поручить дальнейшее лечение новой наложницы не мне, а  великому
визирю  Бахтияру?  Пусть  он попробует вылечить ее, но только я
тогда не ручаюсь за ее жизнь.
     -- Что ты, что ты, Гуссейн Гуслия!  --  испугался  эмир.--
Бахтияр  ничего  не  понимает  в болезнях, да и вообще не очень
крепок умом, о чем мы с тобой уже говорили, когда  я  предлагал
тебе занять должность великого визиря.
     По  всему  телу великого визиря прошла медленная судорога;
он устремил  на  Ходжу  Насреддина  взгляд,  полный  неутолимой
злобы.
     -- Иди  и  займись  приготовлением  лекарства,--  закончил
эмир.-- Но пять дней -- это очень долго, Гуссейн Гуслия.  Может
быть,  ты  сумеешь  управиться  побыстрее,  ибо нам не терпится
увидать тебя главным евнухом.
     -- Великий  владыка,  мне  и  самому   не   терпится!   --
воскликнул   Ходжа   Насреддин.--   Я   постараюсь   управиться
побыстрее.
     Пятясь и  отвешивая  бесчисленные  поклоны,  он  удалился.
Бахтияр   проводил  его  взглядом,  в  котором  сквозило  явное
сожаление, что враг и соперник уходит, не потеряв ничего против
прежнего веса.
     "О змея, о  коварная  гиена!  --  думал  Ходжа  Насреддин,
поскрипывая  зубами от ярости.-- Но ты опоздал, Бахтияр, теперь
ты ничего не успеешь сделать со мной, ибо я знаю то, что  хотел
узнать:  все  входы, переходы и выходы в эмирском гареме! О моя
драгоценная Гюльджан, ты ухитрилась заболеть как раз вовремя  и
своей  болезнью  спасла  Ходжу  Насреддина  от ножей дворцового
лекаря. Впрочем, справедливо будет сказать, что хлопотала ты  о
себе!"
     Он  направился  в  свою башню. У ее подножия в тени сидели
стражники  и  играли  в  кости;  один  из   них,   вконец   уже
проигравшийся,  снимал  сапоги,  чтобы  поставить  на кон. Было
очень жарко, но в башне,  за  толстыми  стенами,  царила  сырая
прохлада.   Поднимаясь   по   узкой  каменной  лестнице.  Ходжа
Насреддин прошел мимо своей двери, прямо в верхнюю комнату, где
содержался багдадский мудрец.
     Старик за время своего плена необычайно оброс,  облик  его
стал  диким.  Глаза  его  сверкали  из-под  нависших бровей. Он
встретил Ходжу Насреддина проклятиями:
     -- Долго ли ты будешь держать меня взаперти, о сын  греха,
да  упадет  камень на твою голову и выйдет в подошву! О гнусный
плут и обманщик, присвоивший себе мое имя, мой халат, мою чалму
и мой пояс,  да  прогрызут  тебя  заживо  могильные  черви,  да
источат они твой желудок и твою печень!..
     Ходжа Насреддин привык и не обижался:
     -- Почтенный  Гуссейн  Гуслия,  на  сегодня я придумал для
тебя новую пытку, а именно: сдавливание твоей головы с  помощью
веревочной  петли  и  палки.  Внизу  сидят стражники, ты должен
кричать так, чтобы они слышали.
     Старик  подошел  к  зарешеченному  окну  и  начал  кричать
скучным голосом:
     -- О  всемогущий  аллах!  О, мучения мои нестерпимы! О, не
сдавливай мне голову с помощью веревочной  петли  и  палки^  О,
лучше смерть, чем такие муки!
     -- Подожди,  почтенный  Гуссейн  Гуслия,--  остано вил его
Ходжа Насреддин.-- Ты кричишь лениво и без всякого страдания, а
стражники, не забывай, чрезвычайно  опытны  в  подобных  делах.
Если   они   в   твоих  криках  уловят  притворство  и  донесут
Арсланбеку, тогда ты попадешь в  руки  настоящего  палача.  Так
лучше  прояви  должное  усердие  сейчас. Вот я покажу тебе, как
нужно кричать.
     Ходжа  Насреддин  подошел  к  окну,  набрал  полную  грудь
воздуха   и   вдруг  завопил  так,  что  старик,  заткнув  уши,
шарахнулся в сторону.
     -- О потомок нечестивых  -- воскликнул он.-- Да где же мне
взять такую глотку, чтобы крики мои были слышны на другом конце
города!
     -- Это  для  тебя  единственный   способ   избегнуть   рук
палача,-- возразил Ходжа Насреддин.
     Старику  пришлось  поднатужиться.  Он кричал и вопил столь
горестно, что стражники у подножия башни прервали на время игру
и слушали с упоением.
     После этого старик долго не мог откашляться и отдышаться.
     -- Ох! -- говорил он.-- Разве можно задавать такую  работу
моей  старой  гортани! Ну, доволен ли ты сегодня моими воплями,
презренный оборванец, да посетит тебя Азраил?!
     -- Вполне доволен,--  ответил  Ходжа  Насреддин.--  И  вот
сейчас,  мудрейший  Гуссейн Гуслия, ты получишь награду за свое
усердие.
     Он вытащил кошельки, пожалованные эмиром,  высыпал  деньги
на поднос и разделил на две равные части.
     Старик не переставал ругаться и проклинать.
     -- За  что  ты  ругаешь  меня?  --  спокойно  сказал Ходжа
Насреддин.-- Разве я опозорил чем-нибудь имя  Гуссейна  Гуслия?
Или  осрамил  его  ученость?  Вот  деньги,  видишь9 Эмир дал их
Гуссейну Гуслия, знаменитому звездочету и лекарю, за то, что он
вылечил девушку из гарема.
     -- Ты вылечил девушку? -- Старик задохнулся.-- Но  что  ты
понимаешь в болезнях, ты, невежда, плут и голодранец!
     -- Я   ничего  не  понимаю  в  болезнях,  зато  понимаю  в
девушках,-- ответил  Ходжа  Насреддин.--  И  будет  справедливо
поэтому  разделить  эмирский подарок пополам -- тебе за то, что
ты понимаешь, а мне за то, в чем понимаю я. Кроме того,  должен
сказать  тебе, Гуссейн Гуслия, что я лечил ее не как-нибудь, но
исследовав предварительно расположение  звезд.  Вчера  ночью  я
увидел,    что   звезды   Сад-ад-Сууд   совпали   со   звездами
Сад-ад-Ахбия, в то время как созвездие Скорпиона  обратилось  к
созвездию Козерога.
     -- Что? -- закричал старик и в негодовании принялся бегать
по комнате.--  О  невежда, достойный лишь погонять ослов. Ты не
знаешь даже того, что звезды Сад-ад-Сууд не могут  совпасть  со
звездами  Сад-аль-Ахбия,  ибо  и  те и другие находятся в одном
созвездии! И как ты мог увидеть  в  это  время  года  созвездие
Скорпиона? Я сам всю ночь смотрел на небо, там совпадали звезды
Сад-Була  и Ас-Си-мак, в то время как Аль-Джахба опускалась, ты
слышишь, невежда!  Никакого  Скорпиона  там  нет  сейчас!..  Ты
перепутал,  о  погонщик  ослов,  взявшийся  не за свое дело, ты
принял  за  Скорпиона  звезды  Аль-Хака,  которые  противостоят
сейчас звездам Аль-Бутейн!..
     Негодуя  и обличая Ходжу Насреддина в невежестве, он долго
говорил об истинном расположении звезд. Ходжа Насреддин  слушал
внимательно,  стараясь  запомнить  каждое  слово, дабы потом не
ошибиться, разговаривая с эмиром в присутствии мудрецов.
     -- О невежда, сын невежды,  внук  и  правнук  невежды!  --
продолжал   старик.--   Ты   даже  не  знаешь,  что  сейчас,  в
девятнадцатое стояние луны, именуемое Аш-Шуала  и  приходящееся
на  знак  Стрельца,  человеческие  судьбы  определяются  только
звездами этого знака и никакими другими, о чем ясно  сказано  в
книге мудрейшего Шихаб-ад-дина Махмуда ибн-Ка-раджи...
     "Шихаб-ад-дина   Махмуда  ибн-Караджи,--  запоминал  Ходжа
Насреддин.-- Завтра же в  присутствии  эмира  уличу  бородатого
мудреца  в  незнании  этой  книги,  дабы  вселить  в его сердце
спасительный страх перед моей ученостью..."

     ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

     В доме у ростовщика Джафара стояли двенадцать запечатанных
горшков,  полных  золота,  ему  же  хотелось  иметь  непременно
двадцать.  Но  судьба,  словно бы нарочно, с целью предостеречь
неопытных и  доверчивых  простаков,  отметила  Джафара  печатью
необыкновенного  шельмовства: ему приходилось употреблять много
усилий, чтобы завлечь в свои  сети  новую  жертву;  горшки  его
наполнялись  медленнее,  чем  он  бы  хотел. "Ах, если бы я мог
избавиться от моего уродства! -- мечтал  он.--  Тогда  люди  не
разбегались бы, завидев меня, относились бы ко мне с доверием и
не  подозревали  коварства  в  моих  речах. И мне тогда было бы
много  легче   обманывать,   и   мои   доходы   умножились   бы
несравненно".
     Когда  по  городу разнесся слух, что новый эмирский мудрец
Гуссейн  Гуслия  проявил  необычайное  искусство  в   исцелении
болезней,   ростовщик   Джафар,  захватив  корзину  с  богатыми
подарками, явился во дворец к Арсланбеку.
     Арсланбек, заглянув в корзину, выразил  полную  готовность
услужить:
     -- Ты  пришел  как  раз  вовремя,  почтенный  Джафар.  Наш
повелитель пребывает сегодня в счастливом расположении духа,  я
надеюсь, что он не откажет тебе.
     Эмир   выслушал   ростовщика,   принял   подарок,  золотую
шахматную доску с белыми полями из слоновой кости,  и  приказал
позвать мудреца.
     -- Гуссейн  Гуслия,--  сказал  он,  когда Ходжа На-среддин
преклонил колени  перед  ним.--  Вот  этот  человек,  ростовщик
Джафар,--  наш  преданный  раб,  имеющий  заслуги  перед  нами.
Повелеваем тебе немедленно  исцелить  его  от  горба,  хромоты,
бельма и прочих уродств.
     И  эмир  отвернулся  в  знак  того,  что не желает слышать
никаких  возражений.   Ходже   Насреддину   оставалось   только
поклониться  и  выйти.  Следом выполз ростовщик, влача, подобно
черепахе, свой горб.
     -- Пойдем  же  скорее,  о  мудрейший  Гуссейн  Гуслия!  --
говорил   он,   не   узнавая   под   фальшивой   бородой  Ходжу
Насреддина.-- Пойдем скорее, солнце еще не  зашло,  и  я  успею
исцелиться  до  ночи...  Ты  ведь  слышал -- эмир приказал тебе
немедленно исцелить меня!

     Ходжа Насреддин проклинал в душе и ростовщика, и эмира,  и
самого  себя  за то, что переусердствовал в превознесении своей
мудрости. Ну как он выпутается теперь из этого дела?  Ростовщик
дергал  Ходжу  Насреддина  за  рукав,  понуждая прибавить шагу.
Улицы были пустынны, ноги Ходжи Насреддина  утопали  в  горячей
пыли.  Он  шел и думал: "Ну как я теперь выпутаюсь? -- Вдруг он
остановился.-- Кажется, мне пришло время сдержать  мою  клятву!
-- В  одно  мгновение  он  все рассчитал и взвесил.-- Да, время
пришло! Ростовщик, о безжалостный истязатель бедняков,  сегодня
ты  будешь  утоплен!" Он отвернулся, чтобы ростовщик не заметил
блеска в его черных глазах.
     Они свернули в  переулок,  где  крутил  по  дороге  ветер,
взметая   пыльные   смерчи.   Ростовщик   открыл  перед  Ходжой
Насреддином калитку своего дома. В глубине двора  за  низеньким
забором,  отделявшим  женскую половину. Ходжа Насреддин заметил
сквозь листву какое-то движение, уловил тихий шепот и смех.  То
были   жены  и  наложницы,  радовавшиеся  приходу  гостя:  иных
развлечений   они   не   знали   в   своем   плену.   Ростовщик
приостановился,   грозно  посмотрел  --  и  все  затихло...  "Я
освобожу вас сегодня, прекрасные пленницы!"  --  подумал  Ходжа
Насреддин.
     Комната,  в которую привел его ростовщик, не имела окон, а
дверь запиралась тремя замками и еще какими-то засовами,  тайна
которых  была  известна только хозяину. Он долго возился, звеня
отмычками, прежде чем засовы упали и  дверь  открылась.  Именно
здесь  хранились  горшки,  здесь  же  ростовщик спал на досках,
прикрывавших вход в подземелье.
     -- Разденься!  --  приказал  Ходжа  Насреддин.   Ростовщик
сбросил  одежду.  Нагота  его была неописуемо безобразна. Ходжа
Насреддин закрыл дверь и начал творить заклинания.
     Тем   временем   во   дворе    собрались    многочисленные
родственники   Джафара.   Многие  из  них  были  должны  ему  и
надеялись, что сегодня на радостях он простит  долги.  Напрасно
они  надеялись:  ростовщик  слышал  через закрытую дверь голоса
своих должников и злобно усмехался в душе. "Я скажу им сегодня,
что прощаю долги,-- думал он,-- но  расписок  я  им  не  верну,
расписки   останутся   у  меня.  И  они,  успокоившись,  начнут
беспечную жизнь, а я ничего не скажу, я буду молчать, но втайне
все время подсчитывать. И когда на каждую таньга долга нарастет
еще десять таньга и сумма долга превысит стоимость домов, садов
и виноградников, принадлежащих ныне моим  должникам,  я  позову
судью,  откажусь от своего обещания, предъявлю расписки, продам
все их имущество, оставлю их нищими и наполню золотом еще  один
горшок!" Так он мечтал, снедаемый неутолимым корыстолюбием.
     -- Встань  и оденься! -- сказал Ходжа Насред-дин.-- Сейчас
мы пойдем к водоему  святого  Ахмеда,  и  ты  окунешься  в  его
священные воды. Это необходимо для твоего исцеления.
     -- Водоем   святого   Ахмеда!   --   испуганно  воскликнул
ростовщик.-- Я уже  тонул  однажды  в  его  водах.  Запомни,  о
мудрейший Гуссейн Гуслия, что плавать я не умею.
     -- Ты   должен   на  пути  к  водоему  беспрерывно  читать
молитвы,-- сказал Ходжа Насреддин.-- И ты не  должен  думать  о
земных  вещах.  Кроме  того,  ты  возьмешь  кошелек с золотом и
каждому встречному будешь дарить золотую монету.
     Ростовщик стонал и охал, но выполнил все  в  точности.  На
пути  встречались  ему  разные  люди  --  ремесленники,  нищие;
меняясь в лице, он каждому  дарил  золотую  монету.  Сзади  шли
многочисленные  родственники. Ходжа Насреддин нарочно позвал их
посмотреть,   дабы   избегнуть   впоследствии    обвинения    в
преднамеренном утоплении ростовщика.
     Солнце  опускалось за кровли, деревья накрыли водоем своей
тенью, звенели комары.  Джафар  вторично  разделся,  подошел  к
воде.
     -- Здесь  очень  глубоко,--  сказал  он жалобно.-- Гуссейн
Гуслия, ты не забыл: ведь я не умею плавать.
     Родственники наблюдали в безмолвии.  Ростовщик,  прикрывая
ладонью свой срам и боязливо поджимаясь, обошел вокруг водоема,
выбирая место помельче.
     Но  вот  Джафар  присел на корточки и, держась за нависшие
кусты, опасливо попробовал воду ногой.
     -- Холодно,-- пожаловался он; глаза его округлились.
     -- Ты слишком медлишь,-- ответил Ходжа Насреддин, стараясь
не смотреть на ростовщика, чтобы не допустить к  своему  сердцу
неправедной   жалости.   Но  он  вспомнил  страдания  бедняков,
разоренных  Джа-фаром,  запекшиеся   губы   больного   ребенка,
вспомнил  слезы старого Нияза; лицо Ходжи Насреддина загорелось
от гнева, он смело  и  открыто  посмотрел  ростовщику  прямо  в
глаза.
     -- Ты  слишком  медлишь!  -- повторил он.-- Если ты хочешь
исцелиться, то полезай.
     Ростовщик полез. Он лез очень медленно, и когда  его  ноги
были  по  колено в воде, то животом он все еще лежал на берегу.
Наконец -- выпрямился. Глубина сразу же у берега была  по  пояс
ему.  Всколыхнулись водоросли, щекоча холодными прикосновениями
его тело. Зябко  пошевеливая  лопатками,  он  шагнул  вперед  и
оглянулся.  Сделал еще один шаг и оглянулся. В глазах его можно
было прочесть  немую  мольбу.  Ходжа  Насреддин  не  внял  этой
мольбе.  Пожалеть  ростовщика  значило  бы обречь на дальнейшие
страдания тысячи бедняков.
     Вода покрыла горб ростовщика, но Ходжа Насреддин неумолимо
загонял ростовщика все дальше в глубину.
     -- Еще, еще... Пусть вода коснется твоих ушей, иначе я  не
берусь  исцелять.  Ну, иди же смелее, почтенный Джафар! Смелее!
Шагни еще! Ну еще немного!
     -- Элп! -- вдруг  сказал  ростовщик  и  ушел  под  воду  с
головой.
     -- Элп!  --  повторил  он,  показываясь  через  секунду на
поверхности.
     -- Он  тонет!  Он  тонет!   --   закричали   родственники.
Поднялась  суматоха  и  толкотня,  ростовщику протягивали руки,
палки;  одни  хотели  помочь  ему  от  чистого  сердца,  другие
старались только для вида.
     Ходжа  Насреддин  сразу  определил,  кто  из  этих людей и
сколько должен. Сам он бегал, кричал и хлопотал больше всех:
     -- Давай! Ну давай же руку, почтенный Джафар! Ты  слышишь,
давай руку! Давай!
     -- Давай!  Давай! -- хором вторили родственники. Ростовщик
продолжал молча нырять, показываясь на поверхности все  реже  и
реже.  И здесь, в этих священных водах, он нашел бы свой конец,
если бы не прибежал откуда-то босой водонос с  пустым  бурдюком
за спиной.
     -- Ба!  --  воскликнул  он, увидев тонущего.-- Да ведь это
ростовщик Джафар!
     И, не раздумывая, прямо как был, в одежде,  он  прыгнул  в
воду, протянул руку, отрывисто крикнув:
     -- На!

     Ростовщик  уцепился  и  был благополучно вытащен. Пока он,
лежа на берегу, приходил в себя, водонос словоохотливо  пояснял
родственникам:
     -- Вы  неправильно  спасали  его. Вы кричали "давай", в то
время как нужно было кричать ему "на"! Вы знаете, конечно,  что
почтенный  Джафар  уже тонул однажды в этом священном водоеме и
был спасен каким-то человеком, проезжавшим мимо на сером ишаке.
Этот человек применил  для  спасения  ростовщика  именно  такой
способ, а я -- запомнил. Сегодня эта наука мне пригодилась...
     Ходжа  Насреддин  слушал, кусая губы. Выходило так, что он
спас ростовщика дважды -- один раз своими руками  и  второй  --
руками  водоноса.  "Нет,  я  все-таки  утоплю  его, хотя бы мне
пришлось для этого прожить в Бухаре еще целый год",-- думал он.
Тем временем ростовщик отдышался и начал сварливо кричать:
     -- О Гуссейн Гуслия, ты взялся  исцелить  меня,  а  вместо
этого  чуть не утопил меня! Клянусь аллахом,-- никогда больше я
не подойду к этому водоему ближе чем на сто шагов! И  какой  же
ты  мудрец,  Гуссейн  Гуслия, если не знаешь, как нужно спасать
людей из воды;
     простой водонос превосходит тебя  своим  разумом!  Подайте
мой халат и мою чалму; идем, Гуссейн Гуслия;
     уже  темнеет,  а  нам нужно завершить начатое. Водонос! --
добавил ростовщик, поднимаясь.-- Не  забудь,  что  срок  твоему
долгу истекает через неделю. Но я хочу наградить тебя и поэтому
прощаю  тебе половину... то есть я хотел сказать -- четверть...
нет, одну десятую часть твоего долга.  Это  вполне  достаточная
награда, ибо я мог бы выплыть сам, без твоей помощи.
     -- О  почтенный  Джафар,--  робко  сказал водонос.-- Ты не
выплыл бы без моей помощи. Прости мне хотя  бы  четверть  моего
долга.
     -- Ага!  Значит,  ты  спасал  меня с корыстными целями! --
закричал  ростовщик.--  Значит,  в  тебе  говорили  не  чувства
доброго  мусульманина,  но  одно  лишь  корыстолюбие!  За  это,
водонос, ты подлежишь наказанию. Из твоего долга  я  ничего  не
прощаю тебе!
     Водонос,  понурясь,  отошел.  Ходжа  Насреддин  с жалостью
посмотрел на него, потом -- с ненавистью  и  презрением  --  на
Джафара.
     -- Гуссейн  Гуслия,  идем скорее,-- торопил ростовщик.-- О
чем ты шепчешься там с этим корыстолюбивым водоносом?
     -- Подожди,-- ответил Ходжа  Насреддин.--  Ты  забыл,  что
должен  дарить  каждому  встречному  золотую  монету. Почему ты
ничего не дал водоносу?
     -- О, горе мне, о разорение!  --  воскликнул  ростовщик.--
Этому  презренному  корыстолюбцу я должен еще давать деньги! --
Он  развязал  кошелек,  швырнул  монету.--  Пусть   это   будет
последняя.  Уже  стемнело,  и мы никого не встретим на обратном
пути.
     Но Ходжа Насреддин не зря шептался о чем-то  с  водоносом.
Двинулись в обратный путь -- впереди ростовщик, за ним -- Ходжа
Насреддин, сзади -- родственники. Но не прошли они и пятидесяти
шагов, как навстречу им из переулка вышел водонос,-- тот самый,
которого они только что оставили на берегу.
     Ростовщик  отвернулся,  хотел пройти мимо. Ходжа Насреддин
строгим голосом остановил его:
     -- Не  забывай,  Джафар:  каждому  встречному!  В   ночном
воздухе   пронесся  мучительный  стон:  это  Джафар  развязывал
кошелек.
     Получив  монету,  водонос  исчез  в  темноте.   Но   через
пятьдесят  шагов  -- опять вышел навстречу. Ростовщик побелел и
затрясся.
     -- Гуссейн Гуслия,-- жалобно сказал он.--  Посмотри,  ведь
это опять тот же самый...
     -- Каждому встречному,-- повторил Ходжа Насреддин.
     В   тихом   воздухе   снова  прозвучал  стон.  Это  Джафар
развязывал кошелек.
     Так было всю дорогу. Водонос через каждые пятьдесят  шагов
попадался  навстречу.  Он запыхался, дышал тяжело и прерывисто,
по его лицу струился пот. Он ничего не понимал в  происходящем.
Он  хватал  монету  и  кидался  опрометью  в обход, чтобы через
минуту опять выскочить откуда-нибудь из кустов на дорогу.
     Ростовщик, спасая свои деньги,  все  убыстрял  и  убыстрял
шаги,  наконец кинулся бегом. Но разве мог он со своей хромотой
перегнать  водоноса,  который,  обезумев,  мчался  как   вихрь,
перемахивал  через  заборы;  он  ухитрился  выскочить навстречу
рост