Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Остросюжетные книги
      Юлиан Семенович Семенов. Альтернатива (Весна 1941) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -
ареста>. После того как этот документ с резолюциями Мачека и Шубашича ушел обратно в жандармерию, к генералу Викерту, Мачек попросил своего секретаря Ивана Шоха вызвать чиновника из тайной полиции, который непосредственно курировал <германскую референтуру>. Этим человеком оказался полковник Петар Везич. Внимательно оглядев ладную фигуру полковника, его красивое, словно бы чеканное, лицо, Мачек предложил Везичу сесть, вышел из-за своего большого стола и удобно устроился в кресле напротив контрразведчика. - Мне говорили о вас как о талантливом работнике, господин полковник, - сказал он, - и мне хотелось бы побеседовать с вами доверительно, с глазу на глаз. - Благодарю вас... - Вам, вероятно, известно, что мы подписали документ о присоединении к Тройственному пакту? - Да. Такое сообщение только что пришло из Вены. - Официальное сообщение? - Нет. Но у меня есть надежные информаторы в рейхе. - Эти надежные информаторы, надеюсь, не представляют тамошнюю оппозицию? Чуть помедлив, Везич ответил: - Нет. Мои информаторы - люди вполне респектабельные и сохраняют лояльность по отношению к режиму фюрера. - Ответ ваш слишком точно сформулирован, - заметил Мачек, - для того, чтобы быть абсолютно искренним. - Я готов написать справку о моих информаторах, - сказал Везич. - Судя по всему, мне предстоит порвать с ними все связи - в свете нашего присоединения к Тройственному пакту... - Вы сами этот вопрос продумайте, сами, - быстро сказал Мачек, - не мне учить вас разведке и межгосударственному такту... Я пригласил вас по другому поводу. - Слушаю, господин Мачек. - В Загребе - не знаю, как в Белграде, - заметно оживились коммунистические элементы... Вам что-либо говорят фамилии Кершовани, Аджии, Цесарца? - Эти имена общеизвестны: хорваты любят свою литературу. Мачек еще раз оглядел лицо Везича - большие немигающие черные глаза, сильный подбородок, мелкие морщинки у висков, казавшиеся на молодом лице полковника противоестественными, - и тихо спросил: - Скажите, как с этими людьми поступили бы в Германии? - В Германии этих людей скорее всего расстреляли бы - <при попытке к бегству>. Сначала, естественно, их постарались бы склонить к отступничеству. - Вы заранее убеждены, что этих людей нельзя склонить к сотрудничеству? - К сотрудничеству с кем? - С нами. - Я такую возможность исключаю, господин Мачек. - Жаль. Я думал, что вы, зная германские формы работы с инакомыслящими, попробуете спасти для хорватов их запутавшихся литераторов. - Господин Мачек, я благодарен за столь высокое доверие, но мне бы не хотелось обманывать вас: эти люди умеют стоять за свои убеждения. - Я рад, что в нашей секретной полиции люди умеют исповедовать принцип и не подстраиваются под сильного, - сказал Мачек поднимаясь, - рад знакомству с вами, господин Везич. Везич ощутил мягкие, слабые пальцы хорватского лидера в своей сухой ладони, осторожно пожал эти слабые пальцы и пошел к тяжелой дубовой двери, чувствуя на спине своей взгляд широко поставленных, близоруких глаз доктора Влатко Мачека. - Добрый день, мне хотелось бы видеть шеф-редактора. - Господина Взика нет и сегодня не будет. - Ай-яй-яй, - покачал головой Везич. - Где же он? - Я не знаю. Он очень занят сегодня. - Можно позвонить от вас домой? - К себе или к господину Взику? - Господину Взику. - Госпожи Ганны Взик нет дома, - снова улыбнулась секретарша и тронула длинными пальцами свои округлые колени, - нет смысла звонить к ним домой. <Гибель Помпеи, - горестно подумал Везич. - Или пир во время чумы. Не люди - зверушки. Живут - поврозь, погибают - стадом>. - Я не буду звонить домой, я не стану дожидаться господина Взика - видимо, это дело безнадежное, но вам я оставлю вот это, - сказал Везич, положив на столик возле большого <ундервуда> шоколадную конфету в целлофановой сине-красной обертке... Взик был единственный человек в Загребе, с которым полковнику Везичу надо было увидеться и поговорить. Его не оказалось, и Везич только сейчас ощутил усталость, которая появилась у него сразу же, как он покинул кабинет доктора Мачека. Из редакции Везич зашел в кафе - позвонить. - Ладица, - сказал он тихо и подумал о телефонной трубке как о чуде - говоришь в черные дырочки, а на другом конце провода, километра за три отсюда, тебя слышит самая прекрасная женщина, какая только есть, самая честная и добрая, - слушай, Ладица, я что-то захотел повидать тебя. - Куда мне прийти? - Вот я и сам думаю, куда бы тебе прийти. - Ты меня хочешь видеть в городе, дома или в кафе? - Когда слишком много предложений, трудно остановиться на одном: человек жаден. Ему никогда не надо давать право выбора. - По-моему, тебе хочется не столь видеть меня, как поговорить. Ты чем-то расстроен, и надо отвести душу. - Тоже верно. Выходи на улицу и жди меня. Я сейчас буду. Везич увидел Ладу издали: рыжая голова ее казалась маленьким стогом сена, окруженным черным, намокшим под дождем кустарником, - хорваты темноволосы, блондины здесь редкость, рыжие - тем более. Он взял ее за руку - ладонь женщины была мягкой и податливой - и повел за собой, вышагивая быстро и широко; Ладе приходилось порой бежать, и это могло бы казаться смешным, если бы не были они так разно красивы, что рядом они являли собой гармонию, а в мире все может - в тот или иной момент - казаться смешным, гармония - никогда, ибо она редкостна. Везич и Лада пришли на базар, что расположен под старым городом, возле Каптола, и затерялись в толпе - она поглотила их, приняла в себя, оглушила и завертела. - Хочешь цветы? - спросил Везич. - Хочу, только это к расставанью. - Почему? - Не знаю. Так считается. - Чепуха. - Везич купил огромный букет красных и белых гвоздик, отметив машинально, что <товар> этот явно контрабандный, привезли на фелюгах из Италии ночью, и Везич даже услышал шуршание гальки под острым носом лодки и приглушенные рассветным весенним туманом тихие голоса далматинцев. - Не верь идиотским приметам, цветы - это всегда хорошо. - Ладно. Никогда не буду верить идиотским приметам. - Пойдем пить кофе? - Пойдем пить кофе, - согласилась Лада. - Господи, когда же мы с тобой поскандалим? - Очень хочется? - Скандал - это форма утверждения владения. Форма собственности, - усмехнулся Везич и провел своей большой рукой по мягким, рыжим, цвета сена - раннего, чуть только тронутого утренним солнцем, - волосам Лады. - Где ты хочешь пить кофе? - А ты где? - Там, где ты. - Сплошные поддавки, а не роман. - Пойдем куда-нибудь подальше, - сказала Лада, - я человек вольный, а господину полковнику надо соблюдать осторожность - во избежание ненужных сплетен. - Сплетня нужна. Особенно для людей моей профессии. Для нас сплетня - форма товара, имеющего ценность, об®ем и вес. - Вот именно, - сказала Лада. - Нагнись, пожалуйста. Везич нагнулся, и она коснулась его щеки своими губами, и они были такие же мягкие, как ладони ее и как вся она - Лада, Ладушка, Ладица. Цветкович вернулся в Белград в десять часов утра. Его поезд остановился не на центральном вокзале, а на платформе Топчидера, в белградском пригороде. Возвращаясь из Вены, Цветкович на час задержался в Будапеште. Чуть не оттолкнув встречавших его послов <антикоминтерновского пакта> - Югославия стала теперь официальным союзником рейха, - он подбежал к своему посланнику и, взяв его под руку, тихо спросил: - Что дома? Какие новости? В поезде я сходил с ума... - Дома все в порядке. Вас ждет премьер Телеки, господин Цветкович. - Нет, нет, пусть с ним встретится Цинцар-Маркович. Я сейчас ни с кем не могу говорить. Ни с кем. - Премьер Телеки устраивает прием в вашу честь... - Извинитесь за меня. Я должен быть в Белграде. Меня мучают предчувствия... В Топчидере Цветкович не сел в свой <роллс-ройс>, а устроился в одной из машин охраны и попросил шофера перед тем, как ехать во дворец князя-регента Бели Двор, провезти его по центру города. На улицах, возле кафе и кинотеатров, толпились люди. Цветкович жадно вглядывался в лица: многие улыбались, о чем-то быстро и беззаботно говорили друг с другом; юноши вели своих подруг, обняв их за ломкие мальчишеские плечи; первая листва, в отличие от осторожных венских почек на деревьях, казалась на ярком солнце сине-черной. <В конце концов, - облегченно думал Цветкович, - в политике важно лишь деяние; эмоции умрут за неделю, от силы в течение месяца. Сейчас важно удержать толпу, ибо толпа - аккумулятор эмоций. Истории простит мне вынужденный шаг, а народ будет благодарен за то, что война обойдет наши границы. Политик должен уметь прощать обиду во имя того, чтобы войти в память поколений, - а это в конечном счете и есть бессмертие, к которому стремится каждый, отмеченный печатью таланта>. Министр внутренних дел, который ждал премьера в резиденции князя-регента, молча положил на стол данные, поступившие за последние два часа в управление политической полиции: несколько раз встречались генералы, стоящие в оппозиции; активизировались подпольные организации компартии; около площади Александра была разогнана толпа, требовавшая расторгнуть договор о присоединении к пакту; усилили свои личные контакты с командованием югославских ВВС те сотрудники британского посольства, которые, по данным наблюдений, были связаны с Интеллидженс сервис. - Ну и что? - спросил Цветкович. - Я проехал по городу; люди заняты весной. Если бы мы присоединились к пакту осенью, когда в парках холодно и молодежи негде заниматься любовью, тогда бы я разделил ваши страхи. Бунты происходят осенью или ранней весной - сейчас март, и в Дубровнике можно загорать в тех местах, где нет ветра. Пискнул зуммер правительственного телефона, который связывал Цветковича с его первым заместителем Мачеком, хорватским лидером, одним из главных инициаторов югославо-германского сближения. - Добрый день, мой дорогой друг, - пророкотал Цветкович в трубку, - рад слышать ваш голос... - Поздравляю с возвращением, господин премьер. Как вы себя чувствуете после всей этой нервотрепки? - Чувствую себя помолодевшим на десять лет. - Завидую: в моем возрасте предел такого рода мечтаний - год... - Как ситуация у вас в Загребе? - Я определяю ее одним словом: ликование. Люди наконец получили гарантию мира. - А меня здесь пугают наши скептики, - облегченно сказал Цветкович, глянув на министра внутренних дел. - Пугают недовольством. - Назовите мне хотя бы одного политика, поступки которого устраивают всех, - ответил Мачек. - Сейчас я прочту вам заголовки газет, которые выйдут завтра. Одну минуту, пожалуйста. - Мачек нажал звонок, и на пороге кабинета появился его секретарь Иван Шох. Прикрыв трубку, Мачек попросил: - Давайте-ка быстренько ваши комментарии, я с Белградом говорю. Он надел очки, достал из кармана перо, чтобы удобнее было следить за строками и не терять их - Мачек страдал прогрессирующим астигматизмом, - и повторил в трубку: - Сейчас я прочту вам заголовки, сейчас... Иван Шох появился через мгновение: он отвечал за связь с прессой и выполнял наиболее деликатные поручения хорватского лидера, носившие подчас личный характер. - <Победа мира на Балканах, - Мачек читал медленно и торжественно, - только так можно определить исторический день двадцать пятого марта. Рукопожатие, которым скреплено присоединение Югославии к Тройственному пакту, это дружественное рукопожатие рейха и королевства, центра и юга Европы!> Это пойдет в <Хорватском дневнике>, - пояснил Мачек, - а в <Обзоре> шапка будет звучать так: <Сербы, хорваты и словены от всего сердца благодарят премьера Цветковича за его мужественное решение. Мощь великой Германии надежно гарантирует нашу свободу и независимость - отныне и навсегда!> - Спасибо, - глухо сказал Цветкович, почувствовав, как запершило в горле, - спасибо вам, друг мой. Я жду вас в Белграде: князь-регент придает огромное значение тому, в какой обстановке пройдет ратификация. Если бы вы, как вождь хорватов, выступили в Скупщине... - Я выступлю первым, господин премьер. Я не отношу себя к числу скептиков. От всего сердца еще раз поздравляю вас. - До свидания, мой друг. - До встречи. Цветкович медленно опустил трубку и вопросительно посмотрел на министра внутренних дел. Тот упрямо повторил: - Загреб - это Загреб, господин премьер, но мы живем в Белграде. Тихий секретарь неслышно появился на пороге кабинета: - Звонит посол Германии фон Хеерен... - Соедините, пожалуйста. Министр уверенно сказал: - Он будет спрашивать вас о ситуации в столице. - А разве возникла ситуация? - удивился Цветкович. - Я ее не видел. Впрочем, министр внутренних дел по праву должен называться министром государственной тревоги. Как все слабые люди, сделавшие головокружительную карьеру - семь лет назад Цветкович ходил в драном пальто и друзья собирали ему деньги на ботинки (сейчас он был миллионером, ибо здесь, на Балканах, человек, имеющий власть, становился богатым, тогда как на Западе властвуют люди, имеющие деньги), - югославский премьер видел в очевидном лишь очевидное, и явное для него не таило в себе возможного второго и третьего смысла. Поэтому сейчас, проехав по городу и не увидев там баррикад, - а это ему предрекали перед поездкой к Риббентропу, - Цветкович испытал огромное, счастливое, как в детстве, облегчение. А то, что где-то кто-то шумит и выступает против пакта, - это частности; армия и полиция на то и существуют, чтобы навести порядок... <Премьер Цветкович заверил меня, что правительство удерживает контроль над положением в стране. Незначительные выступления большевистских и хулиганствующих элементов пресечены. Князь-регент Павел, приняв Цветковича, отправился в свою загородную резиденцию Блед. Беседа с итальянским и венгерским послами дает основание предполагать, что ситуация в Загребе также контролируется силами правительства, находя поддержку в кругах хорватских лидеров, особенно председателя партии ХСС Мачека и губернатора (бана) Шубашича. Хеерен>. Позвонив в ТАСС, Вышинский сказал: - Вызовите в Москву вашего Потапенко, и пусть он об®яснит свое поведение. Его сигнал, который мы получили, крепко смахивает на злостную дезинформацию. Либо он мальчишка, самовлюбленный мальчишка, либо он стал об®ектом игры наших врагов, либо он враг - сам по себе, вне чужой воли... ПУСТЬ КОНСУЛЫ ПОЗАБОТЯТСЯ О ТОМ, ЧТОБЫ РЕСПУБЛИКА НЕ ПОНЕСЛА НИКАКОГО УЩЕРБА _____________________________________________________________________ В два часа ночи, через день после присоединения Югославии к странам оси, войска главкома ВВС генерала Душана Симовича с помощью инструкторов Интеллидженс сервис, руководимых генералом Мирковичем, захватили дворец князя-регента Павла, радиостанцию, телеграф, канцелярию премьера Цветковича и привели на трон молодого короля Петра II... В шесть часов утра в помещении генерального штаба собрались все лидеры переворота. Бессонная ночь высинила лица, глаза заговорщиков запали и блестели тем особым лихорадочным блеском, который проявляется на рассвете, в серых сумерках, после часов любви или творческой удачи. Симович медленно обвел взглядом лица своих сподвижников: Слободана Йовановича, профессора белградского университета, идеолога великосербской философии, яростного, несмотря на свой возраст, спорщика, известного всей стране председателя Сербского клуба, Бранко Чубриловича и Милоша Тупанянина, Милана Грола и Божидара Владича, Мишу Трифуновича и Мирко Костича. Он переводил взгляд с одного лица на другое медленно, словно наново оценивая своих друзей, представляющих разные партии, разные общественные интересы, разные возрасты, но одну народность - сербскую. Разглядывая лица своих товарищей по перевороту, Симович думал о том, что самое трудное, видимо, должно начаться сейчас, когда предстоит сформировать кабинет, распределить портфели и определить политику на ближайшие недели - не месяцы даже и уж тем более не годы. Сейчас, когда власть в Белграде перешла в его руки, когда офицеры ВВС заняли все ключевые посты в Сараеве и Скопле, ситуация в Загребе продолжала быть неясной: лидер Хорватской крестьянской партии Влатко Мачек, являвшийся первым заместителем премьера Цветковича, активный сторонник Берлина, хранил молчание, к телефону не подходил, предоставив право вести переговоры своему заместителю Ивану Шубашичу, хорватскому губернатору. От позиции Мачека зависело многое: он был неким буфером между королевским двором и хорватскими националистами - усташами, требовавшими безоговорочного отделения Загреба от Сербии. Впрочем, являясь убежденным монархистом, Мачек, как думал Симович, не решится выступить против нового короля, обратившегося к народу с речью по радио: Петр II много говорил о единстве сербов и хорватов... Без согласия Мачека генерал Симович пошел на решительный шаг - он принял это решение сразу же, как только регент Павел уехал из королевского дворца: новый премьер решил об®явить Мачека своим первым заместителем, не получив даже его формального на то согласия. Сейчас это его решение должно быть утверждено, а уж будучи утвержденным - проведено в жизнь любыми способами. Мачек был нужен в прежнем кабинете, как символ верности хорватов югославскому королю; еще более нужен он сейчас, из-за давних своих связей с Берлином. - Господа... Друзья мои, - глухо сказал Симович. Он хотел откашляться, потому что голос сел во время ночных бесконечных разговоров по телефону с командирами воинских частей, которые занимали узловые коммуникации, но ему показалось, что кашель этот будет дисгармонировать с той торжественной тишиной, которая стояла в прокуренном зале. - Господа, - повторил он и напряг горло, чтобы голос звучал ниже и значительней, - князь-регент отстранен от власти... Здесь, в этом здании... Два часа назад... Правительство Цветковича низложено... Со всех концов страны приходят вести о том, что армия берет власть в руки, не встречая сопротивления. Его величество король Петр Второй поручил мне сформировать кабинет. Однако, поскольку здесь собрались представители разных партий, я хочу, чтобы не монарх, а вы назвали имя кандидата на пост премьера... - Симович! - Душан Симович! - Генерал Симович! - Симович! Почувствовав холодок в груди, высокий холодок счастья, Симович закрыл на мгновение глаза, прикоснулся пальцами левой руки к переносью, словно надевал пенсне или вытирал слезы - точно и не поймешь. Все события сегодняшней ночи ушли в прошлое. Они, эти события, имели две стороны - одну, которая будет принадлежать истории, и вторую, которая обязана быть забытой, когда Симович

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору