ей подходил к
нему В.В.Сиповский. Допрос Н.И.Новикова, по его убеждению, дает "много
подозрений против него: он, очевидно, знает рискованных тайн больше, чем
другие масоны. В своих показаниях он многое валит на Шварца, говорит, что
подозревал его, что следил за ним раньше других. Он допускает мысль, что
он с товарищами может быть обманут". В деятельности своей Н.И.Новиков
шагал, по мнению Сиповского, нога в ногу со Шварцем: публикует сочинения
не только мистиков, но и сочинения энциклопедистов, покупает и
распространяет либеральные сочинения, принимает участие в сношениях с
Павлом Петровичем, имеет на руках бумаги, от которых сам приходит в ужас,
однако переписывает их и сохраняет. "Он в своих ответах Шешковскому
несколько раз хитрит, запирается, говорит неправду, невольно обличая себя
в следующих ответах, или, будучи обличаем показаниями других масонов". Два
раза, напоминает В.В.Сиповский, Н.И.Новиков давал подписку, что не будет
продавать запрещенных книг, однако, тем не менее, по прежнему продолжал
продавать их. В руки правительства попала писанная его рукой бумага, в
которой запрещалось масонам преследовать иллюминатов. "Есть, наконец,
основание думать, что правительством действительно было перехвачено
писаное к нему письмо Вейсгаупта, основателя иллюминатского ордена" [633].
   На близких к В.В.Сиповскому позициях стоял и Я.Л.Барсков. Независимо от
французской революции и книги А.А.Радищева, которого Екатерина II считала
мартинистом, арест Н.И.Новикова представлялся ей необходимым, отмечал этот
исследователь. "Интриги немецких розенкрейцеров против России с воцарением
Фридриха-Вильгельма II для нее не были тайной, как и старая дружба
прусского короля с наследником русского престола. Она знала также, что
царевича хотят привлечь московские розенкрейцеры, подчиненные берлинской
Директории; круг замыкался сам собою. И государственные, и личные интересы
побуждали императрицу искоренить тайные общества" [634].
   Вступив по совету И.Е.Шварца в орден розенкрейцеров, московские братья,
по словам Я.Л.Барскова, сделали большую ошибку и запутались в политической
интриге, затеянной их немецкими начальниками. Несмотря на то, что
инициаторами интриги были берлинские руководители ордена, московские
братья также несут ответственность за нее, так как несомненно были в курсе
дела, считал Я.Л.Барсков [635].
   Несмотря на убедительность доводов Я.Л.Барскова, принять их либеральная
историография, успевшая к началу XX века уже канонизировать Н.И.Новикова,
не могла. В опубликованной в 1915 году большой статье-рецензии на книгу
Я.Л.Барскова историк-кадет А.А.Кизеветтер прямо заявил о своем несогласии
с ним. Московские розенкрейцеры, включая и Шварца, не были посвящены в
политические замыслы берлинских братьев и не питали каких-либо задних
мыслей и сокровенных планов, помимо тех религиозно-философских задач,
которых они и не думали от кого-либо скрывать [636].
   Идейная же трагедия московских розенкрейцеров охарактеризована здесь
А.А.Кизеветтером как "носящая на себе все черты духовного подвига" [637].
   Так приподнимала своих духовных предшественников русская либеральная
мысль начала XX века.
   Что же касается масонской подоплеки в деле Н.И.Новикова, то ей никогда
не придавалось серьезного значения. Далеко не сразу, как мы уже убедились,
нащупали исследователи и политическую подкладку случившегося. Тот же
М.В.Довнар-Запольский, немало сделавший для установления более здравого
взгляда на Н.И.Новикова и его дело, был в то же время уверен, что
пострадал он, как мы уже цитировали, "очень сильно конечно не за
масонство, а за свои политические и общественные идеалы" [638].
   Такого же по существу взгляда на дело Н.И.Новикова держался и
А.А.Незеленов.
   "Весьма вероятно, - отмечал он, - что Н.И.Новиков пострадал за идеи,
которые проводил в своих журналах, прежде всего в "Прибавлении к
Московским Ведомостям"
   1784 года и "Покоящемся трудолюбце"". Как раз в эпоху издания их,
подчеркивал он, и начались гонения на Н.И.Новикова в форме запрещения ряда
его статей [639]. В этом же ключе решал проблему и М.Н.Лонгинов.
   Единственно, в чем можно было обвинить Новикова, считал он, - так это в
тайном распространении напечатанных им ранее и теперь запрещенных
мистических книг. Все другие преступления, инкриминируемые Н.И.Новикову,
были, по его мнению, мнимыми [640]. В просветительской благотворительной
деятельности Новикова усматривал основную причину его ареста и В.Боголюбов
[641]. А А.Н.Пыпин - так тот вообще не находил какой-либо конкретной вины
за Н.И.Новиковым и его товарищами-масонами. "Из всех показаний, вообще
данных в этом процессе, - доказывал А.Н.Пыпин, - нельзя было не видеть,
что масоны были совершенными агнцами в политических делах; их ответы
исполнены были такой преданности, что нужно было крайнее и до последней
степени несправедливое предубеждение против них, чтобы считать их
опасными" [642].
   Все дело, по его мнению, в посторонних обстоятельствах и чисто личных
впечатлениях императрицы или, проще говоря, произволе и беззаконии ее
царствования, невинной жертвой которых якобы и являлся Н.И.Новиков.
   В этом же ключе решал проблему и советский исследователь
Г.П.Макогоненко.
   Причиной ареста и осуждения Н.И.Новикова, доказывал он, была его
"активная, неустрашимая, развивающаяся на протяжении двух десятилетий
просветительская деятельность" [643], неутомимая забота о просвещении
народа и даже организация им помощи голодающим [644].
   Однако один, без обширных масонских связей, денег и интеллектуальной
поддержки, Н.И.Новиков едва ли бы много сделал. Понимая это,
Г.П.Макогоненко высказал интересное предположение, что Н.И.Новиков,
собственно, и вступил то в Орден в тайной надежде воспользоваться им в
своих просветительских целях (вспомним историю с арендой университетской
типографии, спонсорскими деньгами П.А.Татищева, Г.М.Походяшина и пр.).
"Веря, что основание масонской доктрины о братстве людей составляет
главную цель ордена, Новиков стремился использовать состоящих в масонских
организациях людей для больших общественных дел. Отсюда и привлечение им
"братьев" к своей работе, и создание Типографической компании, и
мероприятия, связанные с организацией школ, воспитательных домов,
бесплатных аптек и т.д.", - подчеркивал исследователь [645].
   В таком же панегирическом ключе написаны и работы о Н.И.Новикове
С.М.Некрасова - "Апостол добра" [646] и Г.А.Лихоткина - "Оклеветанный
Коловион" (орденское имя Н.И.Новикова - Б.В.).
   Особый интерес для нас представляет последняя. "Клеветником" в ней
выставлена, как уже наверное догадался читатель, императрица, игравшая во
всем этом деле, по убеждению Г.А.Лихоткина, зловещую роль. Отпустить
Н.И.Новикова, пишет этот исследователь, "значило бы навечно признать, что
частная инициатива просветителя была полезной. Это значило бы, что заботу
о просвещении, о распространении образования, критику "несовершенств" и
"неустройств" могло брать на себя само русское общество". На самом деле
Екатерина II, по Г.А.Лихоткину, ловко маскировавшая свой деспотизм, явно
предпочла путь клеветы на Н.И.Новикова.
   "Оклеветанный Коловион в темнице был для нее безопасен" [647].
   В отличие от Г.П.Макогоненко и Г.А.Лихоткина, старавшихся во что бы то
ни стало отделить масонство от Н.И.Новикова, современная исследовательница
Л.М.Пахомова, отражая, очевидно, уже новые веяния в нашей историографии,
напротив, всячески сближает их и старается вписать просветительские
начинания Н.И.Новикова в рамки масонской идеологии. В деятельности
масонских лож, считает она, Екатерина II увидела некую альтернативу
официальным программам в области образования и просвещения. Нельзя, по ее
мнению, сбрасывать со счетов уже определившееся к этому времени и значение
масонства как политической силы, способной объединить вокруг себя с
позиций нравственного императива наиболее образованную часть общества
[648].
   Истина здесь, как представляется, лежит где-то посередине.
Действительно, у истоков практически всех просветительских начинаний
Н.И.Новикова 1780-х годов стояли масоны с их деньгами, связями и
интеллектуальной поддержкой.
   Другое дело, что в отличие от И.В.Лопухина, А.М.Кутузова, А.Ф.Лабзина и
других мистиков, свою задачу как издателя Н.И.Новиков понимал гораздо в
более широком плане. Именно этим и объясняется столь успешные результаты
возглавляемого им масонского "делания". "Я стараюсь особенно в том, чтобы
книги пускать как можно дешевле и тем заохотить к чтению все сословия", -
отмечал Н.И.Новиков [649]. Обстоятельство это, а также скептическое
отношение Н.И.Новикова к увлечению розенкрейцеров мистикой, алхимией и
каббалой определили некоторую холодность в отношении к нему со стороны
братьев по ордену.
   О "недоверчивости" между ним и И.-Г.Шварцем свидетельствовал сам
Н.И.Новиков, связывавший ее с тем, что тот, якобы, подозревал его "в
холодности к масонскому ордену". Сам он объяснял свое невнимание к
орденским делам чрезвычайной занятостью по Типографической компании [650],
но мы вправе подозревать и о более серьезных причинах разногласий.
   Критическая проверка историографических версий, вот уже на протяжении
более чем полутора столетий предлагаемых исследователями для объяснения
дела Н.И.Новикова, а также знакомство с первоисточниками показывают, что
ближе всех к его разгадке подошли дореволюционные исследователи
М.В.Довнар-Запольский, Я.Л.Барсков и Г.В.Вернадский. Двум первым из них
удалось показать, что никакими невинными овечками, в чем пытался уверить
читателей А.Н.Пыпин, московские розенкрейцеры никогда не были, как не был
невинной жертвой самодержавия и сам Н.И.Новиков. Таинственные документы,
фигурировавшие в его деле, отмечал в этой связи М.В.Довнар-Запольский, до
нас не дошли, но из показаний самого Н.И.Новикова "ясно, что сношения с
великим князем выражались не в одной только пересылке книг и, очевидно,
имели какую-то политическую подкладку"
   [651]. Этой "подкладкой" были, как установил Г.В.Вернадский, тайные
сношения московских розенкрейцеров с их берлинским начальством и
наследником Павлом Петровичем. Московских масонов, подчеркивал
Г.В.Вернадский, погубили "сношения с цесаревичем и его берлинскими
друзьями"
   [652].
   Известно, что Екатерина II и ее сын не ладили друг с другом. Причин
тому было много, в том числе и чисто человеческого плана. Несходными были
и политические устремления матери и сына. В отличие от Екатерины II,
воспитанной на идеях французского Просвещения, воспитание Павла Петровича
происходило в другой обстановке и совершенно ином духе. С детства он был
окружен масонами и воспитывался ими в соответствующем духе. Что побудило
Екатерину II поручить воспитание сына масону Никите Панину - об этом можно
только догадываться.
   Важнее другое: добрых чувств по отношению к матери и ее царствованию
своему воспитаннику он так и не внушил.
   Навязчивым стремлением русской аристократической группировки, начиная с
1760-х годов, было введение в России конституционного правления. Уже сразу
же после воцарения Екатерины II в 1762 году Н.И.Панин попытался навязать
ей разработанный в узком масонском кругу свой конституционный проект
(конституция Н.И.Панина), который, однако, государыня решительно
отклонила. Неудача не обескуражила Н.И.Панина и его единомышленников.
Взоры их обратились теперь к сыну императрицы наследнику Павлу Петровичу,
в лице которого они видели будущего законного, в отличие от узурпировавшей
трон Екатерины II, монарха, управляющего вверенным ему царством на основе
"непреложных государственных законов". "Вельможная группировка, - пишет
О.Ф.Соловьев, - не собиралась складывать оружия, делая ставку на приход к
власти по достижении совершеннолетия в 1772 году цесаревича Павла
Петровича". Идеологическим и организационным средством, способствовавшим
реализации этой цели, аристократическая группировка "считала масонские
ложи, которым придавалось возрастающее значение как во внутриполитическом,
так и в международном плане, учитывая связи с организациями ордена в
других странах" [653]. Крайне важно в этих условиях было как можно прочнее
привязать Павла Петровича к ордену, в связи с чем встает вопрос о
масонстве самого наследника. Посвящение его И.П.Елагиным произошло, скорее
всего, летом 1777 года и, во всяком случае, не позднее 1779 года. Как
полагал Е.С.Шумигорский, известие это может считаться наиболее
правдоподобным [654].
   Косвенным доказательством принадлежности Павла Петровича к братству
вольных каменщиков могут служить его масонские портреты со всеми
орденскими регалиями на фоне статуи богини Астреи. Два из них находятся в
Москве и один в Стокгольме. Не исключено, впрочем, что, как полагают
некоторые исследователи, портреты эти могли быть написаны уже после смерти
Павла Петровича по заказу самих масонов и, следовательно, в таком случае
никакой доказательности не имеют [655].
   Осенью 1781 года Павел Петрович отправился за границу. Сопровождали его
масоны А.Б.Куракин и С.И.Плещеев. Сохранилось предание, что именно в эту
поездку могло состояться еще одно масонское посвящение Павла Петровича.
   Случилось это, якобы, в Вене в 1782 году [656].
   Как бы то ни было, должность великого провинциального мастера - первая
по своему значению, учрежденная для России на Вильгельмсбадском конгрессе
1782 года, так и осталась вакантной. Полагают, что сделано это было
специально, ибо должность эту берегли для Павла Петровича.
   Конечно, прямых доказательств тесной связи Н.И.Новикова с вельможной
оппозицией, кроме того, что руководители ее Н.И. и П.И.Панины (после их
смерти ее возглавили братья Воронцовы) были в то же время и
высокопоставленными масонами, в деле Н.И.Новикова нет. Но это еще не
значит, что связи этой и не было. Особый интерес в этой связи представляет
новый конституционный проект уже известного нам графа Никиты Ивановича
Панина и его секретаря, известного драматурга Д.И.Фонвизина 1774 года. Сам
проект до нас не дошел, известно только введение к нему - политическое
завещание Н.И.Панина [657].
   О содержании его мы можем судить только по сведениям, сообщаемым в
сочинении потомка Д.И.Фонвизина - известного декабриста М.А.Фонвизина
"Обозрение проявления политической жизни в России", более известное, как
его "Записка"
   [658]. Из записки этой следует, что речь здесь действительно шла об
ограничении самодержавия выборным дворянским сенатом.
   Время работы над проектом М.А.Фонвизин относил к 1773-1774 годам. По
другим сведениям, он был составлен немного раньше - в 1772 году, когда,
согласно рассказам отца М.А.Фонвизина, братья Панины якобы планировали
государственный переворот с целью низложения Екатерины II и возведения на
престол Павла Петровича [659]. До самого заговора дело, впрочем, не дошло.
Не был, судя по всему, представлен Павлу Петровичу из опасений гнева со
стороны императрицы и сам конституционный проект.
   После того, как 31 марта 1783 года Никита Панин умер, его сочинение
вместе с другими бумагами оказалось у его брата Петра Ивановича. И тот, и
другой, как уже отмечалось, принадлежали к числу вождей тогдашнего
русского масонства. Петр Иванович продолжил дело брата, сочинив в 1784
году в своем селе Дугино дополнение к "Рассуждению" Никиты Ивановича - так
называемое "Прибавление к рассуждению, оставшемуся после смерти министра
графа Панина"
   [660]. Кроме того, П.И.Панин составил два проекта Манифеста по случаю
ожидавшегося масонами восшествия Павла Петровича на престол и письмо с
объяснением причин, побудивших его на составление этих бумаг. Начинается
оно (само письмо датировано 10 октября 1784 года, село Дугино) так:
"Державнейший император Павел Петрович, Самодержец Всероссийский, Государь
Всемилостивейший! Вашему Императорскому Величеству сведомо, что покойный
мой брат ..." и т.д. [661] Обращение П.И.Панина к Павлу Петровичу как к
императору (и это при жизни Екатерины II!), интриги, которые плели вольные
каменщики вокруг наследника - какие еще нужны доказательства того, что
отнюдь не одна только издательская и общественная активность масонов была
причиной гонений на них?
   Судя по всему, Петр Иванович был гораздо более решителен, чем его брат.
   Однако и он не решился передать составленные им бумаги Павлу Петровичу.
   Ознакомиться с ними тот смог только в 1789 году, уже после смерти
П.И.Панина.
   Тем не менее, буквально за два дня до своей кончины Петр Иванович все
же рассказал о нем Павлу Петровичу, горячо убеждая его в необходимости
преобразования государственного строя России на конституционных началах.
И, к удивлению своему, нашел в его лице заинтересованного слушателя [662].
   На этом, впрочем, все и закончилось. А ведь могло быть и иначе, узнай
об этой масонской интриге императрица. Впрочем, полной уверенности, что
Екатерина II так ничего и не узнала, у нас нет. Во всяком случае, такой
авторитетный исследователь, как Н.С.Тихонравов был уверен, что Екатерина
II все знала и подлинной причиной ареста Н.И.Новикова как раз и был
"конституционный акт, представленный великому князю Павлу Петровичу
Паниным, одним из друзей и покровителей мартинистов" [663].
   Существовал ли в действительности "масонский заговор" 1772-1774 гг.
   мы не знаем. Известный исследователь О.Ф.Соловьев считает, что да [664].
   К этому же склонялся и Н.Я.Эйдельман. Екатерина II, по его мнению,
своевременно узнала о заговоре и умело сорвала его, не подав и вида. Павел
Петрович же во всем сознался и был прощен [665].
   Важную роль в деле Н.И.Новикова сыграло уже упоминавшееся нами и
попавшее в руки Екатерины II письмо герцога Карла Гессен-Кассельского к
И.-Г.Шварцу от 1782 года. Из него, между прочим, следовало, что, говоря
словами Екатерины II, "князь Куракин употреблен был инструментом к
приведению великого князя в братство" [666]. В напечатанном в 1784 году
типографией И.В.Лопухина "Магазине свободнокаменщическом" (т.1, ч.1)
помещена, в частности, масонская песня со следующим многозначительным
обращением к Павлу Петровичу: "С тобой да воцарятся блаженство, правда,
мир! Без страха да явятся пред троном нищ и сир. Украшенный венцом, ты
будешь всем отцом"
   [667].
   Безусловно, прав был поэтому историк С.П.Мельгунов, который отмечал,
что Павел I "более, чем кто-либо из царей, был связан невидимыми нитями с
масонством" [668]. Очевидно, что существование в 80-е годы в России
"прусской партии" в лице Павла Петровича и московских розенкрейцеров,
пытавшейся играть роль внутренней консервативной оппозиции к Екатерине II,
не должно вызывать больших сомнений.
   В 1786 году, когда умер прусский король Фридрих II и преемником его
стал Фридрих-Вильгельм II, берлинские розенкрейцеры, или, вернее, их
заправилы (Бишофсвердер, Теден и Вельнер) фактически оказались у власти.
Начался период так называемой "реакции" в Пруссии и гонений на
просвещение. О том же мечтали, судя по всему, и московские розенкрейцеры.
Разница была лишь в том, что немецкие братья уже вошли во власть, русские
же их единомышленники еще только готовились к этому. "Это не значит, -
писал Я.Л.Барсков, - что было полное сходство в мистике и политике тех и
других. Есть основания думать, что в политике у русских братьев было
больше искренности и бескорыстия, нежели у прусских. Общим же было то, что
в Москве и Берлине мистика тесно сплелась с политикой" [669].
   Как раз к этому времени (1785 год) относится поездка главы московских
розенкрейцеров Генриха Шредера в Берлин за инструкциями. Однако когда
Г.Шредер вернулся в 1786 году в Москву, о вовлечении в орден Павла
Петровича нечего было и думать: в то время, как Г.Шредер отсутствовал,
Екатерина II нанесла ряд ощутимых ударов по розенкрейцерам. Резко
ухудшились из-за финансовых (но не только) недоразумений и отношения
Г.Шредера с "головкой" московского масонства: Н.И.Новиковым и
Н.Н.Трубецким. Это побудило берлинское руководство отозвать Г.Шредера из
России. Вместе с ним для "дальнейшего успеха в орде