Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Остросюжетные книги
      Андрей Таманцев. Гонки на выживание -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -
свой огромный рост и отправился за пловом. Пастух переглянулся с остальными, и все уставились в широкую медвежью спину Трубача. Именинник распахнул заднюю дверцу "джипа" с притороченной запаской. В обширном пространстве за сиденьями и правда громоздилось нечто, любовно укутанное толстым зеленым брезентом. Николай откинул его. Никакого котла там не оказалось. Там лежала длинная коробка, обернутая белоснежной бумагой. В таких прочных коробках торговцы цветами возили теперь роскошные голландские розы. Все молчали и ждали. А он стоял и смотрел на эту коробищу. Потом нерешительно прикоснулся, поднял. Вес оказался внушительным. Он сорвал упаковочную бумагу, приоткрыл коробку и замер. Внутри оказался чехол, который он узнал бы и ночью, на ощупь, с закрытыми глазами. Обитый черной тонкой замшей чехол лучшего в мире французского саксофона "Salmer". Ухов стоял и тупо, словно онемев, смотрел на чехол, не смея щелкнуть застежкой. Но вот, будто набравшись храбрости, протянул руку и отбросил верхнюю крышку. И в глаза ему сверкнул серебристый инструмент, о каком он не смел и мечтать. Великолепный альтовый сакс, точь-в-точь как у первых джазменов мира. Тут он заметил в уголке сложенную вдвое поздравительную открытку, схватил ее, развернул -- и она тоненько зазвенела игрушечным клавесинчиком, проигрывая мелодию "Happy Birthday". Внутри на мелованной бумаге оказались и поздравительные стишки домашнего приготовления, написанные размашистым почерком Артиста: Машинка для проверки слуха -- Играй на ней, наш толстый Ухов, Играй и классику, и джаз, И рэп, и блюз, и па-де-грас, И рок-н-ролл, и буги-вуги И для друзей, и для подруги... И внизу пять подписей в столбик: Пастух, Док, Боцман, Муха, Артист. Тут же лежала и сурдина. И три изумительных мундштука -- готовились друзья загодя, продумали все. Видно, нервишки еще пошаливали. Николай понял, что сейчас не выдержит. И тогда он бережно взял в руки это сверкающее чудо, поднес к губам, пробежался толстыми пальцами по легчайшим сверкающим клапанам. И осторожно выдул протяжную, сипловато-гортанную ноту, полную такой боли и радости, какую никто никогда не сумел бы передать словами. -- Ну как, не горячо? -- улыбнулся Пастух. Вопреки обыкновению, по случаю юбилея друга выпили немало, но почти не захмелели и, раскинувшись на лесной траве под березами, свободно, никуда не спеша, говорили, глядя в огонь костра, о самом важном и памятном для них. -- Эх, ребята! -- с грустью вздохнул Док и закурил "Мальборо". -- Если бы не Колькин юбилей, когда б еще собрались все вместе? -- Живем не поймешь как, -- подтвердил Муха, -- не видимся месяцами. Не по-людски как-то... -- Олег прав, -- продолжил Док. -- Вроде и денег теперь навалом, и работа приличная, а тоска какая-то... Так что причину твоей болезни, Николай, я очень даже понимаю. И не только как врач. Да и не болезнь это, строго говоря. -- А что? -- спросил Трубач. -- Обычная реакция здорового организма на сумасшедшее время. И вот сижу я, смотрю на вас и спрашиваю себя: кто все-таки мы такие? -- Чего тут гадать? Наемники!.. -- сказал Мухин. -- Кто ж еще? Дикие гуси... Нам платят -- мы делаем. -- То есть бригада спецов по вызову? -- спросил Док. -- Каждый сегодня продает, что может и имеет, -- сказал Боцман. -- Вот и мы продаем. Чему научили -- тем и торгуем. Чего тут голову ломать... -- Блеск! -- сверкнул темными глазами Артист. -- Классический русский разговор! Дернули по маленькой и с ходу -- о смысле жизни... Философы, блин! Что до меня, то ваш Артист в казаки-разбойники больше не игрец. -- Значит, сваливаешь? -- спросил Пастух. -- Пойми, Серега, не потому что устал. Не потому что боюсь. И форму не утратил. Да и баксы на дороге не валяются... -- Это уж что правда, то правда, -- вздохнул Боцман. -- Но за кого драться-то? За кого воевать? -- продолжил Семен. -- Мне лично пока что не все равно, за что получать свои башли. -- Слушай, -- сказал Муха, -- кончай политзанятие! Боцман прав -- есть спрос и есть предложение. Все! -- Подыхать за этих откормленных боровов в галстуках? -- разозлился Семен. -- Чтоб играли нами, как оловянными солдатиками? Да пошли они! Я свои бабки уж как-нибудь сделаю! Хоть в телохранители пойду... Или спасателем в МЧС. Сергей всмотрелся в лица товарищей и понял: то, что сумел сформулировать Артист, волновало и остальных. -- Так, -- подвел он итог. -- Стало быть, конец отряду? -- Неужто сам-то не умотался? -- повернулся к нему Трубач. -- Есть маленько... -- кивнул Сергей. -- Мне двадцать семь, а душе -- за полета. Мы ведь не блатные быки, не мясники. -- Раньше отыграться хотелось, доказать всем штабным сукам, кто мы такие, -- вступил Боцман. -- А теперь и я больше не хочу. Да и зачем? -- все расписано, все поделено. По мне, так лучше на этих гонках бодаться, чем снова шмалять в кого попало. То ли сегодня сам пулю поймаешь, то ли завтра... Не так, что ли? -- Короче -- отвоевались... -- заключил Пастухов. -- Что ж, видно, такой расклад. Только все равно жалко чего-то. Если бы нашлось действительно стоящее дело, я бы еще покувыркался. Но только вместе с вами. -- Что тут говорить, -- пробасил Боцман. -- Было бы дело -- ты, Серега, один бы не остался... -- Короче -- амба! -- Пастух швырнул в огонь толстую сухую ветку. -- Симпозиум закрывается. Давай, Ухов, бери дудку и дуй! А мы послушаем. Уже смеркалось и вечерняя синяя мгла окружила их. Все больше звезд проступало в небе. И все ярче и ярче пылал весело пляшущий огонь костра. Трубач бережно достал из чехла свой "Salmer". Пламя отражалось в сверкающем металле сакса, и казалось, будто Николай поднес к губам изогнутый всполох огня. И странно, необычно прозвучал в вечернем лесу протяжный металлический голос саксофона. У него и правда был необыкновенный по силе и мягкости звук. И быть может, поэтому только теперь, в этот вечер, все они впервые поняли, каким талантом одарен их друг. Это была всем знакомая, но словно блуждающая в лабиринте импровизации мелодия -- "Песня Сольвейг" Грига в сложнейшей джазовой обработке. И вот кончилась мелодия, оборвалась. Они сидели и, ошеломленные, смотрели на него. -- Нет, ну ты... дьявол! -- пробормотал Артист. -- Куда тебе воевать! Тебя беречь надо, как национальное достояние. -- Идите вы! -- махнул рукой Николай. -- Это просто для вас... Слышь, Муха, плесни-ка мне сто капель! Он играл им еще и еще. Потом, бережно отложив саксофон, присел на корточки у костра, разворошил, раздул пламя и неподвижно застыл, глядя в огонь. Несмотря на прохладу и злющих комаров, друзья решили заночевать в лесу, и весь воскресный завтрашний день провести на природе, а беглеца-именинника сдать обратно на лечение следующим вечером. Когда погасли последние угли в костре и Трубач в наступившем вечернем сумраке сыграл великий блюз "Джорджия в моем сердце", сыграл так, что всех мороз продрал по спине, когда, сморенные лесным кислородом, спиртом и разговорами, одни устроились на ночевку в "джипе", а другие -- в легких походных спальных мешках, Артист приблизил лицо к Пастухову и знаком поманил в сторону. Ночь выдалась лунная, светлая, и березовый лес в зеленовато-голубых лунных лучах казался декорацией какого-то фантастического спектакля. -- Слушай, Серега, -- вдруг шепотом заговорил Семен. -- Только не думай, что я перебрал... -- Да ты и не пил почти, -- удивился его словам Пастухов. -- Слушай, командир, -- все так же тихо продолжал Артист. -- Не могу понять, что со мной. Такое чувство, будто все время на нас кто-то смотрит. Сначала там, когда ехали, на шоссе. Потом вроде прошло. Решил -- почудилось. А как стало темнеть -- опять накатило. Я ж не псих. И потом, из головы не идет -- кто все-таки эти афишки нам прислал? -- Мне тоже это здорово не понравилось, -- сказал Пастух. -- Главное -- непонятно, откуда ветер дует. Знаешь, может, я маху дал, что всех вас сюда в лес затащил... А откуда смотрят, как тебе кажется? -- А вон оттуда, с той стороны. Вон из того примерно леска. -- Артист указал на массив, темневший у горизонта за широким полем. -- Да брось ты! -- с облегчением засмеялся Пастух. -- До него ж километра три! --Ладно, -- сказал Артист. -- Ступай на боковую. А я все же встану в охранение. -- Какое охранение? Ты, Семка, бди, да не перебди. -- Не знаю... -- откликнулся Артист. -- Не знаю, не знаю... В общем, ты ложись. Мы тут с этим саксофоном такой шухер на пять километров навели... Под нашу музыку кто угодно мог подобраться. -- Ладно, -- сказал Пастух. -- Заступай в караул, докладывай каждый час. Сергей ушел, а Артист присел в темноте на склоне высокого бугра и внимательно всмотрелся в ту сторону, откуда, как он сказал другу, чувствовал направленный на них взгляд. Было тихо, звенели комары, и он прихлопывал их то на руке, то на шее, то на щеке. Может, и правда мерещится? Семен сидел и смотрел, вслушиваясь в легкие ночные звуки леса, любуясь красотой серебристых лунных стволов берез, когда ощутил вдруг позади себя движение и осторожные, легкие шаги. Он мгновенно припал к земле в тени густого куста. Шаги приближались... Отлично натренированный, Злотников бесшумно откатился в сторону. Но из кустов в голубоватый лунный луч вошел Боцман в своем белом спортивном костюме. -- Ты чего это, Сенька? -- удивился он. -- Не спится, няня? --Да так, -- поднимаясь, ответил Артист. -- Контрольная самопроверка. А сам чего не ложишься? По "форду" своему тоскуешь? Тачка на стоянке, хозяина поджидает. -- Да пес с ним, с "фордом" этим, -- отмахнулся Боцман. -- В голове гудеж. И все тело болит. Синяк на синяке после этих гонок долбаных. И... знаешь, -- он смущенно понизил голос, -- не пойму, что за напасть... Тревожно как-то... Словно предчувствие. -- Предчувствие, говоришь? -- насторожился Семен. -- А ну погоди... Он поднялся и пошел к машине. Вскоре вернулся с большим биноклем и прибором ночного видения. -- На гонки твои взял... Вот и пригодится, ~ Семен включил прибор, дождался, когда загорится красная точка светодиода, и поднес к глазам окуляры. -- Двадцатикратный? -- спросил Боцман. -- Угу... -- буркнул Артист, лег на живот, прочно упер локти в землю и медленно-медленно повел ночным биноклем по тому далекому леску у горизонта. В поле зрения проплывали причудливые зеленоватые пятна и разводы -- силуэты прогретых задень лесных массивов, древесных стволов, кустарников на косогорах. Никого... Артист насколько мог увеличил чувствительность и разрешение прибора. Никого. Но этот словно залитый тусклым зеленым прожектором ирреальный мир лишь усиливал в нем все нараставшее ощущение надвигающейся беды. -- Ну что? -- шепотом спросил Боцман. -- То-то и оно, что никого... А напряг... как в глубоком рейде. Даже в Чечне такого не помню. Слушай, Мить, у нас... какое-нибудь оружие есть? -- Откуда?! -- удивился Боцман. -- Мы же теперь мирные люди. И с законом на "вы". Только руки да ноги. -- Кисло, -- покачал головой Семен, -- боюсь, не прижмурили бы тут нас всех. Боцман нахмурился и огляделся. Артист говорил то, что безотчетно ощущал и он сам. -- Ладно, -- сказал Хохлов, -- держи на обзоре тот сектор, а я пойду... прошвырнусь в зеленку. -- Смотри, -- предупредил Семен, -- как бы леших не встретить. -- По мне, так лучше лешие, -- усмехнулся Хохлов. -- С ними, знаешь, спокойнее... Оба, не сговариваясь, словно вернулись на три года назад на недавнюю кавказскую войну, включили в себе особую биомеханику отборных бойцов спецназа. Движения Боцмана вмиг стали бесшумными, отточенными, неправдоподобно легкими. Чтоб не светиться во тьме, он скинул белые одежды и, невзирая на комарье, в одной тельняшке и черных трусах растворился в ночном лесу. Первым делом он проверил машину и спящих друзей. Подложив большую ладонь под щеку, крепко спал именинник Трубач. Рядом с ним, по-детски раскинувшись, посапывал Муха. Пастух с Перегудовым устроились в "джипе" на раскинутых сиденьях. Привычно пригнувшись, готовый мгновенно отразить нападение, бывалый разведчик Боцман обследовал всю территорию вокруг их лагеря. Все было спокойно. Назад он возвращался уже без опаски, не присматриваясь больше к каждому пеньку, к каждому стволу, к каждой елке и осине. -- Зараза! -- погрозил он кулаком луне. -- Это все ты, мордастая, башки нам морочишь! Он потихоньку подобрался к Артисту и замер в кустах, метров с десяти наблюдая, как тот все так же неотрывно смотрит в окуляры бинокля. Боцман поразмышлял какое-то время -- не пугнуть ли Артиста, разыграв внезапное нападение. Но слишком болели все кости и мускулы. К тому же он знал молниеносную резкость приемов, которые мог применить Артист. Это не шибко вдохновляло. -- Ладно, Митька, не дури, -- не оборачиваясь, тихо проговорил Семен. -- Я тебя слышу уже минуты две. -- Топай сюда. Боцман подошел и опустился рядом, вольготно откинулся спиной на березовый ствол. -- Чепуха все, -- сказал он. -- Нет никого. Просто луна, тишина... Лес как лес. Пустой, как в сказке. Никого, кроме нас. Мужики дрыхнут, Колька во сне губами шевелит -- видно, все еще в дудку свою дует... Артист молчал. -- Ты чего? -- спросил Боцман. -- А ведь, похоже, я их засек... -- Кого? -- Если б я знал... Правда, не совсем там, где мне казалось. На удалении две тысячи восемьсот. По силуэтам -- два "джипа". Один вроде нашего. Что бы им тут делать, как считаешь? -- Ну а мы тут что делаем? -- засмеялся Боцман. -- Приехала братва, жуют шашлык, спиртяшку тянут, а может, и с бабами тешатся... -- Странные люди, -- как бы размышляя вслух, произнес Артист. -- Мирные туристы... Скажи, Боцман, видел ты где-нибудь теплую компанию, которая, приехавши в лес, не развела бы костерка? А ведь мы никакого огня не видели, верно? -- Хм. Логично, -- согласился Боцман. -- Действительно -- почему? Спички забыли? Так что -- поднимать наших? -- К чему переполох? -- помотал головой Артист. -- Надо понаблюдать. Но тут послышался хруст ветки и к ним из кустов вышел Пастух. -- Ну что? -- обратился он к Семену. -- Как твои глюки? -- Никаких глюков, командир. В указанной зоне замечены подозрительные об®екты. Да вот сам погляди. Пастух приложился к биноклю. Поводил им из стороны в сторону, оторвал от глаз, обернулся. -- Ничего такого не вижу. -- А ну дай, -- сказал Артист, и взглянув в окуляры, воскликнул: -- Мило! -- Чего еще такое? -- тревожно спросил Боцман. -- 0-очень мило! -- повторил Семен. -- Минуту назад два "джипа" как на ладони торчали, а теперь, представляешь, Серега, в одну минуту взяли и растаяли. Как и не было. -- Причем, обратите внимание, -- сказал Боцман, -- мы тут сейчас говорили и все время смотрели в ту сторону, а огоньков фар и стоп-сигналов не видели. -- Значит, почему-то вдруг снялись и уехали без света. Чтоб не быть замеченными? -- спросил Пастух. -- Занятно, да? -- откликнулся Артист. -- Причем полное ощущение, будто они сейчас зафиксировали этот наш разговор... -- Окстись, Семка! -- замахал руками Боцман. -- За три километра? Ты что?! -- Да что мы знаем? -- чуть слышно сказал Пастух. -- А вдруг у них такая техника, что нам и не снилась? И потом, мы же не знаем -- откуда и кто они? -- Тут вопрос надо иначе ставить, брат. Если все так и они пожаловали сюда по наши души... -- начал Боцман. -- То откуда им известно -- кто мы? -- оборвал его высказывание Сергей. -- То-то и оно! -- По-моему, надо сваливать, мужики, -- сказал Боцман. -- Не иначе кто-то нас взял на прицел. -- Свалить-то можно, -- согласился Пастух. -- Только, может, им того и надо, чтобы нас на дороге перехватить? -- Значит, ждать тут? -- спросил Боцман. -- Без оружия, без ничего? Пастух приумолк, потом сказал: -- Хотели бы грохнуть -- времени было навалом. До утра дергаться не будем. Ты, Артист, продолжай наблюдение. Хохлов -- отдыхать, В половине четвертого Семен растолкал Хохлова. Тот нехотя выбрался из мешка и, зябко поеживаясь на предрассветном холодке, обошел лагерь и занял тот же пост на склоне, где до него сторожил сон товарищей Артист. Рядом, нахохлившись, сидел Пастух и, пожевывая травинку, смотрел из стороны в сторону. -- Ну что, -- спросил Боцман, -- какая диспозиция? -- Все тихо, -- ответил Сергей. -- Сижу, думаю... А Злотников, юркнув в нагретый Боцманом мешок и затянув шнуровку до подбородка, лежал в тишине, прислушиваясь к каждому звуку. Заснуть не удавалось. Не отпускали тревожные мысли... Но пришло сверкающее солнцем лесное утро, ясное, теплое, с радостным пересвистом птиц. Друзья поднялись, пробежались, основательно размялись, покатались по траве, побросали друг друга через плечо да через бедро, побултыхались в холодной речке, растерлись полотенцами и принялись завтракать. После завтрака Сергей устроил оперативку-пятиминутку. Почему-то серьезней всех отнесся к услышанному Док. -- Всегда разумнее исходить из худшего, -- сказал он. -- Так что вариант случайных совпадений лучше сразу отбросить. -- Подождите, -- вдруг поднял руку Артист. -- Подождите, подождите... Все с недоумением уставились на него. А Семен, быстро оглядев всех, вдруг поднес палец к губам. Отбежал к "джипу", достал из бардачка измятую вчерашнюю программку гонок на выживание и капиллярную ручку. Вернувшись к товарищам, которые все так же молча непонимающе смотрели на него, он быстро написал своим мелким четким почерком на обороте программки: "Как ты вообще оказался на гонках?" И, показав написанное остальным, протянул программку и ручку Боцману. Тот пожал плечами и написал рядом: "Позвонил один малый вроде нас, тоже спецназовец. Пригласил покататься. Обещали штуку за выступление. Почему нет?" Артист прочитал и кивнул. А после задал очередной письменный вопрос: "Кто знал, что все мы будем на гонках?" "Только я да Муха", -- коряво вывел Боцман. Подумал и приписал рядом: "Больше никто". "А костюм этот белый -- твой?" -- быстро написал Артист. "Призовой, -- ответил Боцман. -- Тоже там дали. Все победители такие получают". Артист усмехнулся и тихо сказал вслух: -- А коли так, извини, Митя, не взыщи... А ну-ка встань да повернись... Так-так-так... Боцман растерянно поднялся. -- Небольшая интимная сцена, -- чуть слышным шепотом пояснил Артист. -- Зайдем-ка, брат Митя, в кустики... И ты, Док, не в службу, а в дружбу -- помоги мне. Они зашли втроем в чащу, где их наверняка не могли увидеть издали, и Артист с Перегудовым методично и кропотливо принялись обследовать великолепный белоснежный адидасовский костюм, в котором Боцман явственно смахивал на матерого северного медведя. Процедура происходила в полной тишине. Легкая куртка костюма была на "молниях", на "молниях" были и карманы. Неожиданно внимание Артиста привлекли замочки этих "молний". На их поводках болтались удлиненные металлические висюл

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору