скал или развалин замков, - он использует пейзаж  не
только  для  того,  чтобы  подчеркнуть  их  одиночество,   но   и   показать
быстротечность времени.
     Одновременно с романтическими поэмами Байроном создавалась  любовная  и
героическая лирика, к  которой  относится  цикл  "Еврейские  мелодии".  Поэт
хорошо знал и любил Библию с детства и в "Еврейских мелодиях", обратившись к
библейским мотивам в стихотворениях "На арфе  священной...",  "Саул",  "Дочь
Иевфая", "Видение Валтасара" и в ряде других, сохраняя образность и сюжетную
основу эпизодов, взятых из этого памятника древней литературы, передавал  их
эпичность и лиризм. В цикле есть стихотворения, которые  навеяны  и  личными
воспоминаниями и переживаниями поэта, такие, как "Она идет во  всей  красе",
"О, если там за небесами", "Скончалася она", "Душа моя  мрачна".  Весь  цикл
объединяет  общее  настроение,  по  большей  части  грусти   и   меланхолии.
"Еврейские  мелодии"  писались  для  композитора  Исаака   Натана,   который
совместно с композитором Брегемом положил их на музыку.
     В январе 1816 года Байрон женился на Анпабелле Мильбенк,  происходившей
из   состоятельной   аристократической   семьи,   строго    придерживавшейся
условностей света и требований церкви. С самого начала семейной  жизни  жена
Байрона стремилась приобщить его к религии,  была  против  его  общественной
деятельности, которую Байрон вел, став членом Комитета по управлению театром
Дрюри-Лейн. На этой почве в семье постоянно возникали размолвки.
     В декабре 1815 года у Байрона родилась дочь Ада  Августа,  а  в  январе
1816-го, то есть через год супружества, жена  Байрона  уходит  от  него,  не
объяснив ему причину разрыва. Родители жены предпринимают активные действия,
чтобы начать бракоразводный процесс.
     Байрон  в  эти  дни  писал  жене:  "...Относительно  предъявленных  мне
обвинений ваш отец и его советники дважды отказались что-либо мне  сообщить.
Эти две недели я  страдал  от  неизвестности,  от  унижения,  от  злословия,
подвергался самой черной и  позорной  клевете  и  не  мог  даже  опровергать
догадки и пошлые толки относительно моей вины, раз ничего не мог добиться из
единственного источника, где все должно быть известно" {Дневники. Письма, с.
114.}.
     Как раз в  этот  период,  после  поражения  Наполеона  при  Ватерлоо  и
последовавших за этим  политических  событий  в  Англии  и  Франции,  Байрон
написал  ряд  произведений  о   Наполеоне   -   "Прощание   Наполеона",   "С
французского", "Ода с французского", "Звезда Почетного легиона". Указания на
французский  источник  делались  автором  с  целью  отвести  от  газет,  где
публиковались эти сочинения, обвинения их в нелояльности к правительству.  В
цикле о Наполеоне Байрон занимал четкую антишовинистическую позицию, считая,
что Англия, ведя войну с Францией  и  Наполеоном,  принесла  много  бедствий
своему народу.
     Официальные политические круги  давно  уже  настороженно  относились  к
Байрону как к автору произведений и  выступлений,  обличающих  внутреннюю  и
внешнюю политику Англии, поэтому начавшийся семейный разлад между Байроном и
его женой получает резонанс в высшем свете и становится поводом для  злобной
травли поэта.  Газеты  раздували  скандал,  кредиторы  описывали  имущество.
Байрону нельзя было появиться на улицах. Поэт оказался перед  необходимостью
покинуть родину.
     25 апреля 1816 года Байрон навсегда покидает Англию.
     Последним  стихотворением,  написанным  на  родине,  были   "Стансы   к
Августе",  сестре,  которая  все  это  тяжелое  время  была  его  опорой   и
поддерживала в нем твердость духа.
     Первоначально Байрон предполагал из Англии отправиться  во  Францию,  а
затем в Италию, но французские власти разрешили  Байрону  лишь  проехать  по
стране, не останавливаясь в городах. Байрон поехал через  Фландрию  и  вдоль
Рейна в Швейцарию и поселился на берегу Женевского озера, на вилле  Диодати.
Поэт тяжело переживал разрыв с семьей и родиной. Свое состояние он описал  в
письме к сестре из Женевы: "...разрыв -  разбил  мне  сердце:  мне  кажется,
будто по нему прошел слон" {Дневники. Письма, с. 122.}.
     Несмотря на тяжелые мысли о своей судьбе, судьбе изгнанника, в  Байроне
оживает присущий ему интерес к жизни чужой страны. В Швейцарии он  старается
запечатлеть в письмах, в дневнике все, что  он  видит;  исторические  места,
природу, людей,  их  облик  и  быт.  Все  это  затем  получило  отражение  в
"Шильонском узнике", третьей песни "Чайльд-Гарольда" и "Манфреде".
     Значительным событием в жизни поэта стала встреча в Швейцарии с  Шелли.
Эта встреча положила  начало  их  дружбе.  Поэты  оказывали  друг  на  друга
взаимное  влияние.  Именно  Шелли  благодаря  своим  глубоким  познаниям   в
философии, атеистическим взглядам помог Байрону  обобщить  и  углубить  свои
философские знания. Поэтов объединяли общие позиции в осуждении  реакционных
политических   режимов,   в   обличении   коррупции,   лицемерных    нравов,
господствующих  в  высших  слоях  общества.  Они  защищали  идеи  свободы  и
справедливости. Но Байрону были чужды социально-утопические взгляды Шелли.
     Трагический  разлад  Байрона  с  действительностью  отразился   в   его
небольших  поэмах  "Сон"  и  "Тьма",  написанных   в   Швейцарии.   Особенно
пессимистична "Тьма": люди, уничтожив друг друга,  обрекли  землю  на  тьму.
Фантастическая символика служит  в  поэме  для  усиления  мотивов  скорби  и
тревожных мыслей о судьбе человечества. Стремясь преодолеть эти  настроения,
Байрон в это  же  время  создает  "Прометея",  обращаясь  к  образу  Титана,
который, чтобы развеять мрак в сознании  людей,  принести  им  свет  разума,
вступает в единоборство с Зевсом-Громовержцем.
     Значительным  произведением,  написанным  и  завершенным  в  Швейцарии,
является поэма "Шильонский узник". Она написана под  впечатлением  посещения
Шильонского замка, в котором в XVI веке был заточен борец  за  независимость
Швейцарии - Франсуа Бонивар. Брошенный в подземелье вместе с двумя братьями,
он старается не дать им "упасть душой". Но вот умирает один  из  них,  потом
другой. Бонивар все больше и больше примиряется со своей неволей,  и,  когда
приходит освобождение, он чувствует, что уже привык к тюрьме. Поэма написана
"молниеносною кистию" титанического поэта Англии" {В. Г. Белинский. ПСС,  т.
7, с, 209, 28} и дышит ненавистью к тем, кому удалось сломить мужество  даже
такого избранника народа, как свободолюбивый Бонивар.
     Швейцарский период в жизни Байрона был недолгим - с мая по октябрь 1816
года, - но за это время,  закончив  ряд  произведений,  Байрон  приступил  к
созданию   драматической   поэмы   "Манфред"   и   написал   третью    песнь
"Чайльд-Гарольда".
     Произведение,   в   котором   наиболее   полно   передано   трагическое
мироощущение Байрона, получившее название "мировой скорби", - это "Манфред".
Личность мятежная и одинокая, Манфред ищет ответа на вечный вопрос -  в  чем
смысл бытия. Но не найдя его,  приходит  к  отрицанию  жизни.  В  стремлении
проникнуть в тайны стихий,  от  которых  зависит  жизнь  на  земле,  Манфред
вызывает духов гор, ветров, земли, морей, воздуха, тьмы и духа своей  судьбы
и просит их дать ему забвение от терзающих его мыслей.  Поэт  ставит  своего
героя в двойственное положение; он может и повелевать этими духами, то  есть
стихиями, но он и зависит от  них.  В  этом  противоречии  Байрон  угадывает
диалектическое единство Человека и Природы.
     Манфреду в поэме противопоставлен простой и добрый человек - охотник за
сернами, который считает жизнь и труд благом. Для Байрона охотник  со  своим
бесхитростным отношением к жизни - это определенная ступень  познания  мира:
ведь стоит ему, как Манфреду, углубиться в загадки природы,  как  полученные
знания будут приносить мучения от сознания, что человек  не  может  изменить
миропорядок. Однако человек  все  равно  будет  развивать  свой  разум,  это
сущность его.
     Возникшее противоречие  Манфреда  Байрон  не  в  силах  разрешить,  оно
становится основой его "мировой скорби".
     Центральное место в поэме занимает сцена в чертоге  Аримана.  Ариман  -
олицетворение Зла в древней восточной мифологии  -  изображен  идолом,  пред
которым склоняются исполнители его злой воли. Среди  них  выделяется  богиня
возмездия Немезида. Перечисляя свои дела, Немезида говорит о  тех  событиях,
которые имели место в Европе после поражения Наполеона. Это - восстановление
павших престолов, внушение людям  злобы,  превращение  "в  безумцев  мудрых,
глупых в мудрецов // В оракулов, чтоб люди преклонялись //Пред властью их" и
не толковали о свободе - "плоде, для всех запретном".
     Немезида усиливает разочарование Манфреда: все благородные усилия людей
оказываются тщетными, торжествует  зло  и  несправедливость.  Только  любовь
способна примирить с  жизнью.  Но  загадочная  смерть  возлюбленной,  в  чем
Манфред винит себя, принесла опустошение его душе,  довела  его  отчаяние  и
пессимизм до безнадежности.  Он  просит  Аримана  вызвать  призрак  Астарты.
Появление призрака возрождает  в  Манфреде  земное  чувство  любви,  создает
иллюзию радости жизни. Однако это длится лишь мгновение.
     Хотя Манфред и измучен сомнениями, не верит в будущее и ищет  забвения,
он до самой  своей  смерти  остается  гордым  и  сильным  человеком:  он  не
соглашается подчиниться Духам стихий, заявляя им, что он их вызвал  к  себе,
значит, они ему подвластны, а не он им; он  не  склоняется  перед  Ариманом;
отвергает смирение перед  богом,  подвергая  сомнению  существование  высшей
неземной силы, карающей человека. Он утверждает, что сам человек  ответствен
за все свои поступки. Предчувствуя приближение смерти, Манфред сожалеет лишь
о том, что расстается с солнцем, с природой. В  бунтарстве  Манфреда  Байрон
показал крах просветительских иллюзий и неверие в революционность буржуазии:
герой его "хотел усвоить ум других людей и просветить  народы",  но,  "всюду
натыкаясь на разрушенье", кончил тем, что погасил  в  себе  искру  Прометея.
Таким образом, в своем произведении Байрон романтически отразил настроения и
чувства части молодого поколения начала века в период  торжества  реакции  и
кризиса мысли.
     "Манфред" вызвал широкий резонанс  во  всем  мире.  Английская  критика
усмотрела прямую связь произведения Байрона с  "Фаустом"  Марло,  а  Гете  в
своей  статье  о  "Манфреде"  писал,  что  Байрон  извлек  из  его  "Фауста"
"особенную пищу": "Он  использовал  мотивы  моей  трагедии,  отвечающие  его
целям, своеобычно преобразив каждый из них;  и  именно  поэтому  я  не  могу
достаточно надивиться его таланту" {И.-В. Гете. Собр. соч.  в  10-ти  томах,
М., "Художественная литература", 1980, т. X, с. 329.}.
     Байрон же решительно отрицал  связь  "Манфреда"  с  "Фаустом"  Марло  и
"Фаустом" Гете. Он признавал лишь влияние "Прометея" Эсхила. "Я  никогда  не
читал и, кажется, не видел "Фауста" Марло... но я слышал, в устном  переводе
мистера Льюиса, несколько сцен из "Фауста" Гете (в том  числе  и  хорошие  и
плохие) - и это все, что мне известно из истории этого волшебника...  -  так
писал  Байрон  в  письме  своему  издателю;  -  Эсхиловым  "Прометеем"  я  в
мальчишеские годы глубоко восхищался... "Прометей" всегда  так  занимал  мои
мысли, что мне легко представить себе его влияние на все что  я  написал..."
{Дневники. Письма, сс. 152-153.}.
     "Манфред" был первым опытом Байрона в драматургии,  поэтому,  признавая
влияние трагедии Эсхила "Прометей Прикованный", Байрон, видимо, имел в  виду
и решение в "Манфреде" чисто драматургических задач по образцу этой античной
трагедии. Однако в своей драматической поэме Байрон создал  совершенно  иной
тип драмы - романтической, в которой все подчинено раскрытию  эмоционального
и духовного мира личности главного героя. Поэтому поэма являет собой как  бы
развернутый внутренний монолог Манфреда.
     "Манфред" написан пятистопным белым стихом, характерным для  английской
классической  драматургии.  Но   однообразие   белого   стиха   перебивается
различными  включениями:  хором  духов,  лирическими  песнями,  заклинанием,
которые написаны другими поэтическими размерами.
     В Швейцарии Байрон продолжает и работу над "Чайльд-Гарольдом". Закончив
третью песнь поэмы, он передал ее Шелли, который в июле 1816 года  уезжал  в
Англию. В ноябре того же года издатель Байрона опубликовал ее.
     Песнь начинается и завершается обращением поэта  к  своей  дочери  Аде.
Здесь и страдание отца, которому не суждено  принять  участие  в  воспитании
дочери; и надежда, что окружающие Аду люди не смогут внушить ей ненависть  к
отцу и она будет его любить; и предчувствие, что он никогда не  увидит  свою
дочь.  Ада  Байрон,  впоследствии  леди   Ловлейс,   выдающийся   математик,
действительно любила отца и завещала похоронить себя рядом с ним.
     В третьей песни Байрон  подробно  описывает  сражение  при  Ватерлоо  и
раскрывает в связи с этим свое отношение к Наполеону.  Ко  времени  Ватерлоо
Наполеон стал походить  на  тиранов,  с  которыми  воевал.  Он  не  выдержал
испытания лавой  и  "новым  богом  стал  себе  казаться",  оставаясь  "рабом
страстей".
     Лирический герой поэмы, вспоминая Ватерлоо, сравнивает его со сражением
в XV веке, когда швейцарцы города Мората отстаивали свою независимость: "Там
выиграли битву не тираны,// А Вольность, и  Гражданство,  и  Закон".  Только
такие цели могут оправдать войны в глазах поэта.
     С побоища при Ватерлоо  поэт  переводит  взгляд  на  спокойную  картину
величественной природы, но не перестает размышлять о том, как войны  во  все
времена разрушали ее красоту.
     Природа Швейцарии наводит поэта на мысль, что человек - часть природы и
в этом единстве радость жизни. Развивая эту мысль, Байрон  прославляет  тему
Руссо,   просветителя,   ратовавшего   за   связь   человека   с   природой,
провозглашавшего идеи равенства и свободы людей. Поэт считает,  что  "народ,
разбуженный Руссо с его друзьями", поднял знамя  французской  революции.  Но
напоминая, что народ "не сумел в свободе утвердиться", убежден тем не менее,
что: "...тот, кто знал, за что с судьбою бьется,// Пусть бой проигран, духом
не сдается". Вспоминает Байрон и другого  мыслителя,  подготовившего  умы  к
революции, - Вольтера, чей "разум на фундаменте сомнений//  Дерзнул  создать
мятежной мысли храм".
     В заключительных строфах  герой  видит  в  мыслях  Италию,  куда  будет
держать путь. И верит, что будущее принесет Доброту и Счастье.
     Четвертая песнь "Чайльд-Гарольда" была написана в Италии. Италия  стала
для Байрона страной, в которой многие его  творческие  и  жизненные  замыслы
воплотились в реальность. Байрон приехал в Италию, когда  там  уже  началось
движение карбонариев, и принял в нем участие. В Италии Байрон  обрел  личное
счастье, встретившись с Терезой Гвиччиоли.
     Итальянская, то есть четвертая, песнь "Чайльд-Гарольда" по объему самая
большая из всех песен поэмы. Байрон стремится дать в ней цельный и в  то  же
время разносторонний образ Италии, ставшей его второй родиной, на которую он
смотрит глазами человека, не забывающего  и  свою  отчизну.  Он  верит,  что
останется в памяти своего народа, "пока язык Британии звучит".
     Основная мысль поэта: Италия не может быть чужой  для  других  народов,
ибо ее многовековая история  и  культура  являлись  для  всего  человечества
источником духовного  богатства,  и  с  ее  порабощением  народы  не  должны
мириться. Поэт призывает народ Италии обратиться к героической истории своей
земли, напоминает Венеции о ее "тысячелетней свободе", не  может  видеть  ее
примирившейся с иноземным игом, отказавшейся от борьбы.
     Большое место уделено в песни Риму. С отроческих лет  Байрон  увлекался
историей Рима. Рим стал для него "Землей его мечты". Строфы о Риме  говорят,
что поэт читает его историю по-новому.  Он  стремится  "в  звуки,  в  образы
облечь" все, что сохранилось от прошлых веков, но к прошлому Рима  относится
как человек, уже обогащенный опытом после дующих поколений, тревожащийся  за
будущее Италии. История Рима -  это  и  назидание,  и  урок,  и  пример  для
современного поколения людей.
     Четвертая песнь хоть и  перегружена  описаниями  достопримечательностей
Италии, но в ней видно, как поэт преодолевает романтическое представление об
историческом опыте человечества и, сдерживая свою фантазию, чтобы не уйти  в
отвлеченные рассуждения, нередко поражает своим предвидением будущего.  И  в
какой-то степени поэт-романтик объясняет это тем, что им управлял  "рассудок
трезвый".
     Так же как и в предыдущих песнях, поэт вдохновенно  воспевает  природу:
незабываемо описание  моря  в  финале  поэмы,  картина,  передающая  красоту
водопада Велино. По мысли Байрона, именно природа дает человеку  возможность
соприкоснуться с вечностью: вот и водопад "как Вечность, страшен для живых",
и море - "Лик Вечности, Невидимого  трон".  Вечность  и  время.  Вечность  в
сознании поэта - категория неизменная и постоянная, Время быстротечно, оно в
движении, оно уносит жизни,  вместо  них  появляются  новые,  которым  также
суждено уйти в прошлое. Течение и работа времени  часто  повергают  поэта  в
уныние и печаль, но  нередко  он  возлагает  надежды  на  время,  которое  -
"суждений ложных верный исправитель".
     Итак, поэма "Паломничество Чайльд-Гарольда" была завершена. Она вобрала
в себя жизненный опыт Байрона с юношеских лет до начала самого плодотворного
периода его  творчества.  Поэма  раскрывает  богатый  мир  чувств,  эволюцию
мировоззрения автора в тесной связи с событиями и проблемами  века.  Являясь
свободным  лирическим  повествованием,  "Паломничество  Чайльд-Гарольда"  по
своему жанру выделяется в творчестве Байрона, но остается созвучным всем его
произведениям.
     Идейно близкими к четвертой  песни  "Чайльд-Гарольда"  являются  поэмы,
написанные в первые годы пребывания Байрона в Италии, - "Жалоба Тассо", "Ода
к Венеции", "Пророчество Данте", в которых поэт также призывает народ Италии
к единению в борьбе за свою независимость.
     В 1819 году Байрон из Венеции, где прожил более трех лет, переезжает  в
Равенну.  Здесь  поэт  вместе  с  братом  Терезы  Гвиччиоли,  графом  Гамба,
принимает активное участие в движении карбонариев, и интересы народа Италии,
его свобода становятся отныне его целью.
     Движение карбонариев возникло в Италии в самом начале XIX  века,  когда
было организовано тайное революционное общество, боровшееся  сначала  против
французского, а затем австрийского владычества. В программу движения входило
воссоединение Италии после освобождения ее от чужеземного ига, Байрон стал в
ряды карбонариев, сочувствуя "национальному  делу  [итальянцев]  более,  чем
любому другому" {Дневники. Письма, с. 188.}. С начала 1821  года  карбонарии
Равенны стали готовиться к восстанию. В январе этого года Байрон  записал  в
дневнике: "Они хотят поднять здесь восстание  и  почтить  меня  приглашением
участвовать. Что ж, я не отступлю, хотя не вижу  в  них  достаточно  силы  и
решимости,  чтобы  добиться  больших  результатов.  Но,   вперед!   -   пора
действовать настала, и что значит твоя особа, если можно передать в грядущее
хоть одну живую искру того нетленного, что достойно сохраниться от прошлого?
Дело не в одном человеке и не в миллионе людей, а в  духе  свободы,  который
надо распространять. Волны, атакующие берег, разбиваются одна за другой,  но
океан все же побеждает" {Там же, с. 201.}. Байрон со  всей  ответственностью
подошел к своему участию в организации  восстания.  Дом  его  превратился  в
склад оружия, и в случае необходимости Байрон предполагал  приспособить  его
для ведения боя. С возмущением пишет поэт о несерьезном отношении  некоторых
руководителей движения к восстанию; "Главные участники событий, ожидаемых  в
ближайшие дни, отправились на охоту. Пусть бы еще э