ный  атташе  Германии  в  Копенгагене  и Мор[ское]  агентство  в Лондоне
2. За то, что сведения эти попадают в руки англичан, бар[он] Корф
ручается.   До   настоящего    времени   б[арон]   Корф   получал   сведения
непосредственно от графа Гольца,  и кроме гр[афа] Гольца  и барона никто  об
этом не  знал.  В  настоящее  время  ввиду того, что  все,  что  находится в
Курляндии,  под  Вашей  властью и  Вы  являетесь  единственным  политическим
диктатором всего района,  бар[он] Корф просит передавать ему все сведения от
Вас через меня. Барон просит, чтобы  это  осталось совершенной тайной,  и со
своей стороны обещает  давать  все сведения,  исходящие  непосредственно  из
кругов Антанты и  германских, мне,  для передачи Вам. Если Вы  прикажете, то
Ваши  сведения  будут неизменно передаваться Колчаку. Необходимо два раза  в
неделю давать  все сведения сюда через курьера, а обратным  курьером я  буду
давать   все  сведения  отсюда.  Очень  желательно,  чтобы   такие  сведения
составлялись  по Вашему  приказанию походной канцелярией и направляли их два
раза  в  неделю  по  моему  адресу --  Берлин,  Аугсбургерстр., 43,  Пенсион
Венцель,  я буду передавать  их барону, а от него получать все его сведения.
Ввиду того, что  у барона  громадные связи  здесь и в Копенгагене, он  может
дать нам весьма ценные сведения, мы же при его помощи будем иметь постоянную
связь с Колчаком.  Мне кажется,  что предложение  это  весьма удачно,  т[ак]
к[ак] таким  образом  Вы сами будете  диктовать то,  что  желаете чтобы было
официально известно, и то, что должно быть известно только известным кругам,
а информация Корфа будет основана не на слухах, а на реальных  фактах. Вы же
будете иметь точные данные о всем, что Вас касается, из источника безусловно
достоверного  и  хорошо осведомленного. Такую же  связь  можно  наладить и с
Деникиным.
     Первое сведение бар[она]  К[орфа]  таково: по заявлению Союзной  миссии
все  ультиматумы  по  поводу  вывода   войск  Гольца  из  Курляндии  никаких
последствий  иметь  не  будут  и  созданы лишь  для  того,  чтобы  успокоить
общественное мнение  Англии и  Франции.  Вашу  политику Антанта  признает по
отношению к Латвии правильной,  но боится влияния немцев. На все ультиматумы
Антанты  не  следует  обращать слишком  большого  внимания.  Если,  господин
полковник, организацию  такой связи Вы считаете  правильной, то прошу Вашего
распоряжения о том, чтобы  таковые сводки посылались курьером лично два раза
в неделю.  Бар[он] Корф  покорнейше просит Вас все доложенное считать личной
тайной и его фамилии не упомянуть, т. к. это могло бы  очень повредить ему в
деле  по  добыванию  сведений.  Я  лично  считаю  бар[она]  Корфа  человеком
серьезным  и  с  огромными  связями,  безусловно,  германской  ориентации  и
преданного  нашему  делу.  Знаю  я  барона  очень  давно. Жду Ваших  срочных
приказаний.
     Искренне преданный Вам подпоручик Эбергардт.
     Копия.
     18. Донесение подпоручика Попова Бермонту-Авалову
     Берлин, 1 октября 1919 года
     В[есьма] секретно
     Господин полковник,
     После долгого перерыва опять смею беспокоить Вас настоящим письмом.
     Доношу, что  вербовка добровольцев нами производится теперь  в  прежнем
масштабе,  несмотря  на  все  внешние  и  внутренние  препятствия.  На  днях
германское  правительство  опять разослало  по комендатурам приказ не только
"задерживать" вербовщиков русской  армии, но и "арестовывать  их на  месте".
Безусловно, комендатуры считаются с  этим приказом постольку,  поскольку это
необходимо  для  официальной  отчетности. Кроме того, военнопленных  сбивает
русская военная миссия, отправляя их группами в Сибирь и на Дон.
     В настоящее  время для  большей вербовки  мы решили придать всему  делу
характер   отправки   военнопленных   на  родину,  т[о]   е[сть]   уроженцев
Прибалтийского  края. Комендатурам это дает  повод для содействия вербовке и
для представления отчетности правительству.
     Все внимание  берлинского  общества  теперь  обращено на  Прибалтийский
край, в частности --  на корпус имени гр[афа] Келлера и на Железную дивизию.
Умеренные и правые круги населения всецело  на нашей  стороне. Кричат против
нас  одни только  спартакисты 3  и  так называемые  "независимые"
4. В последнее время усиленно ходят  слухи  о  Вашем  движении на
Ригу, чему  придают большое значение и,  конечно,  очень  рады, полагая, что
занятие   Риги,  [во-первых,]  урежет  крылья   зарвавшимся  "союзникам"  и,
во-вторых,  проучит прибалтийских  тупоумных шовинистов.  Командира  корпуса
гр[афа] Келлера  5 при этом сравнивают с героем Италии Д'Аннунцио
6.   Как  говорят,  германское   правительство   (за  исключением
некоторых  отдельных   членов-жидов)  очень  сочувствует  русско-германскому
сближению и всячески  старается отклонить требование  союзников об  очищении
Курляндии от немецких войск.
     В Берлине  издается газета  "Фрейгейт" 7, орган коммунистов,
партии независимых; газета,  безусловно, осведомленная и, по-видимому, имеет
опытных  агентов-сотрудников  в  рядах  нашей армии  и  немецких  войск.  Не
проходит  дня, чтобы она не написала о жизни в  Митаве,  и притом  с большой
подробностью; так,  например, недавно она  описывала  расстрелы в Митаве,  с
указанием   --  как,  где  и  когда  они   производятся.  Необходимо   нашей
контрразведке серьезно обратить  внимание на эту  газету  и на  ее  связь  с
Митавой.
     В   русских  кругах  под  "шумок"  передают  об  ужасной  "инквизиции",
существующей в корпусе имени графа Келлера, где людей расстреливают без суда
и  следствия,  по  одному  слову  какого-нибудь  "ловчака"  и  политического
интригана. Говорят, что сам командир  всецело в руках  этих "прихлебателей".
Людей в корпусе  достаточно для образования  солидной и  боевой  силы,  но в
большинстве  случаев они  сидят по штабам, которых  якобы, по мнению авторов
этих  сплетен,   больше  100.  Если  бы  не  немецкое  влияние,  то   корпус
"развалился" бы давным давно.
     Поход на Ригу немецкие и русские газеты в Берлине объясняют тем, что он
вызван в целях самообороны от нападения  латышских войск,  и передают, что в
20 вер[стах] от Митавы (около Олая) произошло столкновение и  с обеих сторон
имеются "значительные" потери.
     Подпоручик   Попов   князь  Эрбэктэйский,  обожатель  своего   дорогого
командира и искренне и неподкупно ему преданный.
     Копия
     19. В.И. Гурко -- неизвестному адресату
     Берлин, 2 октября 1919 года
     Милостивый государь Константин Константинович 8,
     Письмо это  Вам  передаст  пор[учик] Алексей Пфель. Так как он в скором
времени  возвращается  на  юг  России,  в  район,   управляемый  ген[ералом]
Деникиным,  то,  полагаю, в Ваших интересах  и в интересах  русского  дела в
Прибалтике дать Пфелу возможность ознакомиться с положением вещей на месте и
дать им настоящее освещение по его возвращении на юг России.
     Письмо Ваше, переданное мне гр[афом] Паленом 9, я получил, и
ответ на него Вам сообщит лично устно сам гр[аф] Пален.
     Уважающий Вас Васил[ий] Гурко
     Копия
     20. Донесение начальника политического отдела  Западной добровольческой
армии Бермонту-Авалову
     2 октября 1919 года
     Секретно
     Командующему Западной добровольческой армией.
     1.  Сейчас получил сведения  из  военного источника,  что в  Териоки (в
Финляндии)  выехали  два  представителя  Антанты  для  зондирования почвы  к
переговорам между Антантой  и советск[им] правит[ельством]. Немецкие военные
и политические круги возмущены двойственностью Антанты.
     Но дело в  том, что,  по совершенно  достоверным источникам, в Париже в
сегодняшний  момент  Совет  четырех 10  (Клемансо  11,
Ллойд  Джордж 12  и проч[ие])  совершенно растеряны и  не  знают,
какую линию политики принять  по отношению к России. То ли идти с Колчаком и
Деникиным, то ли с Лениным. Они,  Совет четырех, чтобы "не потерять", играют
на два  фронта: одной рукой помогают Деникину, а другой Ленину. Кто выиграет
-- с тем Антанта и пойдет.
     В  настоящее  время   в  Англии  и   Франции  чрезвычайно   встревожены
развивающимся в  них  большевизмом.  Поэтому  внимание  правительств всецело
обращается на их внутренний фронт, и это до  того  сильно, что Совет четырех
очень недалеко  от  решения  махнуть  пока  на  Россию  рукой.  Я  выразился
сообщавшему мне  эти  факты  так:  такое конечное решение  Антанты наилучшая
помощь России. Армия  полковника Бермонта  уверена,  что  недалеко то время,
когда  командующий наш,  п[олковник] к[язь]  Авалов-Бермонт,  громко  заявит
всему миру: "Россия для русских".
     2.  Из совершенно  достоверного источника  расшифровывается  причина, в
силу коей  Швере  и Гроссе индустри  13  и  банки не  дали  денег
Берлинскому совету. Солидный участник и непременный член упомянутых денежных
источников заявил откровенно, что ведь надо же сознаться,  что  у банков и у
индустрии главные капиталы в руках евреев. Они не  против реставрации, но во
всяком случае такой реставрации, за спиной  которой не скрывается  погромная
программа. При условии же,  что они должны дать  деньги  совету или  группе,
которая     представлена     Дерюгиным,     Бельгардом    14    и
Римским-Корсаковым 15, является  очевидным, что их капиталы, они,
евреи, предоставят в прямом назначении против себя же.  Вот главная причина.
Вторая -- это то,  что на Западном  фронте,  то  есть  на  границах Франции,
Бельгии и  Голландии, сейчас такая идет вакханалия наживы по спекуляциям,  о
какой они не мечтали даже в военное время. В погоне за этой легкой и быстрой
наживой они и бросили туда всю имеющуюся наличность. Ост-фронт 16
отошел на совершенно второй план.
     3.  Прибывший  30  сентября  майор  Кесслер  сегодня   будет   у  Носке
17. Вчера Кесслер три часа говорил  с  Кноррингом  в  присутствии
представителей сочувствующих нам кругов. Все, что  он говорил Кноррингу -- а
следовательно и  присутствовавшим  немцам,  носило очень  для меня  странный
характер,  а  именно:  Кесслер  представлял  в  ярких  красках  положение  в
Курляндии катастрофическим. По его, Кесслера, мнению, лучшим выходом было бы
отвести все войска на линию реки  Дубиссы. И это после того, как весь Берлин
ожидал со дня на день телеграммы о занятии русскими войсками Риги.
     Говорили  много о том, что довольствие войск  продовольствием более чем
не обеспечено.  Силы же латышей с  эстонцами и большевиками столь  серьезны,
что не  о наступлении нужно думать,  а о спасении немецких и русских  войск.
Причем проводилась  мысль, что,  может  быть, хорошо было  бы русские  части
обеспечить переправкой к Деникину.
     Я все это слышал не лично, а докладываю со слов барона Кнорринга. Когда
я выругался, назвав  Кесслера "паникером",  барон  Кнорринг  заметил, что он
этого   бы   не  сказал,  так   как  Кесслер  производит  впечатление  очень
обстоятельного офицера.
     Что  он  скажет  Носке и  какие  будут  последствия  -- сообщу  завтра.
Впрочем, кроме того, Носке послан был в Митаву особый офицер. Фамилию его не
помню.  Он  завтра  должен  быть  здесь  и  подробно  доложить  Носке о всех
положениях на Вашем фронте. От его доклада будет очень многое зависеть,  ибо
его   доклад   будет   сообщен   правительству.    А   все   финансовые    и
торгово-промышленные  сферы  только  и  делают,  что смотрят  нежно  в глаза
правительства.
     Копия
     21. Полномочие Бермонта-Авалова А.К. Реммеру
     [После 2 октября 1919 года]
     Секретно.
     К делу. Чесноков No 06
     Полномочие, выданное мною Андрею Константиновичу Реммеру, от 2  октября
1919  г.,  настоящим  подтверждается,  и  А.К.  Реммеру  предоставляются все
предусмотренные  в  нем права по совершению сделок, заключению  договоров  и
основанию учреждений -- с безусловной обязательностью их в районе действий и
влияния Западной добровольческой армии.
     Командующий Западной добровольческой армии полковник
     Копия
     22. А.К. Реммер -- Бермонту-Авалову
     3 октября 1919 года
     Дорогой Павел Рафаилович.
     Сегодня  у  меня был директор банка. Дело, несмотря на  гнусные интриги
Энгельгардта, не  потеряно. Необходимо срочно  получить от Вас полномочия на
подписание договора.
     Марки почтовые и гербовые печатаются.
     Сношения  с американцами и Антантой  мною  установлены для  того, чтобы
быть совершенно в курсе всего, что там делается.
     Ультиматум в  исполнении Носке благодаря  Кесслеру  все-таки, благодаря
уже принятым мною связям, не страшен Вам.
     Образуйте немедленно правительство, но исключительно "демократическое".
     Жду немедленно Ваших указаний и распоряжений.
     Здоровье   мое  улучшилось,  как  только  получил  от  директора  банка
уверенность, что деньги Вы получите.
     Ваш А. Реммер.
     С этим письмом едет к Вам американский колонель 18, которого
Вы примите, согласно Вашей политике.
     Копия
     23. Циркуляр Бермонта-Авалова
     3 октября [1919 года]
     No 010 Циркулярно. В[есьма] секретно.
     Начальникам  штабов,  н[ачальни]ку контрразведки  армии  и  начальникам
политического и агитационного отделов.
     Ввиду того, что присутствие в штабах и отделах чинов, ранее служивших у
большевиков,  является  опасным  и рискованным,  а  также подрывает  доверие
частей к означенным  учреждениям, приказываю всех чинов, находившихся  ранее
на службе у большевиков, постепенно откомандировать в строй.
     Оставление вышеуказанных чинов в штабах и отделах допускается  лишь под
личной  ответственностью  начальников  этих  штабов  и управлений  со  всеми
последствиями, законами предусмотренными.
     Латыши,  находившиеся ранее  на службе в латышской армии и  учреждениях
пр[авительст]ва Ульманиса 19,  должны  рассматриваться  как чины,
служившие у большевиков.
     Копия
     24. Донесение  начальника политического отдела Западной добровольческой
армии Бермонту-Авалову
     No 22. Отделение в Берлине, 4 октября 1919 года
     Секретно
     Командующему Западной добровольческой армией.
     Сегодня у  меня опять был  директор Ориент-банка 20, который
согласен  открыть  в  районе   армии  частный  торгово-промышленный  банк  с
капиталом  в 50 миллионов. Капитал идет в распоряжение Ваше как командующего
армией. Сделку можно заключить, но нет от Вас полномочий, которые ожидаю.
     Военно-политический  совет   закрыт,  и  всем  немецким  финансовым   и
политическим группам объявлено, что с Митавским фронтом они могут  сноситься
через наше отделение Политического отдела, которое обо всем немедленно будет
доносить на благоусмотрение Вашего Превосходительства.
     Сегодня  мне   представлялись  барон  Корф  и  барон  Унгерн  Штернберг
21,  официальный представитель армии  Колчака, а также заведующий
центральным для Европы Агенмор. Вступил с ним в полную связь для поддержания
престижа Вашего  и положения. Общее  мнение таково,  что было бы чрезвычайно
для Вас выигрышно объявить поход  на Москву и, взяв Двинск, идти на Смоленск
по линии железной дороги; в  таком случае Вам не нужно ни громоздкого обоза,
ни большого количества лошадей и повозок.
     У Смоленска Вы получите поддержку  Деникина  и ликвидируете  конфликт с
Юденичем. Дивизион остается на месте и поддержит Ваше правительство, которое
останется  или в  Риге,  или  в  Двинске.  Вам не нужно думать, что  будет с
правительством. Вам  нужно  думать  о себе и Вашем  дальнейшем  победоносном
наступлении. Остальное приложится. К моменту подхода Вашего к Смоленску, Вас
Деникин безусловно поддержит всеми средствами.
     Но,  к  моему глубокому  сожалению,  я  решительно  никаких указаний от
Вашего Превосходительства  ни по вопросу о банке, ни  по вопросу о марках до
сего времени  не  получил.  Прошу  срочных распоряжений. Ультиматум  Антанты
22 сглаживается и, кажется, очень скоро совершенно сойдет на нет.
Ждут занятия Вами Риги.
     За начальника отделения А. Реммер.
     Копия.
     25. Неизвестный автор -- Бермонту-Авалову
     [5 октября 1919 года]
     Дорогой Павло, спасибо еще большое за милые дни у Тебя, я страшно  рад,
что  был  там и воочию убедился,  какая  у  вас  постановка и какая работа и
единодушие  --  диаметрально  противоположное  тому,  что  происходит здесь.
Доехал хорошо,  но утомительно:  благодарю Протопопова  за  письмо,  которое
никогда не получил. Передам  Карцеву посылки для Тебя, часть  передай матери
Мет -- белье прими от нас, оно  Тебе пригодится, хотя оно и весьма неважное,
но лучшего у нас нет, а ведь Тебе белье нужно -- но оно для Тебя -- а не для
раздачи, понял. Сам носи, а то отберу опять. Я очень беспокоюсь за  то,  что
происходит у вас там, все это может кончиться  более  чем плачевно благодаря
нелепым и идиотским распоряжениям  здешнего  правительства, столь недостойно
боящегося Антанты --  которой бояться нечего совершенно. Очень  досадно, что
Энгельгардт не  приехал  до сих пор,  это  признак  скверный, а главное, это
очень плохо, что дело и там и здесь принимает затяжной характер. Бискупский,
ушедший наконец  после провала с  тем  преступником,  о котором  я  их  всех
предупреждал и с которым они за моей спиной вели  переговоры  23,
обещал мне этого не делать, вновь бодрится, а это  признак тоже плохой. Надо
было решительно и быстро действовать, как мы и предполагали и решили, и я не
понимаю, что могло помешать всему этому.
     Если Дурново приедет к  Тебе  и Ты ему дашь дело там  или здесь,  то  в
Твоих же интересах советую Тебе отстранить от всякого дела и не допускать ни
к  чему  ротмистра  Ал.  Ал.  Скрябина,  это  человек  недоброжелательный  и
подвергнут сплетням нехорошим,  я его здесь быстро раскусил  и понял,  и  из
меня ему  не удалось  ничто вытянуть,  хотя  он  и старался это  сделать  --
берегись его,  он  не наш, наоборот, причем злорадствует.  Гижицкий тоже его
знает. О  Гижицком  иногда подумывай,  он хороший  малый  и  не  жалко о нем
немного заботиться.  Матери  Мет  дай  возможность  удрать, если Ты покинешь
Митаву, а то она там погибнет, второй раз чудом не спасется, как первый раз.
Я все-таки повторяю, будь осторожен с Твоим адъютантом  Леницким, там далеко
не все благополучно,  и Ты ради личных чувств можешь повредить делу страшно.
Что касается  Реммера, то я остался при своем мнении, что он ведет  двойную,
если не тройную игру и он не Твой  человек и это Ты еще несомненно испытаешь
на себе,  если не  поверишь нам -- Реммер ведет себя  более чем странно, это
человек опасный -- имей это в виду и поверь мне, ведь мне ничего не надо и я
Тебе все это пишу лишь из чувств дружбы и ради дела  -- это Ты знаешь, т[ак]
ч[то]  суди сам, прав ли я или нет  --  на карте  много  стоит и  надо  быть
осторожным,  но и решительным, и  будь Ты таким и поверь,  дело  выиграет, а
ведь это теперь все что надо.
     Я  все  жду  письмо   Врангеля  24,  чтобы  сообщить  ему  о
санитарном положении  у  нас.  Сейчас здесь в  министерстве сдвиг не  в нашу
пользу и мало надежды получить деньги, но я сделаю все что можно  и Конрадий
Ост[ен]-Сак[ен] тоже старается вовсю.
     Что касается  Дурново, то я  судить о нем не могу,  видел его лишь раз,
но,  кажется, говорят, что он  балалайка,  из  которой можно извлечь  дурные
звуки, и что он недурный инструмент в подходящих руках, но пальцы в рот я бы
ему  не  положил, тем  более,  что  лично  убедился,  насколько  мало  можно
полагаться на его слова: он мне говорил определенно одно, а сделал другое --
это мне не нравится, я, как Ты знаешь, люблю  правду, тем не менее лучше его
иметь в своем лагере, нежели в лагере противника.
     6  октября  1919. Сейчас  видел  минутку Энгельгардта, слава Богу,  что
здешние известия преувеличены и неверны и дело так себе у  Вас.  Мне много и
часто приходится сражаться с нелепыми слухами  и сплетнями, распространяемых
Твоими "друзьями" о Тебе и армии --  не всегда легко бороться, в чем виноват
Ты сам  своей  неосторожностью: надо  быть осторожнее,  имея