,  "Вакханки"   и
"Рее"). К этому изданию восходят четыре средневековые рукописи  XII  -  XIII
вв., в то время как две рукописи XIV в. содержат, кроме перечисленных  выше,
еще девять пьес Еврипида. Так как их  названия  начинаются  со  следующих  в
греческом алфавите друг за другом букв Е,  Н,  I,  К  (эпсилон,  эта,  йота,
каппа), а в античных изданиях трагиков драмы следовали друг  за  другом  как
раз  в  алфавитном  порядке  названий,  то  не  вызывает  сомнений   история
возникновения подобного свода трагедий Еврипида: какому-то издателю случайно
попали в руки два папирусных тома из полного собрания произведений Еврипида,
которые он и присоединил к уже имевшему широкое хождение сборнику из  десяти
пьес. Кем и когда было составлено это более обширное издание,  не  известно;
судя по  находимым  до  сих  пор  папирусным  отрывкам,  Еврипида  читали  в
греческих городах Египта вплоть до V-VI вв. н. э. Как  показывают  рукописи,
обнаруженные совсем недавно в Хирбет-Мирде (район Мертвого  моря),  трагедии
Еврипида попали  на  рубеже  раннего  Средневековья  в  иудейские  поселения
Палестины или даже к населявшим их позже арабам. Во всяком случае, до нового
времени дошло девятнадцать произведений Еврипида, в том  числе  сравнительно
большая группа трагедий последних лет его жизни (от "Электры" до "Ифигении в
Авлиде") и единственная целиком сохранившаяся  сатировская  драма  "Киклоп".
Принадлежность Еврипиду  дошедших  произведений  бесспорна,  кроме  трагедии
"Рес", в подлинности которой возникли сомнения уже в древности. Недостатки в
драматическом  построении  и  ряд   стилистических   особенностей   приводят
большинство современных исследователей к мысли, что "Рес" написан в IV в.  -
может быть, не  без  влияния  одноименной  трагедии  Еврипида,  впоследствии
утраченной. В настоящем издании она помещена в приложении ко II тому.
     Первые переводы Еврипида на русский язык стали появляться в начале  XIX
в.: еще А. Мерзляков перевел отрывки из "Алькестиды", "Гекубы" и "Ифигении в
Тавриде". До сих  пор  сохраняют  художественное  значение  переводы  В.  И.
Водовозова ("Ифигения в  Авлиде",  1888),  В.  Г.  Аппельрота  ("Гераклиды",
1890),  Д.  С.  Мережковского  ("Медея",  "Ипполит",  1895,   1902   и   ряд
переизданий), А. В. Артюшкова ("Ион", "Киклоп", в его сб. "Котурн и  маски",
1912), А. И. Пиотровского ("Ипполит", в  его  сб.  "Древнегреческая  драма",
1937; несколько неизданных переводов А. И. Пиотровского хранятся  в  РГАЛИ).
Но единственным поэтом, который  осуществил  перевод  полного  корпуса  драм
Еврипида, оставался Иннокентий Федорович Анненский (1855 -  1909),  один  из
первых русских символистов. Он работал над  ним  около  15  лет,  это  стало
подвигом его жизни. Для  русского  читателя  XX  в.  Еврипид  воспринимается
только  через  призму  перевода  Анненского;   настоящее   издание   -   это
литературный  памятник  сразу  двух  эпох,  греческой  классики  и  русского
модернизма.
     Перевод Анненского высокохудожествен, но это не значит, что он идеален.
В духе своего времени  Анненский  представлял  себе  Еврипида  таким,  каким
ощущал  себя  сам:  утонченным,   одиноким,   непонятым   -   так   сказать,
облагороженным и гармонизированным образом "проклятого" поэта-декадента.  От
лица такого Еврипида он и писал  свои  русские  тексты  еврипидовских  драм.
Современникам это было очевидно. Ф. Ф. Зелинский, его товарищ по филологии и
сам переводчик Софокла, писал в статье "Памяти И. Ф. Анненского":  "То,  что
нам дал И. Ф., - это не просто русский Еврипид, а именно русский Еврипид  И.
Ф. Анненского, запечатленный всеми особенностями  его  индивидуальности.  Мы
можем сколько угодно отмечать его несогласие с подлинным Еврипидом; но  если
бы мы пожелали - и смогли - передать последнего по-своему, то все-таки вышел
бы именно наш Еврипид, а не Еврипид просто. Специально И. Ф.  очень  дорожил
индивидуальными  особенностями  своего  перевода  и  сдавался  только  перед
очевидностью".
     Читатель нашего издания не  должен  забывать  об  этом  ни  на  минуту.
Причины  "несогласия"  перевода  Анненского  "с  подлинным  Еврипидом"  были
разные. Вопервых, те издания греческого текста,  с  которых  делал  сто  лет
назад  свои  переводы  Анненский,  уже   не   могут   считаться   достаточно
удовлетворительными: многие места в наши дни читаются и понимаются по-иному.
Во-вторых, стиль Еврипида - монументально четкий, сжатый, связный, логичный,
как и у других аттических трагиков, - не всегда вязался с его представлением
о  Еврипиде,  и  он  начинал  украшать   его   собственными   средствами   -
эмоциональными эпитетами, прерывистыми интонациями, красивыми словами, порой
нарочито анахроничными (герольд, девиз, вуаль и проч.). В-третьих, Анненский
лишь условно передавал стиховую форму подлинника: в монологах и диалогах  он
переводил греческий "ямбический триметр" русским (более коротким)  5-стопным
ямбом, избегал  передачи  маршевых  анапестов  (важных  в  трагедии),  очень
свободно передавал непривычный русскому читателю  ритм  хоровых  партий,  не
всегда соблюдал симметрию строф и антистроф, изредка вводил  рифму,  которой
античность не знала. От этого его  перевод  получался  гораздо  многословнее
подлинника: на десять строк Еврипида у Анненского  обычно  приходится  12-13
строк  перевода,  это  видно  по  нумерации  на  полях  в   нашем   издании,
соответствующей подлиннику, а не переводу. В-четвертых, наконец, он  целиком
от себя вписывал в  текст  Еврипида  сценические  ремарки,  декораторские  и
режиссерские,  руководствуясь  только  вкусами  и   представлениями   своего
времени: они должны были изображать не античную сцену,  а  идеальную  сцену,
будто бы "предносившуюся воображению поэта" (по изысканному выражению Ф.  Ф.
Зелинского).
     Чтобы  сквозь  эту  толщу  стилистических   деформаций   читатель   мог
представить себе то, что  действительно  видел  и  слышал  афинский  зритель
Еврипида, напомним,  как  выглядел  греческий  театр.  Он  располагался  под
открытым небом, ряды зрительских  мест  шли  полукругом  (обычно  по  склону
холма), вмещая 20 - 30 тысяч человек. Представление  происходило  внизу,  на
круглой площадке -  орхестре  ("плясовое  место")  с  алтарем  посредине.  В
представлении участвовали хор и только три актера, так  что  каждому  обычно
приходилось играть несколько ролей  (предположительное  распределение  ролей
между тремя актерами Анненский размечает в списках действующих  лиц  цифрами
I, II, III). Позади орхестры единственной декорацией служила  стена  палатки
("скены") с тремя дверями,  в  которой  переодевались  актеры;  к  ней  вело
несколько ступеней. Обычно она была расписана как фасад  дворца  или  храма.
Если актер выходил из средней двери, это значило, что он - царь  или  вождь,
если из боковой - то лицо низшего  ранга.  Если  актер  входил  на  орхестру
слева, это значило, что он пришел из ближних мест, если справа - то с  чужой
стороны. (Анненский не забывает упоминать об этом в ремарках.) Актеры играли
в больших масках и в условных пышных одеждах - для царя, для служителя,  для
женщины, для человека в трауре и т. п.; это позволяло различать  их  издали,
но никакая мимика в масках, конечно, была невозможна. Содержание пьесы  было
зрителям заранее  неизвестно,  поэтому  начиналась  трагедия  монологом  или
диалогом,  сообщавшим  зрителю  предысторию   разыгрываемой   мифологической
ситуации. Эта начальная сцена называлась "пролог"; затем на орхестру вступал
хор из 15 человек с "корифеем" (предводителем) во главе; вступительная песнь
хора называлась "парод". Корифей иногда подавал реплики  актерам,  остальные
хоревты только пели  и  плясали.  Действие  представляло  собой  чередование
монологических  и  диалогических   сцен   ("эписодиев")   с   песнями   хора
("стасимами"); Анненский называет эписодии "действие  первое"  и  т.  д.,  а
стасимы - "первый музыкальный антракт"  и  т.  д.  Песни  хора  состояли  из
попарных "строф" и "антистроф" на один  и  тот  же  мотив  и  с  одинаковыми
движениями;  изредка  строфам  и  антистрофам  предшествовал  "проод",  а  в
середине песни пелся "месод". Иногда песни пелись  и  актерами,  особенно  в
"коммосах", сценах оплакивания, - соло ("монодии") или в  диалоге  с  хором;
Еврипид особенно славился такими жалобными ариями.  Заключительная  сцена  -
после последней песни хора - называлась "эксод" (у  Анненского  -  "исход").
Представить борьбу,  убийство,  ослепление  и  проч.  в  таком  театре  было
невозможно - о них рассказывал вестник. Чтобы показать  внутренность  дворца
(например, после детоубийства Геракла), на орхестру выкатывался  специальный
помост;  Анненский  в  таких  случаях  обычно  пишет:  "Раскрываются   двери
дворца..." Чтобы представить появление бога (обычно  в  развязке  трагедии),
над палаткой выдвигался специальный балкон ("альтан", называет его Анненский
по-испански). Такова  была  реальность  афинской  сцены,  которую  Анненский
всячески старался заслонить от читателя своими лирическими ремарками.
     Анненский не  успел  опубликовать  при  жизни  все  свои  19  переводов
Еврипида. Отдельным двуязычным изданием вышли "Вакханки" (1894); в  "Журнале
Министерства народного просвещения" были напечатаны "Рес" (1896,  9  -  10),
"Геракл" (1897, 7 - 9), "Ифигения-жертва" (1898, 4 - 5), "Электра" (1899,  4
- 5), "Орест" (1900,1 - 3), "Алькеста" (1901, 3), "Ипполит" (1902, 3  -  5),
"Медея" (1903, 5 - 7); в журнале "Мир Божий" -  "Финикиянки"  (1898,  4);  в
1906 г. вышел "Театр Еврипида", т. 1 (из предполагавшихся трех),  включавший
"Алькесту", "Медею", "Ипполита", "Геракла" и впервые  публикуемых  "Иона"  и
"Киклопа". Каждый перевод сопровождался статьей с  разбором  пьесы,  но  без
примечаний. После смерти  Анненского  право  на  издание  "Театра  Еврипида"
купило издательство М. и С. Сабашниковых и в 1916,  1917,  1921  гг.  успело
выпустить три  тома  (из  предполагавшихся  шести),  включавших  "Алькесту",
"Вакханок", "Геракла", "Ипполита", "Ифигению Авлидскую", "Иона", "Киклопа" и
впервые публикуемых "Андромаху", "Гекубу", "Гераклидов", "Елену" и "Ифигению
Таврическую"   ("Ифигению-жрицу").   "Умоляющие"   и   "Троянки"    остались
неизданными и долго считались потерянными.
     Сабашниковское издание выходило под редакцией Ф.  Ф.  Зелинского.  Свои
редакторские  права  он  понял  очень  широко  и  не  только   снабдил   его
примечаниями и статьями (к тем драмам,  к  которым  Анненский  не  успел  их
написать), но и внес большую правку в стихотворный текст Анненского -  чтобы
приблизить перевод к  подлиннику  и  отчасти  чтобы  (по  своему  разумению)
улучшить стиль. Исправлены и переписаны были  подчас  по  четверти  и  более
строк в каждой трагедии. Те, кому дороже был Еврипид, радовались;  те,  кому
дороже был Анненский (прежде всего наследники поэта),  негодовали;  вспыхнул
газетный  скандал  (материалы  его  напечатаны  в  предисловии  ко   второму
сабашниковскому тому). Последствий это не имело, так как издание  оборвалось
на следующем томе.
     Следующее издание - первое полное издание Еврипида на русском  языке  -
вышло лишь в 1969 г. в издательстве "Художественная литература" в двух томах
под  ред.  В.  Н.  Ярхо.  Здесь  текст  Анненского  был  по  большей   части
восстановлен: все трагедии, напечатанные самим поэтом,  воспроизводились  по
этим прижизненным изданиям, и лишь "Вакханки" (самый ранний и  неудачный  из
переводов Анненского) и некоторые места в  других  трагедиях  печатались  по
редактуре Зелинского. Однако в это издание была  внесена  редактура  другого
рода: были  выброшены  все  фантастические  ремарки  Анненского  (пощаженные
Зелинским), а  членение  текста  на  "действия",  "музыкальные  антракты"  и
"исход" было заменено членением на "эписодии", "стасимы" и "эксод". Трагедии
"Просительницы" ("Умоляющие") и "Троянки" были напечатаны в переводе  С.  В.
Шервинского, сделанном специально для этого издания. В 1980 г.  это  издание
было  повторено  (с  новым   комментарием)   в   издательстве   "Искусство";
"Просительниц" и "Троянок" для него перевел С. К. Апт (хотя в это время  уже
стало  известно,  что,  по  крайней  мере,  первая  в  переводе   Анненского
сохранилась в архивной рукописи).
     Предлагаемое читателю новое издание впервые  дает  полного  Еврипида  в
подлинном переводе И. Ф. Анненского. Все трагедии,  печатавшиеся  при  жизни
поэта, воспроизводятся по этим прижизненным изданиям, включая и  "Вакханок".
Правка Зелинского снята не только там, где его текст можно  было  сверить  с
прижизненными изданиями, но и там, где его можно было сверить с  рукописями,
хранящимися в фонде Анненского в РГАЛИ - в "Андромахе", "Ифигении в Тавриде"
и первых 483 стихах "Гекубы". Таким образом, редактура  Зелинского  поневоле
сохраняется только в "Гераклидах", "Елене" и частично в  "Гекубе",  рукописи
которых остаются недоступны.  Ремарки  Анненского  всюду  восстановлены.  Мы
позволили себе лишь унифицировать транскрипцию  некоторых  собственных  имен
("Пенфей" вместо "Пентей", "Гекуба" вместо "Гекаба", "Итака" вместо "Ифака",
"Тесей"  вместо  "Фесей").  "Умоляющие"  печатаются   по   наборной   копии,
сохранившейся в архиве издательства Сабашниковых в  рукописном  отделе  РГБ.
"Троянки" печатаются по автографу  (отчасти  беловому,  отчасти  черновому),
сохранившемуся в архивном фонде И.  Анненского  в  РГАЛИ.  Архивной  сверкой
текста занимался М. Л. Гаспаров. Составители приносят глубокую благодарность
В. Гитину, который поделился  с  ними  материалом  подготовленной  им  книги
"Неизданный  "Театр  Еврипида"  Анненского"  ("Умоляющие"  и   "Троянки"   с
сопровождающими их статьями, статьи  Анненского  "Еврипид  и  его  время"  и
"Афины V века" и др.) - это позволило уточнить многие чтения в неразборчивом
черновике "Троянок".

                                                                   В.Н. Ярхо



        ""АЛЬКЕСТА""

     "Алькеста" была поставлена на Великих Дионисиях в 438 г.  до  н.  э,  в
составе тетралогии, в которую входили несохранившиеся  трагедии  "Критянки",
"Алкмеон в Псофиде" и "Телеф". Поскольку "Алькеста" занимала здесь четвертое
место, обычно отводимое для драмы сатиров, некоторые исследователи стремятся
найти в этой драме юмористические или даже  бурлескные  ситуации,  но  такие
попытки едва ли основательны: бытовой элемент, несомненно  присутствующий  в
образе Ферета, обрисованного не без доли иронии, в принципе не отличает  его
существенно хотя бы от кормилицы в "Ипполите", а в этой  трагедии  никто  не
станет искать черты драмы сатиров. Близость "Алькесты"  к  названному  жанру
пытались усмотреть также в образе Геракла -  одного  из  любимых  персонажей
драмы сатиров, комедии и народного фарса;  между  тем  в  "Алькесте"  Геракл
играет самую положительную роль, и его борьба с демоном смерти за ушедшую из
жизни Алькесту как раз приводит трагедию к счастливой развязке,  позволившей
Еврипиду заключить ею тетралогию.  Именно  благополучный  конец,  отнюдь  не
частый  в  трагедиях  Еврипида  430-420-х  годов,  скорее  всего   объясняет
постановку "Алькесты" вместо сатировскои драмы, к которой наш поэт вообще не
испытывал особого влечения (см. т. II, с. 600).
     Тетралогия, которую заключала "Алькеста", заняла второе  место;  первая
награда была присуждена Софоклу.
     Хотя гомеровский эпос знает имена Адмета, Алькесты и  их  сына  Евмела,
участника Троянской войны ("Илиада", II, 713 - 715, 763; XXIII, 288 - 289  и
сл.),  в  поэмах  нет  никаких  намеков  на  миф  о  добровольной  смерти  и
воскресении Алькесты;  он  был  обработан  впервые,  по-видимому,  только  в
каталогообразной поэме "Зои", приписывавшейся Гесиоду.  От  нее  дошли  лишь
незначительные  отрывки,  и  содержание  мифа  известно  по   позднеантичным
пересказам. Из предшественников Еврипида сюжет "Алькесты" получил  обработку
в несохранившейся одноименной  драме  аттического  трагика  Фриниха  (первая
четверть V в.), из которой Еврипид заимствовал образ бога смерти Танатоса (у
Анненского он назван демоном смерти) и его  борьбу  с  Гераклом  за  умершую
Алькесту.
     Имя  героини  трагедии  Alcesus,  на  русском  языке  правильнее  всего
транскрибируется "Алкестида". Анненский предпочел вариант "Алькеста",  легче
ложившийся в стих; Ф. Ф. Зелинский по  своему  усмотрению  переделал  его  в
"Алкесту". В "Театре Еврипида" 1906 г. трагедия напечатана с посвящением  Е.
М.  Мухиной,  жене  педагога  -  сослуживца  Анненского  и  его   постоянной
корреспондентке, и с эпиграфом "The strangest, saddest, sweetest song of his
/ Alcestis... - R. Browning" ("...самая странная, скорбная, сладкая песнь  о
его Алкестиде...") - из поэмы Р. Браунинга  на  сюжет  легенды  о  том,  как
афинские пленники на чужбине получили свободу за то, что  спели  победителям
песни из последних трагедий Еврипида.

     Ст. 3. ..Асклепия сразил он... - Когда сын Аполлона  Асклепий,  слывший
искуснейшим врачом, попытался оживить умершего, Зевс  поразил  его  молнией.
Разгневанный Аполлон, бессильный отомстить Зевсу, убил  тех,  кто  изготовил
смертоносный огонь, - киклопов, и за это был отдан в рабство Адмету (ср. ст.
122 - 129).
     Ст. 11. Девы судьбы - Мойры.
     Ст. 23. ...вежд да не коснется скверна. - Богам не  подобает  созерцать
смерть людей (ср. "Ипполит", ст. 1437 сл.).
     Ст.  38.  ...истина  и  слава.  -  В  подлиннике  -  "справедливость  и
обоснованность": Зелинский исправлял: "честь и правда".
     Ст. 65. ...от Еврисфея муж... зайдет...  -  Геракл,  отправляющийся  за
конями фракийского царя Диомеда (ст. 481 - 498);  к  этому  эпизоду  Еврипид
приурочивает посещение Гераклом дома Адмета. Слова Аполлона (ст.  65  -  71)
характерны для драматической техники Еврипида, любившего сообщать о развязке
трагедии задолго до ее наступления.
     Ст. 92. Пеан - "целитель", "избавитель"; культовое прозвище Аполлона.
     Ст. 99. Обряд воды ключевой. - Чтобы очиститься от скверны, навлекаемой
соприкосновением с покойником или даже одним  его  видом,  у  дома,  который
посетила смерть, ставили чаши с ключевой водой для омовения рук.
     Ст. 101. ...сбритых волос...- Обычно  пряди  волос,  обрезанные  в  дар
умершему, оставляли на его могиле, а не у дверей дома.
     Ст.  112-135.  Встречающиеся  у  Анненского  переводы  хоровых   партий
рифмованным стихом, не  свойственным  древнегреческой  поэзии,  представляют
один из возможных способов передачи на русском языке  музыкально-ритмической
структуры, присущей оригиналу.
     Ст. 114-116. ...Ликийской земли... - В Ликии (в Малой  Азии)  находился
известный храм Аполлона; святилище Зевса-Аммона - в Ливии (Сев. Африка).
     Ст. 163. Взмолилася владычице... - скорее всего, Гестии,  хранительнице
домашнего очага.
     Ст. 177-182. Прощание Алькесты с брачным  ложем  сравнивают  обычно  со
словами Деяниры из "Трахинянок" Софокла  (ст.  920-922),  видя  в  последних
результат влияния Еврипида на своего старшего собрата по искусству.
     Ст. 206. Ей хочется на солнце. - После этого стиха в рукописях  следуют
еще два стиха, обычно изымаемые издателями, так как они  повторяют  ст.  411
сл. из "Гекубы". Вот их перевод:

                                        Ведь навеки
                         Она с его сиянием лучистым
                         Прощается сегодня.

     Ст. 226. Увы! - После этого восклицания в рукописях утерян  один  стих,
дававший ритмическое соответствие ст. 213 в строфе.
     Ст.  393-415.  Монодия  Евмела  -   первый   случай   в   сохранившихся
древнегреческих трагедиях, когда дети имеют самостоятельную  партию.  Другой
пример - в "Андромахе", ст. 504 - 536.
     Ст. 424. Пеан - здесь: траурная песнь, обращенная к подземным богам.
     Ст. 431. Двенадцать лун... - траур необыкновенной продолжительности;  в
Афинах полагалось носить траур по родителям в течение одного месяца.
     Ст. 445 - 45