Луи Арагон


                             СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ
                                   Роман

   LA SEMAINE SAINTE
   Paris. 1958

   Перевод Н. Жарковой, Н. Касаткиной, Н. Немчиновой и И. Татариновой

   Эта книга не является историческим романом. Любое сходство персонажей
романа с подлинными историческими личностями, равно как и совпадение имен,
географических названий, деталей, по сути дела - лишь чистая игра случая,
и автор вправе снять с себя всякую за это ответственность во имя неписаных
законов воображения.


                                     I

                         УТРО ВЕРБНОГО ВОСКРЕСЕНЬЯ

   Помещение, которое отвели подпоручикам, освещалось единственной свечой
на столе, и огромные тени игроков всползали на стены, переламываясь на
потолке. Уже начинали бледнеть в предрассветном сумраке давно не мытые
оконные стекла.
   Помещение подпоручиков... вернее сказать, Пантемонская казарма; здесь
еще два месяца назад были расквартированы части королевского конвоя,
отряженные ныне в провинцию, здесь не только подпоручики, но и поручики не
имели своих коек; не хватало коек даже мушкетерам, которые, как и другие
королевские гвардейцы, в армии фактически носили чин поручика, поэтому
местные, парижане, как, например, Теодор, ночевали у себя дома, а
большинство провинциалов стояли в гостинице. Но с тех пор, как была
объявлена тревога, все сбились в казарму, и, поскольку сюда свели только
офицеров, чины особых преимуществ не давали. В помещении подпоручиков
(подпоручиков, которые в действительности были подполковниками) можно было
встретить, что объяснялось личными связями, наряду с этими
подпоручиками-подполковниками также поручиков, бывших всего лишь
мушкетерами. Например, Теодора... Поэтому-то казарма скорее походила на
училище, где старички берут новеньких под свое покровительство. Теодора,
во всяком случае, офицеры приняли радушно, прежде всего потому, что он
имел репутацию классного наездника, из тех, что посещают Франкони. Десять
тревожных дней... Десять дней, в течение которых спали вповалку, чуть не
друг на дружке, - и старички и новенькие. Само собой разумеется, наш
Теодор спал ближе к дверям, потому что у дверей нашлась свободная койка,
зато на верхнем этаже мушкетеры разложили тюфяки прямо на полу. Десять
дней...
   Десять тревожных дней, иными словами, десять дней нс снимая сапог.
Где-нибудь в походе еще куда ни шло, но в Париже, в Гренельской казарме!
Конечно, спали, но как спали...
   В конце концов все эти россказни начинали действовать на нервы.
   Было еще полбеды, пока их назначали в караул в Тюильри, но с
четырнадцатого числа караульную службу несла только Национальная гвардия.
Томительно-тревожное бездействие. Ложились, забывались сном, вдруг
просыпались, одним прыжком вскакивали с постели. Не говоря уже о дурацком
цукании... Потому что с этими желторотыми юнцами... Вдоль тюфяков еще
медлили запоздалые предутренние сновидения, лентяи понурившись сидели в
темноте-и дневальные и те, что просто перебрасывались словами от койки к
койке. Смятение, смятение, что бы там ни писали газеты!
   - Вы читали вчерашний номер "Котидьен"?
   Серый мушкетер сердито обернулся и увидел Альфреда.
   Молодой человек присел на край койки, где Теодор валялся прямо в
сапогах, чуть ли не в полном облачении, в расстегнутом красном
доломане-снял он только васильковый супервест, на котором был вышит белый
крест с лилиями, да поставил в проходе между койками кирасу, подперев
нагрудник спинкой, так что она походила на две молитвенно сложенные
ладони. Только о чем молиться-то?
   Альфред пришел поболтать со своим приятелем, столь же юным мушкетером
Монкором, стоявшим возле койки и уважительно поглядывавшим на еще не
совсем проснувшегося Теодора.
   Альфред и Монкор учились в одном пансионе, оба попали в Гренельскую
казарму, правда в разные роты, но роты их были размещены на одном этаже.
Несмотря на свой мальчишески тонкий стан, Монкор все же казался более
взрослым, чем его бывший соученик по пансиону Гикса: Альфред, весь в
белокурых легких кудряшках, выглядел совсем ребенком и, даже в темном
плаще, накинутом на плечи, в доломане с высоким стоячим воротником,
подпиравшим подбородок, в сапогах со шпорами, казался переодетой девочкой;
свою черную с золотом высокую каску он держал на коленях, рассеянно гладя
ее по-юношески тонкой рукой. Эх, хочешь не хочешь-приходится вставать! В
помещении мушкетеров царил невообразимый беспорядок, за столом посередине
комнаты, вокруг свечи, разливавшей тусклый свет, сидели Крийон, Тюренн и
граф Галифе, игравшие с маркизом де Ганэ, который был при Бонапарте
депутатом от Соны-и-Луары, успел поседеть в свои сорок пять лет и не
очень-то подходил для чина "подпоручика". Все четверорастерзанные, в
облаках табачного дыма. Шевалье де Масильян, устроившись за стулом де
Ганэ, нагнулся, чтобы лучше следить за игрой, и его атлетические плечи
отбрасывали на потолок неестественно вытянутую над головами игроков тень.
В глубине комнаты у перегородки все еще храпел Удето, и в полумраке можно
было различить лишь огромные подогнутые ножищи и жирный зад, казавшийся
особенно могучим из-за белых лосин.
   Подумать только, и это бывший императорский паж! Удето держал себя
покровительственно в отношении Теодора, уважая его как наездника: гот мог
справиться с любой лошадью и самую заведомо норовистую объезжал без седла;
к тому же кузен Удето, тот, что писал стихи, восторженно отзывался о
Теодоре.
   - Который час? - обратился Теодор к безусому Альфреду.
   - Пять, - ответил за него Монкор.
   Хотя горнист уже проиграл на плацу зорю, было так же темно, как ночью:
небо заволокло тучами, со вчерашнего дня не прекращался дождь. Лежавшие
зашевелились, три-четыре мушкетера сели, зевая, на кровати, машинально
приглаживая растрепавшуюся за ночь шевелюру, - кто обтягивал доломан, кто
надевал кирасу. Со звоном упала на пол чья-то сабля. Вдруг пляшущий свет
заполнил комнату, полосуя лучами полумрак: кто-то, взобравшись на скамью
рядом с Галифе, зажег масляную висячую лампу под жестяным абажуром. В
коридоре послышался торопливый топот, в спальню шумно возвращались
мушкетеры с покрасневшими от холодной воды ушами и шеей, с блестевшими
после бритья щеками; швырнув скомканное полотенце в изножье койки, они в
спешке хватались за доломаны и кирасы. Все это скорее напоминало дортуар
где-нибудь в лицее, чем казарму. За исключением разве того, что каждый
кавалерист имел росту самое меньшее пять футов шесть дюймов и
соответственный торс. И что на таких юнцов, как Альфред и Монкор,
приходилось втрое больше сорокалетних, вроде де Ганэ, старичков из армии
Конде и повес времен Империи. Начался невообразимый гвалт, и, легко
перекрывая его, молодой голос самозабвенно распевал "Красотку Габриэль".
   Оба соседа Теодора по койке вернулись в помещение, продолжая начатый
разговор:
   - Мой кузен де Шуазель-Бопрэ-как известно, он в королевском конвое, -
так вот он мне подтвердил, что позавчера, прибыв в Орсейскую казарму,
Кларк им сказал, как вы сами, очевидно, прочли позавчера в "Деба"... мол,
сегодня вечером сможете снять сапоги и спать спокойно и все такое прочее.
   - А пока что, - отозвался его собеседник, высокий брюнет, не вынимая
изо рта трубки, - а пока что ноги совсем запрели!
   Шевалье де Масильян повернулся к ним.
   - Я тоже вчера слышал Кларка, он повторил эти слова в приемной
короля... Ничего, рано или поздно снимем сапоги.
   Новости вообще-то хорошие, к тому же нынче вечером испанское посольство
ужинает в Тюильри, и весь дипломатический корпус во вторник приглашен туда
на прием с балом... послезавтра то есть.
   "Что это-потребность в самоуспокоении или просто так?" - думал Теодор,
который был уже на ногах и кончал свой туалет.
   Юный Альфред, которому, надо полагать, было уже восемнадцать, а на вид
казалось пятнадцать, с восхищением смотрел на своего кумира. В Гренеле
были расквартированы одновременно четыре "алые" роты королевской
гвардии-серые мушкетеры, легкая кавалерия, тяжелая кавалерия и конные
гренадеры. Альфред де Виньи, частенько заходивший сюда повидаться со своим
товарищем по пансиону, проникся самыми дружественными чувствами к этому
серому мушкетеру, который высмеивал его манеру вскакивать в седло и научил
правильной посадке. Теодор-лихой кавалерист! А какой у него конь-серый,
черноголовый, по кличке Трик, и похоже, что этому Трику Теодор отдал всю
свою сердечную привязанность... Ему Альфред ни за что на свете не решился
бы, как Монкору, показать свои стихи, он писал их втайне от всех. Ну, пора
идти к себе в роту.
   Тут с порога кто-то окликнул Теодора и заговорщическим жестом приподнял
флягу, приглашая выпить, пока еще не дан сигнал седлать. Юный Альфред
чуточку ревновал Теодора к Жюль-Марк-Антуану виконту д'0биньи, подпоручику
роты конных гренадеров Ларошжаклена, с которым Теодор охотно ездил
кататься верхом к Версалю и которому было, как и Теодору, не меньше
двадцати четырех лет. Да и ездил-то он на чистокровном английском гнедом
скакуне (Трик за ним едва поспевал) и великолепно брал препятствия. С тех
пор как этот гренадер появился в казарме, Альфред перестал существовать
для Теодора.
   Марк-Антуан уже с самого утра был в полном параде, с волочившейся по
земле саблей, в медвежьей шапке на голове, с золотой перевязью поверх
красного доломана, отделанного золотым шнуром, в серых рейтузах с золотым
кантом, несколько излишне подчеркивавших линию мускулистых ног, которые,
привыкнув сжимать конские бока, как бы не совсем уверенно ступали по
земле. Очевидно, при входе он услышал слова шевалье де Масильяна и двух
соседей Теодора, так как вдруг громко и грубовато вмешался в разговор с
решительным видом человека, которого природа, наделив такими мускулами,
тем самым наделила и отвагой:
   - Подумаешь, кузен не снимал сапог... А королевский конвой простоял
ночь на Елисейских полях. И волонтеры господина де Вьомениль... Под
таким-то ливнем! Хорош, должно быть, у них вид. Зато господин де Круа
д'Аврэ ночевал в Тюильри, а князь де Пуа-в предместье Сент-Онорэ!
   Шарль де Ганэ, поднявшись наконец со скамьи, сгреб со стола карты и
выигрыш, подтянул рейтузы и молча пожал плечами. Он мог бы сказать многое:
этот юноша, этот новоявленный француз еще при Карле VII был Стюартом! Но
разве мог он, де Ганэ, служивший Бонапарту, понять жертвенный порыв,
охвативший всю эту молодежь, всех этих мальчиков, сбежавшихся из родных
пенатов в Тюильри, к королю, кричавших графу Артуа, когда тот проезжал
мимо них в своей карете, что они сегодня же желают двинуться на Гренобль,
преградить путь Узурпатору?.. Ну за что виконт ополчился на князя де Пуа?
Потому что самому не удалось переночевать у своего отца-барона в особняке,
построенном Вобаном?
   Мушкетеры с грохотом ссыпались с лестницы. Кто-то в темном уголке
раскуривал от огнива трубку. Во дворе гулял шальной ветер. Моросило. Но
дождь теперь шел вперемешку со снегом. Холод пробирал до костей, ноги
расползались, скользя по грязи, еще спал в этот предрассветный час
окутанный тишиной город, а во дворе стоял шум и гам, нетерпеливо ржали
кони, в пляшущем свете факелов лоснился строй серых лошадиных
крупов-мушкетерских верных коняг. Хотя под влиянием винных паров Теодор
чувствовал, как по жилам его бежит живительное тепло, он все же плотнее
закутался в плащ, спасаясь от предутреннего свежего ветерка.
Кавалеристы-кто в каске, кто в меховой шапке-расходились по своим взводам.
И весь двор наполнился, закишел темными силуэтами. Казалось, занимавшийся
день еще медлит соскользнуть с гребней крыш на дно этого унылого колодца.
Кавалеристы, державшие под уздцы коней, в своих длинных, чуть
топорщившихся у плечей плащах напоминали хищных птиц. То и дело из-под
лошадиных копыт сыпались искры, сквозь сапог нога ощущала острые камни.
   Туманную зарю рассекли слова команды. Учение в воскресный день? Что
они, совсем рехнулись, что ли? Сколько же это будет продолжаться? Вчера
газеты сообщали, что королевские войска отошли к Греноблю и Лиону. Так-то
оно так, но зачем же держать кавалеристов в боевой готовности? Вчера
смотр, нынче учение. К этому королевская гвардия не привыкла, пусть даже
подтвердится слух и нас действительно присоединят к Мелэнской армии,
которой командуют герцог Беррийский и маршал Макдональд, но это еще не
резон, чтобы в воскресенье чуть свет месить грязь на Марсовом поле. Вряд
ли это остановит армию перебежчиков, идущую от Лиона на Париж...
   Стоит только Макдональду последовать примеру Нея...
   - Все-таки, - поворачиваясь в седле и сдерживая своего чистокровного
скакуна, сказал Марк-Антуан, в то время как мушкетеры по окончании ученья
собирались кучками, - всетаки, - сказал он, обращаясь к Теодору, который
пристроил в ожидании своей очереди вышеупомянутого серого Трика поближе к
легкой кавалерии, - хоть в вербное воскресенье они могли бы оставить нас в
покое! Праздник, а нас на учение выгнали, ведь только вчера герцог
Рагузский делал смотр войскам! И что это еще за новая выдумка-сегодняшний
смотр?
   Артиллерийская повозка, запряженная парой лошадей, выбралась из
канавы-казалось, ее вот-вот разнесет в щепы от грохота колес и негодующих
криков, но она благополучно проложила себе путь, отрезав гренадеров от
мушкетеров. Гвардейцы маленькими группками возвращались в Гренельскую
казарму. За исключением одних лишь черных мушкетеров, проехавших вперед по
направлению к Селестенским казармам. Дождь все не унимался. С коней и
всадников стекала вода, и плащи казались совсем черными но сравнению с
пурпуровыми седлами. Что за дурацкая мысль в такую непогоду таскать их с
места на место? Виконт д'0биньи сидел в седле скорчившись, шею он втянул в
воротник, надвинул на лоб медвежью шапку и, хотя был ростом не ниже
Теодора.
   выглядел невысоким; сквозь прорези плаща виднелись рукава красного
доломана, который, казалось, вот-вот лопнет на его могучих плечах; он
пыхтел, как бык, и был очень похож на Нея своей круглой физиономией с
россыпью рыжих веснушек. Теодор не успел ему ответить. Он уже выезжал за
ворота. Но именно благодаря физиономии Марк-Антуана он вспомнил об измене
маршала... Что вс„ сие означает?
   Всего два месяца назад кавалеристов разместили в Пантемонской казарме,
которая в просторечье звалась Гренельской, ибо помещалась на углу
Бургундской улицы и улицы Гренель.
   Сначала казарму оборудовали только для королевской гвардии, потом
расквартировали там и другие подразделения, несшие караульную службу в
Тюильри. - и в этой тесноте ютились теперь четыреста шестьдесят серых
мушкетеров, две сотни гренадеров и около пятисот королевских кирасиров, не
говоря уже о том, что в конюшнях едва хватало места для лошадей. Да и
легкая кавалерия, недавно расквартированная в Версале, тоже переправила в
Париж два эскадрона в здание Военного училища и два сюда, в Гренельскую
казарму. Черные мушкетеры стояли у Капуцинов.
   Королевскому конвою отвели Орсейскую казарму, но ведь их было ни мало
ни много три тысячи человек. Правда и то, что далеко еще не все
кавалеристы получили коней. Многие даже жили вне Парижа и только в самые
последние дни перекочевали в Гренельскую казарму. Гвардейцам, сплошь
офицерскому составу, разрешалось по желанию ночевать дома. Как, например,
Теодору.
   Он отводил своего Трика в Новые Афины к своему отцу. В маленьком
дворике, позади кухонь, прилегавшем к их флигелю, имелся специальный
денник, куда и поместили Трика, а ухаживал за ним привратник из бывших
кирасир Эйлау. Сам Теодор ночевал дома, если только не проводил ночь
где-нибудь на стороне.
   Вот под этим-то предлогом Теодор и выпросил у своего командира
Лористона увольнение хотя бы до двух часов: надо же привести Трика в
приличный вид, коль скоро сегодня во второй половине дня его величество
проведет на Марсовом ноле смотр "алым" и "белым" ротам. Эстафета с этим
известием прибыла от маршала Мармона, когда разъезд уже начался: черные
мушкетеры вообще отбыли, без малого девять часов проторчав на плацу, и
никто не знал. удастся ли собрать к назначенному часу роты в полном
составе. Серых мушкетеров, на их беду. успели предупредить. И Теодору
хотелось попрощаться с отцом: так или иначе было очевидно, что придется
покинуть с голицу. Надо полагать, все же не нынче вечером, особенно если
учесть, что после утренних маневров на Гренельском плацу предстоял еще
королевский смотр: неужели кому-нибудь придет в голову выступать ночью,
гнать коней в темною'.' Этого только недоставало. А главное, что вс„ сие
значит?
   Родичи Ло де Лористона. командовавшего ротой серых мушкетеров,
ровесника де Ганэ, перестали быть англичанами не во времена Карла VII. но
в царствование Людовика XV, ибо Лористон приходился внуком знаменитому
финансисту Ло: родился он в колонии и. приехав во Францию, вступил в самый
разгар Террора в революционную армию... Это он привез Наполеону из Лондона
весть о мире. а Кутузову-весть о войне, это он фактически решил исход
победоносного сражения под Ваграмом... Вот о чем думал Теодор, глядя на
своего командира, стоявшего возле таможни Гренель. у Стены Откупщиков,
вдоль которой были аккуратно высажены деревья. Господин де Лористон в свою
очередь благосклонно взирал на бравого мушкетеракрасивый малый, сложен как
бог, сидит в седле как влитой, огромные глаза и светло-рыжая бородка...
единственный или почти единственный разночинец в его роте...
   - Хорошо, хорошо, поручик, только смотрите возвращайтесь ровно в два...
   Как укладывались все события сегодняшнего дня в голове этого вояки
девяносто третьего года. сына разорившегося отца, который нюхнул пороха,
дурманящего пороха бонапартовских побед, даже дал при крещении одному из
своих сыновей имя тирана, а сейчас командовал ротой серых мушкетеров,
личным эскортом Людовика Желанного? Вдруг Теодор заметил, что их командир
стоит как раз возле того дерева, на которое ему как-то указал д'0биньи,
присовокупив, что именно здесь погиб в 1812 году генерал Лагори. Теодор
отсалютовал саблей, круто повернул коня и поскакал в город. Завтракать.
Скорее завтракать! С самого утра он был голоден как волк. Дождь утихал, но
грязь стояла непролазная.
   Ну и март! После бурных ливней окончательно раскисли поля и дороги, и,
хотя солнце временами проглядывало сквозь черные заплаты, затягивавшие все
небо, эти передышки были слишком коротки, чтобы успел просохнуть
Гренельский плац. Кавалеристы совсем загоняли на маневрах коней, увязавших
чуть ли не по бабки в цепкой грязи. Да и самим королевским гвардейцам явно
не хватало закалки: многие из них, если не большинство, находились в армии
всею два-три месяца; правда, в штабе были и бывшие соратники
принцев-эмигрантов и даже офицеры Бонапарта, как Ло де Лористон, маркиз де
Лагранж, командовавший черными мушкетерами. и Бертье, князь Ваграмский,
командир королевского конвоя, а в роте герцога Граммона имелся даже
генерал де Рейзе, который восемнадцати лет от роду убежал из родительского
дома, дабы сражаться под знаменами Клебера. Создавалось довольнотаки
странное положение: людям, в конце концов уже немолодым, вроде маркиза де
Ганэ, давали чин подпоручика, военных, вернувшихся во Францию в период
Консульства и присоединившихся к Бонапарту после 18 брюмера, при
Реставрации мариновали без толку... в королевской гвардии можно было
встретить не только полковников, но и генералов, имевших один или в лучшем
случае два галуна... Но вообще-то гренадеры, мушкетеры, кирасиры и другие
гвардейцы, купившие себе офицерский чин, были по большей части младшие в
семье, и главная их заслуга заключалась в том, что по возрасту они не
могли служить и не служили Узурпатору. Тем, у кого не было лошадей, в
случае если разыграется бой, выдадут на худой конец ружья: славная пехота
получится из таких вот молодцов, никогда не проходивших военного обучения.
   Приходилось топтаться на месте, пережидать, пока не схлынет поток
кавалеристов, которых собралось тут не меньше грех тысяч.
   Посл