый... хвост у нее завивался крендельком, одна нога поджата. Этот парень сказал: - Вы откуда, ребята? Мы ответили: - С Трехпрудного. Он сказал: - Вона! Молодцы! Откуда доехали! Это твоя машина? Ванька сказал: - Моя. Была отцовская, теперь моя. Я ее сам отремонтировал. А вот он, - Ванька показал на меня, - он мне помогал. Этот парень сказал: - Да... Смотри ты. Такие неказ

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору