СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА
Древнерусский текст
Прозаический перевод на современный русский язык
Перевод В. А. Жуковского




СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТОСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА

                                                        Древнерусский текст

   Древнерусский оригинал "Слова" (по изданию 1800 г.) воспроизводится в
исправленном виде;  все необходимые поправки внесены в текст. Орфография
максимально приближена к современной.

   Не лепо ли ны бяшет, братие,  начяти старыми словесы трудных повестий
о полку Игореве, Игоря Святославлича! Начати же ся той песни по былинамь
сего времени,  а не по замышлению Бояню! Боян бо вещий,  аще кому хотяше
песнь творити, то  растекашется  мысию по древу,  серым волком по земли,
шизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице, - тогда
пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей; который дотечаше,  та преди песнь
пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы
касожьскыми, красному Романови Святославличю. Боян же, братие, не 10 со-
коловь на  стадо  лебедей  пущаше, но  своя вещиа персты на живая струны
воскладаше; они же сами князем славу рокотаху.

   Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до ныняшнего Иго-
ря, иже  истягну  умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством,
наполнився ратнаго  духа, наведе своя храбрыя полкы на землю Половецькую
за землю Руськую.

   О Бояне,  соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал,  скача,
славию, по мыслену древу,  летая умом под облакы,  свивая славы оба полы
сего времени,  рища  в тропу  Трояню  чрес поля на горы! Пети было песнь
Игореви, того  внуку:  "Не буря соколы занесе чрез поля широкая,  галици
стады бежать к Дону великому". Чи ли воспети было, вещей Бояне, Велесовь
внуче:  "Комони ржуть  за Сулою,  звенить слава в Кыеве. Трубы трубять в
Новеграде, стоять стязи в Путивле".

   Игорь ждет  мила брата Всеволода. И рече ему буй-тур Всеволод:  "Один
брат, один свет светлый ты, Игорю! Оба есве Святославличя.  Седлай, бра-
те,  свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А
мои ти куряни - сведоми кмети: под трубами повити,  под шеломы възлелея-
ны, конець копия въскормлени;  пути имь ведоми, яругы имь знаеми, луци у
них напряжени, тули отворени,  сабли изострени;  сами скачють, акы серыи
волци в поле, ищучи себе чти, а князю славе".

   Тогда Игорь возре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя
прикрыты. И рече Игорь к дружине своей: "Братие и дружино! Луце ж бы по-
тяту быти,  неже полонену быти. А всядем, братие, на свои борзыя комони,
да позрим  синего  Дону!" Спала князю умь похоть, и жалость ему знамение
заступи искусити Дону великаго. "Хощу бо,  - рече, - копие приломити ко-
нець поля половецкаго с вами,  русици! Хощу главу свою приложити, а любо
испити шеломомь Дону".

   Тогда въступи  Игорь  князь  в злат стремень и поеха по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь,  стонущи ему грозою, птичь убуди;
свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа - велит послушати зем-
ли незнаеме, Волзе,  и Поморию,  и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе,
тьмутораканьскый болван! А  половци  неготовами дорогами побегоша к Дону
великому; крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени.

   Игорь к  Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию;  волци
грозу въерожат по яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици бре-
шут на черленыя щиты. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

   Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла; щекот славий
успе,  говор галичь убудиси. Русичи великая поля черлеными щиты прегоро-
диша, ищучи себе чти, а князю славы.

   С зарания  в пяток  потопташа  поганыя  полкы половецкыя и, рассушясь
стрелами по  полю, помчаша красныя девкы половецкыя,  а с ними злато,  и
паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мо-
сты мостити по болотом и грязивым местом - и всякымн узорочьи половецкы-
ми. Черлен стяг,  бела хирюговь, черлена чолка, сребрено стружие - храб-
рому Святославличю!

   Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело!  Не было оно
обиде порождено ни соколу, ни кречету,  ни тебе,  черный ворон,  поганый
половчине! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след править к Дону вели-
кому.

   Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с мо-
ря идут,  хотят прикрыти 4 солнца,  а в них трепещуть синии молнии. Быти
грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием прила-
мати, ту  ся саблям потручяти о шеломы половецкыя,  на реце на Каяле,  у
Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

   Се ветри, Стрибожи внуци,  веют с моря стрелами на храбрыя полкы Иго-
ревы. Земля  тутнет,  рекы мутно текуть;  пороси поля прикрывают;  стязи
глаголют - половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы
оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша,  а храбрии русици прегра-
диша черлеными щиты.

   Яр туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремле-
ши о шеломы мечи харалужными. Камо, тур, поскочяше, своим златым шеломом
посвечивая,  тамо лежат поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями ка-
леными шеломы  оварьскыя  от  тебе,  яр туре Всеволоде! Кая рана дорога,
братие, забыв чти,  и живота, и града Чернигова, отня злата стола и своя
милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая!

   Были вечи  Трояни, минула  лета Ярославля;  были полци Олговы,  Ольга
Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше;
ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, - той же звон слыша давный
великый Ярославль  сын  Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в
Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зеле-
ну паполому  постла  за обиду Олгову,  - -храбра и млада князя. С тоя же
Каялы Святополкь  полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко свя-
тей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усо-
бицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци челове-
комь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть,  но часто
врани граяхуть, трупиа себе деляче,  а галици свою речь гозоряхуть,  хо-
тять полетети на уедие. То было в ты рати и в ты полкы,  а сицеи рати не
слышано.

   С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя,  гримлют
сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли По-
ловецкыи. Черна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна;
тугою взыдоша по Руской земли.

   Что ми  шумить,  что  ми звонить далече рано пред зорями? Игорь полкы
заворочает:  жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день,  бишася дру-
гый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучис-
та на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста;  ту пир докопчаша
храбрии русичи:  сваты попоиша,  а сами полегоша за землю Рускую. Ничить
трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось.

   Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла.
Въстала обида  в силах  Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи,  упуди жирня
времена. Усобица  князем на поганыя погыбе,  рекоста бо брат брату:  "Се
мое, а то мое же". И начяша князи про малое "се великое" молвити, а сами
на себе  крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на
землю Рускую.

   О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не
кресити! За ним кликну карна, и жля поскочи по Руской земли, смагу мычю-
чи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась,  аркучи: "Уже нам своих ми-
лых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а зла-
та и сребра ни мало того потрепати!"

   А въстона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлия-
ся по  Руской земли,  печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами
на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую зем-
лю, емляху дань по беле от двора.

   Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всеволод, уже лжу убудиста,
которую то  бяше  успил отец их Святославь грозный великый Киевскый гро-
зою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалужными мечи; насту-
пи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры; ис-
суши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих
полков половецких, яко вихр,  выторже, - и падеся Кобяк в граде Киеве, в
гриднице Святославли. Ту немци и венедици,  ту греци и морава поют славу
Святославлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы поло-
вецкия,  рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а
в седло кощиево. Уныша об градом забралы, а веселие пониче.

   А Святославь  мутен  сон  виде в Киеве на горах. "Си ночь,  с вечера,
одевахуть мя  - рече  - черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми
синее вино, с трудомь смешено;  сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин
великый женчюгь  на лоно и неговахуть мя. Уже доскы без кнеса в моем те-
реме златоверсем; всю  нощь  с вечера босуви врани възграяху у Плеснеска
на болони, беша дебрь Кисаню и не сошлю к синему морю".

   И ркоша бояре князю: "Уже, княже, туга умь полонила: се бо два сокола
слетеста с  отня  стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити
шеломомь Дону. Уже  соколома крильца припешали поганых саблями,  а самаю
опуташа в  путины  железны. Темно бобе в 3 день:  два солнца померкоста,
оба багряная столпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и Святослав,
тьмою ся  поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство подаста хи-
нови. На  реце  на Каяле тьма свет покрыла:  по Руской земли прострошася
половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда
на волю;  уже  вержеся Дивь на землю. Се бо готския красныя девы воспеша
на брезе  синему  морю, звоня рускым златом;  поют время Бусово,  лелеют
месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия".

   Тогда великий Святослав изрони злато слово, с слезами смешено,  и ре-
че: "О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую зем-
лю мечи цвелити, а себе славы искати:  но не честно одолесте,  не честно
бо кровь  поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе ско-
вана, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине!

   А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Яро-
слава с черниговьскими былями, с могуты,  и с татраны, и с шельбиры, и с
топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес щитовь с засапожникы кликом
полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.

   Но рекосте: "Мужаимеся сами,  преднюю славу сами похитим, а заднюю си
сами поделим!" А чи диво ся,  братие, стару помолодити! Коли сокол в мы-
тех бывает,  - высоко птиц възбивает,  не даст гнезда своего в обиду. Но
се зло:  княже ми непособие - наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат
под саблями  половецкыми,  а  Володимир  - под ранами. Туга и тоска сыну
Глебову!

   Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча,  отня злата
стола поблюсти? Ты  бо  можеши  Волгу  веслы  раскропити,  а  Дон шеломы
выльяти. Аже бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты
бо можеши посуху живыми шереширы стреляти - удалыми сыны Глебовы.

   Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови пла-
ваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкают, акы тури, ранены саблями калены-
ми, на поле незнаеме! Вступита, господина, в злат стремень за обиду сего
времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

   Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем сто-
ле, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви путь,
затворив Дунаю  ворота, меча  бремены  чрез облаки,  суды рядя до Дуная.
Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня зла-
та стола салтани за землями. Стреляй,  господине,  Кончака, поганого ко-
щея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

   А ты,  буй  Романе,  и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело.
Высоко плаваеши  на  дело в буести, яко сокол,  на ветрех ширяяся,  хотя
птицю в  буйстве  одолети. Суть бо у ваю железный папорзи под шеломы ла-
тинскими: теми тресну земля, и многи страны - Хинова, Литва, Ятвязи, Де-
ремела и Половци - сулици своя повергоша а главы своя подклониша под тыи
мечи харалужныи. Но уже,  княже, Игорю утрпе солнцю свет, а древо не бо-
логом листвие  срони - по Роси и по Сули гради поделиша. А Игорева храб-
раго полку не кресити. Дон ти,  княже,  кличет и зоветь князи на победу.
Олговичи, храбрыи князи, доспели на брань.

   Ингварь и Всеволод и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрилци!
Не победными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и су-
лицы ляцкии  и щиты! Загородите  полю  ворота своими острыми стрелами за
землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

   Уже бо  Сула не течет сребреными струями к граду Переяславлю, и Двина
болотом течет  оным  грозным полочаном под кликом поганых. Един же Изяс-
лав, сын Васильков, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, при-
трепа славу  деду  своему  Всеславу, а сам под черлеными щиты на кроваве
траве притрепан  литовскыми  мечи, и схоти ю на кровать и рек:  "Дружину
твою,  княже,  птиць крилы приоде,  а звери кровь полизаша". Не бысть ту
брата Брячяслава,  ни  другаго - Всеволода. Един же изрони жемчюжну душу
из храбра тела чрес злато ожерелие. Унылы голоси,  пониче веселие, трубы
трубят городеньскии.

   Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои
мечи вережени - уже бо выскочисте из дедней славе. Вы бо своими крамола-
ми начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которою
бо беше насилие от земли Половецкыи".

   На седьмом  веце  Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу. Той
клюками подпръся, оконися и скочи к граду Кыеву, и дотчеся стружием зла-
та стола  Киевскаго. Скочи  от  них лютым зверем в полночи из Белаграда,
обесися сине  мьгле; утръ  же вознзи стрикусы,  оттвори врата Новуграду,
разшибе славу  Ярославу,  скочи  волком до Немиги с. Дудуток.  На Немизе
снопы стелют  головами, молотят чепи харалужными,  на тоце живот кладут,
веют душу  от тела. Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни - по-
сеяни костьми руских сынов. Всеслав князь людем судяше, князем грады ря-
дяше, а сам в ночь волком рыскаше;  из Кыева дорискаше до кур Тмуторока-
ня,  великому Хорсови  волком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша
заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и
веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое
припевку, смысленый, рече: "Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда
божиа не минути".

   О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! То-
го старого Владимира нельзе бе пригвоздити к горам киевским! Сего бо ны-
не сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, но розно ся им хоботы пашут,
копиа поют.

   На Дунаи  Ярославнын  глас  ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть:
"Полечю -  рече  - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце;
утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле".

   Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "О, ветре, ветри-
ло! Чему,  господине, насильно вееши!  Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на
своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшет горе под обла-
кы веяти,  лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по
ковылию развея?"

   Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: "О, Днепре
Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты леле-
ял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей,  господи-
не, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!"

   Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи:  "Светлое и трес-
ветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю
свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им
тули затче?"

   Прысну море полунощи; идут сморци мьглами. Игореви князю бог путь ка-
жет из  земли  Половецкой на землю Рускую,  к отню злату столу. Погасоша
вечеру зари. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго
Дону до малаго Донца. Комонь в полуночи.  Овлур свисну за рекою;  велить
князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну; стукну земля, въшуме трава,
вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к трос-
тию и белым гоголем на воду. Въвержеся на борз комонь и скочи с него бо-
сым волком. И потече к лугу Донца и полете соколом под мьглами,  избивая
гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда
Влур волком потече, труся собою студеную росу;  преторгоста бо своя бор-
зая комоня.

   Донец рече:  "Княже Игорю! Не мало ти величия,  а Кончаку нелюбия,  а
Руской земли веселиа!" Игорь рече: "О, Донче! Не мало ти величия, лелея-
вшу князя на волнах, стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех,
одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; стрежаше его гоголем
на воде,  чайцами  на струях,  чернядьми на ветрех". Не тако ли - рече -
река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы ростре на кус-
ту,  уношу князю  Ростиславу  затвори Днепрь темне березе. Плачется мати
Ростиславля по  уноши  князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою,  и древо с
тугою к земли преклонилося.

   А не сорокы втроскоташа - на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком. То-
гда врани не граахуть, галици помолкоша,  сорокы не троскоташа,  полозие
ползоша только. Дятлов тектом путь к реце кажут, соловии веселыми песьми
свет поведают. Молвит Гзак Кончакови: "Аже сокол к гнезду летит, соколи-
ча ростреляеве своими злачеными стрелами". Рече Кончак ко Гзе:  "Аже со-
кол к гнезду летит,  а ве соколца опутаеве красною дивицею". И рече Гзак
к Кончакови: "Аще его опутаеве красною девицею,  ни нама будет сокольца,
ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле Половецком".

   Рек Боян  и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Ярославля
Ольгова Коганя хоти: "Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме го-
ловы" -  Руской земли без Игоря. Солнце светится на небесе - Игорь князь
в Руской земли. Девици поют на Дунаи,  вьются голоси чрез море до Киева.
Игорь едет по Боричеву к святей богородици Пирогощей. Страны ради, гради
весели.

   Певше песнь старым князем,  а потом молодым пети. Слава Игорю Святос-
лавличю буй-туру  Всеволоду Владимиру Игоревичу! Здрави князи и дружина,
побарая за христьяны на поганыя полки. Князем слава а дружине! Аминь.



СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА

                           Прозаический перевод на современный русский язык

   Не начать  ли нам, братья,  по-стародавнему скорбную повесть о походе
Игоревом,  Игоря Святославича! Или да начнется песнь ему по былям нашего
времени -  не  по  замышлению  Боянову! Ведь Боян вещий когда песнь кому
сложить хотел, то белкою скакал по дереву,  серым волком по земле, сизым
орлом кружил  под облаками. Поминал он давних времен рати - тогда пускал
десять соколов на стаю лебедей; какую догонял сокол, та первая песнь пе-
ла старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками
касожскими, красному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять со-
колов на  стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны воз-
лагал; они же сами князьям славу рокотали.

   Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Иго-
ря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством и,  испол-
нившись ратного  духа, навел  свои  храбрые полки на землю Половецкую за
землю Русскую.

   О Боян,  соловей старого времени! Вот когда бы ты, соловей, эти полки
щекотом своим  воспел, мыслию скача по дереву,  умом летая под облаками,
свивая славу давнего и нынешнего времени, волком ры